Потеря

Мое имя является анаграммой имени богини мудрости и боевой стратегии — Афины. Всю свою жизнь я доказываю, что родители не зря меня так назвали. Я трудилась изо всех сил, чтобы показать, какой я боец. У меня не было детства: почти с самого рождения я занималась художественной гимнастикой, что было трудно исходя из бюджета моих родителей. Фредерик и Минерва Чейз работают в обыкновенном университете и оба преподают историю. Сами понимаете, что преподаватели много не зарабатывают, а семью кормить надо. Времени их работа занимала много, поэтому и отдали свою единственную дочь на спорт, чтобы она, точнее я, не сидела одна без дела. Никто и подумать не мог, что меня это так зацепит. Я не ревела, как другие девочки на растяжке, а даже с радостью сама садилась на шпагат со скамьи. Могла сделать мостик стоя без разминки, и всегда шла первая на прогон программы, которой даже не было. Просто видя, что делают старшие гимнастки, я повторяла за ними. Родители смотрели на мои успехи, слушали восторженные комментарии тренеров, решили: надо ехать в Нью-Йорк. Денег было мало, поэтому родители взяли все накопленные сбережения, и мы с мамой полетели на другой конец страны. Помню как посмотрела на меня Рейна, она будто сканировала меня, ища изъяны. Я ее испугалась. Она казалась мне величественной: высокий рост, темные волосы, черные глаза и хищный взгляд, наполненный огнем. Она смотрела все, что я умею, следила за каждым моим движением и даже вздохом. Я до сих пор не знаю, о чем она тогда думала, смотря на меня, но что-то заставило ее сказать да. При одном условии: никто из родителей не будет находится рядом со мной. Мама уехала обратно, веря, что в будущем я стану чемпионкой. Мне было всего шесть лет, когда я впервые пришла на серьезную тренировку. Рейна мучила меня, ровесницы издевались и шутили, старшие девочки смотрели на меня с высока, все надеялись, что я устану и уйду, но их поведение, наоборот, заставляло меня работать усерднее. Я приходила как только открывали зал и уходила позже всех под пристальным взором Рейны. Так как мы жили тогда в общих комнатах, я пряталась в холле общежития, чтобы лишний раз попрактиковаться с булавами или отработать перекаты мяча. На первые соревнования в Нью-Йорке я ехала не со страхом, а с трепетом. Тогда я выступала не в обычном черном боди, а в настоящем купальнике. Он был розовый с бежевыми вставками, будто кожа, и зелеными цветками на юбке, купальник был полностью обсыпан яркими стразами, словно роса на цветочном поле. Плевать, что было больно делать элементы на животе, потому что стразы и пайетки вбивались в тело. Плевать, что надо было аккуратно надевать и снимать его, чтобы не порвать. Плевать, что в некоторых местах он давил. Плевать, что, когда Рейна заплетала меня, шпильки будто прокалывали мне кожу головы, а лак играл роль газового баллончика. Мне было всего шесть лет, но я отчетливо помню свое отражение в зеркале: блондинистая зализанная гулька со светлой сеткой, яркие фиолетовые тени и такого же цвета помада, ядреные румяна и розовый купальник, на шее скакалка, а в руке — мяч. А самое главное, что на губах — широчайшая улыбка. Как потом мне сказала Рейна, именно эта улыбка покорила всех. Я смогла влюбить в себя судей и зрителей, поэтому в местной газете меня прозвали сиреной гимнастики. Вместо прекрасного пения у меня чарующая улыбка, а вместо моря — ковер. Когда я прочитала это статью, то поняла — я на верном пути. Как только мне стукнуло десять, и я сметала все награды, Рейна решила окончательно взять меня под свое крыло и перевезла к себе в дом. Теперь я была под пристальным контролем. Четкий график дня, диеты, тренировок стало еще больше, но я ни о чем не жалела. С родителями я разговаривала крайне редко, но мне позволили даже съездить домой спустя четыре года и посмотреть на новорожденных близнецов, моих братьев. Единственное, чего мне не хватало — общения. Из-за того, что я переехала жить к тренеру, я перестала общаться с людьми. Да, я занималась с девочками в одном зале, но в отличие от них я приходила туда работать, поэтому они все равно сторонились меня. Я привыкла. Не помню того