Шелковые бабочки

      – Ты совсем себя не бережешь, – вздыхает Яньлинь. Ху Тао, демонстрирующая ей ладони, на которых кровь – крыльями бабочек, лишь застенчиво улыбается, поводя плечом, и хихикает. – Эта техника тебя калечит… Пожалуйста, умоляю тебя, будь осторожнее.       Яньлинь смотрит на рассеченные тонкие запястья – уже начавшие подживать, но все равно немного кровоточащие и определенно приносящие дискомфорт при движении – и давит вздох. Ей прекрасно известно, что Ху Тао активирует боевую технику, Танец бабочки, когда жертвует определенное количество крови, покрывая ей копье. Кровь загорается, и силы Ху Тао увеличиваются в несколько раз; гибкая и ловкая, в Танце бабочки она становится необычайно сильной и быстрой, но только на короткий промежуток времени.       Всегда страшно смотреть на окровавленные ладони, запястья и рукава, но Ху Тао воспринимает свою технику так должное. «Такова плата», – говорит она, и Яньлинь не смеет настаивать. Ху Тао считает битвы утомительными, но готова вступать в них ради того, что ей дорого, и в глазах ее пляшет буйное, неукротимое пламя, когда она в очередной раз рассекает ладонь.       – Я живучая, Яньянь, ты же знаешь, – эти слова Ху Тао не произносит – пропевает, игриво заглядывая Яньлинь в лицо. Она расплывается в шальной улыбке, слегка облизывается и пододвигается поближе, прикасаясь бедром к бедру. С ее губ срывается смешок, когда Ху Тао выдергивает руки из хватки Яньлинь и бросается на нее с объятиями. – А вот как сильно я люблю обниматься, ты, похоже, до сих пор не поняла!       – Бабочка, ты опять, – вздыхает Яньлинь, с трудом удерживаясь на поваленном бревне: Ху Тао, хоть тонкокостная и легкая, обладает недюжинной силой, поэтому обычно снести кого-нибудь с ног у нее получается на раз-два. – Пожалуйста, давай мы сначала обработаем твои руки, поможем регенерации сделать свое дело, а потом будем обниматься сколько хотим?       – Сколько-сколько мы хотим? – смешливо щурится Ху Тао. От нее слабо пахнет кровью, шелковыми цветами и чем-то потусторонним, которого человеку никогда не постичь; Яньлинь знает, как близка Ху Тао к грани, и сдерживается изо всех сил, чтобы не оттягивать ее от пропасти.       «Если живешь – живи, если умираешь – умирай», – неизменно повторяет Ху Тао, и каждый раз – абсолютно серьезно. Яньлинь думает, что на нее месте, возможно, кто угодно постарался бы переубедить Ху Тао, привести аргументы и объяснить, почему жизнь драгоценнее смерти. Но Ху Тао – хозяйка похоронного бюро и та, кто является проводником душ в мир иной, и убеждать ее в обратном – не уважать ни себя, ни ее.       Яньлинь любит Ху Тао слишком сильно, а потому понимает и принимает ее любой, как бы ее сознание этому не противилось. Она идет другим путем: делает все для того, чтобы Ху Тао никогда не пришлось ее защищать, и изучает целительство так подробно, как только может. Яньлинь фактически становится персональным врачом Ху Тао: ей страшно и хорошо одновременный каждый раз, когда Ху Тао приходит с ранами не к кому-нибудь другому, а к ней, Яньлинь.       Бояться за жизнь возлюбленной нормально, нормально поддерживать ее позицию, пусть и не разделять таковую. Яньлинь отдает себя всю ради смешливой, пламенной поэтессы и хозяйки похоронного бюро в одном флаконе.       Она любит Ху Тао. Для нее страшнее всего запереть бабочку в клетке и лишить свободы, а после видеть, как угасают алые прожилки на тонких крыльях.       – Сколько-сколько? – наигранно задумывается Яньлинь, параллельно ненавязчиво расцепляя руки Ху Тао, обвившиеся вокруг шеи. Ху Тао поддается, но льнуть ближе, как большая хищная кошка, не перестает, и Яньлинь ощущает, как в груди становится тепло-тепло. – Ну-ка, ну-ка… Как насчет до конца жизни?       – Отличая идея! – радостно восклицает Ху Тао, самостоятельно закатывая рукава и подставляя Яньлинь запястья. Она садится поудобнее, потом на мгновение задумывается и подается вперед: мажет по губам Яньлинь коротким, быстрым поцелуем и выжидающе, подначивающе заглядывает в глаза, мол, ну что, как тебе? – Мне нравится!       Яньлинь мгновение смотрит на Ху Тао в ответ. Они находятся так близко, что их носы практически соприкасаются, а потому Яньлинь не удерживается: сокращает дистанцию и нежно, глубоко целует Ху Тао, мягко поглаживая ее по плечу. Ху Тао издает милый сдавленный стон, когда Яньлинь прикусывает нижнюю губу, и длинные темные ресницы трепещут тенями на щеках, стоит только им разорвать поцелуй.       – Я рада, бабочка, – ласково говорит Яньлинь, напоследок чмокает Ху Тао в румяную щеку и тянется в сумку за бинтами и обеззараживающим средством. – Я рада.