Когда пойдёт сливовый дождь

Как только самолёт приземлился на землю, Хвиин осознала, что находится в другой стране. Она вытащила наушники и услышала объявление пилота о прибытии в столицу Российской Федерации — Москву. Она не знала ни русского, ни английского, поэтому ничего не поняла из слов командира корабля. Откровенно говоря, не очень-то и хотела. После почти девятичасового перелёта она мечтала поскорее покинуть самолёт. В качестве переводчика с Хвиин отправился Бинзино. Остальные члены банды, причастные к операции под названием «Куница», должны были вылететь в Москву следующим рейсом. Бинзино ужасно бесил своим серьёзным лицом, и полицейская старалась на него не смотреть. Такое ощущение, что он всегда хотел в туалет, до того несчастная физиономия у него была. Бандит тоже не скрывал своей неприязни. За весь полёт они едва перекинулись парой слов. Ну почему к ней приставили этого чёрствого мужлана? Лучше бы с ней полетел Сухо. С тем хоть можно было нормально поболтать и посмеяться. А этот твёрдый сухарик Бинзино только и делал, что пялился в одну точку. Странно, что дырку в сиденье не прожёг своим взглядом. В Шереметьево прибывших уже ожидал мерседес. Водитель тоже был важным и надутым с серыми стеклянными глазами и беспорядочно разбросанными по голове светлыми волосами. Он словно решил скопировать модель поведения Бензино и держался максимально отстранённо, будто вёз не людей, а какие-нибудь вещи. Или ему просто запретили разговаривать, чтобы он случайно не ляпнул лишнего. Водитель сухо поздоровался и открыл заднюю дверь. Хвиин хотела сесть впереди, но Бинзино настоял на том, чтобы девушка ехала вместе с ним. — Что такого, если я поеду рядом с водителем? — спросила танцовщица. — Мы не на базаре, торговаться не надо. Если я сказал, что ты сидишь на заднем сиденье, так и будет. Нечего обсуждать. — Капец блин, — закатила глаза Хвиин. — Гестапо. — Садись давай. Не задерживай человека. Вечерний центр Москвы напомнил Хвиин Сеул. Много огней и людей на улицах. Хотя различия, конечно, были. Самая ощутимая разница была в том, что на улицах не пахло едой. Если открыть окно в салоне, ощущался только запах бензина и пыли. Также Хвиин не заметила круглосуточных магазинчиков, в которых можно было поесть. На пути встречались только обычные супермаркеты. Девушка взяла с собой много тёплых вещей, помня о том, что в России всегда холодно. Но, к её удивлению, температура была высокой. Народ носил шорты и футболки. «И зачем я привезла столько тёплых худи и кардиганов? — упрекала себя Хвиин. — Теперь придётся покупать одежду на месте. У меня же ничего лёгкого нет.» Вскоре Хвиин надоело глазеть по сторонам. Не то что бы ей было неинтересно оказаться в новой стране, просто во время полёта она толком не поспала, и поэтому была уставшей. Она включила в наушниках музыку и откинулась на спинку сиденья. Бинзино, как и в самолёте, смотрел строго перед собой, не обращая на свою попутчицу внимания. Но когда она заснула, бандит заметно занервничал. Девушка запрокинула назад голову и начала отъезжать к окну. Оставалось всего ничего до удара головой о стекло. Бинзино взглянул на водителя, пытаясь сыскать в его лице поддержку, но тот продолжал рулить с самым равнодушным видом. «Если она сильно ударится, может получить сотрясение мозга, — рассуждал бандит. — Тогда Шуга с меня семь шкур сдерёт.» В последний момент, когда до столкновения оставалось пара секунд, Бинзино вытянул руку и подставил ладонь под голову Хвиин. В такой позе он и ехал остаток пути. Увидев эту картину, водитель едва заметно ухмыльнулся, но ничего не сказал. Бинзино медленно повернул голову к Хвиин. Сон был ей к лицу. В своём жёлтом берете и длинном вязаном свитере она походила на маленького цыплёнка. Глядя на неё, бандит понял, что девчонка ничего не знала о России, и, как любой иностранец, повелась на стереотип о суровых русских холодах. Бинзино даже стало немного жалко её. Носить тёплый свитер летом - не самая лучшая идея. Видимо, Хвиин снилось что-то хорошее. Она улыбалась. На щеках появились глубокие ямочки. Бинзино тоже улыбнулся, но