Неприступность и поражение

      Исаги, насмотревшись чужой игры, выходит из комнаты. В голове десятки мыслей и вопросов: как стать сильнее? что я должен сделать? Эти вопросы уже давно его мучают, поэтому он снова пришел сюда, потому что сна не было ни в одном глазу, пока другие отдыхают в их общей комнате. Он чувствует, что изменился, но этого было недостаточно. Чтобы затмить всех, быть первым, сделать японский футбол лучше, ему нужно стараться еще больше и читать внимательнее каждого игрока, все поле, выявляя исход и выискивая правильный путь для гола. Пазл за пазлом Йоичи должен их складывать.       За этими мыслями он не замечает нависшую над ним тень и врезается во что-то твердое. От неожиданности он вскрикивает и отшатывается, поднимая испуганный взгляд.       — Ками-сама, ты меня испугал, придурок! — голубые распахнутые глаза смотрят в идеальное лицо Кайзера, на губах которого играет его извечная ухмылка. Она всегда так раздражает Исаги, хочется ее стереть или кулаком, или... Об этом он пытается не думать.       — Прости-прости, — примирительно поднимает руки Михаэль. Исаги делает шаг в сторону, намереваясь его обойти, но тот преграждает ему путь. Он вздыхает, хмурит брови, понимая, что этот надоедливый немец от него просто так не отстанет. Как и всегда.       — Что ты вообще здесь забыл? Вы же в другой части живете, — и правда, они пересекаются с ними только во время обеда и ужина, если не считать тренировок. Исаги во время них всегда пытается делать вид, что игнорирует взгляды или странное чувство в груди, когда видит Кайзера с Нессом, который, кажется, всегда ходит за ним хвостиком. Он еще раньше понял, что отношения между ними странные, но это как... бельмо на глазу. И всегда Кайзер выбирает стол напротив, а ему остается только отвлекаться на разговоры и пытаться не подавиться едой, когда словить обжигающий взгляд получается совершенно случайно. Или нет.       — Я пришел тебя проведать, разве не очевидно? — тянет Михаэль, — В комнате я тебя не нашел, и твои дорогие друзья подсказали, где ты можешь быть.       — И почему вдруг?       Йоичи выдерживает паузу стойко, уже думая, что ответ не получит, но немец только как-то многообещающе сверкает глазами, а потом неожиданно хватает его за локоть и толкает обратно в комнату. Исаги оступается о собственные ноги, но его держат и не дают упасть.       — Что ты творишь? — шипит он, вырываясь и со злобой и недоверчивостью глядя на него из-под челки. Кайзер плотно закрывает дверь и встает так, что ему не сбежать, и уж тем более его не сдвинуть. Он выжидает объяснений, пока тот приваливается спиной к двери, как будто разом обессиливший. Лезет рукой в карман своих штанов и шебуршит чем-то, как будто решаясь, а потом вытаскивает ее и зачесывает длинными пальцами свои блондинистые волосы.       — Я устал, Йоичи, — как-то серьезно и действительно устало выдыхает Кайзер.       — А я тут при–       — Ты слишком неприступный. Сколько мне еще нужно тебя добиваться? — перебивает он, смотря на него своими синими глазами, только они у него были темнее, поглощали полностью, с этими длинными ресницами, что Исаги, сколько бы не старался, но не тонуть в них не может. — Неприступность — это, конечно, хорошо, но в меру. Твой дикий нрав мне очень нравится, хотя я люблю, когда мне подчиняются, но раз за разом ты меня слишком жестоко отталкиваешь. Знаешь, это так утомительно.       Исаги перерабатывает полученную откровенность и застывает.       Он это серьезно? То есть, всякие подколы, влажные взгляды и оскорбления — это и есть в его понимании «добиваться»? И он что-то от него ждет, первый же начав между ними эту непонятную войну? Вызывая в нем только злость и раздражение? А игрой восхищение?       — А что я должен был делать, по-твоему? Броситься к твоим ногам и быть верным псом, как этот твой Несс? — это вырывается из Исаги случайно, но он не останавливается: — Не ты ли виноват в том, как я к тебе отношусь?       