RULE 24:
A CORNERED _ANIMAL_ EITHER BECOMES FREE OR DIES FREE
JUAN CORTEZ
Яра. Прекрасное место, коему было самой судьбой суждено стать Раем на этой грешной земле: дивные лазурные берега, тихие пещеры у побережья, скрывающие под собой с десяток тайн, разнообразная живность, сочетание которой не встретить ни в какой другой точке мира и, конечно же, яркое и жаркое Солнце, неспешно плывущее в безоблачном небе нежно-голубого цвета. Местные жители небось были счастливчиками — они могли лицезреть красоту этого места изо дня в день, не беспокоясь о делах насущных и размеренно попивая молоко прямиком из кокоса, а вечером, в эйфории и во власти местного алкоголя — сладкого и крепкого — они наверняка украшали небеса сиянием тысячами разноцветных огней фейерверка, танцуя под местные мотивы. Такой виделась жизнь в Яре глупым turistas, находясь вдалеке от того пекла, что исходило из, кажется, самого Ада, что низвергнулся прямо посреди El Paraíso: вся ненужная грязь и кровь была сокрыта от чужих глаз; не доносился до них и запах гниющих под лучами Солнца трупов и бесконечное жужжание мух над ними — всё закрыли собой бесконечные заборы с колючей проволокой сверху, отвлекали на себя всё внимание подстриженные газоны, посаженные белые цветы и огромные плакаты, с которых на них всех — местных и чужих — глядел сам El Presidente, озаряя пространство вокруг белоснежной улыбкой во все тридцать два, смотря своими тёмными глазами пристально, следя за каждым. Вернее, почти за каждым. Мышцы от пребывания в одной неудобной позе едва не сводило судорогой, а верёвки, туго оплетавшие тело и конечности, не позволяли сменить её; доски, из коих были сложены стенки ящика, были отвратительно обработаны и, подобно иглам, занозы то и дело вонзались в тело, застревали в подушечках лап. Грузовик подпрыгнул на очередной кочке, а вместе с ним и сам ящик с грифоном внутри, выбивая из последнего болезненных стон. Он уже сбился со счёта, сколько продолжалась эта безумная пытка, именуемая дорогой. Здесь, в тесноте и темноте ящика, терялись любые ориентиры, и только запах солёной воды и качка говорили о том, что путь его лежал сначала по морю, а теперь, по пыльному воздуху и тряске, становилось понятно, что та перетекла в путь по земле. Теронс отчаянно цеплялся за те крохи, что подкидывала ему судьба, давно перестав гадать о том, где эта дорога проходит и мечтая лишь об одном — об её окончании. Не было столь важным даже то, как она закончится — сама по себе или его собственной кончиной, чем угодно, лишь бы перестать резать запястья о верёвки, перестать чувствовать ломоту во всём теле, перестать ощущать, как завязываются в очередной узел кишки, уже, кажется, переваривая самих себя. Лишь бы перестать, лишь бы перестать, лишь бы… Он не заметил прекращения тряски — оттого свет, пролившийся внутрь открывшегося ящика, стал для него неожиданностью, ослепил, оглушил. Мир смешался в одно сплошное бежево-красное пятно, потерял свою чёткость, покуда и вовсе не начал темнеть, погружая грифона обратно во тьму.***
Сознание возвращалось неспешно, будто выходя из холода и спокойствия небытия нехотя; постепенно оно переходило в сон, поверхностный и лёгкий, но столь приятный — ведь, кажется, впервые за это неопределённое время ему было хорошо: твёрдое дно ящика сменилось на нечто мягкое и шёлковое, легко мнущееся под лапами; стесняющие любое движение верёвки исчезли, даря столь долгожданный покой мышцам; лёгкий ветерок приятно теребил перья на мордочке, привнося умиротворение и покой в столь блаженную тишину окружения. Так хорошо. Слишком хорошо. Слишком… идеально. Грифон нехотя открыл глаза, часто моргая и пытаясь поймать фокус, и вот