Шампанское и янтарь

Если внимательнее поискать в архивах, эти рукописи можно обнаружить под кипой других бумаг, годами пылящихся в папках. В конце XX столетия его пытались изучать, но средств из бюджета на тщательный анализ сомнительного документа не хватило. Да и историки в большинстве своём сомневаются в происхождении дневника и его подлинности, считая чьей-то искусной подделкой. В любом случае, публикуем здесь краткое содержание маленького чёрного блокнота, обнаруженного при описи имущества давно почившего антиквара. Для удобства заметки расположены в хронологическом порядке по датам, а об их достоверности пусть в дальнейшем судят читатели. 11 мая 1908 г. «Испортил новую рубашку и пиджак, теперь придётся их выбросить. Да и чёрт с ними! Накануне разыграл лучшую в жизни роль, с которой теперь сравнится разве что Гамлет или Дон Жуан». Воздух душит смесью ароматов, от которых кружится голова. Терпкие нотки духов, пудры и мускатного ореха оставляют будоражащий обоняние шлейф. Окна были завешаны тяжёлыми бархатными шторами карминного оттенка, а полумрак комнаты разгоняли десятки зажжённых канделябров, от которых поднимался густой дымок. Арсений, развалившись прямо на полу, откинулся спиной на шёлковые подушки, приподняв бокал с вином за тонкую хрустальную ножку: — Знаешь, друг мой, не в то время мы родились, — принялся рассуждать он, по привычке картинно вскинув голову, — Нам надо было появиться на свет арабскими шейхами или турецкими султанами. Сменить пиджаки и платки на шаровары и наслаждаться прохладным щербетом и обществом прекрасных наложниц. — Думаешь? — ответил его собеседник, откупорив вторую бутылку вина. Ярко-голубой жилет, прошитый узором из серебряных нитей, был небрежно расстёгнут и сбился в сторону, но выглядел мужчина гораздо трезвее своего друга, — Мне, знаешь ли, роднее наши русские земли. — Ты ретроград и зануда, Феликс, — фыркнул Арсений, сморщив вздёрнутый нос, — А как же дух libertés, а божественные клеопатры, завёрнутые в персидские ковры? — Ну, от Клеопатры я бы не отказался, — задумчиво поведя плечами, признался Феликс, приподнимаясь со своего места, чтобы разлить по бокалам рубиновую жидкость, — Пусть даже ради этого пришлось бы отдать себя на растерзание толпы с кинжалами. Арсений залпом допил остатки вина, но вялые пальцы дрогнули, и большая часть оказалась на шее и белоснежном воротнике рубашки. Чертыхнувшись, он попытался стереть их с подбородка, но Феликс со смешком перехватил его ладонь. Наклонившись, он задумчиво лизнул влажную кожу, языком убирая алые следы. Спустя мгновение он отстранился и долил в опустевший бокал напиток, пахнущий цветами и кислой вишней. — Вот кто умел добиваться своих целей в переговорах, — томно прикрыв глаза, заметил Арсений, сделав несколько глотков, — Нам же остаётся только сухая риторика с её этосом и логосом… — Зато в искусстве пафоса нам ещё удастся преуспеть, — засмеялся Феликс, проводя ладонью по волосам, аккуратно уложенным в новомодную причёску. Он на несколько секунд зажмурился, опираясь спиной о ножку стола, будто отдаваясь во власть одолевающих его грёз. Отставив бокал и стерев выступившую на лбу испарину, Арсений склонил голову набок, с любопытством рассматривая аполлонов профиль. Он только закончил учёбу в театральном институте и до сих пор помнил слова мастера, что образы нужно искать повсюду. И теперь с нескрываемым любопытством изучал расслабленное лицо, в длинном пламени свечей казавшееся восковой маской. — Тебе бы пошло, — наконец, произнёс Феликс, открывая глаза и перехватывая его взгляд. В комнате было невыносимо душно, почти нечем дышать. Петербургская весна принесла с собой трескучие грозы, делая воздух