Соблазна книг не одолеть

Мы умираем каждую секунду, «я» секунду назад уже никогда не вернётся.

С улыбкой на лице и надеждой в глазах, хочу спросить у Вас — соскучились? Окончательно соскучившись, мы перестаём скучать. Я, явление эдакое, прихожу к заблудшим, когда их время пришло и стараюсь обходить ещё живущих. Я, так же, как и Вы — наблюдатель. Наблюдаю, впитываю и больше не вмешиваюсь. Стараюсь, по крайней мере.

Все мы надеемся на красивый конец этой некрасивой истории. Но думали ли мы о том, что она в себе таит?

Постепенно мы движемся с вами к концу, даже, если до конца ещё далеко. Читаем, вникая, ловя каждую строку. Действительно ли нам интересно? Может, мы находим в историях незнакомых нам людей отдушину? Правильно ли это? В жизни нет понятия «правильно», запомните. Это всего лишь мой небольшой совет…

А сейчас, настало время для второго акта.

________________________

Часть вторая. Арка «Принцип Талиона».

________________________

      Под людскими ногами бесконечная, шероховатая сфера с бесчисленными связующими. Мы рождены в эпоху сумасбродства, смелости, грешных войн и прекрасных людей. Необузданная и безумная человеческая натура. У нас есть великая сила и тысячи инструментов. Мы словом несем на плечах вселенную, словно эполеты, а сверкающие звезды орденами висят в отчаянных сердцах. Наше время творить и созидать, но люди кровью пытаются высечь ужасающую историю. Наступит один день. День, когда зерно просочится во влажную землю и прорастет массивными корнями вглубь, коснувшись главной сути.       Кабинет погрузился во тьму, слабое свечение ламп придавало атмосферу таинственности этому месту. За длинным столом сидели трое. Высокая, рыжая женщина, что лукаво прикрывала улыбку рукавом своего кимоно. Рыжий мужчина, поправляющий шляпу, твердо смотрящий в глаза человека посередине.

Человек посередине. Босс Портовой мафии.

      Он сидел молча, рассматривая четыре фото на столе. Руки в белых перчатках скрещены в домик, глаза полуприкрыты. Он выбирал жертву, в полной тишине, казалось, даже двое членов исполнительного комитета не дышали. Спустя минуту, он заговорил.       — Они решили наводить свой порядок в нашем городе, — медленно произнёс Мори Огай, сделав паузу. — Их нужно проучить.       — Ходят слухи, что они пришли с добрыми намерениями, — томно произнесла женщина, чье имя было Коё. — Даже разрешение на организацию у министерства получили.       — Этих фанатиков легко обвести вокруг пальца, если сильно постараться, — ответил Огай, перебирая фото. — Если организация сеет страх и раздор в чужих странах, то в эту она пришла за этим же.       — Каков Ваш приказ, Босс? — подал уверенный голос мужчина, сидящий рядом. Чуя Накахара.       Мори не ответил, продолжая изучать снимки. Стараясь найти по фото слабое звено команды. Некий «информатор» донес до мафии информацию о вторжении на их территорию неделю назад, но и до этого мафиози были осведомлены в действиях некой Воровки книг. Взгляд алых, кровавых глаз зацепился за последнее, четвертое фото. Женщина на нём была похожа на Дазая — это его привлекло. Босс Портовой мафии развернул фото к подчиненным, указывая на книжную воришку.       — Напугаем их, — ухмыльнулся он. — Сломайте пешку.       Двое уверенно кивнули, вставая со своих мест, покидая кабинет. Огай вздохнул, ещё раз глядя на фото. «Информатор» предоставил снимки и подробности способностей, обозвав эту организацию Принципом Талиона. Но что-то ему не давало покоя. Руководство мафии, да и он сам прекрасно знал, что это за люди и, догадывался, зачем на самом деле они здесь. Он даже подумывал начать с ними сотрудничать, чтобы власть ни за что не ускользнула из рук мафиози. Но, после визита «Информатора», Огай неожиданно для самого себя, изменил своё мнение. Мори решил играть по их правилам…

Наказание будет равное по силе, совершенному преступлению.

***

      В полной тишине, Лизель наворачивала круги по кабинету, задумчиво глядя в пол. Оруэлл, сидящий за рабочим столом, покуривающий в приоткрытое окно папиросу, кидал в сторону женщины обеспокоенные взгляды.       — Успокойся в конце-то концов, — не выдержав тишины, улыбчиво произнёс Джордж. — Это был твой стратегический ход, позволяющий сбежать.       Девушка не ответила, продолжив мерять кабинет шагами. Всё размывается за чернилами — блекнет и гаснет, тухнет. В кабинете просторном темень, еле мерцает свеча под утро. Немного походив по кабинету, под пристальным взглядом коллеги, она все же уселась в кресло напротив стола, но спустя мгновение встала, вновь начав ходить туда-сюда. Такая нервозность нагнетала, но брюнет не позволил себе даже нахмуриться. Да, Оруэллу на самом деле ужасно не нравилась ситуация, в которую вот-вот могла попасть Зусак. Она могла утонуть в сансаре, вновь ступить на дорогу прошлого. Но Лизель этого ещё не до конца понимала. Джорджу было нужно, чтобы она вообще забыла про это. Он легко встал со своего места, пытаясь нагнать женщину, но она специально его к себе не подпускала.       — Не пойму, почему ты пришла рассказать об этом мне, а не Мэри, например? — мужчина предпринял ещё одну попытку завязать диалог, остановившись посреди кабинета. — Я могу тебе с этим помочь, только насильно заставив тебя забыть.       — Я смеялась как психопатка, Джо, — наконец, тихо произнесла Лизель. — И я не понимаю, почему.       — Возможно, это могла быть обычная реакция от шока и адреналина, — пожимает он плечами, улыбаясь, но внутри его терзает вязкая и пугающая мысль. — Пей побольше таблеток, чтобы чувствовать себя лучше, позаботься о себе и других.       Мурашки пробежали по женской спине, а Зусак остановилась, нечитаемо смотря в алые глаза напарника. Прямые намёки поражали. Смущало ли её что-то? Пугало? Она до конца не может разобраться, всё это похоже на эмоциональные, американские горки. Последние несколько часов её трясло в разные стороны, а Лизель самостоятельно не могла разобраться, от чего именно. Джордж устало вздохнул, расставив руки в боки.       — Есть ещё кое-что, кроме этого поцелуя, — проговорила шатенка, подходя к столу. Зусак легко присела на край, проигнорировав существования кресла в метре от неё.       — Слушаю, — сосредоточено сказал Оруэлл, сзади подходя к ней.       — Ощущения в последнее время странные, — начинает говорить Лизель. — Словно, должно произойти что-то плохое. Знаю, звучит крайне дико, но меня не покидает ощущение тревожности.       — С нашей работой каждый час происходит что-то плохое, — отвечает Джордж, туша окурок в пепельнице, нависая над женщиной. — Не накручивай себя.       — Думаешь, у меня уже совсем крыша поехала, да? — та смеряет мужчину насмешливым взглядом.       — После каждого задания, даже незначительного, мы должны отдыхать, — размеренно отвечает Оруэлл, легко сжав её плечи в своих руках. — Наш путь в этой стране будет долгим и сложным, мы должны сохранять трезвость рассудка, а не загоняться ещё больше. Я прекрасно понимаю, Лизель, что у каждого тут есть своя жизнь, свои переживания и свои проблемы, не касающиеся нашего общего дела. И каждый из нас справляется с ними. И ты справишься. Ты знаешь что делать.       — Тебе кажется, что знаю, — отнекивается женщина, хмурясь.       — У тебя уже есть опыт в подобных отношениях, — он ухмыляется, аккуратно заходя на запретную территорию, склоняясь над её лицом. — Если в один день, я увижу тебя плачущую над трупом Дазая Осаму, который погиб от твоей руки, я с удовольствием помогу спрятать тело и в этот раз.       Зусак уставилась на него, широко распахнув глаза. Большой брат в ответ лишь по-доброму улыбнулся, заключая Лизель в объятия. Дружеские, но совсем не теплые. От Оруэлла всегда веяло эдаким холодом, аурой отстраненности от людей, хотя сам мужчина был довольно дружелюбным и общительным. Лизель назвала бы его сложным человеком с простым характером. У него есть свои мотивы, цели, планы, Джордж любит все контролировать и властвовать над человеческими умами, но в душе, она верила, он ещё тот простак. Если Зусак, как она сама знает, двигается только благодаря своим принципам и внутреннему стержню, то Оруэлл не двигается. Он двигает.       Мужчина легко наклоняется, ибо его высокий рост и низость Лизель не позволяют ему даже опустить подбородок на её голову, прикасаясь сухими губами к женскому лбу. Этот поцелуй тоже был дружеским и таким же холодным, как объятия. Пока женщина неподвижно стояла, мимолетно вспомнила о чем они говорили минутами ранее — о поцелуе. Тот был сладким, неожиданным и…теплым. Практически жарким. И совсем не дружеским, конечно же. После минутной тишины, женщина аккуратно встала со стола, отходя на пару шагов назад.       — Это не понадобится, — ответила Лизель, уверенно разворачиваясь к выходу.       — Надеюсь, — кивнул Джордж, смотря ей в след.       — И ещё кое-что, — прежде, чем выйти, Зусак обернулась к нему.       — Да? — он заинтересованно выгнул бровь.       — Я хочу изменить условия нашей сделки, — женщина вздохнула. — Это возможно?       — Конечно, — одобрительно кивнул Оруэлл, выдыхая, срывая со своих плечей огромную ношу. — Убивать тебя не хочется, если честно. Какие условия теперь?       — Замуж за тебя хочу, — практически сразу выпаливает Лизель, ни на секунду даже не пропустив смех и смущение.       — Хорошо, — Джордж улыбается, поджимая губы.       Лизель удивлённо смотрит на него, он смотрит в ответ. Неловкая тишина. И до того неловкая, что Зусак пропускает смешок, отрицательно помахав головой. Женщина спокойно набрала в легкие побольше прокуренного воздуха, слабо ухмыльнувшись.       — Шучу, — отрезает женщина, берясь за дверную ручку. — Лучше быть убитой от твоей руки, чем быть твоей женой.       — Мило, — усмехается тот, переключая свое внимание на бумаги. — Но, ты все же подумай.       — Не собираюсь, — едко говорит Лизель, заправляя выпавшую прядь волос за ухо. — Я не разрушаю чужие отношения.       Джордж засмеялся, словно услышал самую смешную шутку за всю свою жизнь. Настолько сильно это его рассмешило, что он невольно вытер подступившие слезинки на уголках глаз.       — Чтобы разрушать чужие отношения, нужно, чтобы эти отношения существовали, — выдыхает брюнет, все ещё посмеиваясь. — А их не существует.       — Собрался сдаться? — улыбается девушка в ответ. — Может, лучше продолжать пытаться?       — Уже четыре года пытаюсь, Лиз, — вздыхает Оруэлл, мгновенно успокаиваясь. — Проще уже тебя замуж позвать и семью построить.       — Во-первых, ты не в моем вкусе, — кривится Зусак, уже самостоятельно противясь этой идее. — Во-вторых, не хочу быть твоим запасным вариантом.       — Лиза… — вдруг, мужчина резко переменился в лице, так, что усталость ещё больше сказывалась на нём. Брови взмыли кверху, а губы приоткрылись в удивлении. — Ты никогда не была запасным вариантом. По крайней мере, моим… И почему…я не в твоем вкусе?!       — Я по шатенам, — непринуждённо Лизель пожимает плечами, приятно улыбаясь ранее сказанным словам.       — Мои волосы лишь немного темнее, — отвечает тот, хитро щурясь.       — Я люблю худых, — девушка противится дальше.       — Это мышечная масса! — крайне возмущено произносит Оруэлл.       — Ты крупный, — хихикает Зусак, скрещивая руки на груди. — Раздавишь.       — Ну не раздавил же до этого? — Джордж ухмыляется, зная, что его не переиграть.       — А ещё, ты старый, — говорит Лизель, словами нанося удар по самому сокровенному.       — Разница в возрасте девяти лет нормальна, — промямлил тот, неудовлетворенно скривившись.       — Мне не нравятся люди, старше меня, — бросает последний аргумент Лизель, желая удалиться из кабинета как можно скорее, ведь знает, что её слова и до плохого могут довести.       Оруэлл вынужденно замолк, непонятливо хлопая ресницами. Придумывал ли он и на это отговорку? Или что-то замышлял? Да, он вполне мог. Но с таким растерянным лицом мало можно сказать о чем он думает. А может, притворяется? В любом случае, Лизель зевает, а это значит, сон, сладкий сон зовёт в кроватку высыпаться. Вновь взявшись за дверную ручку, женщина хочет выйти в тишине, удалившись по-английски, но брюнет останавливает её.       — Я могу целовать тебя так, как не умеют те, кто помладше, — говорит он, подходя ближе.       Женщина испытывает странное чувство. Чувство стыда. Настолько странное, что растеряна теперь она, а не мужчина. И всё же, нужно держать лицо, не наигранно, а по настоящему. Его слова не могут её выбить из колеи, если он говорит серьезно. Она улыбается.       — Они могут научится, — хмыкает Лизель, довольствуясь собственным, уверенным ответом.       — Это будет долго, — он демонстративно хмыкает в ответ, передразнивая. — А я могу прямо сейчас.       — Не можешь, — отвечает женщина, прислоняясь спиной к двери. — Я уже сегодня целовалась, а это дело такое, и привыкнуть можно.       Верхняя губа Оруэлла инстинктивно дёрнулась от раздражения. Он не скрыл это за улыбкой, нет. Намеренно ей показал. И по спине Лизель прошел холодок. Женщина прекрасно знает этот взгляд, знает это выражение лица. Сама так же вела себя, когда видела, как Лав мило общается с той же Рози, например. Царство ей небесное, до чего такое доводит. Зусак спокойно вздохнула, прикрыв глаза.       — И почему ты вообще за эту тему так зацепился? — негодующе спросила та. — Сказала же, шутка.       — Сам не знаю, — вяло ответил Джордж, продолжая сверлить девушку взглядом. Красные глаза не выражали эмоций, а губы не расплывались в улыбке. Его выражение лица так и говорило: догадайся.

И Зусак догадалась.