Михаэль качает головой, возводя глаза к потолку.       — Ну-ну, перекладываешь всю вину на меня... Ах! — он тут же оживляется, поймав какую-то мысль. Исаги даже пугается. — Так ты меня ревнуешь! — восклицает Кайзер, улыбаясь во весь рот, как большой довольный кот.       — Что за бред? — Йоичи отводит взгляд, полностью выдавая себя.       Признавать это, честно говоря, не хочется. И искать вечно его светлую макушку или розы, наблюдать за ним, поглощать. Кусать губы, сжимать руки в кулаки, когда Алексис рядом с ним крутится — тоже. И то, что с самой их первой встречи, их друг к другу тянет.       Это неоспоримый факт, который, наверное, каждый заметил. Это искрящее напряжение между ними, взгляды, которыми они обмениваются — не заметить это невозможно. Но мало кто знает, что на самом деле между ними происходит. Эту своеобразную химию вряд ли можно назвать любовью, да и они не совсем еще понимают, что это. Но это уж точно не могло быть обычным желанием овладеть.       Кайзер наклоняется к нему, настойчиво ловит его взгляд и всматривается. А потом блистает белыми зубами, растягивая губы в улыбке. Он берет его за руку и тянет настойчиво, и сперва Исаги сопротивляется, скорее уже по привычке, но когда на запястье хватка становится сильнее — сдается, позволяя усадить себя на пуфик. В голову сразу закрадывается мысль, что немец собирается делать, но он отметает ее.       Кайзер садится на колени перед ним и кладет ладони на его бедра, оглаживая через тонкую ткань пижамных штанов. Исаги напрягается, когда ладони поднимаются выше.       — Ч-что ты делаешь?       — Я просто хочу забрать то, что принадлежит мне.       Догадка подтверждается, и мгновение сомневаясь и не веря в происходящее, Йоичи не замечает, как Михаэль кладет руку на его пах, не сводя с него глаз. Исаги отчего-то все равно его не останавливает, не отталкивает, не посылает его на все четыре стороны и не сбегает, как делал всегда. Он просто сдается в его руки. Только мысль одна не дает покоя:       — Здесь же камеры.       — О, так тебя беспокоит только это? — усмехается гадко тот. — Хм... Они везде. За нами всегда наблюдают. Но знаешь что — пусть. Пусть видят, как мы друг друга любим, — это «любим» говорится так естественно, что усомниться в этом не получается, — Может, у этого Эго есть совесть и он не будет за нами подглядывать как какой-то извращенец...       — Господи, как много ты говоришь, — Исаги хватает его за блондинистые волосы, вызывая удивленный вздох, и наклоняется, припадая к его губам своими. Но даже не ожидая такой прыти от него, Кайзер сразу же отвечает на поцелуй, забирая инициативу и довольно мыча в губы. С самого начала они желали этого: с самого начала этого разговора и даже с самого начала их недовойны.       Рука на светлой макушке опускается, через пальцы струятся крашеные синие пряди, мягкие, как шелк. Пока Кайзер гладит его, хочет приласкать, как недоверчивого кота, его горячий язык раздвигает покусанные губы, и Исаги приоткрывает рот, позволяя чужому языку хозяйничать, кокетничать с его. В груди сердце заводится, как сумасшедшее. И он чувствует — не только у него. Двоим им становится жарко, языки сплетаются, а губы сминаются. Пару раз они стукаются зубами, слишком перевозбужденные, а в уголке губ скапливается их смешанная слюна, которую Михаэль слизывает, вдыхая нагретый воздух и затягивая в еще один головокружительный поцелуй: мокрый, страстный и до неприличия громкий.       Они отрываются друг от друга только тогда, когда губы начинают пульсировать, и Кайзер целует сначала его линию челюсти, а потом переходит на чувствительную шею, легонько прикусывая кожу, а потом — зализывая, спускается к дрогнувшему адамову яблоку. Йоичи, не выдерживая прикосновений, приподнимает бедра, чтобы он смог стянуть с него штаны вместе с бельем, когда проворные пальцы немца лезут под резинку, а затем сразу обхватывают вставший член.       