тяжёлым, будто расплавленный свинец. А в и без того закупоренной комнате он превращался в патоку, приправленную запахом специй и выкуренных час назад сигар. — Быть закутанным в персидский ковёр? — переспросил Арсений, залившись мягким смехом. — Нет, сыграть Клеопатру, — подхватив его смех, пояснил Феликс и, нашарив на тумбочке крупные бусы, кинул их Арсению. Тот поднял руку, рассматривая гладкий янтарь, переливающийся тёплым медовым блеском. — А что, я не против, — хмыкнул он, подбрасывая украшение на ладони и с удовольствием вслушиваясь в звонкий щелчок бусин, — Главное, чтобы финальный поклон не испортили змеиные клыки. Насмешливо вскинув брови, Феликс улыбнулся, демонстрируя жемчужного оттенка зубы. Спустя полчаса Арсений лежал посреди комнаты, пока вокруг него наспех сооружались восточные опахала из вырванных из горшков листьев монстеры. Смятая одежда валялась под креслом, а полуобнажённое тело покрывал лишь расписной шелковый шарф, повязанный на бёдрах. Шея и запястья были украшены сияющими до слепоты драгоценностями: бусами, подвесками и браслетами. Непослушными руками Арсений подвёл глаза на манер египетского фараона, оставив на скулах и в уголках век внушительные угольные разводы. На губах алела помада, которую Феликс с безупречной аккуратностью помог ему нанести. Когда декорации были готовы, ему помогли закутаться в палантин, исполнявший роль персидского ковра. Поначалу Феликс предложил использовать настоящий ковёр, ради точного воссоздания сцены, но Арсений отказался, с брезгливостью в тоне пожаловавшись на забившуюся в ворс пыль. — Теперь проси, что хочешь, о царица ночей моих, — провозгласил Феликс, отпивая вино из своего бокала. Глаза его мерцали влажным блеском, будто два омута в свете Луны. — Хочу музыки и танцев, — блаженно улыбаясь и проводя руками по телу, ответил Арсений. Он закрыл глаза, представляя перед собой высокие колонны дворца и многочисленную свиту, в трепетном восторге замершую перед троном. — Хочешь, чтобы мы поехали куда-нибудь? — Нет… — Хочешь остаться здесь? Арсений кивнул, запуская пальцы в волосы. Понимающе усмехнувшись, Феликс поднялся на ноги и нетвёрдой походкой направился к граммофону. С предвкушающей улыбкой поставив отрывок из «Саломеи», он вернулся к Арсению, плавно выгибавшему бёдра в такт музыке. 16 сентября 1914 г. «Проиграл половину гонорара. Придётся занимать у тётушки рубль до следующей недели. Феликс говорит, что старая карга скорее съест перья со своей шляпки на завтрак, чем отдаст мне ещё хоть копейку. Я с ним согласен, хоть и не подаю виду». Арсений сидел сбоку от Юсупова и напряжённо вглядывался в распахнутые веером карты. Фортуна сегодня явно не баловала его, решив бросить одного на произвол судьбы. Комбинация была, мягко говоря, неудачная. С ней не то чтобы не сорвёшь куш — как бы не уйти домой вовсе без штанов. Дав себе секундную передышку, он поднял глаза на своих противников. Трое мужчин, сидящих с ними за круглым столиком, склонились над картами с непроницаемыми лицами, задумчиво раскуривая сигары. Время перевалило далеко за полночь, гомон разговоров в зале стих и плавно перетёк в конфиденциальные беседы вполголоса. Кто-то отлучился на балкон, чтобы передать нацарапанную на салфетке записку, а молодёжь понаглее и порешительнее уединилась в верхних комнатах особняка. Куда запропастился хозяин вечера, он не уследил. Видел только, как в смежных комнатках мелькнул подол юбки его любовницы, а спустя минут двадцать там же застучали строгие каблучки его жены. Хмыкнув про себя, Арсений перевёл взгляд на Феликса. Юсупов лениво придерживал карты, ожидая дальнейшего хода от оппонентов, со скучающим выражением лица подперев висок пальцами другой