      — Не нужно, — размеренно начала та, разворачиваясь к двери. — Не смей даже.       — Спокойной ночи, — спустя несколько секунд сказал Оруэлл, мягко улыбаясь. Лизель выдохнула.       — Спокойной. — и вышла прямиком в темный коридор.       Легко закрыв за собой дверь, Лизель вымученно вздохнула. Каждый такой разговор — эмоциональные качели. С таким супругом сразу в гроб, а не жить припеваючи. Ещё и ощущения после этого…брррр…мерзкие. Словно по ней одним взглядом проехались тысячами внедорожников, преобразовав женское тело в фарш. А мысли — ещё хуже.       — Что «не смей»? — спрашивает женский голос где-то из-за угла.       Зусак резко поворачивает голову в сторону, откуда доносился голос, видя перед собой Мэри, с огромной кипой бумаг в руках. Она подслушивала? Или просто стала свидетельницей ненужного разговора?       — Да так, оберегаю нашего босса от преждевременных решений, — отвечает Лизель, заинтересованно оглядывая блондинку. — Ты к Джорджу?       — Ага, — при упоминании мужчины, Мэри сразу помрачнела. Заметив изучающий взгляд Зусак, та вздохнула, устало потирая глаза. — Нет, ни за что, Лиз. Это по работе.       В доказательство Шелли протянула подруге кипу бумаг с отчетами, помахав ими перед лицом. Справки о расходах, закуп материалов, чеки, документация. Ненароком девушка глядя на это всё подумала, что Мэри в своей лаборатории создает не роботов, а ядерное оружие. Интересно, а она может? Наверное, да. Шелли может создать что угодно, не зря она так старательно работает и учится, но вот андроидов — только с помощью способности. Обременяет ли её то, что вопреки своему труду, она стала хоть чего-то стоить только благодаря дару? Вроде как, Мэри не говорит об этом и это не сильно её заботит. Хотя, кажется, у членов Принципа Талиона это уже как главное правило — ненавидеть свой дар, желая от него избавится. Мэри же, кажется, это не беспокоит.       — Жаль, — затворнически усмехнулась Зусак, проходя мимо коллеги. — Не отвергай его, Мэри.       — Если бы было все так просто, — тихо шепнула она, остановившись около двери. — Иди, отсыпайся.       — Не хочу, — зевнув, сказала Лизель.       — Кому ты врешь, милочка? — хмыкает Шелли, оглядывая подругу. — На тебе лица нет, а после твоих сегодняшних похождений, тебе нужно выспаться.       — Об этом что, уже весь дом трещит? — Зусак раздраженно почесала переносицу.       — Нас всего шестеро тут, — пожимает плечами блондинка. — Андроиды, конечно, не шушукаются между собой, но это не такая уж и секретная информация.       — Ноль первый Адам тоже тут? — удивлённо смотря на подругу, интересуется та. — Не видела его.       — Я провожу некоторые модификации его тела, так что, он пока в лаборатории, — отвечает Мэри.       Ноль первый Адам — это прототип Адама, одного из лучший андроидов Шелли. Хоть Лизель и не видела Адама Франкенштейна в живую, но с его прототипом успела пообщаться. Они даже внешне мало чем отличаются друг от друга, только Адам просто вышел лучше, чем предыдущий. Ноль первый остался с Мэри и она постоянно его совершенствует, стараясь добиться своего лучшего результата, а Адама забрал Интерпол, как залог, что Мэри больше трогать не будут. Морока жуткая.       — А где Шева? — переключаясь с мысли на мысль, спрашивает шатенка.       — В лесу, наверное, — отвечает без особого энтузиазма Мэри. — Ещё днём собрал свои шаманские штучки и ушел.       — И часто он теперь так?       Мэри замолкла, поджав губы. Это означало «да». Зусак помнила, Шева и Шелли особо никогда близко не общались, даже парой фраз перекидывались только изредка. Но кому, как не ей знать, что эти двое людей на самом деле те ещё обманщики. В какой-то момент они и правда сдружились, но почему-то не показывали этого. Была ли в этом важная причина или они просто делали это от балды, она не знает. Но пока Лизель не было рядом, что-то изменилось.       Словно поняв, о чем думает Зусак, Мэри улыбнулась, подмигнув. Что-то точно происходит. Но не успела Воровка книг и открыть рот, как Шелли быстро ретировалась в кабинет, закрыв за собой большую, темную дверь. И что это только что было? Теперь, это застряло в её голове. Теперь Лизель будет думать об этом целую ночь, прежде, чем уснуть.       Недовольно мыча себе под нос, женщина спустилась на первый этаж, решив заварить себе перед сном чашечку чая. А у Шевы их целая коллекция — от пакетированных до лично собранных и засушенных. Лекарственные, успокаивающие, для бодрствования, фруктовые, обычные, травяные. На любой вкус и цвет. Легко набрав воду в чайник и клацнув переключателем, Зусак села за небольшой столик в углу кухни, уставившись в зашторенное окно. Легко отодвинула ткань, чтобы лицезреть ночной пейзаж. Лес. Где-то там бродит Шева. Или уже возвращается домой? В этом лесу наверняка есть много интересного, таинственного, неизведанного. Роща тянет к себе, зазывает душу к приключениям. Которых, конечно же, хах, не хватает.       Лизель насыпала немного ромашкового чая в заварку, опуская в чашку. Пару ложек сахара, так, для вкуса. Чайник ещё кипел. Тишина. Убаюкивающая, успокаивающая тишина. Хотя, скорее всего, Мэри и Джордж сейчас ругаются. Они всегда ругаются. Ругались. Девичьи мысли начали потихоньку приходить в норму. Планы в голове восстанавливаются, обязанности возвращаются. Нужно взять себя в руки и работать. На благо общества. Ради своих целей. Ради Мэри. Ради Шевы. Ради Оруэлла. Ради…себя?       А что до обычных людей? Портовая мафия? Детективное агентство? Министерство? Мало, просто заявиться и сказать, что они такое. Мало, просто назваться Принципом Талиона, сказав, что всё теперь у них в стране будет чики-пуки. Не будет, это первое. Второе: этого и правда мало. Министерству нужны доказательства, факты, документация. Правительство Японии должно быть уверенно в том, что они работают не с террористами, а с порядочными людьми. У Талиона эти доказательства есть. Но, пока они прибудут в целости и сохранности в Йокогаму, пройдёт неделя, если не больше, а делать дела нужно уже сейчас. Они уже заключили договор с Огури Мусирато, одним из членов Крыс, на сотрудничество. Боже, этот легкомысленный мужчина за кусок хлеба и освобождение из-под стражи готов сделать всё возможное. Сработавшись с ним, Талион уже предотвратили один из ходов Небожителей. Но это, увы, только верхушка айсберга.       У Небожителей есть измененный план. А вот попал он в руки к остальным членам организации или нет, знает только Достоевский. Того, правда, уже тоже нет в живых. Если не попал — это просто божественно. Легко будет преодолеть все попытки этих уродов держать ситуацию под контролем. Если попал — кошмарно. Ужасно. Придется играть по их правилам, а не писать свои. Придется откинуть все предыдущие ходы, придумывая на лету новые. А помимо основных членов, которые до сих пор живы, есть и другие проблемы. Месть, коррупция, политика. У Небожителей есть множество подосланных агентов, промытых с ног до головы исполнителей. И они везде. В правительстве. В городе. Везде. И все они уже в курсе того, что происходит. И действовать они будут радикально. Быстро. Этого нельзя допустить. Никто не должен опережать Принцип Талиона ни на шаг.       Помимо этого, нужно получить расположение иных организаций, присутствующих в этом городе. Агентство — почти готово. Их гениальный детектив в два счета раскусил подлинный план, поэтому, даже проблем не создавал. Наоборот, подсказывал Лизель, какие на самом деле стоит затрагивать проблемы. Та же наводка с письма якобы от Принципа Талиона. Это означало, что о них уже тогда было известно. За это нужно было зацепиться и они зацепились — Фукучи ввязывает в эту войну и своих коллег, Ищеек. Отличная наводка, идеальная зацепка, неопровержимое доказательство. И всё благодаря Рампо.       Портовая мафия. Вот тут уже посложнее. Для такого места как мафия, где каждый день происходит много чего интересного, власть в чужих руках они не потерпят. Кроме того, Портовая Мафия своеобразно охраняет город в ночное время суток, то бишь занимается полулегальным и нелегальным бизнесом. Так же она не потерпит соперничества в лице других организаций, которые не заботятся о городе. Одним из основных заработков Портовой Мафии является контрабанда. Они занимаются торговлей органами, химическим оружием и преступным персоналом. Портовая Мафия занимается исключительно незаконной продукцией для закулисных организаций и считается основной торговой компанией преступного мира. Вдобавок ко всему, они наблюдают за бесчисленными теневыми операциями и устанавливают связи с преступными организациями по всему миру. Из этого следует то, что с простыми переговорами они не согласятся. Нужно что-то стоящее, а Тачихара, в виде предателя мафии и двойного агента ой как подходит.       Лизель вздохнула, поняв, что чайник давно уже закипел. Та встала из-за стола, проходя к столешнице, но чашка уже была полная. Женщина обернулась. Никого. У них в доме призраки завелись? Хотя, со способностью Шевы, это более, чем возможно. Зусак развернулась обратно, тут же встречая перед собой Шеву.       — Твою мать! — Воровка книг дёрнулась от страха, чуть не зарядив мужчине чайником по голове.       — Не трогай мать! — язвительно говорит Шева, скривившись. — И не ори! Три часа ночи на дворе, а она разоралась! Одна в доме живешь?       — А ты не подкрадывайся сзади, — переводя дух, спрашивает Зусак. — Давно вернулся?       — Минут пять как, — пожимает плечами блондин. — Прогулялся.       — И как? Интересно? — как бы невзначай бросает Лизель, хотя ей нет до этого никакого дела. Этот парнишка только что напугал её до усрачки.       — К удивлению, да, — говорит Шева, присаживаясь за стол. — В этом лесу множество неупокоенных душ.       — В лесу? — удивлённо раскрыв глаза, спрашивает женщина, делая глоток.       — В паре километров от нашего дома стоит заброшенный храм, — вздохнув, Шева начал вспоминать. — А за ним — кладбище.       Чай полился через нос. Оруэлл ничего не говорил ни про храм, ни про кладбище, а лишь про то, что территория в нескольких километрах от них полностью пуста. Видимо, Шева только сегодня лично о них узнал. Зусак вытерла лицо рукавом кофты, прокашлявшись.       — И вы о них не знали? — задала она вопрос, который тревожил её в этот момент.       — Я там был неделю назад, — ответил Шева, мрачно посмотрев на коллегу. По спине Лизель прошелся холодок. — И храма, и кладбища, тем более, заброшенных, там не было. Души были, но не в таком количестве. — парень вздохнул, достав из кармана куртки люльку. — Всё это возникло за неделю. Из ниоткуда.       — Да что не так с этой чертовой Йокогамой? — чертыхнулась под нос Зусак, хмурясь.       Шева лишь поджал губы, за люлькой доставая и табак. Люлька — это обычная трубка для курения. Шева курил не часто, даже изредка. Предпочитал больше алкоголь, чем никотин. Он аккуратно засыпал табак в чашу до верхнего края и примял его по всех поверхности. Проделал так ещё раза два, утрамбовывая. Шева быстро раскурил с помощью спичек, попыхивая. Пахло виноградом. Вкусно. Закончив с раскуриванием, парень легко откинулся на спинку стула, делая затяжку, выдыхая виноградный дым в потолок. Зусак заворожённо наблюдала за этим, параллельно обдумывая новую причину для беспокойства — возникший храм и кладбище.       — Ты не спрашивал у душ, что там произошло? — поинтересовалась Лизель, отпивая чаю.       — Эти истерички хреновы принялись кричать, как только узнали, что я могу их слышать и видеть, — однобоко ответил тот. — Вразумительных ответов я не получил… Они лишь орали мне на ухо, мол, «Беда! Беда! Уходи! Уходи!», «Близнецы! Близнецы!», хотя я в душе не ебу, при чем здесь близнецы. По крайней мере, я не знаю японского и не понимал, что они ещё говорят. Проторчал там ещё некоторые время, осматривая площадь. — блондин поднял голубые глаза на Воровку книг. — Лиз, там даже птиц нет. Ни одного паука в паутине не нашел. Букашек — ноль.       — Близнецы? — женщина приподнимает бровь в вопросе. — Может, это подсказка?       — Потяни за нить, за ней потянется клубок, — отвечает Шева, затягиваясь люлькой. — Я разберусь.       — Когда ты так говоришь, то обычно сливаешься после этого, — Лизель хмыкнула, зная, что мольфару и дела нет до этих неупокоенных, пока они не мешают его комфорту.       — Панночка померла, — проговорил он по-украински, улыбнувшись, сложив руки крест на крест, изображая Панночку из старого-старого фильма «Вий». Зусак засмеялась, поняв шутку. — Ты, кстати, чего не ложишься спать?       — Просплю, — зевая, отвечает Зусак. — Утром нужно кое-куда сходить, книгу забрать.       — Ты же можешь просто переместить её, — недоумевая говорит Шева. — Зачем лично идти?       Лизель лишь улыбнулась.

***

      Время обеда. Время, когда на улицах Йокогамы скапливаются люди в таких огромных масштабах, что в обычный магазинчик за углом трудно протиснуться. Время, когда устало потягиваясь, офисные работники шуруют на кухню, разогреть себе бич-пакет. Ноябрь.       Идя вдоль узкой улочки огромного города, где каждая вывеска пестрит японскими буквами, Шева глядел на осеннее, мрачное небо. В город он выбрался впервые, за очень долгое время. Социум — не его стихия. Огромные города миллионники — тоже. И не потому, что блондин является чистейшим интровертом, совсем наоборот, а потому, что помимо обычных людей на этих улицах он встречает и мертвецов. Куда не глянь, сплошные призраки. Голова, от этого, ой как расплывается. И парень уже давно бы зашел в любой свободный ресторанчик по пути, запивая свою горесть этого муторного осеннего дня, да не может. Шеву не покидает чувство того, что тот храм с кладбищем, на который он наткнулся вчера, там не просто так. Ну, конечно же у Талиона нет времени и возможности это расследовать. Поэтому, он нагло решил заявиться к тем, кто может.       С дерева упал красный, намокший листок, закружил перед лицом мольфара, падая на темный асфальт. Светло-голубые, мужские глаза провожали листок в падении до самого конца, а когда тот легко приземлился на пол, Шева улыбнулся. Ноябрь, и правда. Шева бы сказал по-своему, на своем языке, ведь звучит так подходяще:

Листопад.