тут же снова стал серьёзным и перевёл взгляд на дорогу. Он несколько раз был в России и каждый раз был рад вернуться. В первую очередь из-за шаурмы, во вторую — из-за красивых девушек. Тамби снял для Хвиин и её переводчика два номера в небольшом отеле недалеко от своего особняка в Барвихе. Платил за всё сам. Всё говорило о том, что русский мафиози решил плотно заняться танцами. Он хотел брать у Хвиин уроки пять раз в неделю по три часа. Когда Шуга объявил танцовщице об этом намерении Тамби, она не встретила эту идею с большим энтузиазмом. Девушка попросила Хосока налить ей стопку текилы и одним махом её осушила. — Мы же планируем покончить со всем в первый день, правда? — спросила она Шугу. — Я не хочу застрять в России надолго. — Не волнуйся, — ответил Юнги, потягивая виски. — Ты пробудешь там максимум неделю. — Неделю? Да я с ума там сойду. У них, наверное, даже еды корейской нет. — Что значит, нет? Там есть хорошие рестораны Hite и Кимчи. Готовят на уровне. Интерьер, конечно, не совсем корейский, но вкусная еда точно обеспечена. А ещё у них есть морковь по-корейски. У нас ты такого не попробуешь. Её придумали корейские эмигранты, вынужденные жить в России. Штука, что надо. Уверен, тебе понравится. Слова Шуги немного успокоили девушку, но она всё равно не хотела оставаться в другой стране на такой долгий срок. — Почему нельзя закончить пораньше? — Можно, но у тебя не получится. — Хвиин с вызовом посмотрела на Юнги, и он поспешил объяснить ей, что имел в виду. — Во-первых, у Масаева куча охраны. Она будет присутствовать на всех ваших уроках. Во-вторых, все напитки и еду мафиози тщательно проверяют, перед тем как ему подать. Подлить ему препарат получится только в случае, если вы останетесь наедине. А для этого нужно заслужить доверие сурового русского мужчины, чтобы всё произошло естественно. — Ошалеть, — вздохнула Хвиин, поджав губы. — Чем он тебе не угодил, интересно? Увёл девушку? — Девушку увёл кое-кто другой, — ответил Юнги, сверкнув глазами, — и карма уже настигла его. — Карма по имени Мин Юнги? Хвиин думала, что Юнги говорил о предстоящем представлении с журналистами во время выставки. — Я тут не при чём, — ответил Юнги. — Я уже не тот, что был раньше. Сейчас меня скорее можно назвать мелким пакостником. Мягче стал. Наверное, старею. «Ни фига себе мягче, — подумала Хвиин. — Стрелять в ни в чём не повинного человека теперь называется мелкая пакость. Что ж, буду знать.» — А человека убить смог бы? — спросила девушка, глядя Юнги прямо в глаза. Хосок, похоже, давно привык к таким разговорам. Он и бровью не повёл, когда услышал этот вопрос. Полностью был сосредоточен на подготовке к открытию смены. Отрывал от мяты листики, делая заготовки для мохито, нарезал тонкими дольками лимоны и апельсины для коктейлей, натирал посуду. При этом он довольно громко напевал песни, всем видом давая понять, что ему абсолютно всё равно на происходящее вокруг. — Убить человека? — переспросил Юнги с задумчивым видом. — Определённо да. Я тебе больше скажу. Ты бы тоже смогла, и Хосок бы смог. Если приспичит, убьёт каждый. — Голос Юнги стал ледяным. Хвиин вздрогнула. — Не веришь? — продолжил Шуга. — Наверное, думаешь о том, как это плохо? Тогда скажи мне, почему убийства на войне только поощряются? Ветераны собираются в группы и с гордостью рассказывают, как они потрошили врагов. Их все считают героями и защитниками, а по факту они просто убивали других людей. Разве не так? — Хвиин не нашла, что ответить. — Мы называем это борьбой со злом, защитой от врагов, чем угодно, только не убийством. А всё потому, что необходимость в убийствах была для этих людей настолько острой, что их нельзя считать преступниками. Не было другого выхода. — Ну ты даёшь, — шуточным тоном ответила Хвиин. — Я ради прикола спросила, а ты целую философскую балладу развернул. Того и гляди, начну тебя бояться. — Не стоит. Я же сказал тебе, что стал мягче. Сдаю позиции. Правда, моя репутация не даёт мне жить спокойно. Пару часов назад мне кинули нехилую претензию и обозвали подонком. Даже немного обидно, я-то ничего не