руки. Угадать по его виду, какие тому достались карты, было ровным счётом невозможно. В холодных миндалевидных глазах острым лезвием ножа сверкала уверенность, мгновенно сбивавшая спесь с его противников. Позже он мог проклинать мир последними словами и ругать невыигрышный расклад, доставшийся ему тем вечером. Но сейчас его бледное лицо выражало полнейшее спокойствие, которое можно увидеть лишь у статуй в Летнем саду. Арсений считал себя непревзойдённым актёром — великим актёром! — но даже ему не под силу было сыграть царскую надменность, сквозившую в каждом жесте друга. И вряд ли ему когда-нибудь удалось бы изобразить ломкую улыбку, возникавшую на его губах. Будто рисунок на смятых под ветром и дождём афишах, которые клеят на столбах по всему городу. Иногда Арсению казалось, что он немножко влюблён в Феликса. Но ходу мысли он не давал — да и ни к чему это. У Феликса была красавица жена и нескончаемая череда любовников, у Арсения — театр и непомерное самолюбие. — Господа, вскрываемся. Как Арсений и предполагал, под утро его карманы оказались совершенно пусты. Юсупов сегодня тоже не произвёл фурор, но обобрать оттопыренные карманы господ он всё же умудрился. Чтобы отметить поражение с размахом, они отправились в ресторан, находившийся неподалёку. — Шампанского и омаров нам! — громогласно объявил Феликс, едва появившись на пороге залитого светом зала, — И рябчиков несите, да только посвежее! Садясь за стол, Арсений долго отказывался от его предложения полностью оплатить счёт. Но легче было плыть на лодке против бури, чем устоять перед упрямством Юсупова. — Знаешь, что я ценю больше всего на свете? — деловито поинтересовался Феликс, принимаясь за омаров, — Хорошее шампанское и приятную компанию. Шампанское здесь на редкость дрянное, так что не лишай меня ещё и второй составляющей прекрасного вечера. Правда, Арсений всё-таки нашёл тем вечером повод не остаться в долгу. Шампанское действительно оказалось не лучшего качества и ощутимо горчило губы, когда он целовал Феликса в неосвещённой прихожей своей квартиры. 30 октября 1916 г. «Это был фурор! И я не про постановку — она как была бездарной писаниной на бумаге, так и осталась проходной вещицей на сцене. Спасало лишь моё присутствие и незабвенный факт, что в антракте можно было пропустить бокальчик-другой чего-нибудь крепкого». В театре, к вящему удивлению Арсения, было полно народу. Уставшая от знакомых сюжетов публика захотела новизны и решила посетить постановку начинающего автора из провинции. Главную роль предложили сыграть Арсению, уже ставшего довольно знаменитым актёром, признанным в кругу искушённых зрителей. Прочитав сценарий впервые, он долго плевался и язвительно фыркал, называя сюжет «протухшей банальщиной», а героев «тугодумными ослами». И, будто бы этого всего было мало, в конце главный герой мелодраматично убивал ножом возлюбленную и тут же лишал себя жизни, предварительно декламируя слезливый монолог. Феликс, которому Арсений дал почитать сценарий, долго хохотал, почти до слёз сотрясаясь от смеха над выспренными фразами. Когда Арсений заявил, что ни за какие деньги не согласится играть эту безвкусицу, Юсупов энергично замотал головой. Он долго убеждал его, что тот обязан взяться за роль и ни в коем случае не отклонять предложение. — Ты только представь, какое удовольствие ты доставишь публике! — с хитрой улыбкой увещевал его Феликс, плюясь в нахмуренного Арсения косточками черешни, — О постановке будут говорить на каждом углу, а твои таланты только дадут ей ещё большую огласку! — О, да. Могу себе представить, — едко ответил он, недовольно отстраняясь, чтобы потянуться к большому фарфоровому блюдцу с дольками апельсина. После