Листо-пад.

      Вывеска сверху гласила: «Кафе Узумаки». Шева прочитал это благодаря транскрипции снизу. Хоть и живет он тут, дай Бог, уже больше года, но японский никак выучить не может. В кругу его общения, в виде двоих коллег и пары сотни душ, никто не говорит по-японски. А Лизель, единственная, кто могла бы с ним попрактиковаться и в японском, и в английском, все эти полтора года не было дома. Даже сейчас, женщина с утра-пораньше свалила восвояси и до сих пор не вернулась. Должно быть, она направилась за книгой, ведь вчера так затворнически и по-своему улыбалась, что Шева был уверен — Лизель что-то задумала и совсем не хочет отступать. Должно быть, он совсем отвык от неё, но парень впервые увидел в её глазах искру. Хоть какой-то блик. Её глаза, всегда такие мутные и темные, а вчера, сидя за маленьким кофейным столиком, попивая чай и куря люльку, Шева увидел первую проплешину, первый огонек. И как же он надеется, что этот огонек у неё не отнимут.

А могут.

      Но сейчас проблема в другом. Красивый дом из красного кирпича он нашел, а как пройти в детективное агентство, в душе не гребет. Вздохнув, парень легко открыл дверь в кафе, поправляя спавшую на лицо, кудрявую челку.       — Добро пожаловать! — сразу же поприветствовала его официантка на японском, лучезарно улыбаясь.       Шева не заметил, но за одним из столиков на него сразу же обратили внимание. Трое детективов, что просиживали свои штаны на обеде, тут же зацепились глазами на экзотическую внешность и внешний вид. Больше всего на неизвестного посетителя кафе засмотрелся Ацуши.       — Вы говорите по-английски? — спрашивает Шева, улыбаясь девушке в ответ. Она положительно кивает, провожая его к барной стойке.       — Впервые у нас? — продолжает официантка уже на английском. — Могу предложить Вам прекрасный, авторский кофе.       — Я бы хотел чай, обычный, черный, с собой, два сахара, — медленно ответил мольфар, доставая кошелёк из кармана.       Девушка понятливо кивнула, приступая к заказу. Медленно прислонившись боком к стойке, Шева достал свой мобильный телефон, бездумно листая все вкладки, что были открыты. За своей спиной он слышал приглушенные голоса посетителей, но почему-то ему казалось, что говорили они про него. Но, это было не совсем так. —       Так… Дазай-сан, — оторвавшись от неизвестного человека, Накаджима переключился на наставника. — Что такого Вы сделали Лизель-сан, что она так быстро убежала с корабля?       — Ничего, — ответив, Осаму ухмыльнулся, вспоминая минувший вечер и их поцелуй, прервавший драку. — Ей нужно было спешить по делам.       — Не верь ему, Ацуши, — втиснулся в разговор Доппо. — Ты его видел после этого? Да у этого олуха затылок кровоточил так, казалось, что ему череп проломили! Небось сказал чего и заслужено получил.       — Ты сейчас выгораживаешь её на моем фоне?! — артистично возмутился Осаму. — Кто для тебя злодей?!       Незаметно для окружающих, блондин легко поправил свой кардиган, молочного цвета, заодно отряхнув белую толстовку от возможных крошек. Быстрым взглядом оглядел свои ноги, руки, поправил волосы, и гордо встал, смотря в даль. На самом деле, он смотрел на стеклянную банку с чаем, что стояла на полке. Вздохнул. Мысли сразу же переправились в нужную сторону:

«І де мені шукати цих єбланів?»

      Почему «ебланов»? Да потому что Шева искренне не понимал, как они вообще сотрудничать и работать рядом с Воровкой книг бок о бок, ничего не зная. Ну, почти ничего, но это сути не меняло. Самым верным и быстрым решением было спросить у официантки, наверняка, детективы тут частые гости, да и работают они в одном здании. Девушка как раз закончила его заказ, протягивая бумажный стакан. Шева поблагодарил официантку, оплатив.       — Поможете мне? — обращаясь к ней, Шева улыбнулся, глядя девушке в глаза. — Я ищу вооруженное детективное агентство. Их офис находится в этом здании?       — Вам несказанно повезло, молодой человек, — вместо девушки, сзади раздался приятный, мужской голос. Неизвестный говорил на английском, с неким акцентом, и говорил прямо ему в спину. — Мы как раз позади Вас.       Развернувшись, блондин увидел за столиком троих: одиноко сидящего, молодого паренька, который вытаращился на него так, словно впервые туриста видит; и двоих мужчин постарше, один блондин в очках, сидящий около окна, а второй, шатен, что как раз к Шеве и обращался. Красивый, очень красивый.       — Вы работники детективного агентства? — интересуется Шева, благодарно забирая свой стакан с чаем из рук официантки.       — Они самые, — приятно улыбаясь, отвечает Дазай. — Единственные и неповторимые!       Довольно ухмыльнувшись, Шева подошел к их столику, всё ещё ловя на себе взгляды молодого парня, со странной, но довольно интересной прической.       — Я присяду? — вежливо обратился он к пареньку, но тот лишь удивлённо заморгал, не сдвинувшись.       — Ох, простите его, — смеясь, отмахивается шатен. — Ацуши у нас не знает английского. — мужчина в бежевом пальто развернулся к коллеге, говоря уже на японском. — Ацуши, он хочет присесть.       — А, да. Да, конечно, — Ацуши смущенно отодвинулся, неловко улыбаясь. — Изви… С…Sorry.       Такой детской неловкости и смущенности Шева мог только позавидовать, поэтому, он лишь приветливо улыбнулся, мимикой показывая пареньку, что всё в полном порядке. На самом деле, ему бы поскорее смыться отсюда, чтобы не мозолить себе глаза этими сыщиками. Присев рядом с ним, Шева снял крышечку со своего стакана, положив рядом.       — Извините, как я могу к вам обращаться? — спрашивает мольфар, обращаясь к сыщикам.       — Моё имя — Куникида Доппо, — отвечает блондин, а после указывает на Ацуши. — Накаджима Ацуши. А это… — Доппо перевел взгляд на сидевшего рядом мужчину.       — Меня зовут Дазай Осаму.       Шева слегка поперхнулся собственным вздохом, не ожидав услышать это имя. Да это же просто…джекпот! Так вот он какой, Дазай Осаму, н-да. Шева от Лизель ничего иного не ожидал, можно было сразу же догадаться. Если Дазай уже в агентстве, то Зусак должно быть уже вернулась домой. Детектив сразу же покосился на потенциального клиента, понимая, что его имя он уже прежде слышал.       — Произносится как «правитель»? — отводя от себя подозрения, интересуется Шева, попутно вспоминая, что на слух означает иероглифы имени «Осаму». — Меня так удивляют японские имена!       — Мне больше нравится «законопослушный», если Вы про иероглифы, — приятная улыбка озаряет лицо Осаму.       — Какая у Вас проблема, что решили обратиться именно к нам? — тут, уже переводя тему, начал говорить на английском второй, более серьёзный и даже грозный детектив, быть точнее, Куникида, поправляя очки.       — Куда ты так спешишь, Куникида? Мы ещё не узнали имени нашего клиента, — прорывает его Дазай.       — А Вас так интересуют чужие имена? — ухмыляясь, на секунду скидывая свою маску, Шева посмотрел Осаму в глаза. — Можете называть меня Шева, — моментально представляется блондин, вновь улыбаясь. — Это сокращение от моего полного имени.       — Приятно познакомиться, Шева, — Дазай ухмыльнулся, хоть его и посетило ужасное чувство дежавю, принимая позу для слушания поудобнее. Но, мысль о том, что это не может быть не совпадение, теперь его не покидала. Точно один из Талиона, Дазай за секунду это узнал. — Теперь можем перейти к делу.       Легенда, конечно же, была придумана. Мольфар достал из своего кармана небольшой бутылек, легонько открывая и выливая содержимое в чай. Запахло спиртным.       — Я только недавно приехал, поселился за городом, в небольшом домике, подальше от городской суеты, — начал рассказывать Шева, деревянной палочкой перемешивая получившийся коктейль. — Очень люблю природу и занимаюсь духовными практиками. Утром, ровно по расписанию выхожу на пробежку по одному и тому же маршруту, одной и той же дорогой. В нескольких километрах от дома всегда был небольшой пустырь, но вчера там появился буддийский храм, а немного дальше — кладбище.       — Появился? — переспрашивает блондин. — То есть, возник из неоткуда?       — Да, до этого его там не было и на картах нет, — отвечает Шева, делая глоток. Ничуть не поморщившись.       — Можно поинтересоваться, с какой целью вы приехали в Японию и поселились за городом? — спрашивает шатен, щурясь.       — Как я уже сказал, я занимаюсь духовными практиками, — улыбаясь, отвечает тот. — И изучаю. Мне захотелось наведаться в Японию, ведь духовность в этой стране чтят намного больше, чем в любой другой. Большие города я не особо люблю, а поселится в пригороде Йокогамы было самым бюджетным вариантом. Тут я чувствую, что един с природой.       По сути, Шева не солгал. Но по существу ничего толкового не сказал. Ему бы лишь привлечь их к этому делу, чтобы детективы сами решили проблемы, которые Принцип Талиона решить не в силах. И все будут довольны. Всё это время, молча сидящий Ацуши не сводил глаз с парня, пытаясь уловить хотя бы одно слово, что он знал. Не выдержав непонимания, он развернулся к Доппо, прося перевести то, что рассказывает этот молодой человек. Идеалист на японском быстро пересказал Накаджиме то, что успел рассказать Шева. Глаза тигра округлились.       — Какими духовными практиками Вы занимаетесь? — с недоверчивым прищуром, продолжает интересоваться шатен.       — Шаманизм, — выдавил из себя мольфар, трижды прокляв самого себя, мысленно спалив себя в адском пламени, что у него вообще язык повернулся назвать мольфарство — шаманизмом. Да, практика пошла от этого направления, но они совершенно разные.       — Вау! — неожиданно, шатен сменился в лице, восхищенно ахнув, про себя подумав, что в этой организации все поехавшие. — Это так необычно!       — Благодарю, — улыбаясь, продолжая строить из себя милого мальчика, Шева вздохнул.       — Вы уверенны, что этих построек там не было? — прервав восхищение коллеги, продолжил Куникида, недоверчиво глядя на полученный напиток из чая и неизвестного спиртного и то, как этот парень спокойно его пьет.       — Целиком и полностью, — кивнул блондин. — Я приехал в город, собираясь найти известное детективное агентство, что может расследовать это дело, ведь думаю, что тут замешана паранормальщина.       — Что ж, молодой человек, Вы обратились по адресу, — подытожив, сказал Куникида, записывая данные в блокнот. — Пройдемте в офис, Вы заполните заявление и оставите свои данные.       — Ну подожди, Куникида! — воскликнул Дазай по-японски. — У нас же только обед начался!       — Тебе лишь бы поесть да поспать, лентяй! — рявкнул на него коллега, переводя уставший взгляд на Шеву, переходя на другой язык. — Извините нас, мы сейчас на обеде, не могли бы Вы подождать в офи—?       — Ничего страшного! — тут же с лучезарной улыбкой отвечает Шева. — Я могу подождать и мы вместе пойдем. Если честно… — мольфар замялся, изображая смущение. — Я пытался найти ваш офис, но всё счетно…       — Ну вот и отличненько! — радостно крикнул Осаму. — Шева, откуда Вы приехали?       Моментально, он захотел закатить глаза, ведь в свое время уже наслушался и подустал рассказывать всем вокруг, кто он, откуда он, что за дивный акцент, тяжело ли ему, почему уехал из страны и тому подобное. Утомляло. Но, вздохнув и сделав желанный глоток «чая», хмыкнул.       — Из Украины, — ответил Шева. — Это страна в центре Европы, если быть точнее.       — Так вот откуда у Вас такой акцент! — посмеиваясь, говорит Дазай.       Куникида заинтересованно поднял взгляд на парня, словно что-то вспоминая. Шева делает ещё один глоток, притупляя эмоции. Он это серьезно сейчас? Прямо по методичке спрашивать будет? А от Зусак он ожидал кого-то поумнее. Но Дазай делал это не просто так. Кто, как не он может раскусить людское притворство? Поразмыслив над тем, что парнишку уже могли задолбать подобные вопросы и неуважение, Осаму начал выводить того на истинные эмоции. Да, не хватало им проблем… Только от одной женщины избавились, как пришел другой, подозрительный, лживый мальчик.       — А…эм… — неуверенно начал Ацуши, обращаясь к Шеве. — А…что ты добавил в чай?       — Что? — не слова не поняв, с улыбкой на лице переспрашивает мольфар.       — Ацуши интересуется, что ты добавил себе в чай, — объясняет Дазай. — Мне тоже интересно!       — А, это обычный ром, — сказав, парень делает ещё один глоток. — Мне нравится мешать алкоголь с чаем.       — Все украинцы так делают, да? — нагло улыбаясь, продолжает давить Осаму, параллельно на японском объясняя подопечному, что пьет Шева.       — Ох, ну что Вы! Не все, — отмахивается Шева, хотя внутри потихоньку начинает бушевать ураган. Но, мольфар не глуп, и прекрасно понял, что о нём думает этот нахальный детектив. Подозревает. И где же Шева прокололся?! Или, Осаму сразу же догадался?       — Извините, мой коллега ведет себя стереотипно, — извиняется Доппо, ногой под столом пихая Дазая.       — Я привык, — грустно отвечает Шева, но тут же переключается, вспоминая ещё об одном. — Да, кстати, я сделал фотографии той местности.       Достав мобильник, блондин открыл галерею, показывая две фотографии: одну, сделанную неделю назад, на которой изображена лишь степь и лес, а вторую, сделанную вчера, на которой расположился высокий, но заброшенный храм и парочка надгробных плит, что скрывались за высотой здания.       — Меня одного смущает этот ворон? — изучив с коллегами фото, вдруг тихо говорит Осаму.       Шева встрепенулся. Ворон? Какой ворон? В том месте ни одной живой души, лишь орущие мертвецы, откуда там взяться ворону? Мольфар вгляделся в фото повнимательнее, туда, куда пальцем указывал Осаму. И правда…ворон. Дазай смахнул вчерашнее фото, переключая на недельной давности. Ворон все ещё был там. На том же месте. На той же засохшей ветке. Смотря своими черными глазами в камеру. Детектив заметил неподдельное удивление клиента, что застыл, не веря своим глазам.       — Это обычная птица, но вот то, что она и там и там сидит на одном и том же месте, глядя в камеру, немного пугает, — улыбаясь, смягчает углы Осаму. — Вам так не кажется?       — Извините, могу я сделать один звонок? — резко, Шева встает, получая неуверенный, но одобрительный кивок от детектива, берет свой телефон в руки, набирая номер.       Почему он не увидел этого ворона раньше? Если так, и эта чертова птица была там с самого начала, а не возникла на фото с помощью иллюзии, то Шева практически самостоятельно сделал за детективов их работу. И звонил он тому, кто прекрасно знается на воронах. Шева отошел подальше, ведь знал, что орать ему придется…ох как долго.       — Вороний слухає…? — с другой стороны раздаётся неуверенный, мужской голос       — Микола, трясця твоїй матері!!! — сразу же срываясь на крик, орет в трубку Шева, и от его крика детективы подпрыгнули на месте от неожиданности. — Бодай би-м тя мати була радше на кропиву висцяла, ніж мала-м тя нещастя породити! — прокричал он в телефонную трубку, сгорая от злости. — А щоб твоєю мордою просо молотили! А щоб тебе злидні обсіли! А щоб ти падло дристало та й дристало! А щоб ти не діждав! А щоб тобі пусто було! Вороний, якого чорта твої сороки-ворони переслідують мене?!       — А…і тобі привіт, Тара—       — Мене звати Шева! — с новой силой рыкнул Шева в динамик.       — Так, так, привіт, Шево, — вздохнув, боязно отвечает он. — Чого ти так волаєш? Всіх воронів мені розлякав.       — Ти стежив за мною?! — вновь рявкнул мольфар. — Ми вже все з тобою вирішили. Чому ти взагалі це робиш?       — Ти втік! Просто втік від нас, не сказавши не слова! Я повинен був переконатись, що з тобою все буде добре! — оправдался Вороной, немного повысив голос.       — Чотири роки?! — вымученно выдавил Шева, закрывая лицо рукой. Вдох. Выдох. — Добре, потім розберемося, я не хочу копатися у минулому. Храм з цвинтарем твоє діло?!       — Ти ж знаєш, не можу я так, — отнекивался он. — Я сам почав щось підозрювати, коли ця святинь з’явилася у полі. — Николай вздохнул, переходя уже на более серьезный тон. — Мертві щось кричали тобі? Те, що ти не зрозумів?       — Вирішив мені допомогти? — рассерженно крикнул он, закипая внутри от злости и обиды, что старый друг до сих пор не может его отпустить. Ну, и от того, как же ему всё это надоело. — А щоб в тебе пір’я в роті поросло, так, казали. Близнюки.       — Подивимось, — угукнул Вороной, делая что-то неизвестное для глаз. — Близнюки на японській — Томіе. Тарасе…кхм, Шево, шукай людину на ім’я Томіе.       — Звідки це ти дістав взагалі? Звідки знаєш, що це ім’я? — даже проигнорировав неугодное Шеве имя, мольфар не понял, как его друг за секунду это узнал. — Ти щось знаєш?       — Жартую! Не гребу, що це! Бувай! — крикнул он и сбросил трубку.       И свалился же он на голову, этот чертов повелитель ворон. От раздражения Шева громко и устало вздохнув, скидывая со своего лица маску милого, доброго иностранца. Парень повернулся к столу с детективами, нахмуренно глядя. Глаза у них были по пять копеек, они не поняли совершенно ничего из того, что услышали, но могли додуматься, что диалог был не из приятных. Блондин легко подошел к столику, забрав бумажный стаканчик с «чаем», собравшись на выход.       — Бывайте, — пробубнел Шева, безэмоционально уставившись на них. — Ситуация разрешилась, ваши услуги больше не требуются.       Ацуши сидит смирно, бросая удивленные взгляды то на одного, то на другого напарника. Доппо немного подорвался с места, озадаченно оглядывая парня. Дазай лишь развел руками.       — Ну тогда удачи Вам, Шева, — подмигнул шатен, глядя, как иностранец покидает кафе.       — А, да, и ещё, — вдруг, Шева останавливается, обрывая на полуслове Доппо. — Дазай Осаму, Вам уже пришло приглашение?       — О чем Вы? — непонятливо оглядывает его Дазай.       — Видимо, нет, — не ответив, Шева вновь развернулся к выходу. — Тогда поговорим об этом в следующий раз.       — Мы что, так его отпустим? — спрашивает у коллеги Доппо. — И что это только что было?       — Кажется, за этим эмоциональным диалогом по телефону скрывалось нечего большее, чем один маленький храм, — пожимая плечами, отвечает Осаму, глядя, как блондин остановился на улице, утыкаясь в телефон. — Пусть идет. Нам же проще работать.       — Ты такой безответственный! — рычит Куникида. — Вообще не печешься об агентстве!       — Вы мне вообще расскажите, что произошло? — с надеждой в глазах спрашивает Ацуши.       Выйдя из здания, Шева вновь остановился, отвлекаясь на очередной телефонный звонок. Надо им всем так срочно! Но вот на абоненте «Оруэлл» кишки в узелки завязались. Спокойно сняв трубку, парень посмотрел на осеннее, хмурое небо.       — Я немного занят, — недовольно отвечает Шева.       — Это очень срочно, — доносится из динамика обеспокоенный голос Оруэлла. По спине Шевы прошлись мурашки.       Занятые беседой друг с другом, детективы сначала не заметили, как из рук стоящего перед окнами парня, с кудрявыми светлыми волосами, из рук на асфальт выпал стакан с чаем, а потом и телефон. На звук последнего они обернулись. И тут же выбежали к нему. В этот момент Шеву трясло. Ужасное, вязкое и необратимое чувство поселилось в голове.       — Эй, Вы как? — Доппо подбежал первым, хватая парня за плечи, тем самым спасая от падения коленями в пол.       — Шева? Шева, ты тут? — из телефона до сих пор доносится мужской голос.       — Алло? — с пола поднимает телефон Дазай, поднося к своему уху.       — Дазай?       — Откуда Вы… А, — шатен взглянул на имя абонента, ухмыльнувшись. — Я почему-то так и подозревал. Так ты с этим милым пареньком тоже работаешь? В Талион что, по милой мордашке берут? Ну, не считая твою, конечно.       — Очень мило, Дазай, — пробубнил Оруэлл, вздыхая. — Лизель похитили, — спустя время ответил Джордж. — И нам пришла весточка от похитителей.       — Чего…? — мужчина замер.       — Портовая мафия, — сказал Оруэлл. — И, кажется, нам нужна ваша помощь.

