Со стороны.

Альдноа было жадно, а как еще сказать? Все императоры и императрицы, графы и рыцари - все, привязанные к Альдноа, оказывались там раньше или позже. Конечно, об этом узнавали лишь когда становилось слишком поздно и оставалось лишь передвигать фигурки по шахматной доске: тех, кто однажды и сам станет частью Альдноа. А что еще делать? Граф Крутео распахивает глаза и видит императора, которому служил. Он не знает, радоваться ли столь странным видениям, пока не осознаёт. Их «место встречи» наполнено предметами, они появляются, исчезают и появляются вновь. Иногда – чуть другими. Император дал понять, что Крутео появился из посоха, похожего на изящную трость, или скипетр. Тогда граф удивился, но позже понял, что узнал бы это и сам, с течением времени, или того, что им казалось: он просто начал осознавать всё, что знало Альдноа. И его часть, представлявшаяся императором, в том числе. Он мог теперь при желании сказать, сколько раз его величество чихнул в день коронации или что он с внучкой так и не увиделся перед кончиной. Или, какие фрукты любил первый император. А император знал подноготную Крутео. Почему-то не осуждал. Леди Орлейн тоже, хоть и вцепилась в крохи памяти о Заацбауме, словно ничего важнее-то и нет, а в прочем, может быть, так и было: когда из какого-то угла вылез Заацбаум лично, она уже висела на потрепанном жизнью женихе производя типично женский шум, состоящий из причитаний и радостного лепета одновременно. Потом он понял, конечно. Все они это понимают довольно быстро: он знал не только всё об Альдноа внутри, но его носителях и снаружи. В мире живых. То есть, рыцарей и графов. Иногда ему кажется, что это ад, где ему показывают все последствия его действий: сын вырос и стал консортом императрицы – большая честь и ответственность. Крутео видит его изнутри все его потроха, честь, подлость, страхи… и понимает, что породил самого обычного человека. Не больше, увы. Мельком коснулся мальчишки-терранца и лишь тогда с удивлением осознал, что целых два терранца оплетены Альдноа. Император, пристально следит за внучками… законной и невольно обнаруженной запасной, за ними, с рождения обреченными, легко следить. И таких, на удивление, не так уж и мало, некоторые рыцари несут в себе ген Альдноа, некоторые и не подозревают о своей способности, некоторые осознанно избрали молчание и безвестность. Император видит всех. Они видят всех. Некоторые из них, те, что появились недавно, пытаются притворяться, что ничего не изменилось, играют в шахматы, пьют чай, хватаются за свою индивидуальность, как могут, боясь стать такими же, как «старики», вовсе растворившиеся в коллективном разуме. Крутео видит, что тот терран, так отчаянно защищавший принцессу, почти подарил ей Землю. Ключевое слово «почти». Мальчишка для него прозрачен, пока подключен к Альдноа и Крутео хочет сказать ему «беги», пока принцесса Лемрина целует его, невольно привязывая крепче любых цепей, навсегда пронизывая Альдноа. Должно быть, это вина. Мальчишка так и не узнал, так до конца и не поверил, что у графов Верса есть честь, та самая, о которой принято говорить. Которая откуда-то была у мальчишки. Крутео немного досадно, что упустил. Граф Троярд-Заацбаум появляется из пешки. Прямо во время партии. Заацбаум от чего-то радуется и ведет знакомить с леди Орлейн. Император хмурится – ему не нравятся эти игры в семью, но в Альдноа все равны, по-этому Заацбауму плевать. Троярду тем более, но у Крутео язык не поворачивается его обвинить: память новенького органично вплетается в Альдноа. Откуда-то возникает старший Троярд, обычно чувствующийся лишь ненавязчивым отблеском в Альдноа, притягивает сына в объятия. Крутео не знает, как он встретит Кланкайна, испуганного, все они приходят напуганными, и растерянного. Быть может, у него будет такой же пустой взгляд и Крутео не понимает, почему… почему Троярд-старший ни слова ему не сказал. Точнее – боится. Все-таки старший Троярд необычайно быстро влился в Альдноа. Может, ему уже безразлично. А может, так было всегда. Постепенно появляются новые люди и Крутео воочию видит, как хрупка человеческая природа. Семьи воссоединяются, разумы бурлят, чтобы постепенно распасться в обыденное ровное течение Альдноа. Кто-то раньше, кто-то позже. Переполненная комната их общего разума всё чаще бывает пустой, пока не приходят новенькие, испуганные и бурлящие, привнося свежую память о человеческом. Тогда Альдноа вновь формирует подобие общества, вновь появляются и исчезают предметы, меняются декорации, появляются забытые почти лица. На самом деле ведь Альдноа не забывает, это просто человеческая слабость, которую Крутео позволяет себе. Альдноа помнит всё: продирающий холод космоса, странное чувство входящей в затылок пули, тяжелым одеялом накрывающую усталость, отчаянное ожидание взрыва и дробящую ударную волну, пришедшую с ослепительной вспышкой, надежду непонятно на что… Помнит и знает всё, что помнил и знал каждый. Быть может, все они – затянувшийся эксперимент, думают они. Однажды терран становится уже трое и Альдноа вновь переваривает чью-то жизнь. Инахо, ввалившийся в комнату бряцая наградами на парадном мундире, быстро адаптируется, втягиваясь в их вечное наблюдение за фигурками. Ему искренне интересно и чуть тоскливо – среди его родных нет ни одного носителя Альдноа - Крутео ему завидует. Его сын коронуется. Императрица беременна. Лемрина вместе с кофе выпивает яд. Конечно, она присоединяется к ним. Она даже рада, дурочка. Крутео почти уверен, что императрица родов не переживёт. Он даже не злится на сына. Император тоже. Видимо, он всё больше походит на «стариков» и на Троярда, необычно рано скрывшегося в Альдноа. Ассейлум, неожиданно пережившая не только первые но и вторые роды, скончалась от старости. Ей наверное, кажется, что она выпала из вазы - граф уже знает, что это лишь декорация. Альдноа выталкивает из своего нутра нескольких рыцарей, что при жизни её знали и Инахо. Троярды продолжают дрейфовать в общем разуме, не желая формировать маски. Младший, правда держится поближе к поверхности, все-таки он её любил когда-то. Но не всплывает. Не зачем – императрица уже с ними, просто не понимает пока. Сын приходит постаревшим и усталым и он так похож на своего предшественника, что Крутео больно. Он смотрит прямо в поседевшие глаза старика и впервые плачет. Сын еще не понял, что стал одним из них. У них более не было тайн друг от друга – не удавалось, при всём желании. И у друзей и у врагов. В конце-концов, каждый познавал эту тайну, раньше или позже, что само Альдноа, это жадное и могущественное чудовище – это они. Что каждый, одарённый этой чудесной мощью, каждая фигурка меж силовых линий – это почки, что выполнив свою задачу однажды сольются с единым организмом Альдноа. Вот и вся тайна.