расплывчатые пятна стали приобретать вид комнаты. Обстановка в той была роскошной и была далека от тех джунглей и невзрачных домиков, что маячили перед его взором в последний раз — огромная дубовая дверь, покрытая дорогим лаком, тёмно-красные обои с витиеватым узором и распахнутое окно вовсю стену. В ширину другой стены, противоположной окну, расположился книжный шкаф, забитый разнообразными книгами, а на столиках — явно недешёвые вазы и фигурки. Грифон опустил глаза — сам он находился на чём-то вроде собачей подстилки, накрытой сверху шёлковой простынёй, а чуть поодаль от эдакого спального места кем-то заботливо была оставлена миска, полная прохладной воды. Теронс едва слышно фыркнул от такого, но жажда мучала такая, что даже ради одного глотка он был готов и погавкать, и повилять хвостом, а потому, не задумываясь, кинулся к воде, с жадностью опустошая содержимое миски. Увлечённый своими нуждами, он не заметил, как в комнату вошли, и ощутил чужое присутствие лишь тогда, когда чья-то рука тихонько дотронулась до перьев на загривке. Грифон, от неожиданности и по былому опыту, тут же отшатнулся, обнажая клыки и вздыбливая шерсть, готовый голыми лапами разорвать противника, но обнаружил перед собой лишь испугавшегося мальчишку. Тот от резких движений грифона отскочил от того в противоположную сторону, вытянув одну руку вперёд: — Тихо-тихо. Я не наврежу тебе. Пернатый чуть прищурил глаза, с недоверием глядя на мальчишку. Тот не выглядел грозно — обычный подросток-латиноамериканец, невысокий и безоружный. Всем своим видом и жестами тот показывал свои мирные намерения, а потому Теронс чуть успокоился, принимая менее угрожающую позу. В крайнем случае, уж от подростка он отобьётся — отбивался же от пиратов на острове Рук ещё в далёком 2015-м, верно? Малец, завидев, что птица сменила гнев на милость, улыбнулся одними лишь краешками губ и, чуть пометавшись по комнате, поставил в её середине ещё одну миску — но теперь в ней вместо воды была смесь из еды: кусок сырого мяса, горсть зерна и аккуратно нарезанные фрукты. — Я… не знал, что ты ешь, поэтому набрал всего что смог понемногу. От вида пищи живот предательски заурчал, а кишки скрутило в очередном болезненном спазме, от которого грифон поморщился. Медленно переступая с лапы на лапу, он приблизился к миске и, чуть принюхавшись, клювом выудил из неё половинку манго. Спелая мякоть фрукта так и сочилась сладким соком, отчего грифон, не без труда сдерживая себя, чуть ли не за один укус расправился с ним, после чего принялся за остальное содержимое, мысленно стараясь держать себя под контролем, дабы не съесть всё за раз. Мальчишка, наблюдая за ним, снова слабо улыбнулся. Любопытство так и тянуло прикоснуться к птичьему оперению, но страх перед диким животным удерживал его на месте. — Хороший мальчик. — Тихо произнёс он, завороженно наблюдая за грифоном, но тут же опешил, когда птица, хмыкнув, подняла голову и, смотря ему прямо в глаза, вдруг заговорила. — Пацан, спасибо тебе, конечно, но я не собака. На какое-то время между ними повисла тишина: парень, видимо, переваривал факт разумности птицы, а сама птица, на какое-то время подзабыв, что в мире разумные грифоны — вещь достаточно редкая, тоже озадачилась от такой реакции. Наверное, в головы обоих почти одновременно пришла мысль принять этот факт и отказаться от лишних и, что наверняка, неуместных вопросов, ведь диалог после затишья вновь продолжился: — Та-ак… как тебя зовут? — Неуверенно начал грифон, разрушая тишину и возникшую неловкость. — Диего. — Чуть помедлив, отозвался парень. — А ты?.. — Теронс. Будем знакомы. Грифон кивнул, отпуская дальнейшие формальности, ведь теперь, когда пить