делал. Репутация у Шуги была подпорчена на много лет вперёд, поэтому девушка с трудом верила в его невиновность, какую бы претензию он не имел в виду. Хотя возмущался он вполне убедительно и морщил лоб, выражая искреннюю обиду от случившейся с ним несправедливости. Чуть позже позвонил детектив Бан и рассказал о случившейся аварии с полной уверенностью в причастности к ней Юнги. Тогда Хвиин задумалась о словах Шуги. Почему он завёл тему об аварии? И кто по этому поводу обозвал его подонком? Детектив Бан? Точно нет. Он скрывал то, что продолжал копать под Шугу. Его официально отстранили от дела. Так что Шихёку было ни к чему лезть на рожон и показывать свой интерес к директору Мину. Оставались Хваса и Лиса. Эх, знать бы тогда, что Шуга говорил про аварию, можно было бы выведать у него побольше. Теперь приходилось только гадать. Как бы там ни было, Хвиин дала себе чёткую установку оставаться верной своей миссии и не вестись на слова бандитов. Будь то Юнги или кто-то другой. Все они в твой или иной степени являлись преступниками. Но ситуация с Юнги почему-то не отпускала. Даже в России, по дороге из аэропорта в отель, когда Хвиин отрубилась на заднем сиденье по песню «How can I love the heartbreak?», ей приснился Юнги. Сначала он бегал по длинному полю с ромашками и цикорием, гоняясь за бабочками и кузнечиками. Было очень забавно наблюдать, как он выпрыгивал из высоких цветов и смеялся, будто ребёнок. Ярко светило солнце, дул лёгкий ветер, и волосы Хвиин совсем перепутались. Но она об этом не волновалась. Её внимание было приковано к скачущему по полю Шуге, который в таком непривычно образе походил на жизнерадостного крошечного котёнка. Девушка не переставала смеяться. Но в один миг всё поменялось. Словно кто-то вошёл в сон и выключил свет. Наступила темнота. Юнги с красными от злобы глазами согнулся над капотом машины Тэхёна и начал перерезать тормозной шланг. Он работал ножовкой так хладнокровно и чётко, словно не раз проделывал подобную процедуру. Хвиин хотелось кричать, но голос пропал. Слышался только едва различимый хрип, не более. Попытки оттащить Юнги от машины тоже не принесли результатов. Он словно приклеился к ней и никак не желал отлепляться. Сколько бы Хвиин не тянула бандита за руку и за капюшон худи, всё было бесполезно. От отчаяния она начала плакать. Внутри скопилась обида и злость и мощным толчком вырвалась наружу. Хвиин сделала глубокий вдох и на выдохе проснулась. Она резко подалась корпусом вперёд, и если бы не поймавший её Бинзино, непременно бы врезалась в водительское кресло. — Чего свитер не сняла? — спросил он. — Не видишь, какая погода? Вон вспотела вся. Давай снимай. — У меня под ним ничего нет. Хочешь, чтобы я тут нижним бельём светила? Мы не в клубе. И какое тебе дело до того, что я ношу? — Хвиин ещё не отошла от неприятного сна. У неё оставалось ощущение безысходности и страха вперемешку с отвращением, поэтому приказной тон Бинзино бесил её больше обычного. — Мне в свитере удобно. За собой лучше следи. Одеваешься, как подросток. «Кого тут соблазнять? — пронеслось у неё в голове. — Он же неотёсанный мужлан. Наверное, ни с кем и не встречался за всю жизнь.» — Приехали, — объявил водитель по-английски. — Сейчас отдыхайте. Завтра в семь тридцать вас заберёт машина. Будьте готовы. Если что-то будет нужно, обращайтесь на ресепшн. В этом отеле для вас всё бесплатно. Хвиин кивала и улыбалась. Она примерно понимала, о чём говорил водитель, но отвечал ему Бензино. В конце девушка всё-таки сказала «спасибо» по-русски. Она моментально выучила эта слово, потому что с корейским акцентом оно звучало как «Щипащибо» и очень напоминало корейское ругательное слово «Щиба,» которое многие маскировали под отчаянным возгласом «Айщщ». В лифте Хвиин и Бинзино ехали в полной тишине. Только когда пришло время расходиться по номерам, бандит поклонился и пожелал танцовщице спокойной ночи. Девушка ответила тем же. Зайдя в свой номер, она, первым делом, написала Шихёку, а потом быстро приняла душ и завалилась на кровать. Не прошло и минуты, как она крепко спала. Снов больше не было.