Можешь ведь, когда захочешь

— Рон Де Лайт, ты возвращаешься в изолятор. Но обвинения против тебя стали несколько другими... Теперь ты подозреваешься в убийстве. Допросная встретила привычным полумраком и недовольным охранником у входа. Рон, в целом-то и не успел отвыкнуть от этой комнаты, во время пребывания в которой руки начинали предательски подрагивать. Да и не только руки, если быть честным. Трясясь всем телом, словно маленький намокший под дождём котенок, он испуганно поглядывал на прокурора, что пребывал явно не в лучшем расположении духа. — Я самостоятельно допрошу подозреваемого. Попрошу не мешать мне и не прерывать меня. — Годо, как скала, возвысился над охранником, смакуя каждое слово, чтобы недогадливый подчинённый понял – в нём здесь больше не нуждаются. Тот поспешно ретировался, нервно улыбнувшись напоследок, оставляя предполагаемого убийцу во власти грозного прокурора. Мужчина, схватив Де Лайта за белоснежный накрахмаленный воротник, грубо втолкнул парня внутрь комнаты. Тот, силой усаженный на стул, почувствовал, как заламываются руки, закованные за спиной в наручники. Он сдержался, чтобы не взвыть от боли. Получилось плохо – тихий скулёж всё-таки вырвался наружу. Прокурор же развернулся спиной к подсудимому, сложил руки на груди и принялся таранить взглядом ближайший угол. — И-извините, но я правда его не убивал! Не убива-а-а-а-ал! — Протяжно прокричал Рон. (Это был точно не я…) – уже тише, еле слышным шёпотом добавил он. — Теперь я понимаю, почему в зале суда ты так слёзно молил об обвинительном приговоре, — медленно начал Годо. — В этом случае, тебя бы не могли судить за убийство. Хм. Как продумано. А ты, оказывается, волк в овечьей шкуре, да? Сделав шаг, он приблизился, наклонился к преступнику, обнажая в злой улыбке ровный ряд зубов с большими клыками. Де Лайт испуганно пискнул и зажмурился. Зрелище было устрашающее, словно то был последний прыжок хищника перед тем, как наброситься на свою жертву и разорвать её в клочья, с наслаждением вгрызаясь желанную плоть. — Шанс стать мужчиной выпадает лишь один раз в жизни, и ты его упустил. Как и упустил возможность завоевать хоть какое-то доверие в моих глазах. — В ноздри Рона ударил терпкий запах кофе. Он открыл глаза и, потупив взгляд, продолжил слушать обвинительную тираду. — Я обещал сделать всё возможное, чтобы ты отбывал свой срок в обличье Маски☆ДеМаска, но в таком случае с моей помощью ты бы избежал сурового наказания и подставил меня. Ты не имеешь права называться мужчиной. Ты мне отвратителен. — Простите меня-я-я-я. (Но я правда не убивал его). — Ресницы парня намокли от подступивших слёз, а губы сжались в тонкую линию в попытке унять дрожь. — Одними извинениями ты тут не отделаешься. — Годо, освобождая пространство, с лёгкостью отодвинул стул с сидящим на ним Де Лайтом к противоположной стене и, приказным тоном, отходя на шаг назад, сказал, — на колени. Зрачки Рона испуганно сузились, он замер на несколько секунд в нерешительности. Ему не послышалось? Парень медленно встал со стула и опустился на колени перед прокурором. Он умел чувствовать атмосферу – бить его не собирались, это точно, так что от сердца немного отлегло. Хотя нет, погодите-ка... Смутная догадка родилась в голове, как он её сразу отринул – такого не может быть. Ведь не может же? — Своим языком ты даже не смог противостоять тому адвокатишке. Может, он хотя бы способен на что-то более простое? Худшие опасения подтвердились, когда мужчина, схватив Де Лайта за затылок, уткнул его лицо в свой пах, приговаривая: — Как ты понял, без рук. — Господин Годо, это же... (Это же правонарушение. Вы не можете). — Голос Рона потерялся в плотной ткани брюк, но даже так было нетрудно распознать эту плаксивую интонацию в его голосе. — И это говорит мне несостоявшийся вор и убийца, ага. От нас двоих так и веет правосудием и справедливостью, чувствуешь? — Сарказм