***

      Голова ужасно болела.       — Она скоро очухается? — звучит незнакомый, неприятный мужской голос. — Босс нас на куски разорвёт, если мы не закончим с ней к вечеру.       Руками было не пошевелить. Две конечности застыли в одном положении, подвешенными кверху. Кисти были закованы, и железо ужасно давило на пальцы. Ноги сомлели.       — Угомогись, только десять утра, — отвечает ему второй неизвестный мужской голос. — Нам не урежут зарплату, если мы начнём через час.       — Я в шестерках хожу уже второй год, — всё продолжает жаловаться первый. — Мне впервые доверили такую работенку. Думаешь, Босс присматривается ко мне?       — Мечтай, — цокает второй. — Нас тут пятьдесят шесть, а все как один — обычный мусор, работающий тут из-за пафоса, не осознающий всю ответственность. Нахера столько охраны из-за какой-то малявки?

Это он меня малявкой назвал?

      Ступням было холодно. А в помещении было темно и сыро, гнилой воздух пропитал это место. Наверняка по углам живет плесень. Даже в подвале Оруэлла, и то, поприятнее, а это место далеко не самое приятное в доме. Женщине хотелось заявить о себе, о том, что этим бедным ребятам не придется ждать ещё н-ное количество часов, чтобы помучать её. Зусак даже не помнила, как сюда попала. Было утро? Раннее? Она куда-то собралась? Зачем? Куда? Мозг начал потихоньку напрягаться, а воспоминания всплывать. Да, было раннее утро. Девушка вышла рано, чтобы успеть доехать в город, а ближайшая остановка в нескольких километрах от дома. Прошлась налегке, подышала свежим, утренним воздухом. Вот только…дошла ли до остановки? Да, Лизель помнила, она уже была в городе, когда это произошло. Дом Дазая, да-да-да, она хотела забрать свою книгу рано утром, чтобы застать детектива дома. Возможно, даже спящим. А потом сильный удар по голове. Мешок. Несколько человек засунули её в машину, ударяя дважды, до полной отключки. А потом… Воровка книг, сильная, блядь, и неповторимая оказалась тут. В этом тухлом, вонючем подвале, закованная и разутая. На удивление не голая. Хоть и на этом спасибо.       — Раз ты говоришь, Минато, что у нас дохрена времени, так давай проведем это время с пользой, — обращается первый к коллеге, чье имя видимо Минато, хмыкая.       — Чего ты опять удумал, Харуто? — раздраженно спрашивает Минато, не очень довольствуясь этой идеей.       — Растормошим её и немного развлечемся, — потирая руки в предвкушении, Харуто останавливается совсем рядом с «отрубившейся» Воровкой книг.       — Это тебе не обычная девчонка, мужик, — останавливает его напарник. — Она террористка. И организация у них террористическая. Лучше подождать, пока сама в себя придет и там уже по быстрому справится. Всё равно, в основной пытке от нас мало чего зависит.       — Блядь, ты что, серьезно? — недовольно цокает мужчина, а позже смеряет женщину взглядом, присаживаясь на корточки рядом с ней. — Хотя, может ты и прав. Чего на всякий сброд мужское здоровье тратить? Хотя, жалко её.       — Жалко? — недоумевает Минато. — Ты осознаешь, что говоришь своим поганым ртом?       — Мордашка у неё красивая, — неприятно хмыкает Харуто в ответ, протягивая руку к её лицу. — И малявка она, видимо. Жалко такую.       — Не неси ерунды, — недовольно протягивает Минато, оперевшись плечом о стену. — Девка как девка. И уж точно не малявка.       — Ой, да какая разница? — фыркает мужчина, проводя шершавой подушечкой пальца по женским губам. — Она в нашем распоряжении, а это значит, что… АЙ БЛЯДЬ!       Закричав от боли, Харуто резко отдернул руку от женщины, уставившись на свой палец. Он кровоточил.       — Она меня укусила, шваль! — завопил он разъяренно.       — Так тебе и надо, — равнодушно сказал Минато, натягивая на свои руки кожаные перчатки. — Видимо, твоя тупость её растормошила.       Замахнувшись, Харуто ударил всё это время тихую Лизель по лицу, влепив пощечину. Зусак лишь медленно улыбнулась. Думается ей, что с этими двумя тупоголовыми идиотами её, как они выразились — пытка, закончится, даже не начавшись. Немного приоткрыв глаза, она взглянула на них. Шестёрки в мафии, и правда, все под копирку. Этих отличало только то, что им позволили провести всё это «мероприятие», а значит, им доверяют. Или же, хотят избавиться.       — Что, очухалась? — процедил Харуто, беря женщину за волосы на затылке, поворачивая её лицо к единственному источнику света — лампочке.       — Да меня чуть не вытошнило от тебя, — издевательски ухмыльнулась Лизель.       — Ах ты сука! — вот уже замахивается он и во второй раз.       — А давайте, ребята, — сплюнув слюну после удара на пол, Зусак вновь обращается к ним. — Мы чуть-чуть добрее будем.       — Мы и так довольно добры к тебе, — говорит Минато, отодвигая своего коллегу в сторону, выходя вперед. — Если ты не будешь делать глупостей и лично всё сама расскажешь, то мы вообще и пальцем тебя не тронем.       — А что вы от меня хотите-то? — непонятливо кривится она.       Двое мафиозников переглянулись. И правда, они совсем не озвучили то, что они хотят от неё услышать. Минато легко ухмыльнулся, подходя ближе. Босс не давал четких указаний на то, что именно нужно узнать, параллельно ломая пленницу. Главное, не дать ей понять, что цель её пребывания тут совсем не выуживание информации. Но до основного действия ещё есть время. Минато что-то шепчет на ухо Харуто и тот послушно заходит ей за спину, в слепую зону, держа что-то в руке.       — Что вам нужно в Йокогаме? — задаёт вопрос Минато.       — Хотим трон и корону, — сразу же отвечает Лизель, ухмыляясь. Мужская нога впечатывается в женскую спину. Зусак издаёт рваный вздох. — О…так у нас тут допрос с пристрастием. И как вам не стыдно бить девушку?       — Не стыдно. В первую очередь, ты — террористка и наш враг, — непоколебимо говорит Минато. — Отвечай по существу, если не хочешь быть избитой до смерти.       — Ребята, — все так же несерьезно глаголет та, улыбаясь в лицо допрашивающему. — Давайте жить дружно. Вы меня отпустите. Я вас не убью.       Второй удар приходится между лопаток. Больно. Но Лизель терпит, ни на секунду не отводя взгляда от стоящего перед ней мафиози. Всё, всё равно, скоро закончится. Зусак уже предвкушает то, как уходит отсюда, приезжает домой, ложась в мягкую кровать, наконец-то засыпая. А о Дазае и своей книге она подумает как-нибудь потом. Когда выспится часов так…двадцать.       — Сними ей рубашку, — приказывает Минато.       Воровка книг удивлённо окидывает его взглядом. Но не сопротивляется, а лишь продумывает план. Значит, Минато — эдакий спокойный, но руководящий процессом. А его туповатый напарник Харуто — физическая сила. Как вариант, рассорить их было бы славно. Сами же и пристрелят друг друга, всё равно, до их маленького мозга никогда не дойдёт, что к этому их будет подстрекать Лизель. Сильные руки Харуто одним рывком расстегивают все пуговицы на рубашке, а после, маленьким ножичком тот разрезает остатки ткани на спине. И теперь белая хлопковая рубашка свисает только с рук, с двух сторон. Унизительно.       — Вы вообще в курсе, что то, что вы делаете, может караться законом? — спокойно сидя на месте, наблюдая за мимикой Минато, тихо начинает говорить Зусак. — Изнасилование, насилие, воровство, убийство. Как думаете, почему все это наказывается законом? Почему закон это запрещает? Потому что всё это у нас в крови. Без закона люди насилуют, воруют и убивают. Ведь это им свойственно.       — В Портовой мафии нет таких законов, — незаинтересованно бросает Минато. — Так зачем сдерживаться? Ведь это то, что делает нас сильнее.       — А я думала, ты сможешь поддержать мою мысль, — разочарованно говорит Лизель. — С виду ты кажешься вразумительным.       — А ты — нет, — отрезав, мужчина достаёт из кармана небольшой шприц. — Наш вопрос остаётся открытым.       — Что это? — спрашивает Воровка книг, стараясь отодвинуться от подходящего всё ближе и ближе, невозмутимого мафиози. Но её сзади крепко держит Харуто.       — То, что развяжет тебе язык, — на долю секунды усмехнувшись, отвечает мужчина, резко вкалывая в шею неизвестный, прозрачный препарат. — Если тебе интересно — диацетилморфин.       Сердце Лизель пропустило удар. Как и тело — сразу же после ввода вещества, на неё посыпалась груда неконтролируемых ударов. Но женщина лишь вымученно улыбнулась, чувствуя, как эффект вещества быстро распространяется по её телу. И твердо решила — она даже не позволит себе пискнуть. Неприятность эту она переживёт.

