Жасмин и Лаванда

🎧 We Honor Time With Patience

      Одинокий озлобленный демон в конце времен. Неужели это я? Сколько не помню себя, я постоянно думал об этом и одновременно прилагал все силы, чтобы ослепнуть и не быть свидетелем своего падения. Я не понимал, нет, не хотел полностью видеть всех дорог, что приведут меня на одну тонкую тропку, донельзя тонкую, похожую на лезвие, впивающееся в мои подошвы всё глубже с каждым шагом… Мне донельзя осточертела пляска обезьян вокруг меня, чтобы наставить меня на «правильный» путь. Из этих двух были две особенно приставучие. Магдалина, Себастьян… настолько непохожих друг на друга, как ночь и день, однако преследующих одну цель, чтобы великий Свидетель привел их в Красный Лес, где Вор заплатит за всё пред всем миром. О, они говорили о моём величии, значимости… постоянно, но одинокий мальчик не желал слушать лекций о своей коронации. Глупые, глупые обезьяны, благоговейно перекладывающие весь свой грех на одного, во имя которого они приносили себя в жертву. Ради озлобленного демона в конце времен? Неужели они были настолько пустоголовы, считая, что двери Рая обязательно распахнутся пред ними, если будут шагать за человеком в устрашающей маске ворона? Чумы. Смерти…       О каком сладком будущем они грезили, заставляя руку мальчишки разжаться? И убить… убить в то же мгновение людей, полных горя, мечтающих встретить тех, кого Вор украл, навсегда заточив в чулане Прошлого. О чем думали эти обезьяны, убивающие самих себя? И насколько же эгоистичны они были, платя семью миллиардами душ? Ради чего? Чтобы Вселенная замерла в ужасе посреди Красного Леса, где смешается все от прошлого до будущего? Вечное настоящее? Но кто будет в этом Настоящем? Что же эти люди сделают со мной, превратив в одинокого злобного демона в конце времен?       Дуло пистолета, нацеленного ровно в лоб. Дрожащая рука. Глаза человека, который видел только изнанку этого мира. Ему нужно было всего заплатить одной жизнью. Моей. Одинокого демона, жаждущего спасения. Почему же он не нажал на курок?       Тогда я не понял, но был почему-то благодарен за то, что ещё смогу найти свои ответы. И всё же… я сбежал. Просто сдался, кинувшись в пучину безудержного веселья, странствуя среди призраков. Все они были живыми мертвецами, чьи книги жизни я читал, улыбаясь кривой усмешкой. Я был свидетелем их будущих смертей. Для них это будущее, для меня всегда прошлое. Как в испорченном кино. И кто же преподал мне самый болезненный урок?       Время.       По какой причине ты сделало меня своим ребёнком? Рождённом на вырванных страницах твоей книги? Почему ты остановило моё веселье, сломав шестерёнку в одно мгновенье и заставив меня распахнуть глаза? Я стал такой же безумной обезьяной, но всё ещё надеющейся на тебя! Шестьсот семь раз! Шестьсот семь раз я вкалывал в её руки лаванду и жасмин. Шестьсот семь раз я задыхался от этого пряно-древесного и цветочного аромата, запускающего когтистые лапы прямо внутрь легких, разрывая их изнутри. И отчаявшись на такую бессовестную мать, бросился за ответом к той, что на меня охотилась. Она меня ещё не знала. Какая комедия, устроенная тобой! Но какое же зловещее наслаждения я познал, слушая её дрожащий голос, в сердцах обвиняющей тебя, твари, которая только и делает, что крадёт у людей их мгновения. Она желала тебя остановить. И смочь дышать… Моя истинная мать была подобна падшему ангелу, представляешь, Время? Такой искренний огонь помогать, спасать жизни, но как же ты наигралась с ней, заставив постоянно взвешивать цену одной души против нескольких сотен, тысяч, миллиардов. В своей холодной ярости я практически ослеп. Я практически готов был стать одиноким демоном в конце времен. Мы бы встретились — Сын и Мать.       Вечность состоит из множества сейчас… Я короновал бы её вместо тебя. Вечность. Мне было больно, ты знаешь? Мне было больно. Я хотел остановить тебя любой ценой.       