Парадигма

Дождь все не переставал, шумными каплями стуча по мраморному полу балконов особняка Шинигами. По пустым коридорам разносился терпкий запах свежесваренного кофе, чашку которого Элизабет несла в свою комнату. Из большого зала все еще доносились звуки вечеринки. Обычно Патти не отпускала гостей до самого утра - самые стойкие лишь на рассвете допивали остатки алкоголя, завывая песни под гитару. Раньше Лиз уходила последней, предварительно проверив, всем ли хватило одеял и подушек. Но сейчас ей предстояло пролистать очередной нудный договор, который ей подсунул Кид после переговоров, а значит — никакого алкоголя и веселья, только кофе и заунывный дождь. Лиз вообще не совсем понимала, зачем Кид назначил ее правой рукой. Он таскал ее на бесконечные заседания, да еще и заставлял перечитывать горы бумаг. По ее личному мнению, толку от нее было мало. Хотя со временем она и стала разбираться с делами Шинигами, ни о каком профессионализме речи и не шло. Та же Мака справилась бы куда лучше, с ее-то умом и прозорливостью. Когда-то она уже говорила Киду об этом, но он лишь пожал плечами и в очередной раз спросил ее о мнении по какому-то вопросу, в котором она понимала едва ли половину. Дверь его кабинета была приоткрыта. Лиз давно заметила, что его отношения с Макой становились все более напряженными, а сегодня та вообще ушла, едва перекинувшись с ним парой слов. Хотя Соул и сказал, что они уходят, потому что у него разболелся живот, звучало это как плохая отговорка. Дверь с легким щелчком закрылась за ее спиной. Кид сидел на своем любимом диване, откинув голову назад, освещаемый лишь всполохами огня из камина. Она заметила полупустую бутылку виски на столе, когда он медленно отпил из бокала и снова опустил голову на спинку дивана. — Ты чего в темноте сидишь? — спросила она, поставив чашку на стол рядом с ним. — Да так, — вздохнул он, даже не повернув головы, — думаю. — О чем? Кид молча потянулся к столу и налил себе еще виски в бокал. Поморщившись, он оставил бокал на столе и снова откинулся назад. — Знаешь, — он бросил на бутылку взгляд исподлобья, — я ведь даже опьянеть не могу. Так паскудно. — Зачем пьешь тогда? — подсела она к нему ближе. — Не знаю, — снова вздохнул он, закрывая глаза, — может, надеюсь, что все-таки получится. Организм Шинигами отторгает любые яды и инородные вещества — это было давно известно. Лиз было его даже немного жаль, ведь Киду всегда приходилось быть с собой честным. Раньше приходилось мириться с тем, что цвет его волос всегда будет таким, как дано природой. А сейчас проблемы были куда сложнее — его мысли всегда были с ним, и заглушить их было невозможно. — Я устал, — после долгого молчания наконец прошептал он, — не думал, что это будет так тяжело. — Быть богом? — с сомнением уточнила Лиз. — Богом… — не смог сдержать истерический смешок Кид, — у меня и человеком быть не очень-то получается. — Это не так, — обеспокоенно проговорила она. Подсев к нему еще ближе, она обняла прислонившегося в ней Шинигами. Ей хотелось забрать себе отчаяние, боль и печаль, что разъедали его изнутри. Видеть его таким подавленным было невыносимо. Она мягко гладила его по голове, перебирая шелковые волосы. — Ну же, Кид, — ласковым голосом шептала она ему, — ты самый-самый умный, самый симметричный, самый правильный и человек, и бог. Что бы делала Академия без тебя? Заметив, что он начал слабо улыбаться, Лиз продолжила. — Ты ведь даже заключил новый, еще более выгодный договор с Аравией. Еще немного — и мы победим Кишина, — уверяла она его, — а ты создашь тот мир, о котором мечтал. Твой отец и представить такого не мог. — Если эксперименты на базе завершатся удачно, — снова вздохнул он, — пока что мы только терпим потери. И Мака, кажется, мне теперь совсем не доверяет. Чуть отстранившись, она поймала его печальный взгляд. — Если бы все было так просто, как ты говоришь. А отец… Лиз, — прервал он себя на полуслове, — почему все так? Она не знала, что ответить. Если бы только она могла, то сделала бы что угодно, лишь бы помочь ему справиться с тем, что на него свалилось. Лиз с сожалением думала о том, что если бы она была умнее или сильнее, то обязательно смогла бы ему помочь. Все, на что она сейчас была способна — это успокаивать его, продолжая перебирать волосы и водить руками по плечам, когда он опускал голову ей на колени. — Я сегодня очень сильно обидел Маку, — сказал он, пустым взглядом смотря в потолок, — когда он был жив… Тот я не сказал бы ей того, что я сказал сегодня,— нервно дернулся его голос, — и, возможно, был бы прав. Лиз осторожно убрала темные пряди со лба, падающие на его нахмуренные брови и полуприкрытые глаза. — Как он со всем этим справлялся? Как я могу с этим справиться? — упавшим голосом бормотал он, — мне иногда кажется, что он и правда был богом, а я лишь жалкая подделка. — Не говори так, — пыталась она его ободрить, — он бы гордился тобой. — Может и гордился бы… Если бы только я не стер его своими же руками. Треск поленьев в камине заполнял повисшее молчание. Сказанное было жестокой правдой, на которую Лиз не знала что ответить. Она лишь могла беспомощно смотреть, как он