"Мо Гуань Шань... Я вернулся"

      Тянь толкает дверь плечом, заходит внутрь. В комнате темно, но до кровати по прямой пара широких шагов, поэтому ему удаётся легко уложить на неё Шаня, ничего не снеся попутно. Он выдыхает с облегчением, сбрасывая с себя эту ношу, возвращается, щёлкает выключателем, запирает дверь, разувается.       Шань морщится от яркого света.       — Мудак...       — Будь повежливей, я тебя, между прочим, из самого бара, как принцессу... думал, руки отсохнут, пока дотащу.       — Я мог и сам дойти.       — Видел я, как ты мог. Все углы посшибал. — Он присаживается на край кровати. — Плохо, да?       В ответ тишина. Шань лежит, раскинув ноги, согнув руку в локте, прикрывает ею глаза, вторую держит на груди.       — Воды дать?       Он едва мотает головой.       Тянь не настаивает. Поднимается, начинает стаскивать с него кроссовки, отбрасывает их ближе к двери, забирается на Шаня сверху, тянет за полы куртки.       — Давай... спать ты в этом не будешь.       Шань не сопротивляется, когда с него снимают верхнюю одежду, но и содействия не оказывает: просто бултыхается безвольно из стороны в сторону, всем своим видом выказывая недовольство.       — Говорил же, не напивайся.       — Не помню, когда стал обязан тебя слушать, — бурчит в его плечо, но Тянь слышит.       Бросает куртку в сторону, роняет его обратно на кровать.       — Время идёт, а ты не меняешься, да? Не огрызнуться в ответ просто не можешь.       Шань смотрит на Тяня, не отвечая, а потом хлопает его по бедру, сгоняя с себя, поворачивается на бок, подкладывает под голову руку, закрывает глаза.       Тянь вытягивает из-под него одеяло.       — Может подвинешься? Тут и так тесновато, а ты ещё посередине развалился.       — Кто сказал, что ты будешь спать со мной?       — На улицу выгонишь? — Улыбается.       — Пол всё ещё свободен.       — Ладно, — смирившись, вздыхает Тянь, — буду жаться к тебе как можно ближе, чтобы не свалиться, — и набрасывает сверху одеяло, забираясь на кровать.       Он не видит, но чувствует, как Шань морщится. Спустя секунду уже теснится к стенке, давая ему больше места. Предсказуемо, как и всегда.       — Свет погасить не хочешь?       Тянь поднимается, щелкает выключателем, возвращается и хочет уже забраться назад, но замирает. Шань слышит шорох одежды. Тянь стягивает с себя водолазку, расстёгивает ремень, снимает брюки. Шань не реагирует. Ему чудится, что движения Тяня неуверенные: слишком медленно продавливается под ним матрац, слишком осторожно он укрывается одеялом. Они замирают, оба вздыхая.       Тянь лежит на спине, Шань чувствует, как он плечом упирается в его лопатки. Один смотрит в потолок, другой на стену — сна ни в одном глазу.       В полной тишине проходит минут десять. Может больше, может меньше. Никто из них за это время даже не шелохнулся, каждый думает о чём-то своём.       — Ты... — хрипло начинает Шань, — говорил, что тебе нужно много всего сказать.       — Ты же не хочешь слушать.       Шань поджимает губы: падла злопамятная. Молчит немного, но потом всё-таки продолжает.       — Что будешь делать теперь? Когда вернулся?       — Жить, — тихо отвечает Тянь, почти шепотом добавляя, — теперь я буду просто жить. Может быть, даже с тобой если позволишь. — Уже громче.       — Не дождёшься.       — Я буду платить аренду. Всю.       — Нет.       — Ну, пожалуйста, я без твоей стряпни загнусь через неделю.       — Что-то до сих пор ещё не загнулся.       Тянь замолкает. Шань прикусывает язык. Прислушивается к его дыханию, затаив собственное. Наверное, в последних словах было слишком много обиды, он не хотел задеть, просто вырвалось. Чёрт.       — Ты скучал по мне?       Вопрос застаёт врасплох. Шань не отвечает ни через минуту, ни через две. Тишина становится напряженной. В груди неприятно давит. Он чувствует, как Тянь поворачивается на бок, медленно вплотную к нему, утыкается носом куда-то в шею, рукой обхватывает поперек живота.       — А я вот скучал. Очень сильно.       