разливался в воздухе, словно яд по венам обречённого. Прокурор улыбался, не скрывая усмешки. Намотав чужие волосы на руку, больно оттянул их и вновь вжал лицо в собственную ширинку, добавляя, — не заставляй меня применять силу. Де Лайт почувствовал, как выдираются волосы из нескольких локонов, что он всегда так старательно укладывал по утрам, под натиском грубой хватки. Как же так... Придётся подчиниться. Он подцепил замок ширинки зубами, медленно потянув вниз. Ощущение металла во рту заставило сморщиться и рывком расстегнуть этот маленький участок молнии, что сейчас казался далеко не таким коротким, как при использовании рук. — Молодец. Теперь пуговица, — Годо расслабил пальцы, позволив чужим волосам струиться по плечам, и, переместив ладонь на макушку, погладил. От этого жеста и внезапной похвалы вниз по позвоночнику спустился табун мурашек, теряясь где-то в пояснице. Ох, видела бы его сейчас Дезире. Хотя нет, погодите-ка... Лучше бы не видела! Как же, наверное, жалко он выглядит. Мысли о том, что это только начало, он оставил где-то на периферии сознания, не впуская их в разум, дабы не травмировать собственную психику. Рон прикусил жёсткую ткань, пытаясь высвободить пуговицу из петли. Получалось плохо – пришлось повозиться. Спустя несколько томительных минут, в течение которых прокурор не проронил ни слова, она, наконец, поддалась, выскользнув из прорези. — Ну вот, можешь ведь, когда захочешь, — мужчина улыбнулся парню, поднявшему голову на голос, отчего тот покрылся лёгким румянцем. Всё происходящее было таким неправильным, но именно этот факт и возбуждал нездоровый интерес к возникшей ситуации. Вишенка на торте – внезапно ставший мягким баритон, что до этого звучал так грозно и устрашающе, — мне помочь тебе, или всё же справишься? Годо не дурак. Годо заметил, как реагирует парень, когда того хвалят. Даже в зале суда, стоя за трибуной, он не стыдился своего смущения от одобрения прокурора, так что разворачивающееся сейчас зрелище было, как минимум, интригующим. Взять хотя бы этот решительный взгляд – он настроен серьёзно. — Я справлюсь. Каким он вдруг стал непоколебимым. За это можно отплатить и авансом. Мужчина неловко потрепал Рона по голове, предоставляя свободу действий. Де Лайт залился краской и принялся стаскивать брюки с левого бока. Уцепившись за край пояса, он что есть силы потянул вниз. Грандиозных результатов это не принесло, и ему пришлось подползти на коленях к другому боку, собирая своими брюками пыль на полу. Повторив эти действия несколько раз, наконец, добился желаемого: мешающая одежда упала к ногам, а чуть приспущенные чёрные боксеры открыли вид на дорожку тёмных волосков, теряющихся под тканью, что плотно облегала эрегированный орган. Рон моргнул, сглатывая. Большой. — Чего остановился? Устал? А ведь ты ещё не приступил к самому интересному, — парень наклонил голову вниз, пряча розовые щеки. Он слышал эти издевательские нотки в голосе прокурора, но ничего не мог возразить. Де Лайт почти не чувствовал рук, скованных наручниками, ноги затекли от неудобной позы, а в паху приятно ныло от желанной похвалы. Хотелось ещё. Он ухватился за край нижнего белья, с силой потянув вниз, стащил ненужную вещь до колен. Понимая, что в целом-то, больше унижаться уже некуда, он потряс головой, смотря умоляющими глазами в ожидании награды. — Ах, ну да, конечно... — Годо нежно обхватил парня за шею, большим пальцем поглаживая ухо, затем зарылся рукой в волосы на затылке, медленно взлохмачивая, и, приближая чужую голову к стоящему колом члену, который сразу послушно обхватили влажные губы, проговорил, — молодец, мальчик. Тело среагировало моментально: собственное возбуждение приносило уже ощутимый дискомфорт, а стук сердца эхом отдавал в ушах, пока юноша старательно вылизывал головку, постепенно вбирая всё большую длину. Мужчина расслабленно выдохнул: — Да, вот так, — и начал слегка