Нужно поговорить

      Каэдэхара нервно вздыхает — вдох-выдох, вдох-выдох, — шумно, надрывно, так, словно не он сейчас молится прогнившей Семёрке, боясь момент развеять, — и ягодицами в край стола позади себя вжимается.       — Ты звал меня поговорить, Хэйдзо, — с заминкой через слово выдыхает, кусает обветренные губы и сухими, грубыми руками скребётся по дереву.       Хэйдзо не выглядит, как человек, намеренный говорить — он вскидывает укоризненный взгляд исподлобья и дёргает с бёдер Кадзухи штаны слишком быстро.       У Сиканоина перед лицом мягкий член под бельём, он в его основание носом тычется, как потаскушная сука, лижет влажно и слишком горячо, чтобы Кадзуха не начал задыхаться.       — Заткнись, блять, — Хэйдзо точно не имел ввиду тяжёлые вздохи, рваные стоны и жалостливые поскуливания в крепко сжатый кулак, но Кадзуха буквально трясётся перед этим человеком, который, кроме «нужно поговорить», ему более при первой встрече час назад не сказал.       Несчастный Путешественник так и остался тогда стоять истуканом посреди городской площади на Наруками.       Хэйдзо впивается тонкими пальцами в чужие бледные бёдра, оставляет красные пятна расцветать на коже и сдёргивает кусок белья слишком ловко для человека, который в прошлом даже целовался благоразумно.       Каэдэхара не святой, но даже для него всё сейчас слишком. Слишком — тёплые поцелуи на мягкой головке, оттягивающие крайнюю плоть чужие пальцы и шероховатый язык на уздечке, от которого — святые Архонты, — Кадзуха в скулеже захлёбывается и кусает себя за костяшки.       Хэйдзо скучал. Хэйдзо злился. Хэйдзо всё понимал и оттого бесился в сто крат активнее.       Хэйдзо чувствует, как прямо в его руках, под его губами и мокрым языком чужой член твердеет, красная головка блестит в дневном свете от вязкой слюны, а с дырочки уретры проступает капля предэякулята.       Ёбанное блядство.       Хэйдзо член Каэдэхары в собственных руках держит, как историческую реликвию, у основания трёт подушечками пальцев, слизывает с горячей кожи слюну и смазку и укладывает себе на язык бархатную головку, желанно толкая её языком за щёку.       — Бля-ять, — порнографически скулит не-святой Кадзуха, рвано толкается бёдрами, проталкивает член в тугое горло Хэйдзо глубже и суматошно принимается убирать тёмные пряди с его лица, то и дело лезущие в рот.       Хэйдзо с членом во рту хмыкает и взгляд вскидывает издевательский.       «Не знал, что ты умеешь ругаться».       Кадзуха виноватым взглядом отвечает.       «Не знал, что ты умеешь сосать».       И не то чтобы сам Кадзуха умел, но он предпочитал, когда ему разъёбывают зад, а не рот. А Хэйдзо, видимо, решил высосать его душу.       Хэйдзо насаживается остервенело, пропускает крепко вставший член Каэдэхары в свою узкую влажную глотку, и Кадзуха развязно, хлёстко стонет, не сдержавшись, складывается пополам от завязывающегося возбуждения внизу живота и цепляется дрожащими пальцами за тёмные волосы Сиканоина, непроизвольно насаживая его на всю длину, заставляя уткнуться носом в себе в лобок и задыхаться.       Каэдэхару пробивает крупной дрожью, его колени опасно подкашиваются, а Хэйдхзо, — честное слово, думает Кадзуха, его рот и он весь сам проклятая сука, — втягивает щёки, обволакивает теплотой рта крупный ствол и делает, сука, успешные попытки сглотнуть, проталкивая крупную головку в горло.       Кадзуха думает, что это самый неординарный способ поговорить; смаргивает молочную пелену перед глазами, споро выпрямляется и неловко выпутывает пальцы из чужих волос, вжимаясь в стол, как в попытке отстраниться. Отстраняться, правда, некуда, когда изначально был зажат в патовом положении.       Сиканоин недовольно-едкий взгляд из-под ресниц на Кадзуху бросает и царапает его подтянутые бёдра коротко стриженными ноготками, вцепляется ладонями в мягкие ягодицы и давит, подтягивает Кадзуху на себя, движениями показывая: «двигай давай бёдрами».       А Каэдэхара не может: взгляд оторвать от покрасневших губ, обволакивающих его член, от зелёных поплывших возбуждением глаз и раскрасневшихся щёк в обрамлении тёмных волос.       Хэйдзо ртом соскальзывает по всей длине, губами обнимает до одури чувствительную головку, толкается кончиком языка в уретру и с хлюпающим чмоком отстраняется, ладошкой надрачивая ствол по всей длине прямо напротив своего лица.       — Ты либо прямо сейчас трахнешь меня в рот, вцепившись своими чудесными пальцами мне в затылок, либо я прямо сейчас довожу тебя до оргазма, чтобы ты обкончал моё милое личико, и заставляю слизывать собственную сперму.       Кадзуха воздухом давится, а его член в руке Сиканоина дёргается. Яйца ощущаются безумно тяжёлыми, их Хэйдзо в ладошку сгребает, уверенно мнёт и пальцами дотягивается до мошонки, ласково поглаживая.       Это похоже на насилие, только отчего-то жертвой себя чувствует точно не Хэйдзо.       Но Кадзуха определённо хотел бы Хэйдзо вылизать.       Он очень осторожно тянет ладонь — так обычно к агрессивному псу руку тянут, чтобы за ошейник подтянуть и придушить, — кладёт её на макушку Хэйдзо, и Хэйдзо, одобрительно муркнув, растаяв под прикосновением, как самый домашний кот, поощеряюще обхватывает головку губами, не прекращая надрачивать чужой влажный ствол и мять яички в ладошке.       В глазах Сиканоина: «послушный мальчик».       В голове Каэдэхары трёхслойные конструкции мата и яркая вспышка со влажной картиной его раздолбанной стволом Хэйдзо дыркой. Каэдэхара задыхается. Натягивает на кулак тёмные мягкие локоны, давит на чужой затылок и чужие губы, плотно сомкнувшиеся вокруг, проезжаются вперёд-назад.       Кадзуха процессом руководит, и Хэйдзо с этого откровенно тащится, коленки раздвигает в стороны и достаёт собственный член из широких штанов, принимаясь водить по нему также неспешно, как его ртом на влажный член натягивают.       — Убери руку, — рвано выдыхает Каэдэхара, и Сиканоин послушно укладывает ладони на его бёдра, возвращая их на привычное место. Хэйдзо этим бёдра благоволит, гладит, мнёт, по внутренней стороне кончиками пальцев скользит, расслабляя собственное горлышко.       Кадзуха думает, что ему лучше не думать; стягивает с пятки обувь и голой стопой ложится на стояк Хэйдзо, прижимая чувствительный ствол к низу его живота. Сиканоина выгибает, он протяжно шумно хнычет, скулит гортанно, пуская на члену Кадзуху вибрацию, и сам охотливо–поощрительно активно двигает головой, насаживаясь и раздалбливая начинающее саднить горло.       Каэдэхара запрокидывает голову, жмурится, закатывает глаза под веки и отпускает себя окончательно — не то чтобы он до этого как-то сопротивлялся, — короткими толчками проезжается головкой по стенкам чужой узкой глотки, ладонью за волосы насаживает в такт, и превращает это в натуральную долбёжку, от которой Хэйдзо шумно пыхтит, мяучит и жмурит красивые хитрые глазки.       Кадзуха мнёт чужой член стопой, пытается пустить головку между пальчиками и кусает губы с неудачи. Его в пояснице гнёт предоргазменной судорогой, изо рта льются развязные шелестящие стоны и всё его состояние «на грани», пока Хэйдзо в самозабвении сосёт со всей своей глубокой душой.       — Хэйдзо, я… — мягко шепчет Каэдэхара через всхлипывания и шумные вдохи и, замирая, кончает горячей спермой прямо в расслабленную глотку Хэйдзо, выгибаясь и почти на стол откидываясь.       Сиканоин вжимается пальцами в чужие бёдра до синяков, оставляет следы заместо засосов и бёдрами толкается во всё еще подставленную стопу, отираясь членом в смазке о тёплую, грубую кожу. Этого мало, он знает, но раскрасневшийся, запыхавшийся, сглатывающий чужую сперму всю и дочиста вылизывающих мягкий ствол, он морально догоняется хотя бы этим.       Каэдахара мягко отстраняется, откидывается на ладони позади себя и сдувает белую чёлку со лба, тяжело дыша. Хэйдзо одной рукой цепляется за его покрасневшее бедро, вжимается щекой в тёплую кожу и прикрывает глаза, а Кадзуха замечает, как трепетно дрожат его ресницы, когда он споро второй ладонью широко ведёт по собственному члену, с оттяжкой дрочит и глубоко вдыхает мускусный запах с выемки между основание чужого члена и бедра.       Хэйдзо кончает красиво: приоткрывает рот, перестаёт дышать, что за рёбрами режет, и мычит похотливо жалостливо, пачкая спермой голую стопу Кадзухи.       А Кадзухе до величественного поебать также, как Архонтам на людей. Он размякает от чужих кротких поцелуев, вытягивает руку и приглаживает взъерошенные тёмные волосы Сиканоина, заправляя пару прядок ему за ухо.       — Теперь, когда все мои претензии приняты, мы сможем поговорить словами, — со смешком выдыхает Хэйдзо и вскидывает озорливо-хитрый взгляд вверх, и Каэдэхара под ним плавится. — После я приму все твои претензии.       Кадзуха шелестяще смеётся. Мысли гениев ему непостижимы.