времени, когда я нормально с кем-то общалась кроме Рейны, которая заменила мне всех. Когда я стала постарше, другие гимнастки стали относиться ко мне уважительно, видя как я много работаю, но подруг я все-таки себе так и не нашла. Моими лучшими друзьями были скакалка и булавы. Я никогда не жалела об этом. Честно. Получая золотые медали, меня охватывало чувство эйфории и я понимала, что тружусь не зря. Меня не интересовало ничего, кроме гимнастики. Но сейчас я лежу в своей кровати уже третий час и рассматриваю эту чертову медаль. Хоть мне и больно это признавать, но я её не заслужила. Мне не нравится, что наши судьи ставят оценки не за выступления, а за имена. Я хотела отдать награду девочке, которая заняла второе место, она ее заслужила, но поймав суровый взгляд тренера, так и не решилась. Трусиха. — Ты собираешься весь день валяться на кровати или все-таки начнешь приводить себя в форму? Мало того, что ты хреново выступила вчера, так и сегодня планируешь лениться. Я так и знала, что не надо было разрешать тебе разговаривать с родителями перед соревнованиями. Ты становишься слишком сентиментальной. — Дверь резко открылась и в комнату залетела Рейна. Она выглядела как всегда: фиолетовый спортивный костюм облипал ее стройную высокую фигуру, идеально-ровная осанка, темные волосы заплетены в тугую косу, высокомерный взгляд черных глаз остановился прямо на мне, а густые брови сошлись на переносице. — Это не их вина, что я провалилась, — Я села на кровать, все еще держа медаль в руке. — Я сама виновата во всем. Просто… — Что они тебе сказали? — Рейна перебила меня и сложила руки на груди. От такого злого тона меня опять охватил страх, но посмотрев ей в глаза, я увидела там искреннее волнение. — Ничего особенного. — Я попыталась сказать это как можно равнодушнее и пожала плечами. — Папа рассказал, что они переезжают в Бостон, а мальчики в этом году идут в школу. Просто от одной мысли, что родители смогли купить трехэтажный дом в Бостоне и отправить мальчишек учится в хорошую школу, я радовалась. И все это благодаря мне. Я смогла вывезти семью из бедности в нормальный, новый мир, где есть все условия для хорошей жизни. Мои родители стараются все сделать для меня и братьев, но прокормить семью, состоящую из пяти человек, преподавая в историческом институте, не просто. Практически невозможно. Это и является моей главной мотивацией: чтобы моя семья ни в чем не нуждалась. Большинство денег, полученные за выступления, я отправляю им. А это не мало, уж поверьте. Но, вспомнив про медаль, которая досталась мне нечестным трудом, я громко сглотнула. Рейна, кажется, смотрела на меня слишком пронзительно и долго. Обычно она рубила с плеча. Женщина обдумывала что-то серьезное, если она так яростно метала глазами молнии в сторону этой гребанной золотой медали. — Рейна, — Она подняла свой тяжелый черный взгляд на меня. — Все очень плохо? Другие девочки, наверное, рвут и мечут. Может я все-таки отдам медаль Трине? Она заслужила. — Пф, — Она отмахнулась от моих слов, как от назойливой мухи. — Другие девочки все прекрасно понимают, и если ты вернешь медаль, то сделаешь только хуже. А вот чертовы журналисты, хоть бы они все скатились в Тартар, теперь не отстанут. Охрана ели справляется с ними. — Может мне стоит поговорить с ними? Обьяснить всю ситуацию и… — Аннабет, ты ничего им не объяснишь. — В голосе Рейны я отчетливо слышала усталость. — Потому что объяснять нечего. Твоя задача была выступить. Криво, косо, но ты это сделала. Твоя роль на этом закончилась. Единственное, что ты можешь сейчас сделать — поднять свой зад и пойти в зал, чтобы доказать всем, что Аннабет Чейз не просто так сильнейшая гимнастка мира. Сначала я хотела сопротивляться, потому что после такого провала я не хочу видеть кого-нибудь, но Рейна права. Я не могу отсиживаться здесь и корить себя. Судьи сами вынесли такой вердикт. Не я. Да, я никогда не опускалась ниже первого места. Даже если у меня и были не совсем гладкие выступления, я все равно получала много баллов за высокую технику и артистизм. Но я всегда выигрывала честно. Хотя после вчерашнего я уже и в этом не уверена.