«Чтобы выжить, нужна причина» — кто-то когда-то сказал. Глупец.

***

      — И как вы это объясните? — недовольно задаёт вопрос в лицо Директор Вооруженного детективного агентства, проходя сквозь широкий коридор первого этажа.       — Вот именно! — подхватывает за ним Рампо, идущий следом. — Я не успел перекусить!       — Приносим наши глубочайшие извинения, — выходя из-за угла, улыбчиво произносит Джордж Оруэлл. — Но у нас возникли непредвиденные трудности, справиться с которыми, нам поможете только вы.       — Ещё бы, — хмыкает Эдогава, бесцеремонно тут же занимая свободный стол за широким столом посреди, видимо, гостиной.       Довольно странная и неловкая ситуация. Ведь, детективное агентство сейчас находится в гостях у Принципа Талиона. Буквально — в их личном доме. В просторной гостиной, озираясь по сторонам стоят детективы. Не все, конечно, но и не малая часть. Тут же и ранее встречающиеся нам Дазай, Куникида, Ацуши. Рампо и Директор Фукудзава, лично, собственной персоной. И совершенно ничего не понимающая, озирающаяся недоверчиво — Акико. Почему-то, ей тоже нужно было явится, поглядеть на этот театр одного актера, а точнее — трех. Джордж Оруэлл, известный сыщикам больше как Большой брат, знакомый уже Шева, недовольно скривившийся и наливающий себе небольшую рюмку сорока градусного напитка. И, тихо сидевшая с краю длинного, деревянного стола белобрысая женщина, с железным протезом вместо руки — Мэри Шелли.

Ну не встреча, а анекдот.

      — Если ты называешь похищение Лиз «непредвиденной трудностью», я с удовольствием тебе врежу, — ядовито бросает Шева в сторону улыбающегося Оруэлла, как-бы случайно задевая его своим плечом, когда тот проходит мимо.       Работники детективного агентства переглянулись. Кто-то, зная английский, понял, что сказал этот хмурый блондин, кому-то Доппо перевел. Вообщем-то, именно Куникида в этой ситуации считал себя надуренным мальчиком. И кем? Теми же самыми людьми. Принципом Талиона. Шева, конечно, по пути за город объяснил, что этот храм с кладбищем, по которому он обратился к ним, ничего общего с планами Талиона не имеет, а лично его интерес. Был. Мольфар так же объяснил кому звонил и о чем говорил. Детективы, на удивление, (не без помощи Рампо), поверили. Даже больше вопросами не докучали. Лишь напряженно ехали в тишине до назначенного места.       А как же агентство вообще решилось на такой вечерний визит в гости к террористам? Не сказать, что легко конечно. Они были обескуражены случившимся, настолько, что увели дрожащего Шеву в офис, решая, что же им делать дальше. Оруэлл сразу же лично пригласил детективов «обкашлять» один очень важный вопрос и сказал, что Директора он так же лично ждёт. Все, включая Шеву, подумали, что дело как раз таки в Лизель и её похищении Портовой мафией, но Дазаю казалось, что не все тут так просто. Зачем эта личная встреча? Да ещё и делового характера. Разве, чтобы оставить задание детективам нужно собираться всей толпой, ещё и привлекать сюда руководителя, лишь чтобы найти одну террористку, кем бы она не приходилась присутствующим? Нет. Что-то не сходилось. Такая резкая перемена в Шеве так же напрягла — Осаму, естественно, не знает, какой этот парниша на самом деле имеет характер, но кажется, за эту долю секунды между блондином с милой мордашкой и Большим братом разразилась война. И эта брошенная только что фраза. Словно, членам Принципа Талиона известно намного больше, чем успели озвучить детективам. Та, пока что неизвестная сыщикам блондинка с протезом — так же подозрительно молчала, утыкаясь взглядом зеленых глаз в стол. А Джордж улыбался.

Улыбался.

      — Та-а-а-ак, ребятки! — вдруг, после минутного напряженного молчания, блондинка поднялась со своего места, неловко улыбаясь, явно хотя разрядить обстановку. — Меня зовут Мэри Шелли! Рада знакомству! Присаживайтесь за стол, нам есть, что вам рассказать.       — И ты туда же? — буркнул под нос Шева, разочарованно глядя на Шелли.       — Успокойся, пожалуйста, — шепнула Мэри ему на ухо. — Я тебя прошу. Всё в порядке!       — Лизель не было дома с самого утра, — рассержено процедил он, сжимая в руках рюмку. — Оруэлл позвонил мне в два часа дня. Сейчас, сука, пять вечера. — он развернулся к Мэри лицом, издевательски и вымученно улыбнувшись. — Всё в порядке, да?       — Вижу, Ваши коллеги уже перешли к обсуждению дела, — слушая это всё, говорит Директор Фукудзава, садясь за самый крайний стул от Оруэлла. — Так просветите и нас.       Напряженные и тихие, детективы сели ровно по другую сторону от членов террористической организации, навострив уши и ни за что не расслабляясь. Всё может случиться. Возможно, это была ловушка. Или нет. Главное — держаться на расстоянии и слушать в оба, наблюдать за движениями и мимикой, считывать эмоции и чувства. И тогда, эти импровизированные переговоры до чего-то и дойдут. Присев последним, Оруэлл не «снимал» улыбки со своего худого, усталого лица. Красные глаза впивались в душу каждого из присутствующих, когда Большой брат смотрел только на Юкичи.       — Так вы хотите, чтобы мы помогли найти Воровку книг? — бесцеремонно первым начинает говорить Рампо, довольно ухмыльнувшись. — Осознаете моё превосходство в этой ситуации, да?       — На самом деле — нет, — Джордж вздохнул, улыбчиво отвечая. — С Лизель мы разберёмся сами и чуть-чуть попозже. Я позвал вас сюда по другому вопросу.       — Что?! — резко вспылил Шева. — В каком смысле?       В принципе, всё начинает оборачивается так, как и додумался Дазай. Только вот… Оруэлл совсем не собирается просить помощи агентства в поисках? Это…странно. Судя по отрывкам фраз Шевы, Зусак не было в их поле зрения с самого утра. Сейчас пять, почти шесть. Это больше, чем восемь часов. А зная методы мафии, Дазай надумывает только самые худшие варианты событий. Тревожно. От всего. От пропажи Лизель. От улыбки Оруэлла. От реакции Шевы и Мэри. От общей атмосферы этого дома. Тут можно задохнуться. Морально.       — Портовая мафия, похитив члена нашей организации переступила через моральные нормы, — тихо начал Большой брат, игнорируя крик Шевы. — Мы в курсе, что мафия особо не подчиняется общепринятым законам и нормам, но, Принцип Талиона, теперь уже, как официально зарегистрированная организация находится под защитой власти этой страны. И служит на благо её общества. — брюнет легко достал из кармана пачку дорогих сигарет, спокойно доставая одну. — Вообще, мы планировали начать вести совместный бизнес с мафиози, тем самым укрепив свою безопасность, но… Возникла непредвиденная трудность. В виде «Информатора», который подчистую слил все данные о нашей организации, о наших личностях и способностях. — мужчина легко прикурил сигарету, отводя руку в сторону.       — Так у вас завелась личная крыса? — ухмыльнувшись, прокомментировал услышанное Дазай.       — Если бы, — ухмыльнулся в ответ Оруэлл. — «Информатор» слил данные, это так, да. Но слил неверные данные.       — Не верные? — уточнил Доппо.       — Именно, — клацнул пальцами свободной руки Джордж. — Вся информация — вымышленная. Кто-то нарочно захотел подставить мафию, используя нас, как инструмент. Я не думаю, что это Небожители, — тот затянулся, стараясь говорить медленно, чтобы Куникида успел переводить. — Они не впереди нас. Этот неизвестный «Информатор» знает больше, чем мы сами. Это меня пугает. Третья сторона в этой войне нам вообще не нужна.       — Вам — это лично вам или всей стороне? — прищурившись, произнёс Директор.       — Директор Фукудзава, знаю, это тяжело принять, но мы на одной стороне, — вздыхает мужчина. — Но я как раз поэтому Вас и пригласил.       — И что же Вы хотите? — спокойно спросил седовласый мужчина, ожидая.       — Предложить Вооруженному детективному агентству сотрудничество, — улыбчиво отвечает Большой брат, затягивать с новой силой.       Глаза округлились по пять копеек. Но не у детективов, которые точно были шокированы этим предложением, нет. Округлились они у Мэри и Шевы, которые застыли, с двух сторон глядя на своего Босса. Взгляд Шелли притупился, словно, та что-то очень сильно обдумывала, но не решалась озвучить свои мысли, лишь согласно кивнула. А Шева…вспылил с новой силой.       — Это сейчас не имеет значения, — буквально по-звериному прорычал он, а на долю секунды показалось, что в его светлых глазах загорелся самый настоящий огонь. — Какой толк от них, если мы даже свою коллегу не можем найти?! А?!       — Я тебе уже объяснил, — тихо отвечает Оруэлл. — Её чип вырезан и уничтожен. Я не могу её отследить.       — А это, что, мои проблемы?! — зашипел тот. — Признайся, что тебе далеко дела до неё нет! Тебе лишь бы побольше пи…       Но Шева не договорил. Резко замолчал, что даже Дазай не сразу понял, в чем причина. Побоялся ли Шева, что сболтнет сейчас что-то лишнего? Но Большой брат смотрел на него так пристально и так внимательно, что кровь стыла в жилах. Улыбка спала с его бледного лица, а красные глаза помрачнели. Оруэлл легко провел рукой по своей шее, заводя кисть куда-то за воротник рубашки, но сразу же убрал, словно смахнул пылинку. После, детективы перевели взгляд на затихшего мольфара. Из его носа, тонкой струйкой стекала…       Кровь.

***

      — Сука, она хоть когда-нибудь заорет?! — злостно кричит Харуто своему напарнику, уже битый час избивая книжную воришку.       Больно, очень больно. Адски болит вся женская плоть. Тело в кровавых подтеках. Руки в ссадинах, лицо в немного припухло от пощечин. Ребра болят. Три. Их сломали. А Лизель молчит. Молчит уже четвертый час. Минато устало подходит к женщине, грубо беря её за слипшиеся волосы.       — А ты казалась поразговорчивее, — негромко произнёс мафиози, смотря на то, как струйки крови бегут по бледной коже. — Ну, мы немного передохнём, а тобой займется другой человек. Поверь, тебе понравится.       — Что, БДСМ практика? — хихикнув, прокашляла Лизель.       — Лучше, — издевавшись отвечает мафиози.       — Да что может быть лучше… — прошептала девушка, склоняя голову вниз.       Оружие, ставшее ежедневной частью человека, обретает вид объекта слабости, а не силы. А основная сила как раз была на исходе. Сложно было даже голову поднять. В горле сухость, в животе повесилась крыса, руки не чувствуются. От ранее вколотого несколько раз за эти часы героина голова превращается в месиво. Кровь прилипла к коже, к волосам. Там же и слюна. Не её. В неё плевали. Рубашка превратилась в куски ткани, а майка под ней успешно держалась на соплях. Ступни так же кровоточили. Пекло всё. Боль пронизывала тело повсюду. Ребра. Зусак чувствует себя отвратительно и очень знакомо. Словно, вновь вернулась на войну. Хотя, давно уже пора признать, что женщина и так участвует в войне. В новой.       Пока Воровка книг обессилено втыкала в пол, двое мафиози отворили дверь камеры, приглашая кого-то неизвестного внутрь. Послышались глухие, но резвые шаги. Первое, что увидела Зусак — не человека. А зеркало, которое все это время висело на соседней стене. Зачем оно там? Марафет пыточникам наводить? И только после заметила перед собой…стремную до жути куклу. А держал уродливую тварь в руках ребенок. Зусак повнимательнее вгляделась, не веря, думая, что ей показалось. Не может быть ребенок. Но, нет. Самый настоящий.       — Здравствуй! — заговорил он высоким, детским голоском, приветливо улыбаясь. — Я Кюсаку! Пришел с тобой поиграть!       Лизель застыв, несколько секунд безмолвно смотрела в его необычные глаза, а после…       Засмеялась во всю глотку.       — Ты так рада!!! — улыбнулся Кюсаку очень…мрачной улыбкой. — Вау!       — На самом деле, — решив ответить честно, всё еще приходя в себя от подступившей истерики, и пересиливая боль в ребрах, Лизель вновь взглянула на него. — Я ждала БДСМ практику.       — А что это? — непонимающе захлопал он ресницами.       — Ты ещё маленький, чтобы знать о таком, — спокойно отвечает женщина, не веря, что мафия привела к ней ребенка. Да, выглядит он супер стремно, но его стилек ей даже нравится. Сама бы так одевалась. Да годы не те.       — Да?.. — задумчиво потирает он лоб, в другой руке сжимая свою куклу. — Но мне уже тринадцать, я правда маленький для такого?       Лизель в тринадцать лет лишилась своей жизни. Девушку аж передёрнуло. Господи, да что происходит? Это шутка? Мафиози решили поржать? Скучно стало?! Да где Оруэлл, когда он так нужен?! Её чип на месте, так почему его ещё тут нет? Что-то происходит? Что изменилось? Почему в головок Лизель бесконечно крутятся вопросы?       — Да, ещё маленький, — устало, практически без сил отвечает она.       — Но я хочу знать, что это! Хочу знать! — вдруг, затребовал ребенок. — Расскажи мне! Я прокляну тебя, если не расскажешь!       Лизель обречено бросила взгляд в сторону двух мафиози, словно, их пытки были поприятнее, но…их не было. Они вышли из камеры, оставив её наедине с этим мальчиком…? Девочкой? Стремным ребенком? Или что страшнее…с этой куклой. Голова разболелась от его криков, а чутье подсказывало, что лучше Кюсаку не злить.       — Ну, хорошо, — кивает Зусак. — В основе БДСМ лежит повышение уровня сексуального возбуждения человека и получения им удовольствия в результате сознательного нарушения тех или иных социальных условий или табу, а также в результате выполнения физических воздействий, таких как ограничение подвижности, нанесение ударов, щекотание и так далее. — женщина выдохнула, переводя дух. Даже говорить становилось тяжело.       — Людям нравится, когда им причиняют боль? — задумчиво спросил Кюсаку, склонив голову на бок.       — Некоторым да, — согласно, но еле-еле кивает Лизель.       — А мне не нравится, — вдруг, резко его тон стал мрачнее, но задорнее. — Я ненавижу боль! Она отвратительна!       Ребенок резко приблизился к Лизель, аккуратно, еле-еле задев себя её подвешенной рукой. Скорее всего, даже сам специально врезался. Книжная воришка этого не поняла, приняв такое за то, что он просто испугался. Боже, да какой же кошмар! Что здесь делает ребенок?!       Незаметно, на лице Лизель появился след от людской ладони.       — Ты сделала мне больно! — закричал он, хотя крик был похож больше на ребяческий, истеричный смех. — Больно! Больно!       Но вдруг, до Лизель дошло. Пока Кюсаку говорил — смех продолжался. Смеялась кукла. Не зная, что происходит, и что ей следует предпринять, Зусак попятилась назад, зазвенев цепями, но друг, кукла разорвала саму себя.       — Какого ху… — прошептала та, как вдруг, мир погас.       Тесно и темно. Ничего не слышно. Ни смеха, ни голоса. Ничего не видно. Руки без кандалов, свободны. Зусак чистая и одета в небольшую, белую ночнушку, какая была у неё в детстве.