Время.       Я встречусь со всеми, кого ты отняла. В твоём Красном Лесу, на твоей могиле… Я упорядочу всё, сказав своё Слово. Я растворюсь в одном мгновенье 1891 года. Там, где я был счастлив, утопая в глазах женщины-загадки, опередившей тебя. И пусть это богохульство! Но разве Он уже спросит с меня, если твоё правление закончится навеки?       Моя Элиза… Неужели я желаю так много? Почему я не могу тебя спасти? Почему твоё время заканчивалось всегда в тот же день? Двадцать шестого июня 1891 года… Что мне сделать, чтобы поверить в спасенье, любовь моя?       Дождись меня… в нашем Красном Лесу.       Моя Элиза, ты говорила, что если угрожаешь людям смертью, то должна выглядеть соответствующе… Хорошо, я надену маску. Но почему она всё ещё кажется мне чужой? Я полон ярости и обиды, но хочу, чтобы моё лицо видели. Всю мою ярость! Мои мать и отец… Уже поздно, как иронично! Что-то менять… Я уже не ребёнок. Я их не знаю. Но они всё ещё пытаются что-то изменить, постоянно, когда уже всё произошло. Разве они не понимают? Моё сердце уже не собрать. А есть ли оно? Всё чаще я ощущаю внутри какую-то пустоту. И… безразличие. Похоже, что я в самом деле буду этим одиноким демоном в конце времён. Ну что ж, встретимся, Время. Осталось немного, я чувствую. Но всё ещё боюсь перемотать тебя вперёд… Я такой жалкий трус. Но я стану Свидетелем!.. Ты уж не сомневайся, Воровка. Так тебя назвала моя мать. Моя истинная Мать, до конца желающая меня спасти. И Отец, эта бестолочь, вдруг жаждущая меня чему-то… научить? Это дитя Чумы, что уже младше меня — его сына. Смешно! До чего же это жутко уморительно, Время! Что ты из нас сделало? Есть ли у тебя вовсе совесть? Ведь его рука так не нажала курок и во второй раз. Дитя Чумы всё ещё на что-то надеется? Где же пределы его разочарования? Но… почему мне вновь больно? Почему я вновь почувствовал себя жалким? От любви этих двух идиотов? Или мне стало не безразлична их судьба? Их бестолковая любовь, плодом которой стал Я?       Эти мысли разрывают мою голову. Да что за сила такая эта любовь? И пуля в грудь вовсе ничего не изменила. Сердца там ведь уже нет, лишь обуглившийся камень внутри, но ещё горячий от потухшего пламени.       Я так хотел умереть, что стал поистине бесстрашен. Я, наконец, перемотал тебя, Время, вперёд. Какое же Слово я был должен сказать в конце на твоей могиле? И…       Ты самая бессердечная Мать, которая у меня была. Но я всё же вымолил у тебя подарок? Тоскливо… ощущать свободу, зная, свой финал. Вот что ты уготовила для меня? Обагрить маску смерти своей кровью? Но я почему-то счастлив. По-настоящему. Это даже как-то противоестественно смотреть на другую дочь твою, Первичную, не верующую в свои силы. Я впервые в твоей реке ощутил спокойствие. Нет никакого Слова. Одинокий демон не я. Я не он! Аха-хах!!! Не в этом ли было моё личное счастье?! Поиск самого себя? Я лишь твоё дитя, нелюбимое, что ж… Но всё же я могу стать полезен, чтобы спасти тех глупцов, борющихся с тобой в этой неравной борьбе. И быть может, мы встретимся ещё раз… В другой жизни. Наверное. Такого дара виденья ты мне не дала. Да и вряд ли я вспомню… Но если я действительно могу своим шагом толкнуть эти души на эту тропу, то я готов. Чтобы спасти и того одинокого озлобленного демона в конце времен, боящегося снять маску. Настоящего демона, брошенного самим же собой. Как же мы, люди, бессердечны даже к своей душе! Но… во имя любви во всём мире, я сделаю шаг.       И всё же, закрывая глаза, я молю у тебя прощения, Элиза, что мы с тобой так и не встретимся. Быть может тебе и не стоило меня знать, но я никогда тебя не забуду, пока… ещё существую. Ничего не предрешено. Я узнал, что любовь не знает времени, а жизнь измеряется не часами.       Прости и прощай.