Тёмным временам — и гадания тёмные, которые любого здравомыслящего человека оттолкнут. Например, на внутренностях. Нет, не человеческих, конечно, а звериных-птичьих: крыс, живущих на помойках, храбро гуляющих по городу голубей, небесных рыб, неосторожно залетающих в Вильнюс из других миров... В общем, всех, кто в ночь гадания попадётся в цепкие лапы да под острый клюв.
Гадает Теуш не на улице — приносит несчастную жертву домой, вспарывает ножом брюхо и, склонившись так, чтобы на вылезшие кишки падала его воронья тень (обязательное условие!), всматривается в кровавый узор. Никто не учил читать будущее: не подсказывал толкования, не разъяснял тонкости, не тыкал носом, мол, смотри, дурак, как надо. Просто однажды перед ним бросили рыбу, обнажившую внутренний мир, и велели: «Гляди». И он глядел, и разворачивалось во всей красе грядущее — множеством ниточек-путей, потяни за одну — и увидишь, что тебя ждёт, если пойдёшь так, а не иначе.
Но по мелочам на внутренностях гадать — как топором карандаши затачивать: чем пыхтеть и силы тратить, лучше нож взять. Поэтому для мелких проблем и конкретных вопросов Теуш использует карты, разноцветные камешки, номера автомобилей — то, что используют обычные люди. А на внутренностях гадает один раз, в ночь Самайна, зато — на весь год.
Они и встречу с Мартой предсказали — не дословно, конечно, мол, зайдёт к тебе девочка, будут её звать Марта, скоро вы влюбитесь и станете жить вместе. Просто узелком, к которому многие ниточки-пути сходились — и многие же ниточки из него выходили, какую выбирать — тебе решать. Теуш разные пути посмотрел-пощупал, чтобы знать, чего ждать, — а выбирал в итоге сердцем. Как ещё выбирать, когда речь о любви идёт? Да и сердце, в отличие от разума, у него всегда вороньим оставалось, а значит, ошибиться не могло.
Только вот как Марта — тот самый здравомыслящий человек — отнесётся к традиционному гаданию? Другого-то дома нет. Хоть прямо на улице гадай под каким-нибудь фонарём, пугая одиноких прохожих, или ищи квартиру на одну-единственную самайнову ночь.
Теуш усмехается, представляя какой-нибудь сайт, сдающий квартиры оккультистам и прочим необычным существам. «Пустая гостиная идеально подойдёт для жертвоприношений! С этого линолеума легко стирается краска, так что вы можете перерисовать пентаграмму столько, сколько вам нужно. Все ножи идеально заточены. За отдельную плату можно воспользоваться чёрными свечами хозяина».
Жаль, такого сайта нет. По форумам, что ли, поискать, вдруг кто бесплатно приютит?..
Или не усложнять себе жизнь, а взять и спросить словами через рот: «Марта, ты будешь сильно против, если я притащу крысу, вскрою её на кухонном столе, какое-то время буду сидеть и пялиться на её окровавленные кишки, но потом всё честно за собой уберу?» Она вообще-то знала, с кем собирается жить: Теуш ни мгновения не притворялся милым и пушистым, ворон и есть ворон. Да и в самой Марте всегда чудилось что-то... тёмное, надёжно скрытое под маской нерешительной девушки, погружённой в добрые чудеса, — но порой прорывающееся наружу.
Но будь ты хоть сто раз вороном, хоть сто раз чувствуй в других темноту, а решиться и сказать сложно.
Поэтому Теуш, лишь наполовину человек, совершенно по-человечески откладывает этот разговор — вплоть до последнего дня. И тогда делает единственный возможный шаг из угла, куда сам же себя загнал, — переступает порог комнаты и выпаливает на выдохе:
— Марта, надо поговорить.
Марта отрывается от конспекта очередного занятия по керамике и хмурится:
— Мне не нравится этот тон. Что-то случилось?
— Случится, — поправляет Теуш. Подходит к её столу и, скрестив пальцы за спиной на удачу, признаётся: — Я собираюсь притащить сюда мёртвую крысу, чтобы гадать на её внутренностях. Сегодня.
А Марта, вместо того чтобы побледнеть, воскликнуть, что это ужасно, и прогнать из дома, — Марта на мгновение прикусывает губу и шепчет:
— А можно будет посмотреть?
И разгорается в её глазах интерес — совсем не подходящий девочке, которая приехала в Вильнюс радоваться чудесам. Впрочем, гадание на внутренностях — тоже в каком-то смысле чудо. Хотя и вряд ли то, которое Вильнюс бы с охотой показал кому-то из своих гостей.
«Ничего, — ухмыляется Теуш, — зато я покажу». И кивает:
— Можно. Только по-честному дождёмся полуночи, чтобы в самый пик.