Чувства обостряются, грудная клетка тяжело поднимается, а горло сушит от вдохов. Кайзер размазывает по красной головке естественную смазку, ловя губами приглушенный стон, прижимаясь к нему на несколько секунд, просто, не двигаясь, а потом отстраняется, удобно усаживаясь между ног, и языком проводит по всему стволу. Исаги даже не успевает удивиться, потому что он этого уж точно не ожидал, сразу же давится стоном, когда тот берет головку в рот, давя кончиком языка на уздечку. Пальцы сжимаются в волосах, уже довольно растрепанных, а синие глаза все наблюдают с дьявольским блеском. Михаэль втягивает щеки и начинает брать глубже, вцепившись в его бедра, а Йоичи кусает губы, давя стоны, сжимает в пальцах волосы, направляя, а другой рукой сжимая пуфик. Кайзер двигается интенсивно, берет весь член, носом утыкаясь в бритый лобок, а потом, когда Исаги начинает двигать тазом навстречу, отстраняется, ниточка слюны обрывается и остается на подбородке. Он улыбается, вытирая губы, смотрит в помутневшие голубые глаза, разглядывает румяные щеки и то, как учащенно дышит его любовник. Прекрасное зрелище. Ради этого и хочется делать приятно. Только ему, Исаги. Тому, ради кого он здесь.       Иногда он думает: что ж такого в Исаги его зацепило? Непокорность? Внезапность? Сила воли? Решительность? Местами эгоистичность? Все выше перечисленное. И еще ни разу он не разочаровывался в нем. Наоборот, интерес к Йоичи становился только сильнее. Сначала им просто было интересно играть, выводить на эмоции, но потом это переросло в нечто большее, хотелось его всего себе, делать для него что-то необычное, приятное, и не только подчинить — Кайзер, наоборот, хочет даже, чтобы тот остался таким же непокорным, только ему позволяя большее, — а добиться доверия, открыться и держать рядом его не как верную собачонку, а как возлюбленного.       Он подтягивает его за бедра к себе так, что Исаги немного сползает с пуфика. Его голени на предплечьях Михаэля, и он полностью открыт перед ним. Это смущает, но смущение сглаживает возбуждение и разрядка, которой он так и не достиг.       — Тебя нужно подготовить, — тянет Кайзер.       — Перестань... говорить такие вещи, — Исаги отворачивает голову, но вздрагивает, когда на него почти наваливаются, что он чувствует чужое сердцебиение, быстрое как у него, и чужие губы касаются его алеющего уха:       — Если ты будешь так мило краснеть — не перестану.       Михаэль сжимает его ягодицу, гладит, заводит руку на внутреннюю сторону бедра, щекоча нежную кожу. А потом давит на колечко мышц и входит одним пальцем. Исаги напрягается, хватает его за плечи и глубоко дышит. Кайзер растягивает его мучительно, добавляя еще один палец, второй рукой он задирает футболку и отвлекает поглаживаниями по груди, задевая соски и иногда с ними играясь, губами терзая шею, точно оставляя следы (как он потом будет их объяснять?). Исаги уже сам насаживается на пальцы, привыкши, желая большего, но при этом этого боясь. Он знал еще с самого начала, как происходит секс между парнями, хотя у самого опыта в этом нет (он всего-то несколько раз целовался), но все равно было страшно. Он просто доверился этому нахальному немцу, который сейчас пожирает его взглядом.       Когда Михаэлю кажется, что он достаточно растянул его, он лезет в карман штанов, вытаскивая пакетик. Йоичи находит в себе силы на удивление.       — Разве не забирают все вещи?       — Ну, во-первых, это у вас такие правила, а мы — гости. Во-вторых, я бы нашел, куда спрятать.       — И с кем это ты хотел этим заниматься? — хмурится Исаги.       Михаэль растягивает на своем налитом возбуждением члене (на самом деле, он уже еле держится) презерватив, и усмехается.       — Ты что забыл, я еще на нашей первой встрече сказал, что приехал сюда только ради тебя.       