Шань будто разом забывает все звуки, не может сложить их в слова, язык отказывается его слушать. Он замирает, но не отодвигается. Ждёт. Привыкает. От дыхания Тяня по коже мурашки, до поясницы пробирает, а его ладонь на животе кажется слишком горячей, даже через футболку.       А сам-то Тянь голый.       Ну как голый — в трусах. Он же их не снял, да? С него станется. У Шаня от алкоголя и так в голове калейдоскоп, а теперь ещё от этой мысли всё перемешалось. Он даже не сразу замечает, как Тянь начинает поглаживать его по животу: подушечками пальцев, не торопясь выводит в круговую узоры. Лицо так сильно горит. Шань сглатывает. Его дыхание сбилось и Тянь не мог этого не услышать.       Только вот он и сам дышит с перебоем, будто через раз. Пальцы тем временем спускаются в низ живота, там, где футболка слегка задралась, оголяя кожу. Когда Тянь касается её, замирает.       Сердце Шаня так быстро колотится, что наверное отдаёт вибрацией даже у Тяня в груди. Чего ждёт не понятно. Разрешения? Отказа? Или сам раздумывает? Не уверен? Что бы там ни было, он видимо этого всё-таки дожидается, потому что пальцы проскальзывают дальше под футболку, собирая её.       Щекотно. Мышцы живота Шаня сокращаются непроизвольно. Он хватает Тяня за запястье, слишком резко похоже: Тянь прекращает тут же. Даже, кажется, отодвигается немного.       — Я скучал, — шепчет вдруг Шань, словно желая придержать его, — сильно.       — Знаю.       Тянь не сказал — промурлыкал и хватка на его запястье постепенно ослабла. Пальцы Тяня двинулись дальше, а губы коснулись шеи Шаня.       Наверное, им нужно сначала всё обсудить?       Алкоголь слишком раззадоривает нервы. Этот поцелуй ощущается ударом тока, внутри всё скручивается узелком.       Тянь ведет языком по немного солоноватой от пота коже, прямо до ямочки за мочкой уха, обхватывает эту мочку губами, затягивает в рот. Шань даже думать боится о том, как его тряхануло.       По изгибу ушной раковины до серьги-колечка в хряще.       — Когда ты его проколол?       У Тяня голос — чистый бархат. Шань не собирается отвечать: если откроет рот, сорвётся на стон.       — Мне нравится, — и поддевает это колечко кончиком языка. Дьявол.       Его рука под футболкой добралась до груди Шаня, пальцы обхватили сосок. Он выдыхает жарко в самое ушко, возвращается к шее, становится смелее.       Шань сдается. Это не то чтобы стон, больше походит на сдерживаемый всхлип, но Тяню достаточно, чтобы перевернуть его на спину, перекинуться сверху и в пару ловких движений избавить от футболки.       В комнате только одно окно, оно зашторено и без того слабый свет с ночной улицы приглушён почти до минимума. Они могут разобрать черты друг друга, но увидеть, как багровеет от жара кожа — нет.       Шань обхватывает ладонями лицо Тяня, хочет притянуть к себе — не успевает, он наклоняется сам. От поцелуя вышибает из лёгких воздух: жадный, напористый. Шань зарывается пальцами в его волосы, гладит плечи. Тянь иногда кусается, едва-едва, оттягивает губы, переходит на подбородок, скулы, пару раз целует в нос, и опять терзает рот. Шань пытается подстроиться, пробует перехватить инициативу, но Тянь умелей в этом деле, да и выпил намного меньше, как бы всё не выглядело хаотично, его движения куда более скоординированы. Шаню тут не победить. Даже если это его и беспокоит, то ровно до того момента, пока Тянь не спускается к шее, после — уже плевать.       Он ведёт языком вдоль по бьющейся вене, считывает губами пульс, втягивает тонкую кожу на дергающемся кадыке. Целует грудь, облизывает соски.       Одеяло давно сбилось в ноги, Тянь коленями сжимает бедра Шаня, слегка приподнимаясь, поэтому Шаню не удается почувствовать его стояк. Разум понимает, что Тянь возбуждён не меньше, но тело требует физического подтверждения: не хочется думать, что только он там уже весь мокрый.       Когда Тянь добирается ласками до живота, Шань приподнимается на локтях. Пытается разглядеть, как скользит по телу чёрная чёлка, как цепляются длинные пальцы за бока, держа. Куда уж... Тянь добирается почти до самого края: оттягивает резинку белья и целует чуть выше лобковых волос. Шань даже вдохнуть забывает.       