надавливать на затылок, заставляя Рона взять до основания. — Расслабь горло. Жалкий. Какой же он жалкий: подавляя рвотный рефлекс, Де Лайт, со слезами на глазах, послушно позволял ему насаживать себя, подстраиваясь под чужой темп. Более того, скрывать эрекцию и ощущать её в брюках, внезапно ставших очень тесными в области паха, казалось теперь невозможным. Он начал ёрзать, сидя на коленях, слегка покачивая бёдрами вперёд, назад и в стороны, будто кобра, повинующаяся звукам заклинателя змей, пытаясь хоть как-то облегчить своё положение. Что ж, это было ожидаемо. Годо остановился и отстранил от себя удивлённого парня, хоть ему и хотелось вновь засадить по самые гланды. Под вопросительный взгляд преступника он наклонился, пытаясь выискать что-то в карманах брюк. Спустя пару секунд в его руках появилась связка, состоящая из двух небольших ключей. Рон встрепенулся, и прокурор счёл нужным предупредить: — Только без глупостей. Получив молчаливый кивок, Годо поочерёдно высвободил обе руки преступника из наручников. Приятное ощущение не спешило разливаться по конечностям – двигать ими было больно. Де Лайт медленно разрабатывал затёкшие запястья, радуясь тому, что дискомфортных мест стало меньше. Однако ему предстояло справиться и с другой проблемой. Точнее, даже с двумя. Член прокурора, залитый собственной слюной, всё ещё был перед глазами, словно напоминая о первостепенной задаче всего этого содома. Надо бы поторопиться – мужчина перед ним явно не отличался выдержкой. Рон приподнялся, и, расстегнув ширинку, шумно выдохнул. Почувствовав, что теперь его положение ничто не стесняет, он приспустил брюки вместе с боксерами, окончательно высвобождая эрегированный орган. Все эти действия сопровождались явным нетерпением человека напротив, так что, стоило только парню прикоснуться к себе, как Годо резко притянул визави за подбородок, касаясь головкой чужих губ. — Побудь умницей и впредь, хорошо? Де Лайт кивнул и покорно прошёлся языком по всей длине, ладонью обхватывая у основания – он ведь и вправду умница. Глянув исподлобья, как бы намекая, наконец, получил физическую похвалу в виде очередного мягкого поглаживания по волосам, после чего, к счастью Годо, позволил насадить себя полностью, одной рукой ухватившись за ягодицу мужчины, а другой – надрачивая себе. Было горячо и тесно, но чёрт возьми, как же хорошо! Прокурор надавил на затылок парня, задавая свой темп, постепенно ускоряясь. Рон что-то промычал, подав приятную вибрацию по члену, но послушно продолжал позволять так грубо, буквально, оттрахивать себя в рот. Эта абсолютная покорность выбивала остатки здравого смысла, заставляла ронять рваные выдохи и периодически еле слышно, непроизвольно шептать "хороший мальчик". И чем быстрее двигался Годо, тем интенсивнее Де Лайт работал рукой, лаская свой член. Оргазм настиг парня первее. Шумно втягивая воздух, он не смог сдержать стона, обильно изливаясь, запачкав ладонь и чужую обувь белёсой жидкостью. Следом, грубо толкнувшись ещё пару раз, кончил прокурор. Схватив Рона за волосы, не позволяя тому отстраниться, заставил полностью проглотить своё семя. Годо небрежно отстранил от себя преступника, будто, наконец, осознав, что он сделал. Тишину комнаты нарушало лишь сбивчивое дыхание двух людей, тела которых стремительно покидала сладкая истома. Де Лайт заторможено смотрел, как мужчина одевается, достаёт тканевый платок из пресловутого кармана брюк, вытирает им сперму с туфель и бросает на колени парню. — У тебя есть пять минут, чтобы привести себя в порядок, — он окинул взглядом взлохмаченные волосы – всё, что осталось от безупречно уложенной причёски. — В относительный порядок, прежде чем я приведу следователя, и мы начнём допрос. С этими словами он вышел с нервной улыбкой на лице, громко хлопнув тяжёлой дверью, оставляя позади Рона, который, рукой опираясь о стену, в прострации поднимался на затёкших ногах.