***

Как только я выхожу из нашего дома, то до моего слуха доносятся голоса и щелканье камер. Я смотрю на высокий, полностью закрывающий всю территорию дома, забор и понимаю, что выехать у меня навряд ли получится. Я подходу к своему черному Rolls-Royce и сажусь на водительское кресло, кидая свою розовую спортивную сумку на соседнее место. Закрыв дверь и пристегнувшись, кладу руки на руль и делаю глубокий вдох. Я очень боялась водить машину. Рейна заставила меня сдать на права, чтобы я самостоятельно могла ездить по городу на тренировки или выступления, ведь тренер не всегда может быть со мной рядом, все-таки я не единственная ее ученица. Но это не отменяет того факта, что я очень боюсь, особенно после моих и так расшатанных нервов. Я завожу машину и плавно еду назад, параллельно с этим пост охраны уже открывает ворота. Я медленно разворачиваю машину задом в сторону, чтобы выехать на дорогу. Как только я выезжаю за пределы дома, который быстро скрывается с моих глаз из-за забора, я осматриваюсь и ахаю. Вокруг меня огромная толпа журналистов. Кто-то из них держит блокнот, кто-то камеру, кто-то стоит с микрофоном перед оператором, но больше меня смутило количество людей в черных костюмах, ограждающих меня от неугомонной толпы. Они маячили перед глазами, поэтому трудно было понять сколько их, но парочку лиц я узнала — тех, кто всегда сторожит мой дом. Они расталкивают журналистов и жестами показывают, чтобы я уехала. Мне повторять дважды не нужно, поэтому я нажала на педаль газа. Отъехав от дома на приличное расстояние, я скидываю с себя капюшон и черные солнечные очки, потому что основная опасность миновала. Меня всегда окружали журналисты, и частенько я даже рада поболтать с ними, видя их искренне любопытство и восхищение. Сейчас же мне стало действительно страшно. В зеркале замечаю, что за мной едет машина местного телевидения, я делаю глубокий вдох и пытаюсь ускориться так, чтобы потом не получить штраф. Но на самом деле я боюсь, что не справлюсь с управлением. Я все-таки смогла оторваться от машины и относительно спокойно добраться до зала. Зайдя внутрь здания, на меня сразу направляются вспышки камер. Кто-то кричит, кто-то тычет микрофоном мне в лицо, а кто-то даже попытался дотронуться до меня. Я прикрыла лицо спортивной сумкой и пинала ногами, чтобы хоть как-то добраться до нужного мне прохода. Я кричу и вся дрожу, потом кто-то хватает меня за плечи и тянет за собой, ругая толпу. Странно, но я вижу, как перед нами толпа неохотно расходится. Мы поднимаемся по лестнице, звуки прессы все еще где-то на фоне, но я даже не планирую высовываться, так что иду в слепую, полностью доверяясь незнакомцу. — Ты как? В порядке? — Голос у неизвестного приятный и немного смущенный. Он аккуратно забирает вещи из моих рук. Я тяжело дышу и смотрю на него во все глаза: это был молодой парень, со светлыми волосами и голубыми глазами. Он был похож на модель: идеальные черты лица, на фоне которых чуть заметен небольшой шрам на губе. Как только я кивнула, парень отстранился и вытянулся во весь рост. Он был выше меня на две головы, с широкими плечами и мускулистыми руками. Я видела похожих парней, все-таки меня часто приглашали на футбольные матчи, но таких красивых там не было. — Так вот почему там с самого открытия стоят репортеры. — Он внимательно осмотрел меня, будто думал, что во мне может быть такого. — Они ждали тебя?.. — Он спросил это с каким-то непониманием. — Я все еще надеюсь, что нет. — Меня до сих пор трясло, а под его любопытном взглядом мне захотелось спрятаться. — Джеееееееейсон! Старик, ты где? — Тут раздался крик, от которого я подпрыгнула и посмотрела по сторонам. — У входа в тренажерный! — Ответил блондин, Джейсон. Он все еще разглядывал мое лицо, явно вспоминая, где видел раньше. Парень выглядел в этот момент забавно: его светлые брови чуть-чуть нахмурились, глаза расширены, а рот приоткрыт. Если бы не тот факт, что внизу меня чуть не разорвала толпа, которая, между прочим, все еще ожидает меня, я бы рассмеялась. Я не хотела привлекать к себе еще чье-то внимание, поэтому, бросив искренне «спасибо» парню, я подняла вещи и рванула на лестницу, чтобы подняться на нужный мне этаж. Джейсон попытался меня остановить и даже крикнул мне что-то, но я не расслышала. Да и не хотелось. У меня есть дела по важнее: продумать как добраться до дома.