Быстро метнувшийся глаза в глаза взгляд, быстрый поцелуй-чмок в губы и вот Шань уже без штанов и трусы болтаются где-то на лодыжке. Тянь раздвигает его ноги, устраивается между них и тут впору запротестовать: почему он до сих пор ещё при одежде? Но Тянь опомнившись, раздевается до конца сам.       Шаню не то чтобы достаточно видно... но когда Тянь прижимается к нему, укладывая свой член на его, фантазия дорисовывает необходимую картину. Руки тянут ближе, начинают блуждать по телу, гладить, сжимать: у Шаня наконец-то есть шанс урвать себе кусочек. Он утыкается ему в ключицу, царапает слегка лопатки, сжимает бедра для большего давления и поддается чуть вверх для трения. Тянь позволяет себе стон: тихий, слабый, а волоски на теле от него становятся дыбом. Он пытается поймать губы Шаня — вернуть ласку, опускает одну руку вниз, обхватывая оба члена, обводит большим пальцем головки.       Они путаются в дыхании друг друга, в руках, разгоряченные, потные.       — Там в куртке, твой подарок… в кармане. Со смазкой ультратонкие 0,01.       Тянь зависает.       — Я этого не планировал.       — Ага. — С насмешкой фыркает Шань. Откидывается на подушки, ладонями трёт лицо.       — Ты убьёшь меня утром.       — Это будет утром, а сейчас я пьян и на всё согласен. — И звучат слова так, будто уговаривает он больше себя, чем его.       Тянь неподвижен. Ничего не говорит, ничего не предпринимает, только смотрит: этот едва уловимый блеск его глаз в темноте Шань не упускает из виду. Облизывает губы, сглатывает.       — Поторопись, моя смелость выветривается с алкоголем.       Тянь находит куртку: в кармане маленькая подарочная коробка. Шань воспользовавшись свободой, переворачивается на живот, подминает под себя подушку, утыкается в неё лицом.       Поцелуи на плечах заставляют вздрогнуть, ближе к копчику — задрожать. Его гладят по бокам и бёдрам, то ли успокаивая, то ли подразнивая, разводят ягодицы, массируют большим пальцем вход. Кожа покрывается мурашками, тело начинает трепетать в нетерпении. Нет ни стыда, ни смущения, ни страха, только возбуждение, сумасшедшее желание близости и жажда до чужих прикосновений. Больше, сильнее, острее, до головокружения и искр перед глазами — им обоим хочется утонуть в этом.       Шань старается расслабиться: дышать ровно и не зажиматься, но всё равно задыхается, когда Тянь проталкивается в него, наваливаясь сверху.       Шаню кажется он слишком громкий. Вздохи, стоны: безудержно, пошло, не спасает даже подушка. Тянь шепчет что-то ласковое на ушко, зовёт его "малыш", то раскачиваясь медленно, скользяще, то вбиваясь до звонких влажных шлепков. Приподнимает за таз, вынуждая встать на колени и прогнуться в спине: так будет легче ему дрочить. Обхватить липкий от смазки член, собрать крайнюю плоть, растянуть. Осторожно, следя за тем, как содрогаются его плечи, когда пальцы обводят головку, сжать потяжелевшие яички. А потом ещё раз и ещё, быстрее. Пройтись по впалому животу.       Когда Шань сам заводит руку под себя, подстраивая собственные ласки под его толчки, Тянь понимает, насколько их оргазм близко. Он впивается в него — талию, как в тиски — наверняка, оставляя сочные красные следы, вжимается пахом в ягодицы вплотную, позволяет себя отпустить. Завибрировавший в перепонках стон кончающего Шаня, для него теперь как отдельный кинк: даже личное удовольствие так не сводит с ума, как факт получения этого удовольствия им.       Шань расслабленный, ничего не соображающий, в состоянии эйфории, обмякает; растягивается во всю длину, всё ещё лежа на животе, поворачивает голову набок, пытается отдышаться. Тянь накрывает его собой как одеялом: щекой на плечо, захватывает его руки в свои.       Эта тяжесть очень нравится Шаню: теплая, безопасная.       — Я убью тебя утром... — Шепчет он хрипло на выдохе, приходя в себя.       — Я не стану сопротивляться.       — Ещё бы ты попробовал.       Тянь смеётся, целует несколько раз Шаня в плечо, на котором лежит и опять прислоняется к нему щекой. Он чувствует себя настолько счастливым, что даже немного страшно.       — Не пей больше так много.       — Не уезжай так надолго.       Тянь вздыхает, притихая.       — Не буду.