обжигающего нёбо коньяка цитрус остро щипал губы, но оставлял приятное сладковатое послевкусие, — Так и вижу заголовки в газетах: «Провальная премьера с участием знаменитого Арсения Попова» или «Вот и погас светоч отечественной сцены!», — он драматично всплеснул руками, утирая уголки рта кружевной салфеткой. — Зря ты так думаешь, — возразил Феликс и наклонился вперёд, понизив голос до проникающего под кожу шёпота, — Только представь, как замечательно будет смотреться твоё тело в финале, когда ты «пронзишь» себя ножом над бездыханным трупом возлюбленной! — Тебе лишь бы о своих макабрических фантазиях говорить, — с сарказмом отозвался Арсений, сильнее кутаясь в дорогой халат, который ему одолжил Юсупов. В Петербург пришли нешуточные морозы, и ветер немилосердно задувал сквозь щели оконных рам, оставляя на коже ледяные прикосновения. Одежда же у обоих вымокла до нитки и теперь сохла на спинках стула у зажжённого камина. А всё потому, что часом ранее Арсению взбрело в голову выбежать под ливень в сад, чтобы полюбоваться на закатные лучи, пока те полностью не скрылись за тучами. — Нет-нет, я серьёзно, — Феликс схватил его за запястье, притягивая к себе, — Ты должен согласиться. Увидишь, об этой премьере будут говорить ещё не один сезон! В чём-то Юсупов определённо был прав. Зрители встретили постановку, которую так честил Арсений, бурными овациями. Была ли в том заслуга Арсения или же наряда его французской коллеги, состоявшего чуть ли не из одних золотых нитей, сказать сложно. Но на поклонах зал взорвался аплодисментами, как в последний раз, буквально купая труппу в лучах своей любви. Грех было не отпраздновать успех и, откланявшись, Арсений поспешил за кулисы, попутно хватая Феликса за воротник фрака и утягивая за собой. Укромный уголок нашёлся поблизости — в крошечной комнатёнке, десятилетием ранее служившей для одной заезжей актрисы гримёрной. Тесное помещение едва умещало в себе четырёх человек, но они смогли расположиться на оттоманке, стоявшей у стены. Француженка-актриса извивалась в их объятиях, будто виноградная лоза, и поднятое до груди платье царапало им кожу бисерными вставками. Арсений полулежал на подушках, пока девушка оседлала его бёдра, откидываясь назад и облокачиваясь спиной о грудь Феликса. Сбоку от оттоманки на колени опустился мальчишка-осветитель, которого Юсупов приметил ещё до начала премьеры. У него были каштановые кудри и совсем юный румянец на щеках, нежное лицо выглядело одновременно испуганным и взбудораженным. Обхватив его ладонью за затылок, Арсений притянул того ближе, жадно впиваясь в пухлые неумелые губы. Болезненно впиваясь острыми ногтями в поджатый живот Попова, француженка начала быстро и рвано двигаться, направляемая жесткими ладонями Феликса. Юсупов пристроился сзади и вошёл в неё одним глубоким резким толчком, прикрывая глаза и жарко выдыхая ей на ухо. Плавая в сладковатой дымке, Арсений поманил пальцем юношу, жестом приказывая встать напротив своего лица. Мальчишка, не сдержавшись, всхлипнул и опёрся локтями о стену, когда горячие губы сомкнулись на его члене. 19 декабря 1917 г. «Надо ехать, граф А. писал, что у него есть связи в Ницце, а там можно перебраться в…» Далее записи в дневнике обрываются, несколько последних страниц вырвано из блокнота. Известно, что в том же году князь Феликс Юсупов эмигрировал заграницу со своей семьёй. В архивах действительно были обнаружены сведения о некоем А.С. Попове, значившемся в списке пассажиров парохода, идущего до Константинополя. Но среди прибывших людей с подобным именем не оказалось. Считается, что он, вероятно, пропустил рейс и остался в России. Сведений о дальнейшей судьбе автора дневника обнаружить не удалось.