сжимается еще больше, закрывая руками живот, и утыкается носом ей в колени, словно беспомощный котенок. Если бы он и правда был котенком, было бы куда проще. Она бы играла с ним, сажала себе на колени и защищала от всего, что может ему навредить. А потом засыпала бы с ним в обнимку, заглядывая в серьезные янтарные глаза и просыпалась от теплого дыхания на своей щеке. Она бы смотрела, как он щурится от лучей утреннего солнца, а потом снова обнимала бы его и ни за что не отпускала. — Лиз, что мне делать с Макой? — прервал он ее мысли. — В каком смысле? — Я не хочу ее терять. Но теряю. Я не могу так же, как и раньше, всем с ней делиться, но если не буду с ней честен — потеряю. И если все расскажу — тоже потеряю. Она просто не поймет. Когда он повернул голову и взглянул ей прямо в глаза, где-то внутри нее все сжалось от жалости и, может быть, даже любви к этому иногда такому беззащитному богу. — Она ведь всегда тебя поддерживала, — с сомнением сказала она, — может быть, и сейчас будет так же? Она ведь тебя любит, разве нет? — Иногда мне кажется, что нас объединяет только боль, — отвел он глаза, — из-за отца и Хроны. Может, это и не любовь вовсе. Элизабет смотрела на стену перед собой, где тени, раздутые светом огня, причудливо переплетались, сгорая от вспышек молнии за окном и возрождаясь снова. — Даже не знаю, что сказать, — наконец прошептала она. — И я не знаю, — ответил ей Кид. Часы над камином пробили полночь. ———— Блэр часто ночью пробиралась в обличии кошки в комнату Соула. Спать с теплым человеком всегда приятно, а если это мужчина — приятнее вдвойне. Иногда она принимала человеческую форму, прижимаясь к юному горячему телу. Он всегда очень крепко спал и замечал ее только если она забывала уйти раньше рассвета. Вот и сейчас, проснувшись на его груди, она наблюдала, как первые лучи ехидного солнца падают на пушистые волосы и еле касаются белесых ресниц. Она тихо, чтобы не разбудить, перекинула через него ногу и осторожно наклонилась над ним. Пух его светлых волос словно был создан, чтобы его касались. Она медленно провела пальцами между непослушных прядей и легко подула на тут же сморщившийся нос. Он снова хмурился во сне и так мило сопел, обнажив острые зубы. Блэр чуть надавила на подбородок, заставляя его еще больше открыть рот, провела пальцем по нижней губе и совсем немного протолкнула его глубже, пока не услышала недовольный вздох. Убрав руку, она, подумав всего секунду, накрыла его губы своими, увлекая в жадный до любви поцелуй. — Блэр! — тут же оттолкнул ее Соул, широко открыв глаза, — ты что делаешь? — Блэр хотела тебя поцеловать, — елейным голосом промурлыкала она, — тебе не понравилось? — Не в этом дело, — уже окончательно проснулся он. — Ну тогда Блэр может продолжить? Она улыбнулась и потянулась снова к нему, желая получить то, что не давалось, но встретила лишь хмурый взгляд и остановившие ее за плечи руки. — Не надо, — серьезно сказал он. Разочарованно вздохнув, она опустила уши и уселась в дальний конец его кровати. Оттуда Блэр могла наблюдать, как он взъерошил волосы, опустил ноги на пол и теперь смотрел на нее самым своим нудным взглядом. — Вечно ты глупости делаешь, дуреха, — усмехнулся он, — хотя, кто бы говорил. — Ты из-за Маки-тян не хочешь играть с Блэр? — наклонила она голову, — ты же ее вчера поцеловал. Она не зайдет — Мака-тян уже ушла. — Уже?! — резко вскочил он с кровати, — черт! Наспех надев джинсы и брошенную вчера на стул футболку, он выбежал из комнаты. Блэр услышала, как через минуту хлопнула входная дверь и опустилась обратно на кровать. Человеческая форма плохо чувствовала запахи, но иногда и этого было достаточно. Она подтянула к себе подушку и уткнулась в нее носом, стараясь как можно глубже вдохнуть его запах, чтобы точно запомнить. С ним ей было спокойно. Так, как редко бывает спокойно даже с самой собой, не говоря уже о других мужчинах. Казалось, для него просто немыслимо было бы обидеть ее не только делом, но и даже небрежно брошенным словом. Еще тогда, много лет назад, когда он съел одну из ее душ, она поняла, что этот мальчик не похож на других мужчин. Она наблюдала, как он становился все старше и все реже позволял ей те вольности, к которым она так привыкла, пока он был подростком. Наверное, в какой-то момент он просто перестал обращать внимание на нее, все чаще погружаясь в свои мысли. Или, как не раз замечала Блэр, уж слишком долгим взглядом смотрел на Маку. Совсем не так, как на нее. От таких мыслей даже защипало глаза. — Еще я не пускала слезы по какому-то мужчинке, — рассерженно смахнула она ненужные слезы, — еще и тупому подростку. Правильно ты сказал — дуреха та еще. Вскочив с кровати, она подошла к небольшому зеркалу, висящему на стене. — Ну и что? — улыбнулась она отражению, — я ведь соблазнительница. У Блэр-тян самое сексуальное тело и любой мужчина будет у моих ног умолять о любви. Она щелкнула пальцами и тут же ночная рубашка на ней сменилась на кожаный костюм. Поправив шляпу, она качнула бедрами и высекла когтем маленькое сердечко в углу зеркала. — «Что я еще могу предложить кроме тела?» — ухмыльнулась она, — побольше твоего, Спирит. Козел тупой.