Покосившись на часы, Марта пожимает плечами: как, мол, скажешь — и возвращается к конспекту. И лишь по дрожанию тетрадного листка заметно, что она волнуется.
***
Крысы, будто назло, попрятались в подвалы — поэтому Теуш ловит зазевавшегося голубя и, бережно удерживая в когтях его мёртвое тело, спешит домой. Не терпится показать Марте ту свою сторону, которую не доводилось как следует обнажать, — сторону безжалостного хищника, говорящего с миром на языке крови. Раскрыться, что тот же несчастный голубь, всю темноту вытащить, разложить, будто кишки на кухонном столе, сказать: «Гляди», — как самому когда-то сказали. И пусть она глядит, не в силах отвести глаза.
Или в силах — отвернуться, отступить, убежать. Вот, значит, как вороны своих избранников и избранниц проверяют? Не выдержал гадания — не выдержишь и жизни рядом,
настоящей жизни, а не спектакля под масками.
Марта ждёт на кухне — и почти не вздрагивает, когда Теуш бросает на стол голубя, чтобы обратиться человеком. Даже, наоборот, заворожённо разглядывает узор на перьях, касается кончиками пальцев крыла. Поясняет:
— Всегда любила смотреть на мёртвых птиц, — и смущённо трясёт головой.
«А ты, я чувствую, не сбежишь», — хмыкает Теуш. И выщёлкивает лезвие заготовленного ножа.
Марта и правда не сбегает — затаив дыхание, наблюдает, как Теуш вспарывает голубя до самого горла и раскрывает окровавленными пальцами разрезанное тело, обнажая внутренности. Вот лёгкие, вот печень, вот крошечное сердце, которое билось не больше получаса назад — пока Теуш не рухнул с неба чёрным вороном и не оборвал отточенным ударом голубиную жизнь. Вот кишки — на них лучше всего гадать, они сами — готовые нити, разве что в узлы не завязываются, но это не беда, стоит начать их рассматривать...
Теуш встряхивает головой: стоп, не прямо сейчас, он ещё не готов впустить в себя знания о грядущем — и поворачивается к Марте.
— Хочешь, я тебе погадаю? На будущий год, до следующего Самайна.
Она замирает всего на мгновение.
— Давай. Что для этого нужно? Надеюсь, не мои кишки?
— Тогда гадать было бы скучно, — улыбается Теуш, — там ждала бы лишь смерть. А от тебя мне нужны руки. — И, выдержав паузу, прибавляет: — Вместе с тобой, конечно, не отрезанные. Вставай рядом, закрывай глаза и не сопротивляйся, как бы противно ни было.
Гадать кому-то тоже не учили, и Теуш вдохновенно импровизирует: берёт Марту за руки, кладёт пальцы на голубиные внутренности и, склонившись так, чтобы отбрасывать тень, ведёт по петлям кишок. И — вот удивительно! — узор ничуть не похож на тот, что был готов ворваться в голову всего пару минут назад. Значит, оно работает?
— Вижу порог... нет, не порог, ступень — то есть новое. Хотя и порог тоже: куда в новом без трудностей? Узелки-встречи, не глобальные, но тоже важные: за одним ждут ещё ступени, за другим — удивительно ровное течение, за третьим...
Теуш всматривается в нити чужой жизни, плетущиеся перед внутренним взором, и пускай раньше не приходилось озвучивать предсказания — слова находятся сами собой. А у Марты даже пальцы не дрожат, хотя не всякому понравится чужих органов касаться.
Какая храбрая девочка.
***
После гадания Марта долго молчит — и пока отмывает руки, и пока помогает убраться на столе, и пока ждёт греющийся чайник. Теуш, как ни старается, не видит, что же её терзает.
Может, зря позволил наблюдать за процессом? Зря предложил ей погадать? Одно дело — смотреть на мёртвых птиц, другое — щупать их кишки, вдобавок с закрытыми глазами, а потом оттирать из-под ногтей кровь.
Марта кидает в кружки чайные пакетики, заливает кипятком, садится напротив — и Теуш наконец понимает. Это не убитое молчание. Так молчат, когда старательно сдерживают слова, не позволяя им сорваться, — потому что боятся ответа.
— Говори уже, — вздыхает Теуш, готовый к чему угодно. И Марта бормочет, пряча глаза:
— А ты научишь меня вот так гадать? Или этому нельзя научиться?..
Вот к чему у неё в грядущем были ступени! Ох и не зря их нити связало в узелок, не зря они пережидали дождь под одной аркой! Эта девочка не промах: не дрогнув, прошла проверку — значит, настоящая воронья жена, прямо как в старых преданиях.
— Научу, — обещает Теуш, отпивая чай. И даже не пытается спрятать зловещую улыбку.
Мало ли что его не учили — он возьмёт и научит. Любовь, в конце концов, творит чудеса, а любовь в Вильнюсе — тем более.
