Цена солнца

— насколько всё серьёзно, доктор Му? — едва ли не зеркальным эхом раздался голос пациента, что нервно переминал пальцы своих рук, посматривая то на бумаги на столе, то на самого врача, внимательно читающего результаты всех обследований. — результаты не дают ничего хорошего, г-дин Лю. Вы обратились ко мне слишком поздно, и уж к сожалению, ещё один курс лечения здесь бессилен. Такое встречается нечасто, но при вашем виде рака, который не всегда даёт о себе знать, пока не начинаются серьёзные последствия, утешений у меня нет. Вы протяните ещё полгода, не больше, но если сможете, то вам очень повезёт. — тихо вздохнув, Му Цинфан поправил спавшие на переносицу очки, взглядом провожая уходящего Лю Цингэ. Солнца не было видно за низкими серыми облаками, небо просто медленно выцветало, словно дешёвая, много раз стираная ткань. Даже не чувствовалось, что дни становятся короче, и близятся новогодние праздники, хотелось только быстрее возвращаться домой, забываясь до самого утра. Му Цинфан и сам думал, что он — зима. С лютыми морозами, непробиваемым льдом и травой под снегом. Он всегда был тихим, спокойным и давно - давно мёртвым. Сердце у него тоже во льдах, как и глаза, которые льдом этим самую душу морозят. Его кожа — чистый снег, а плечи так и вовсе сугробы. Про него не зря говорят « выжигающий душу, бесприкословно выполняющий любые дела до самого поздна ». Его камень — мрамор, холодный и совершенно гладкий, на нём ни одного скола, ветвистых трещин, или коцаных углов. А Лю Цингэ — словно солнечная поляна, с её цветущими пионами, да и он сам по себе — лето. Тёплое, яркое и полное света, сокровенных желаний, самой жизни. У него тёплые ладони, даже больше горячие, как если бы Му Цинфан прикоснулся к пламени костра. Его не превратишь в ледяное изваяние, ведь он тут же растопит этот лёд. Для кого-то он может и слишком жгучий, но для Му Цинфана — исцеление от торжествующего внутри холода. Даже один блеск его глаз мог стать его успокоением. Му Цинфану даже казалось, что он никогда не чувствовал рук теплее, чем у своего пациента. И улыбки не видел ярче и искреннее. Он понятия не имел, как можно быть таким искренним, полным этого огня и веры в лучшее. Но почему огонь полон такой неизъяснимой тяги? Что манит к нему, и заставляет сделать глубже вдох? Огонь — вечное движение, когда весь мир предпочёл замереть в вечных льдах. Лю Цингэ был тем огнём, что горел, не угасая, в течение всей своей оставшейся жизни.

***

Но вот, пролетел уже год и больше, под окнами домов цвела сирень, белыми гроздьями устремляясь выше и выше, в просторное лазурное небо. Её нежный запах, что ветер приносил издалека, обволакивал прохожих и дарил людям улыбки. Пришедшая весна принесла за собой зеленеющие рассветы и согревающие солнечные лучи, что ложились на цветущую сливу, дождь лепестков, танцующий с ветрами. Тепло, осторожное и нужное, которое касалось всего живого, наполнив буйными соцветиями цветов. Эта жизнь, подобно магии, что текла по венам Лю Цингэ, юркой птичкой рвалась за людьми, в окна домов, на улицы, за город и дальше, дальше к горизонту. Яркая, журчащая, убеждающая в своей значимости, она пела и цвела, легко подхватываемая трелью майн. — а вы говорили, что я едва ли протяну полгода, доктор Му, а прошло уже намного больше. Больше, чем в половину, я даже почувствовал себя лучше. — мягко проговорил сидящий на том же месте, что и год с лишним назад. Казалось, что даже его улыбка вытискивала своим теплом весь мрак и больничный запах смерти из кабинета, наполняя его свежестью утренней росы. — удивительно, что вы пошли на поправку, но я только рад за вас. Результаты весьма хорошие, словно вы никогда и не болели, г-дин Лю. Надеюсь, больше вас такие заболевания не побеспокоят, — невольно выдав призрачную полуулыбку, Му Цинфан взглянул на охапку пионов на своём столе. — г-дин Лю? Зачем же мне цветы? — они напоминают мне о вас, доктор Му. Такие же нежные, о которых бы хотелось узнать получше. Спасибо, что занимались моим лечением, надеюсь, вы как-нибудь зайдёте в мой цветочный магазин. И Лю Цингэ вновь ушёл, попрощавшись с ним так радушно и тепло, как ещё никогда не прощался. Он ушёл, так никогда и не узнав, что человек, лечивший его — отдавал свои года, чтобы избавиться от сковавшего изнутри холода.