Что…происходит…?

      Женщина легко поднимает свои глаза вверх и застывает:       — Ма…ма?       Перед ней стоит женщина, седовласая, с белой прядью у лица, в поношенном пальто. Как тогда. На вокзале. Сердце девушки пропускает удар при виде матери. Родной матери. Такой же, как и двадцать с лишним лет назад.       — Мама…? — вновь подает голос Лизель, не веря своим глазам. Она улыбается. Боли нет. Так спокойно.       — Ты… — отвечает женщина маминым голосом. — Чудовище.

Что?

      Резкая боль пронзает сердце. Как же так, мама её не узнает? Нет, нет, это же Лизель, это же Лиза, это же Елизавета, её старшая дочь! Какое чудовище?       — Мама, это я, — через боль говорит Зусак. — Елизавета. Твоя дочка.       — Моя дочь не убийца, — резко и напуганно отвечает Мама. — А ты — убийца.       — Что ты такое говоришь? — с яркой надеждой в глазах спрашивает Елизавета Мимингер. Она верит, что мама её вот-вот вспомнит.       — Ты убийца! — крик взрослой женщины оглушает. — Ты убила моего сына! Мою дочь! Ты ошибка. Ты не должна была появляться на этот свет! Моя дочь — не убийца!!!       Последняя фраза эхом разносится по окружающей их пустоте.

Моя дочь — не убийца!!!

Моя дочь — не убийца!!!

Моя дочь — не убийца!!!

Моя дочь — не убийца!!!

Моя дочь — не убийца!!!

      — Мама…пожалуйста…не кричи, — шепчет Елизавета, закрыв уши ладонями.       — Кричишь тут только ты, — отвечает женщина с белой прядью у лица.

Что?

      Яркая и резкая вспышка. Ослепляющая. Лизель осознает, что кричит. И так сильно, что горло уже саднит от боли, а в легких нет воздуха. Воровка книг кричит от боли. Но не физической. А душевной.

Помогите.

      — Ты тоже не любишь боль! — слышится веселый голос Кюсаку перед ней, а смех куклы теперь раздаётся вдалеке. — Твоё прошлое — ужасно!       — ЗАТКНИСЬ! — вместе с криком Зусак проговаривает проклятия в сторону невинного ребенка. — СДОХНИ! СДОХНИ! СДОХНИ!       — Или, тебе лучше поговорить с Папой? — проигнорировав, Кюсаку улыбнулся. — Хотя, нет! Слишком скучно.       — Нет, нет, пожалуйста… — бешено шепчет Лизель. — Дай мне поговорить с ним…умоляю.       Тишина. Так тихо, что даже кукла не кричит, а Кюсаку вообще звуков не издает. Кажется, даже Лизель не дышит. Нет… Нет, НЕТ.

Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста.

      — Лизель? — слышится голос за спиной. Мужской баритон, прокуренный до чертиков.

Папа.

      Девушка оборачивается. Ганс Зусак, с самокруткой во рту, смотрит на неё. Как и смотрел всегда. С добром и теплом. Как же хочется разогнаться, как в детстве, прыгнуть на него, заключавшись в папины объятия. Пойти почитать. Пойти попрактиковаться в игре на скрипке. Скрутить ему самокрутку. Услышать, как они с Розой Зусак ругаются. С любовью и заботой.       — Лизель, девочка моя! — улыбается мужчина. — Вот ты где!       — Папа! — она бросается к нему со всех ног.       Прыгает. В объятья. Ганс крепко-крепко обнимает её. Она впивается длинными ногтями ему в рубашку. Так тепло. Так хорошо. Отсюда не хочется уходить.       — Ты у меня теперь известная музыкантша, да, Лизель? — спрашивает Ганс, обнимая дочку крепко.       — Нет, увы, нет, — с комом в горле отвечает женщина. Но внезапно, она не может вспомнить, кто она такая.       — Эй, дурёха! — вдруг, слышится со стороны мальчишеский голосок.

Руди.

      — Скажи правду! — кричит Руди Штайнер. — Ты убийца!

Что?

      — Моя дочь — не убийца, — Ганс с ненавистью отталкивает Лизель от себя, вопя. Как никогда раньше не вопил. — Моя дочь — скрипачка! Пианистка! Моя дочь — никогда не убьет человека!       — Папа… — упавшая на пол, Зусак тянется к ним. К Папе и Руди. — Руди… Я не убийца!       — Ты убийца! Ты убийца! Ты убийца! Ты убийца! Ты убийца! Ты убийца! Ты убийца! Ты убийца! Ты убийца! — кричит Руди, повторяя фразу каждый раз, что она уже теряет свое значение. Голос становится не голосом друга. А голосом Кюсаку.       И тут Лизель залепетала так, что есть мочи, срываясь на истошный крик.       — Убирайся из моей головы. Убирайся из моей головы. Убирайся из моей головы. Убирайся из моей головы. Убирайся из моей головы. Убирайся из моей головы. Убирайся из моей головы. Убирайся из моей головы. Убирайся из моей головы. Убирайся из моей головы. Убирайся из моей головы. Убирайся из моей головы. Убирайся из моей головы. Убирайся из моей головы. Убирайся из моей головы. Убирайся из моей головы. Убирайся из моей головы. Убирайся из моей головы. Убирайся из моей головы. Убирайся из моей головы. Убирайся из моей головы. Убирайся из моей головы. Убирайся из моей головы. Убирайся из моей головы. Убирайся из моей головы. Убирайся из моей головы. Убирайся из моей головы. Убирайся из моей головы. Убирайся из моей головы. Убирайся из моей головы. Убирайся из моей головы. Убирайся из моей головы. Убирайся из моей головы. Убирайся из моей головы. Убирайся из моей головы.

Кто-нибудь. Помогите.

      — Ты никогда не будешь счастливой, Лизель. Такие люди, как ты, не заслуживают подобных чувств. Они приходят незапланированно, но твоя проблема в том, что ты настолько погрязла в своих и чужих страданиях, что попросту отвергаешь само понятия счастья. — внезапно, она слышит голос той, которую не видела довольно долго, если брать во внимание её частые возникновения. — Ты останешься такой же одинокой как и вся твоя семья, к тридцати годам став самым жестоким и холодным человеком на свете. Я знаю, Лиз, я уже это вижу.       Лизель не видела. Только слышала. Слышала Лав.       — Я никогда тебя не любила. — шепот девушки разносится по всей слуховой системе Зусак.

Нет. Это не правда.

      — Никогда, — повторяет Куинн.

Нет…

Пожалуйста, прекрати.

      — Хорошо, — голос Кюсаку слышен отчетливо и громко. Прямо перед ней.       Руки опять в кандалах и подвязаны на цепях. Все тело ломит от ударов. Возвращается адская боль в ребрах. Лизель открывает глаза — он. Это паршивый ребенок. В разноцветными волосами, невероятными и странными глазами, и с конченной способностью. Она, кстати, способность, похожа на способность Оруэлла. Немного.       — Моя способность не очень предназначена для такого, — весело пролепетал Кюсаку. — Но, сказали, что если и постараюсь применить её таким образом, меня выпустят погулять! На улицу!       — Да тебя вообще…убить мало… — процедила женщина, тревожно дыша.       — Ага! Попалась! — играючи произнёс он, засмеявшись. — А говорила, что не убийца!!! Лгунья! Взрослые постоянно лгут.       — Да завались ты нахер! — прокричала Зусак ребенку в лицо. Хотя, скорее всего, это предназначалось смеющийся кукле.       Тело пронзает боль. Пронзала и до этого. Но сейчас, болит всё. Сердце. Легкие. Мозг. Сознание уничтожается. Лизель уже даже не понимает, где она.

Почему я здесь?

      — Мне скучно наблюдать за тем, как ты кричишь! — задорно говорит Кюсаку. — Давай поговорим!       Лизель промолчала. Как иронична её жизнь, как смехотворна её сущность! Как прискорбно существование Лизель, но как величественна она в своем собственном исполнении, словно сотни других таких же миров, повторяющихся в танце неминуемой смерти, так и тянущей руки к её венам и сердцу. Скопления миллиардов звёзд приведет лишь к одному: неизбежному. Все повторится вновь, все знакомо. Вся боль пройдёт через неё заново.

Вся боль?

      — Знаешь, почему я выбрал галлюцинации? — вдруг, тон ребенка становится спокойным, а улыбка понемногу спадает. — Потому что, Лизель, в реальном мире ты никому не нужна.

Никому не нужна?

      — Слушай, а как ты думаешь, — вновь он начинает говорить на свой веселый лад. — Когда ты умрешь, кто дольше всего будет стоять у твоей могилы?       — Да что ты несёшь… — через боль шепчет она.       — Правильно, — улыбается. — Никто. Потому что…

…Я никому не нужна.

Я действительно никому не нужна?

      — Бог жесток, — прошептал Кюсаку. — Но ты жестче. Твои воспоминания слишком…слишком…болезненные!!!       Адская боль. В который раз. Но теперь уже, болит голова. Чувство, что глаза выдавливают изнутри черепа. Виски пылают в огне. Лизель закричала, как в последний раз. Ужасно. Громко. Страшно. Она никогда так не кричала. По щекам катились слезы, перемешанные с кровью.