Да, что-то такое Исаги помнит. Он открывает рот, чтобы сказать какой он самоуверенный, но пальцы на бедрах сжимаются сильнее, скорее всего до синяков, и Кайзер приставляет головку члена к разработанному анусу, а потом начинает медленно входить, не сводя с него своих невозможных глаз. У Исаги дыхание сбивается. Было неприятно, некомфортно от этой непривычной наполненности, все же будет больше пальцев, но все равно что-то было такое, что не заставляло его остановить Михаэля. Да и тот все смотрит на него, становясь на удивление нежным и внимательным к его чувствам. Поэтому он пытается расслабиться, кусая губы и хмуря брови, когда Михаэль полностью входит в него и останавливается, давая время привыкнуть.       — Черт, — хрипит он, — ты такой сексуальный. Я еле терплю.       — Ты уж... постарайся.       Глаза Кайзера опасно темнеют. Он что-то шепчет на немецком, что наушники не улавливают и не переводят, которые, благо, Исаги забыл вытащить из ушей.       Не зря глаза его наливаются свинцом: Михаэль начинает двигаться, и Исаги хватает его за шею, притягивая к себе. Стон вырывается из горла сам собой, слишком откровенный. Он прячется в шее, прикусывает кожу, оставляя след в ответ за те, что расцветают на его шее, и чтобы не издавать никаких звуков.       — Ну что ты, будь громче для меня. Пусть каждый слышит, кому ты принадлежишь.       И, отведя бедра, с шлепком входит, выбивая из него весь воздух. Йоичи выгибает, когда головка задевает простату, он слишком высоко стонет — отстраненно замечает он, — и Кайзер понимает намек: начинает двигаться глубже, ударяя ровно по этому месту, и у Исаги голову кружит. Он лезет рукой под его футболку, поглаживает спину и царапает кожу ногтями. От этого действия Кайзер шипит ему в ухо, тяжело дышит, начиная двигаться жестче, и шлепки бедер, и развратные стоны раздаются по всей комнате. Если кто пройдет мимо нее или захочет посмотреть свою игру, они точно поймут, что здесь происходит. И эта мысль только сильнее заводит. Йоичи и не знал, что такой извращенец.       Михаэль двигается в нем глубоко, горячо дышит в его губы, Исаги ловит нагретый воздух своими устами, и они мокро целуются, стукаясь зубами от резких движений, иногда просто дыша друг другу в рот, когда проникновение становится чувствительнее, а оргазм ближе. Кайзер отодвигается, возвышается над ним, чтобы было удобнее, и берет член Йоичи и начинает надрачивать параллельно со своими движениями, упиваясь видом перед глазами. Тот стонет уже не сдерживаясь, хватается то за пуфик, то за его руки, сжимает, прогибается изящно и прикрывает блаженно глаза, наконец изливаясь себе на живот. От этого у Кайзера начинает стучать в висках, он входит резче, его пульсирующий член окутывают горячие узкие стенки, и это так приятно, и он просто забывается, доходя до пика, кончая внутри него с громким стоном и сжимая пальцами чужие бедра.       Он валится на Исаги, давя его своим тяжелым телом, тычась лицом в горячую и влажную шею и голую ключицу, которую открывает вырез кофты, и тот под ним пыхтит, но не отталкивает, а только приглаживает мокрые волосы на лбу и гладит щеку.       — Теперь мы с тобой возлюбленные, Йоичи, — мурлычет Михаэль, довольно улыбаясь. Улыбку эту Йоичи ощущает кожей.       — Как с тобой иначе, — ворчит Исаги. Кайзер утробно смеется, пролезает руками и сжимает его в объятиях.       На следующий день, когда Эго снова вышел к ним на связь, он говорит:       — Надеюсь, теперь недомолвок станет между вами меньше и вы сыграетесь, — и ухмыляется, блестя дьявольски глазами за очками. Другие подумали, что Эго о том, что между японцами и немцами чувствовалось напряжение, но Исаги чувствует, что с экрана Джинпачи в упор смотрит на него, и вспыхивает весь, тупит взгляд, как пойманный воришка.       Черт возьми.       — Тебе не жить, Михаэль, — бурчит он, выходя на поле.