"Я вижу старые сны, в них ты говоришь прости"

В момент их встречи спустя время разлуки, Аббат готов был проклинать Демоназа за все на свете, одновременно проникаясь острой тоской, кой проникался все года сольной карьеры. Вне Иммортал. Вне присутствия Харальда. Они смотрели на друг друга сыро, без эмоций, но оба знали что внутри у каждого горело пламя, да до того жгуче больно, что хотелось кричать и плакать. И точно не ясно, было ли это пламя любви или пламя непотухшей ненависти. На слова не было достаточно сил ни моральных, ни физических. В своей голове Ольве просто хотел крепко пожать руку старому товарищу, так сказать, по-мужски. Но больно "старый товарищ" был ему родным. Он протянул дрожащую руку, однако эмоции затмили его первоначальные мысли - он резко притянул ею мужчину к себе и обнял, крепко-крепко, словно цеплялся за жизнь, и хрипло хныкал, ревел, как дитя малое.  Демоназ не противился сентиментальному товарищу, напротив, открылся горестным объятиям, утыкаясь лбом в крепкое плечо. Он чувствовал, как хнычет друг, от чего по спине пробежала дрожь. Сейчас перед ним стоял не Аббат, чей образ закрепился в музыкальной индустрии и в памяти людей. Перед ним стоял Ольве, его родной Ольве Эйкему, кого помнил еще молодым парнем с большим энтузиазмом. Искать виноватых, прояснять недопонятые мотивы со сторон обоих - сейчас это было бесполезно. Основатели Иммортал отдались чувствам, обнимали друг друга, напрочь забыв о времени. Харальд осторожно зашевелил руками, ведя их к лицу Ольве. Он провел пальцами по его щеке, большим вытирая еле видные слезинки у уставших глаз. Их кричащие взгляды пересеклись, Аббат сжал плечи мужчины, сдерживая себя от еще одного слезивого порыва. Демоназ близко наклонился к нему. — Я тоже очень скучал, старик. Он прошептал, ощущая тяжелое дыхание Ольве, и сомкнул их потрескашвиеся, никогда не ощущавиших любви губы.