***

Я занималась в зале десять часов без остановок, повторяя одну и ту же программу — номер с обручем. И как бы не было банально, но мне полегчало. За окном уже глубокая ночь, и я решилась посмотреть в телефон. «Надо поговорить.» — единственное сообщение, которое было отправлено от Рейны. Больше ни звонков, ни смсок не было. Как только я вышла на лестничную площадку и спустилась два пролета, до меня доносились обрывки разговоров. Я вжалась в стену и невольно подслушивала: там обсуждали меня все те же репортеры. Они переговаривались шепотом, но я отчетливо все слышала: свое имя, незаслуженная медаль, все было проплачено и кто-то даже спорил, буду ли я учавствовать в олимпиаде. Я решила рискнуть и юркнула в холл. Люди сначала не обратили на меня внимания, большинство сидели на полу ко мне спиной, камеры лежали на их коленях как и другая аппаратура. Рядом стояли огромные сумки, термосы с чаем или кофе, контейнеры с едой. По всей этой картине было видно, что люди тут надолго. Другая часть «посетителей» частного спорт-комплекса, которые сидели ко мне лицом, смотрели на своих собеседников и бурно спорили: кто-то размахивал руками и ногами, кто-то даже ударил оператора и тот, начал кричать матом и смотреть по сторонам. Потом он заметил меня, взял свою камеру и навел на меня, крича, что я аферистка. Реакция остальных не заставила себя долго ждать: все вскочили со своих мест и начали снимать и фотографировать меня. Я пинала их своей сумкой, чтобы пройти к выходу, но кто-то то цеплялся за меня руками, то специально ставили подножки, чтобы я задержалась. Шум вспышек и беготни дополняли идиотские вопросы. Я все-таки смогла пробиться из здания почти целой, не считая порванного рукава кофты. Как только я села в машину, то заревела. Я никогда так не плакала. Обстановка, окружающая меня весь день, сильно давила. Как и совесть. Я тихо всхлипываю и резко прищуриваюсь от неожиданной вспышки фотоаппарата, который прислонили прямо к стеклу. На этот раз я вытерла слезы остатком от рукава кофты и нажала на педаль газа.

***

Чем ближе остается к дому, тем больше народу и машин встречается на моем пути. Я острожно оглядываюсь по сторонам, чтобы никого не сбить, но лучше бы я смотрела прямо, потому что как только я заворачиваю, в меня врезается белая машина местного телевидения. Я крепко вцепилась в руль и тяжело дышу, пытаясь успокоится, но это мало помогает. Я выскакиваю из автомобиля и спешу к водителю, который уже рассматривает повреждения, и к репортёрше, которая тычет мне микрофоном в лицо и заваливает вопросами по поводу судей и моего выступления. Слава всем богам, пострадали только бампера машин, а мы с пассажирами целы и невредимы, но видимо это волновало только меня, потому что репортёрша оказалась чересчур настырной и даже при полицейских, которые постарались разогнали толпу, закидывала меня вопросами. Разбирались мы долго, солнце уже поднялось, птицы начали чирикать и если бы не ситуация, я бы любовалась пейзажем. Но я не могла сдвинуться с места и слушала как два офицера пытались разговорить оператора. Оказалось, что эта сумасшедшая выхватила у водителя управление и специально врезалась в меня, чтобы я вышла из машины и дала ей интервью. Я даже подумать о таком не могла. Это слишком жестоко, но женщине не было стыдно, она, наоборот, гордилась. Теперь я поняла, почему Рейна так ненавидит журналистов. Мне хотелось реветь. Сначала я впервые в жизни совершила такую крупную потерю предмета, что, конечно, ударило по моей гордости, а мама мне говорила, что это мой роковой недостаток. Потом мне накрутили баллы, за что, я уверена, меня ненавидят все гимнастки. В спорт-комплексе, в котором я занимаюсь почти всю жизнь, меня окружили и чуть не избили. И теперь вокруг меня чокнутая журналистка, которая не только мне проходу не дает, но и специально подстраивает аварию. Просто супер. Домой меня привели офицеры, один из которых говорил слова поддержки. Мол это не я виновата, в том, что меня ненавидят окружающие. Ну конечно. Как только за нами захлопнулась дверь, Рейна выбежала к нам. — Аннабет! Что произошло? — Она посмотрела за мою сторону, где стояли два полицейских. Только сейчас я заметила огромные мешки под глазами, будто она не спала целые