***

      Дазай и Оруэлл дернулись одновременно. Причем, это получилось спонтанно. Мурашки быстро-быстро прошлись по коже туда-сюда, и возникла дрожь, которая на долю секунды сотрясла все тело. Но это было одновременно. Скорее всего, это обычная реакция организма на холод и простое совпадение. Так думал Дазай. И не хотел придумывать что-то другое. А вот Джордж взглядом алых глаз просверлил в шатене дыру. Если Осаму почувствовал тоже самое, что и Оруэлл…дела плохи.       — Что же, думаю, условия решены, — подытоживает Директор Фукудзава, глядя на составленный лист договора. — Если тут есть те, кто против этого договора, скажите сейчас.       — Я против, — поднимает руку Йосано. — Эти террористы не подкрепили бумагами то, что они не являются террористической организацией.       — Поддерживаю, — согласился Доппо. — Мы даже их цели не знаем, что говорить о документах.       — Ну, тогда давайте по-порядку, — Оруэлл скрещивает руки в домик, глядя на Мэри. — Документы же были доставлены вчера? Принеси, пожалуйста.       — Хорошо, — Шелли кивнула, но с места вставать не собиралась. — Адам!!! Принеси документы, пожалуйста. — развернулась к детективам. — Уно моменто.       Из-за прохода в зал, где была лестница на второй этаж и небольшие комнаты в глубине коридора послышались шаги. Тяжелые. В миг — из-за угла вышел мужчина, неся папку в руке. Адам Франкенштейн. Если быть, конечно, точнее: Ноль Первый Адам Франкенштейн. Но Дазай, как-то уже встречаясь с обычным Адамом присвистнул.       — Так эти андроиды твоих рук дело, — ухмыльнулся Осаму.       — Руки, — Мэри улыбнулась, забирая папку из рук робота. Подмигнув.       Женщина протянула папку Директору, довольно садясь на свое место. Детективы склонили головы над бумагами, изучая. Великобритания, Израиль, Китай и Украина. Четыре страны. Четыре подтверждения того, что правительство этих стран лично предложила возглавить теневой бизнес такой организации, как Принцип Талиона. А что скрывается за так званным теневым бизнесом? Теневая политика и теневое правительство. Всё это связано, только на бумагах, пишется по другому. Детективы ахнули. Директор недоверчиво глянул на Оруэлла:       — За какие подвиги?       — Спасли страну, — разводит Большой брат руками. — Вы же понимаете, что политика — это бизнес, а бизнес — политика.       — Вы и нашу хотите спасти? — недовольно спросил Доппо.       — Мы не террористы, нам дела нет до геноцида людей, что населяют страны, которые мы оберегаем, — улыбчиво произнёс Оруэлл. — Мы за мир без войны.       — Словно вы трое знаете, что такое война, — процедила Акико.       Мэри, Шева и Оруэлл переглянулись. Дважды. И одновременно, смотря на кучу детективов, ухмыльнулись.       — Ещё как, — ответил Шева, которому, видимо уже стало лучше. Представьте себе, в тот раз лишь давление подскочило.       — Война несёт не только поле боя, — начала Мэри. — Это ещё и дискриминация.       — И ненависть, — продолжил Шева.       — И правительственные эксперименты… — закончил Джордж.       Легко было догадаться, что каждый сказанный пункт характеризует того, кто от него пострадал. Мэри — столкнулась с дискриминацией во время военного конфликта. Шева — с ненавистью. Оруэлл — …правительственные эксперименты? Дазай задумался над этим больше остального. Это какие, интересно? Ну а Лизель — с полем боя. Все четверо пострадали от одного феномена по разному. Это их и сплотило.       Как грустно, что людская дружба держится на таком ужасном слове, как война.       — Ну а цель… — продолжил Джордж, как ни в чем не бывало. — Помимо того, что мы не хотим допускать военных конфликтов и уничтожения всего мира, каждый из нас тут преследует свою собственную цель.       — Например? — бровь Директора изгибается в вопросе.       — Например, то, что каждый по вступлению в нашу организацию заключает контракт, — объясняет Большой брат. — Мэри, например, после того, как всё закончится заберёт у меня добрую долю моего бюджета и сама будет распоряжаться тем, что она хочет делать дальше. Стать известным роботостроителем или ещё чего. Нас это волновать уже не будет. Шева лишь попросил оставить ему самый лучший дом, в котором мы жили. Для своих целей.       — А Зусак и ты? — спрашивает Куникида.       — … , — Джордж промолчал сначала, но вздохнув, ответил. — У меня нет контракта, потому что со мной его заключают. В итоге, у меня останется всё то, что они не решат присвоить себе. — вновь замолчал и вновь тяжело вздохнул. — А Лиз попросила её убить.       — Если она сама не помрет раньше времени, — дополнил Шева, искоса глядя на коллегу.       Детективы переглянулись. Всё таки, решает тут Директор. Они лишь могут высказать свое мнение, повлиять на решение главного, но все молчали. Ведь Рампо за все это время сказал лишь пару фраз. Словно почувствовал, что все взгляды прикованы к нему единственному, он пафосно достал свои очки из кармана, ухмыляясь.       — Итак, сейчас последнее слово за мной! — торжественно и нагло воскликнул он. — Сейчас, великий детектив Рампо решит судьбу этого договора!       Пока Эдогава совершал много лишних телодвижений, Дазай пшикнул Оруэллу, привлекая его взгляд к себе. Осаму аккуратно коснулся краешка плаща Рампо, взглядом показывая, мол: «Смотри». И Оруэлл смотрел. Детектив надел очки. Дазай незаметно активировал свою способность.       — Ваши помыслы чисты! — выпаливает Рампо, тыча в сторону Талиона пальцем. — Мы заключим с вами договор на сотрудничество!       Джордж машинально улыбнулся ещё больше, но взгляда с Дазая не отводил. Он прекрасно понял то, что хотел показать ему забинтованный детектив. Что дедукция Эдогавы — не способность. Полезная информация. Но он и так это знал.       — Тогда, — говорит Мэри. — Нужно только подписать.       И они подписали. Опасливо, тревожно, но подписали. Были ли детективы уверены в светлых замыслах Принципа Талиона, даже несмотря на то, что в большинстве стран мира те являются террористической организацией? Нет, не были. Были ли «террористы» уверены в том, что детективное агентство будет им помогать в полную силу, не смотря на свои предубеждения и страхи? Нет, не были. Каждый из тех, кто находился в этой комнате имел своё мнение на этот счет. В основном оно было отрицательным. В основном люди думали, что в один момент кто-то кого-то определённого предаст или подставит. Поэтому, в договоре была такая строчка:

«В случае недобрых помыслов той или иной стороны, одна из организаций, в сторону которой совершили неприемлемое действие, имеет право ликвидировать опасность ценой жизни вспомогательной стороны».

      Если кратко — когда, например, детективное агентство заподозрит что-то неладное, и начнёт действовать против Принципа Талиона, заранее не разобравшись в ситуации, то Талион имеет полное право избавится от них. Также и в другую сторону. Этот пункт пугал, но давал гарантии обеим сторонам.       — Отлично, — глядя на подписанный договор, говорит Оруэлл. — Думаю, на сегодня всё. Мне и моим коллегам нужно заняться поисками Лизель.       — Раз мы сотрудничаем, то можем помочь, — отвечает Дазай, легко закидывая ногу на ногу. — Так ведь?       Мужчина оборачивается к своим коллегам детективам, ожидая реакции. Время уже позднее. Семь часов вечера. И они бы с удовольствием отправились по домам, отдыхать. Но семь вечера значило ещё и то, что Воровки книг нет уже около десяти часов. По-одному, детективы кивнули, обращаясь к Талиону.       — Да, мы поможем, — констатирует факт Директор.       — Я за два счёта её найду! — восклицает Рампо. — Давайте, расскажите побольше, что произошло.       — Даже детективы, которым она докучала, готовы её найти, — едко промямлил Шева, наливая в рюмку обжигающий напиток. — А тебе лишь бы бизнес вести. —       Мы заключили этот договор, Шева, для того, чтобы обезопасить обе стороны и такого больше не происходило, — мягко отвечает Джордж. — И не напрягайся так, у тебя давление скачет.       — Может ещё и пить мне запретишь? — рявкает он в ответ.       Шева тогда в кафе и Шева сейчас — два разных человека. От доброго, милого и располагающего к себе парня, он превратился в нервного, язвительного и грубого мужчину. Это забавляло Дазая. Такой ли он на самом деле, или это реакция на пропажу книжной воришки? Они близки. Даже некоторые повадки и фразочки одинаковые. Они близки не так, как тот же Оруэлл и Лизель, нет. Они друзья. Самые настоящие.       — Лизель вышла из дома около девяти утра, — сказав это, Джордж вновь достал пачку сигарет. — Направилась на ближайшую остановку, чтобы уехать в город.       — Зачем она выехала так рано? — спрашивает Куникида.       — Без понятия, — отвечает Большой брат.       — Лиз хотела забрать одну из своих книг, — размеренно говорит Шева, мельком бросая взгляд на Дазая. И детектив понимает, о какой книге идет речь. Значит, Зусак направлялась к нему.       — И как вы поняли, что за её похищением стоит именно Портовая мафия? Откуда узнали про «Информатора»? — продолжает спрашивать идеалист.       — Чип, — односложно произносит Оруэлл.       — Чип? — переспрашивает Акико.       — Чип, — повторяет Джордж.       — И Дейл? — произнёс Осаму, улыбнувшись. Недовольные взгляды коллег уставились на него. — Чип, Чип, Чип, Чип и Дейл, к нам спешат! Чип, Чип, Чип, Чип и Дейл — лучше всех!       — Они всегда спешат туда, где ждет беда… Там где они — всегда успех… — пропел за ним Оруэлл. — Кхм. Да. Чип. — он прокашлялся, улыбнувшись. — У каждого члена Принципа Талиона под кожу введен чип, с помощью которого их можно отследить.       — И как ты с помощью чипа с геолокацией смог узнать вышеперечисленную информацию? — недоверчиво поглядывая на него, Доппо мнет в руках корешок своего блокнота.       — Ангелы на ушко прошептали, — с сарказмом улыбнулся тот. — Излишки моего дара.       — Министерство по делам одарённых тоже отмалчивается, — переводит тему Мэри, скрепляя пальцы в замок. — В общем…её нигде нет.       — Это не так, — насмешливо произносит Эдогава, вставая со своего места. — Просто вы не можете её найти! Позвольте мне!       Принцип Талиона медленно переглянулся между собой, молчаливо перекидываясь различными выражениями лица. Казалось, они общаются глазами. Только вот, что значит каждый взгляд? Джордж обернулся к Рампо, легко стряхнув пепел с сигареты в пепельницу, развел руками.       — Мы и не запрещаем, — вздыхает он, улыбаясь. — Будем даже рады такой помощи. Мы ведь с вами теперь сотрудничаем, так прошу, великий детектив.       Оруэлл ну явно нахваливал Рампо, словно зная, как правильно нужно с ним общаться, чтобы получить плюсик в копилочку и плюс сто к карме. Эдогава легко взмахнул рукой, демонстративно показывая присутствующим свои «особенные» очки.       — Итак, Лизель прямо… — драматично произнёс он, надевая очки, словно это была какая-то шутка.       И вдруг, Рампо резко замолчал, широко распахнув глаза.

***

Кто я?

      Руки перемазаны кровью. Да что уж там руки, вся Лизель, с ног до головы, перемазана чужой кровью. Она идет в сворованном у одного из трупов, черном пиджаке и в своих туфлях на высоком каблуке, ритмично постукивая по камешкам под ногами. Идет, прихрамывая. Идет в даль.

Где я?

      В кармане пиджака лежит чей-то телефон раскладушка. Во втором кармане — пачка сигарет и зажигалка. Дышать тяжело, ребра ломит от боли. Но Зусак продолжает идти по темному лесу. Безэмоционально смотреть перед собой, хотя ресницы прямо перед глазами слипаются от засохшей на женщине крови.

Куда я иду?

      К близким, к любимым и любящим. Но женщина не может вспомнить. Не может вспомнить Оруэлла, Шеву, Мэри. Лишь немного, помня их силуэты, фразы. Безумно хотелось к ним. Но только одна картина застыла перед глазами:       После пытки её перевернули на спину, положив на лицо тряпку. Она даже пошевелиться не могла. Тело не слушалось. Капля. Раз. Капля. Два. Небольшая струя воды. Воровка книг начала задыхаться. Было такое чувство, что кто-то схватил за горло, сильно-сильно, и начал душить, закрыв при этом рот и нос. Вода лилась ей на лицо, а та хрипела от беспомощности. Умоляла остановиться. Умоляла о собственной смерти. Вот они и встретились, она и её смерть. Всё потухло. Мозг создавал лишь чарующие, но последние образы.       Лизель шла дальше, стараясь прогнать из головы то, что произошло получасом ранее. Под обувью шуршала галька и мелкие камешки. Длинные брюки скрыли щиколотку и Лизель двинулась вперёд, с каждым шагом преодолевая что-то неведомое внутри себя. Восторг захлёстывал девичью душу и ей всё хотелось прыгнуть с какого-нибудь обрыва, раскинув пробудившиеся крылья. Но высоко, не хватало духу.

Особенно, после случившегося.

      Оно выжглось в её памяти болючим клеймом и теперь эта рана открылась, заныла и глотку раздирало желание закричать. Лизель всё шла. Сама не ведая, куда, но что-то в сердце звало её в эту сторону.       Усмехнулась, роняя голову. Глаза пылали черным огнём — спокойным, с дымкой, едва заметно алым, от крови в уголках глаз и самым желанным некогда. Вечер принёс с собой прохладу, но даже ему не под силу было остудить горячую голову, в которой роились мысли о будущем и прошлом, свершениях и лишениях.

Кто я?

      Бешеная мысль сходилась вновь на этом, облака бежали быстро-быстро и всё живое внутри женщины умерло. Она закрыла глаза — вновь ужасная картина перед глазами.

Я убила пятьдесят шесть человек.

      Два шага назад, неуверенных, настороженных, а в груди всё переворачивается. Она замирает, глаза вспыхивают ярче — страхом и, секундой позже, задором.

Я просто стояла.

      Есть дороги, по которым нам идти лишь в одиночестве. Лизель срывается с места, идя так быстро, как только может. Бежит от того, что произошло. Ветер тут же свистит в ушах, выбивает слёзы.

Это не могла быть я.

Я не чудовище.

Я не могла разрубить на кусочки пятьдесят шесть человек.

Моя рука двигалась сама.

      В последние секунды предсмертного обморока Лизель думала о том, что как же всё же паршиво и унизительно умереть вот так. С цепями на руках, избитой, со стертой личностью и с тряпкой на лице. Так не должно было быть.

Кто я?

…

Кто я?

      Она помнит, что её освободили от кандалов и она практически замертво упала на холодный пол, вымазанный в её крови, слюнях и слезах. Лизель помнит, как остановилось её сердце, когда она услышала голос Лав.

Ничтожество.

Убей их.

      Зусак зарылась руками в волосы, упав коленями на землю. Хотелось кричать. Её заставили…заставили! Лизель просто хотела умереть. Но Лизель убила, взмахнула рукой, и те два мафиози, Минато и Харуто разлетелись на кусочки. Разлетелись в прямом смысле. А это была лишь одна маленькая, тоненькая страничка.       Мафиози с оружием становилось больше. Они всё прибегали и прибегали. А Воровка книг всё руководила страницей и руководила. Встав с пола, стоя лицом к зеркалу, рассматривая женщину, которую она не знала, она всё также продолжала неконтролируемо двигать рукой. В момент, когда Зусак коснулась своего лица, всё в мире замерло. Это была не незнакомая женщина, избитая и опущенная. Это была она сама. И от этого руки задрожали. Кричать хотелось. Но ведь…она умерла. Как там в отражении может стоять Лизель? Что происходит за её спиной? Развернувшись, Воровка книг застала ужасную картину. Куски плоти. Люди. Стрельба. Смерть. Чья-то кровь брызнула ей прямо на лицо.

Смерть.

      Не тот, о ком вы могли подумать. Лизель просто вспомнила одну важную вещь. И как иронично, что это было первое, что она вспомнила, находясь под состоянием деперсонализации:

Я сею только смерть.

Я — убийца.