так сильно не хотелось, а желудок не пел, подобно киту, можно было сосредоточиться на более глобальных вопросах. — Значит так, малыш, будь добр, ответь на парочку моих вопросов. Первый: где мы. Второй: сколько я пробыл в пути. Третий, последний вопрос, но если не знаешь, то не отвечай: какого чёрта я здесь делаю и где этот безумный пидор с ирокезом? Последний вопрос явно сбил пацана с толку, но Теронса это не особо заботило: единственным его желанием сейчас было найти этого ушлёпка, что поймал его вновь, спустя долгих шесть лет, и по приколу решил отправить «доброму соседу». — Мы на Кубе. В пути ты был пару дней, ещё половину — без сознания. Последнее… — А, Диего, вот ты где. Мальчишка сразу замолк, стоило только двоим мужчинам зайти в комнату. Теронс мельком глянул на обоих: один, с гордо поднятой головой и в белом костюме, не понравился ему сразу же от слова «совсем», ведь от того словно за километр несло деспотизмом и смертью. Второго же он не успел особо разглядеть, лишь запомнился резонирующий в голове стук протеза ноги об пол, а в нос ударил запах пороха и железа. Грубо, без лишних церемоний, человек схватил грифона за загривок и прижал к полу, фиксируя; Теронс почувствовал, как вокруг его шеи обвивается верёвка, а затем та обвилась вокруг клюва, не позволяя открыть рот; грифон всячески извивался, пытаясь освободиться, но тело, всё ещё слабое после двухдневного путешествия с Рук до Кубы, предательски дрожало, не позволяя дать отпор. В конечном итоге, зафиксированный на месте подобием поводка, человек грубо поднял его, заставляя сесть, а второй, тот, что был в костюме, наклонился к нему; взяв птицу за клюв, тот приподнял его голову, чуть повернув её сначала в одну, затем в другую сторону, осматривая, как осматривают породистого пса на выставке, так критично и оценивающе. Злость закипала внутри Теронса, и пусть слабость не позволяла дать отпор, он со всей ненавистью и презрением вперился в глаза тирана перед ним. Их взгляды столкнулись: его, грифона, такой огненный, и взгляд El Presidente, что был холоднее льда. В этот момент запястье левой лапы Теронса обожгло огнём, что мгновенно сменился холодом, будто кто-то невидимым инструментом выжигал на нём метку. Мужчина отпустил его голову и Теронс, пользуясь случаем, опустил взгляд вниз, осматривая лапу. На ней, по внутренней стороне предплечья, растёкся рисунок, напоминающий узор вен под кожей: тонкие линии то расходились, то сливались вновь, образуя множество ветвей, что брали своё начало от толстого кольца у запястья, окружающего его подобно браслету; эти ветви-вены не были беспорядочными, а образовывали вместе рисунок льва, бегущего вперёд. «Что… блять. Нет.»АРТ [https://vk.com/photo-44981697_457242809?rev=1]
Грифон ещё пару мгновений растерянно смотрел на рисунок, пытаясь найти в этой мозаике упущенную деталь, мелочь, да что угодно, что могло бы подтвердить, что произошедшее сейчас — ошибка, не более, чем совпадение, чей-то дурацкий розыгрыш. А затем он поднял глаза на мужчину: закатив рукав, тот так же рассматривал своё предплечье, а запястье его левой руки окружило такое же кольцо, как и его — лапу. Тонкие линии, переплетаясь, сложились в рисунок пера и El Presidente, быстро приходя в себя, поправил рукав пиджака и снова заглянул в глаза грифона. В его тёмных глазах плясал огонёк — холодный, от которого по спине Теронса пробежали мурашки, и не было в том огоньке ничего, блять, хорошего. — А птичка и правда оказалась с сюрпризом. — Ухмыльнулся тиран, не отводя взгляда. Уже тогда грифон понял — именно этот момент станет его отправной точной в самый настоящий Ад, и выбраться из него будет непросто. Если вообще возможно.