сутки. — Ну что вы, мисс. Не стоит так нервничать. — Растягивая слова, начал свою шарманку «добрый коп». — С вашей дорогой Аннабет ничего не случилось, так небольшая авария. — Эх, Эйдан, заткнись уже. — Перебил коллегу «злобный коп», который нравился мне больше. Он был реалистом, и четко и по делу рассказал Рейне случившееся. Женщина поблагодарила офицеров и проводила их. Как только дверь за ними закрылась, Рейна обернулась ко мне. — Пару часов назад я разговаривала с твоей матерью. — Я в шоке уставилась на Рейну. Она недолюбливала мою мать и старалась не общаться с ней. Важные вопросы она решала через отца, но обычно она принимала решения касательно меня самостоятельно. — Минерва предложила одну идею, но теперь, видя насколько все плохо, я думаю твоя мать не окончательно сошла с ума. — Рейна серьезно посмотрела на меня. — Сейчас начало сентября, и она хочет, чтобы ты пошла в школу. В школу я ходила только в младших классах и то крайне редко. Обычно я занималась самостоятельно, когда было время: в автобусе или самолете, когда мы передвигались по миру, по ночам, если оставались силы после изнурительных тренировок. Средние классы вообще прошли мимо меня, тогда я вообще не посещала учебное заведение, что уж говорить о старших? — В школу?.. — Мне 17 лет и у меня остался только один год в старшей школе. Вообще я якобы на домашнем обучении, но сами понимаете, что учить меня некому да и некогда. Часть денег с наград уходила на оплату экзаменов и хороших оценок, чтобы я потом смогла поступить в Лигу Плюща. Я вроде бы не глупая девушка, но в плане школьной программы наверняка полный ноль. — Но как это мне поможет? — Я тоже сначала не поняла, но посмотри, Аннабет, если ты будешь проводить большинство времени в школе, то сможешь избежать такого пристального внимания журналистов. Ты отвлечешься, поменяешь обстановку, отдохнешь немного. — Я не верила, что мой деспотичный тренер Рейна Авила Рамирес-Ареллано, уговаривает меня пойти в школу, чтобы спрятаться и отдохнуть. — Мы просто переждем этот период, пока журналюги не найдут себе жертву поинтереснее. Тем более сезон закончился, и у тебя есть полгода для того, чтобы вернуться в форму. — Я и так в форме! — Вскрикнула я. — Да, конечно. Мы отправим тебя учится в частную гимназию, где эти хреновы журналисты тебя не достанут. Если все будет совсем плохо, то там есть огромный спортзал. — Она многозначительно посмотрела на мою ободранную кофту. — Ну а так по план такой: утром — школа, вечером — тренировки. Я не могу в это поверить. Мой тренер, который всегда твердила мне о важности длительных и регулярных тренировок, в открытую сокращает их. — Мы переедем в новый дом, который находится совсем рядом со школой. Это усложнит задачу этим фуриям. — Почему просто нельзя переехать? — Проныла я. На самом деле я давно думала о школе. Мне было интересно, каково это учится как все. Я смотрела пару фильмом про школу, какие там бывают интриги и тайны, скандалы, стереотипы. Тоже захотелось очутиться в атмосфере старшей школы. Однако я не понаслышке знаю, что стоит за красивой картинкой, и сомневаюсь, что школы выглядят точно также как в сериалах. А еще мне было страшно. Очень. — Потому что они следят за тобой. И залезть в дом им ничего не стоит. А в гимназию, которую мы хотим тебя отправить, они так просто не попадут. — Почему? Огромная куча репортеров как-то проскользнула же в спорт-комплекс, а он тоже охраняемый! — Меня распирал гнев. — Там занимаются не только сборная по художественной гимнастике, но и другие профессиональные спортсмены! Там должна быть повышенная охрана! Так почему же в какой-то школе уровень защиты будет больше, чем в частном комплексе, в который, между прочим, мы вкладываем огромные деньги?! — На последнем слове я кричала. — Потому что, Аннабет, в этой гимназии учиться дети самых влиятельных людей страны. Ее охраняют похлеще Белого дома. — Ее черные глаза встретились с моими серыми. — Днем я позвоню Мистеру Ди, директору гимназии, а послезавтра мы переезжаем. Один из минусов моей жизни — я ничего в ней не решаю. Серьезно. Меня редко спрашивают, чего бы мне хотелось. Все за меня решает Рейна. В принципе меня это особо не волнует, мне все равно, но в такие моменты, как этот, мне хотелось выть.