White Rose/Белая роза

Этари сдул опилки: резной орнамент на корпусе деревянной лютни был почти готов. Он прервался, любуясь своей работой — выгравированным на инструменте узором, что представлял собой замысловатое переплетение виноградных лоз и цветов. «Очень изящное изделие», — подумал Этари, — «и сейчас лучшее время, чтобы испробовать его». Именно сейчас, ведь, как он знал, тренировки ассасинов должны скоро закончиться. Необходимо быть у фонтана в нужный момент, чтобы привлечь внимание одного из юных воинов. Этари расположился на краю пруда с лотосами. Настраивающие музыкальный инструмент пальцы дрожали. Раньше у него никогда не было боязни сцены, он часто играл в самых неожиданных уголках Серебряной рощи, ничуть не стесняясь публики. Но никогда — для кого-то. Всегда для себя. А другие слушали, если желали. Но теперь он хотел посвятить свое выступление конкретному человеку. Знал ли тот вообще о его существовании? Или вся эта затея напрасна? Сделав несколько глубоких вдохов, дабы успокоиться, Этари попытался сосредоточиться на музыке, представляя обычный вечер, а не особенное представление, коим он хотел выразить свои тайные чувства. Умелые, осторожные пальцы Этари мягко пробежались по струнам, извлекая первые отзвуки любовной баллады. Голос предательски дрогнул на начальной строчке, но, к счастью, никто, не придал этому значения. Эльф спокойно продолжил петь. The valley green was so serene In the middle ran a stream so blue… И прежде чем Этари успел осознать, полностью растворился в композиции, наполняя каждую ноту любовью к своему ремеслу. Тем временем направляющийся в деревню Рунаан вытер лоб ладонью. Тренировки были тяжёлыми — утром наверняка будет ломить все тело. И все, чего ему сейчас хотелось — завалиться в кровать и проспать целую неделю. Обратный путь пролегал мимо пруда с лотосами. Однако ноги Рунаана сами собой привели его сюда, пока он не врезался в стоящего впереди эльфа. Жители деревни собрались вокруг фонтана, чтобы послушать певца, и Рунаан понял, что подсознательно его тянуло не к музыке, а к тому, кто играл на лютне и пел столь чарующим голосом. Это было так прекрасно, что Рунаан даже забыл об усталости. Он прислонился к колонне, чтобы послушать, и поймал себя на том, что восхищается самим исполнителем так же сильно, как и музыкой, мастерством, лёгкостью, с которыми тот играл. His eyes believed in mysteries He would lay amongst the leaves of amber His spirit wild, heart of a child, Yet gentle, still, quiet, and mild and I loved him… Рунаану казалось, что в первоначальном варианте песни говорилось о девушке. В этой же история рассказывала о неком юноше. Может, он ошибся? На самом деле Этари не собирался менять слова, первую строфу он сохранил, но его мысли куда-то унеслись, и, прежде чем он понял это, стал петь совсем о ком-то другом. Именно в этот момент он поднял голову и увидел, что Рунаан внимательно слушает, прислонившись к беседке неподалеку. Их взгляды встретились, и Этари едва не запнулся. Он быстро перевел внимание обратно на инструмент, чтобы не испортить выступление своим несвоевременным волнением. Рунаан почувствовал, как его щеки вспыхнули. О, нет, он великолепен. Кажется, его звали Этари? Рунаан не мог вспомнить. Он едва смог бы назвать свое собственное имя, когда этот эльф посмотрел на него. Promise me, when you see A white rose you’ll think of me I love you so, never let go I will be your ghost of a rose… Каким-то образом в момент, который Этари позже сочтет глупой дерзостью, ему удалось во второй раз пересечься глазами с молодым воином, подмигнув ему во время припева. Рунаан нервно сглотнул и сделал вид, что его больше заинтересовали лианы, обвивающие балки беседки. Он должен был смотреть на что-то другое, кроме очень милого эльфа, заставившего его сердце биться чаще. Он тренировался, чтобы избавиться от страха и, вероятно, однажды встретить верную смерть в бою, но симпатичный эльф подмигнул ему, и он потерял всякое самообладание как влюблённый мальчишка. Внезапно Этари закончил петь, однако обычно сыграл бы еще пару песен, но его единственный момент храбрости был исчерпан. Когда баллада была окончена, он спешно собрал вещи и практически помчался домой. От смущения Рунаан настолько погрузился в оцепенение, что не заметил, как музыка стихла, пока сам артист не покинул свою импровизированную сцену. Он знал, что обязан увидеть того снова, и не желая бездействовать в ожидании, пока судьба снова не столкнет их вместе, Рунаан сам решился на первый шаг. На следующее утро Этари едва мог поверить в собственную трусость. «Глупый, глупый, глупый», — эльф в отчаянии хлопал себя по лбу, — «нельзя было остаться хотя бы на пять минут? Какой смысл пытаться, если ты убегаешь, почти сразу как увидишь его?» Однако все усилия все же окупились. Когда Этари открыл дверь, его внимание привлекли цветок и записка, лежащие на пороге. Подняв их, он изучил сначала записку. Почерк был неряшливым, но разборчивым. У пруда с лотосами, сегодня, в то же время? Вы не дали мне возможности похвалить ваше прекрасное пение. Ваш самый большой поклонник. Это была роза. С лепестками белыми, как лунный свет.