      И почему в груди такое чувство, что буквально вчера всё было хорошо? Не было ведь. Лизель просто перестала прятаться от самой себя. Увидела себя и свою силу со стороны. Это было ужасно. Отвратительно.       Женщина не помнит, как всё закончилось. В какой-то момент люди перестали забегать в помещение. Пол был устелен человеческими телами, а рядом с каждым телом — по книге. Пятьдесят шесть книг за раз. Пятьдесят шесть книг против одной, быстрой страницы. Это невозможно. Это не может быть правдой. Лизель вздохнула, останавливаясь. В паре сотен метрах от неё стоял двухэтажный дом. На первом этаже горели окна, а во дворе стояла чужая машина. Она почти дома. Она почти дошла. Хотелось кричать от боли. Хотелось забежать в дом, разрыдаться, попросив кого-нибудь её обнять.       Но Воровка книг стояла. Вдох. Адская боль. Выдох. Улыбка. Наигранная, страшная и вымученная. Но она была нужна. Зусак хотела скрыть то, что там произошло. Она потихоньку начала вспоминать себя и свой характер. Она не плачет. Она не кричит. Всё, что было в той камере — нужно забыть. Обернуть пытку страшным сном. Ребра заживут. Раны тоже. Кровь смоется. А ночью Лизель просто разрыдается и прокричит о собственной беспомощности в подушку. И никто не услышит. Никто, кроме Оруэлла. У него прослушка в каждой комнате, но Зусак надеется, что он из уважения этого делать не станет. Нужно было поднять себе настроение.       Облокотившись спиной на дуб, она достала из кармана чужую пачку сигарет, беря одну из пачки. Закурила. Отвратительно. Дешевый табак. Сейчас вырвет. Вновь вдох. Женщина глянула на небо. Туда, где находились все люди, которые были когда-либо дороги книжной воришке.

«Мама».

Мама.

Папа.

Младший брат.

Руди.

Лав.

      Женщина глянула на свою руку, когда делала очередную тягу. Чип был на месте. И почему Оруэлл не стал её искать? Это разве имеет значение? Сейчас имеет значение совершенно другое:

Будущего не существует.

      Лизель будет скрывать свою боль и воспоминания этого дня в своей голове, улыбаясь. Все будут думать, что всё обошлось, мафия облажалась. А мафия нихуя не облажалась. Мафия уничтожила Лизель.

Лизель Зусак не существует.

      Докуривая, женщина начала напевать себе под нос мелодию. Веселую, радостную, очень подходящую ситуации. Оттолкнувшись от дуба, она немного зашипела от боли, но медленно двинулась дальше. Тогда она запела — ровный голос потёк по ветрам, принося тоску и счастье, мешающиеся удивительным образом меж собой. И никто не знал этой песни в этом месте, но если бы услышал, понял неизвестный язык, то горько посмеялся бы. Её нужно было бы сделать гимном этой женщины. Сейчас, Зусак даже для самой себя была, словно незнакомка.

Незнакомка, оскорбившая Библию и оскорбившаяся от «Глупая».

      Сердце пропустило удар, когда она вспомнила эту фразу. Но мысль, прежде чем сформироваться в голове, улетела. Кто сказал эту фразу? Он был ей близок? Почему такое чувство, что Лизель забыла что-то очень ценное. Кого-то по настоящему близкого.       Но всё же, песня тихо лилась из её рта:

«В небесах высоко Ярко солнце светит. До чего ж хорошо Жить на белом свете. Если вдруг грянет гром в середине лета…

…Неприятность эту мы переживём»

      Лизель улыбалась. Кому — неизвестно. Себе ли, чтобы заставить себя забыть всё то, что с ней сделали. Или, кому-то ещё. Это разве имело значение? Ничего в её жизни теперь его не имело. Она ничто. Жизнь её ничто. Она даже не помнит, как звали того человека, который сказал ту фразу про Библию.

«Я иду и пою обо всем хорошем И улыбку свою я дарю прохожим Если в сердце чужом не найду ответа… …Неприятность эту мы переживём»

      Дазай Осаму. Так его зовут. Он говорил ещё много всего, много всего делал. Чёрт, Лизель вспомнила, как целовалась с ним. И почему то, в этот момент, Лав и её любовь к ней ушла на второй план. Неужели, Лизель что-то чувствует к детективу? Нет.

Пока что, нет.

***

      — Итак, Лизель прямо… — драматично произнёс он, надевая очки, словно это была какая-то шутка.       И вдруг, Рампо резко замолчал, широко распахнув глаза.       Он смотрел в дверной проем, ведущий из прихожей.

Там стояла Лизель.

      — …Прямо тут, — закончил он предложение, смотря на женщину, но оставался таким же напуганным.       Головы всех присутствующих резко дернулись в ту же сторону. И правда, Лизель Зусак. Живая. Вся в крови. Немного перекошенная. Потрепанная. Но живая. Глубокий выдох облегчения, который издала Мэри разнесся по дому. Настолько помещение погрузилось в тишину.       — Надеюсь за то, что произошло, мне дадут недельку проваляться в кроватке, — потягиваясь и зевая сказала Лизель, с небольшой улыбкой на лице. — Чего вы на меня все так уставились?       — Ты словно из апокалипсиса вышла, — Оруэлл выбрал язык фактов.       — Пф, да ладно, — отмахивается она. — Раз плюнуть.       Шева сидел молча, а его худощавая, практически белоснежная рука застыла над рюмкой, так и не сделав ещё один глоток. Он резко подорвался с места, буквально за несколько шагов обегая зал, подбежал к женщине, заключив низкое, хрупкое женское тело в своих объятиях. Зусак тихо ругнулась, не ожидав этого, (и от резкой боли во всём теле), неуверенно обняла мольфара в ответ. Детективы переглянулись. Значит, всё хорошо.

Ещё бы.

      К ним спокойно направилась и Мэри. Но Дазай, наблюдавший за всем этим, и, почему-то испытывающий такое облегчение, когда Лизель замаячила на пороге, заметил кое-что странное в блондинке с механической рукой. То, как она глянула на руку Зусак, потом на свою, а в конце на Оруэлла, что улыбался всё это время. Осаму додумался.

Чип.

Чип Лизель был на месте.

      Мэри присоединилась к воссоединяющим объятиям. Из всей компании остался только Джордж, который выдохнул, обратился к Директору с некой благодарностью, сказав, что на сегодня пожалуй всё. Он легко улыбнулся. Дазай знает эту улыбку.

Это улыбка предателя.

      Высокий плечистый мужчина подошел к обнимающейся троице, и обнял их, всех разом, дружески, и как-то даже с долей грусти в глазах. При наличии улыбки на лице. Но Дазай понял точно — он ему больше не доверяет. Была надежда, что Большой брат не такой уж и мутный тип, который возможно реально преследует благую цель, но…теперь точно нет. С ним нужно быть аккуратнее. И так, чтобы Оруэлл не понял, что с ним себя ведут аккуратно.       Когда объятия разомкнули, Воровка книг схватилась за бок, кривясь от боли.       — Ты ранена? — обеспокоено залепетала Мэри.       — Мне сломали ноготь, — прохныкала Лизель, в конце добавив. — И три ребра.       Их лица нужно было видеть. Даже Осаму шокировано распахнул глаза. И она дошла пешком? Взгляд с её лица переместился на ноги. В этой обуви? С тремя сломанными ребрами? Она человек вообще? По крайней мере…

…побольше, чем он.

      — Эх, наша помощь всё-таки нужна, — устало вздыхает Йосано, вставая из-за стола. — А я так надеялась прямо сейчас уехать домой. Мэри, бери её под ручку, и пойдем в ближайшую свободную ванную комнату.       Шелли уверенно кивнула, аккуратно взяв Лизель под локоть. Зусак не сопротивлялась. Она вообще, мало чего говорила. И странно себя вела. Дазай знаком с пытками в мафии не понаслышке. Большинство из их придумал он лично. И как же Дазай идеально считывал настроение женщины. Ей было сейчас совсем не до улыбок. Но, скорее всего, они сегодня даже парой фраз не перекинуться, и Осаму не узнает, что же с ней такого произошло.       — Лизель, твой затылок… — охнул Шева, проморгавшись.       Это оханье заставило вернуться Дазая на землю. Лизель схватилась за волосы на затылке, удивлённо глядя на блондина.       — А что с ним?       Осаму вгляделся повнимательнее. Огромная прядь на затылке была вымазана в крови. Но, смущало не это. Смущало то, что эта прядь была светлой. А у Воровки книг относительно темные волосы.       — Он… — Шева подошел в притык, беря прядь в руку, присматриваясь. — Седой.

Седой клок волос.

Не одна волосинка.

Клок волос.

      — Чего?! — прикрикнула она от удивления, стараясь посмотреть на прядь волос. — Ты шутишь так?!       — Нет, он не шутит, — тут же разом отвечают Мэри и Акико.       Седина. Седой, не побелевший, как прядь у лица, а седой клок волос. Да, волосы могут седеть от сильного стресса, но, блядь, целый клок.

Что с ней произошло?

      Шева почему-то грозно глянул на Оруэлла, скорее, желая его придушить. И есть за что, детектив уже это понял, беря во внимание рабочий чип. Хотя, вся эта тема с чипированием звучит жутко. Большой брат контролирует каждый их шаг? У них совсем нет личного пространства? Дазай не удивится, если окажется, что тут ещё и прослушек с камерами напичкано. Шелли быстро глянула на Шеву, Шева глянул на неё в ответ, кивая, зачем-то переведя взгляд на Осаму.       — Что вы уже задумали? — озвучив мысли Дазая, тихо обратился к Шеве Джордж.       — Не лезь, — грубо отвечает ему тот. — Это уже точно, не твое дело.       Йосано с Шелли увели Лизель в глубь дома. Оруэлл спокойно обратился к детективам, поблагодарив их за этот вечер, за помощь и за дальнейшее сотрудничество. Это означало только то, что «Приятно с вами было поболтать, но езжайте вы-ка домой». Ну-мс, все вопросы отпадали при виде Зусак. Сейчас точно не время. Но оно скоро придет. Просто ей нужно время, для восстановления сил.

Именно для этого, конечно же.

      — Я проведу наших гостей, — говорит Шева, накидывая сверху плетейный кардиган. Словно, это спасет его от мороза на улице, а на ней заметно похолодело.       — Я останусь здесь ждать Йосано, — отвечает Доппо, поправив очки на переносице.       — Хорошо, — кивает ему блондин, выводя всех на выход.       И правда, холодрыга на улице — жуть. И как Лизель дошла в одном пиджаке на голый торс. А торс точно был обнаженным, это даже незрячим оком заметить можно. Например, по форме груди. Бюст был свободен, ни одна обтягивающая ткань не обвивала его. Лишь прикрытие в виде чужого пиджака. На самом деле, Дазаю хотелось поговорить с Лизель. И нет, не о её довольно пышном бюсте.

А просто о чем угодно.

      Обсудить, например, их поцелуй, хоть и не до него сейчас. Поиздеваться над ней. Но, это тоже не к месту. Только Осаму хотел сесть в машину, как Шева его остановил, взяв за локоть.       — А? — Дазай обернулся, удивлённо моргая.       — Есть одна просьба, лично характера, — пошептал Шева, глядя ему в глаза. — Но нужно, чтобы ты остался здесь.       — Ну…ладно? — Осаму заинтересовано, и даже, более заинтригованно, закрыл дверь машины, говоря о том, что они едут без него. — Что такое?       Прежде, чем что либо сказать, Шева вынул из кармана помятый листок бумаги, выровнял его и протянул Осаму. Размашистым почерком на листке по-английски было написано:

Orwell is listening.

Оруэлл слушает.

      Дазай хмыкнул. Этого он и ожидал. Опасения только подтверждаются.       — В общем, — начал Шева, отходя подальше от дома. — С Лиз что-то совсем не так. Я знаю, что она тебе доверяет. Поговори с ней, пожалуйста.       — Что, прямо сейчас? — брови детектива взмывают в вопросе.       — Нет, — Шева пошел к дому, жестом зазывая Осаму за собой. — Я хочу, чтобы вы поговорили наедине.       — Почему ты сам не можешь с ней поговорить? — они вдвоем зашли в дом с заднего входа, ведущего с веранды на кухню, проходя мимо зала, где спокойно курил Оруэлл.       — Она не скажет, — покачал головой мольфар. — Я вообще в ахуе с того, что она пешком дошла до дома при таких ранениях.       — Скорее всего, сильный стресс, — предполагает Осаму       — Вот именно, — Шева поднимается на второй этаж, а его голос холодеет. — Что может быть за стресс, после которого волосы практически разом седеют, а нервная система притупляется настолько, что Лиз смогла спокойно пройти несколько километров. При том, что она сказала «Раз плюнуть».       — Зная методы мафии… — вздыхает Дазай, идя за ним.       — Я не прошу устраивать тебя допрос, — тихо шепчет Шева, остановившись у одной из комнат. — Я прошу тебя поговорить с ней, как бы поговорил в обычной жизни.       — И всё же, почему я? — ухмыляется Дазай. — У тебя же есть какая-то причина просить именно меня.       — Да, есть, — уверено кивает парень. — Но я тебе её не скажу.       — Ох…и что же мне будет за эту услугу? — спрашивает детектив, приятно щурясь.       — Что угодно, — на полном серьезе отвечает Шева. — Я готов дать тебе всё, что ты захочешь, только пожалуйста, Дазай, поговори с ней.       — Допустим, — положительно кивнув, перед ним открылась дверь в комнату. — Это что? — спрашивает он, заходя в довольно темную комнату.       — Комната Лизель, — отвечает Шева. — Подожди её тут.       И он закрывает дверь, оставляя Осаму одного. Одного в комнате Лизель. Детектив спокойно оглядывается в темноте, комнату озаряет лишь лунный свет, только недавно вышедшей из-за облаков луны. Тут…необычно. Это пространство точно отличается от его квартиры.       Первыми в глаза бросаются инструменты. Синтезатор, скрипка, аккордеон, стоящий на полочке. Инструмент, названия которого он не знает, но выглядел он внушительно. Дальше — кровать. Она огромная. Лизель спит тут одна? Она? Метр с кепкой? Подойдя поближе, Осаму прикинул свой рост и размер этой кровати. Даже для него она большая. Места под ногами будет куча. Это что, комплексы у Зусак такие? Дазай хмыкнул. Это забавно.       Больше ничего такого примечательного не было. Кроме окна с решеткой. Тут на каждом окне была решетка. Безопасность? А может, маниакальность? Странное место. Он бы тут не жил. Даже с такой крутой кроватью. Черт, а она наверное мягкая… Его ладонь легко коснулась поверхности кровати. Мягко. Очень. Всё же, прервав свое восхищение, он продолжил осматриваться дальше. Делать, ведь, больше нечего.       Хотя, можно было подумать, о чем с ней говорить. Сразу же зайти, выбив дверь защитной реакции организма, начав прямо? Нет, с ней такого не прокатит. Он уже пытался. Только развеселил её. Нужно аккуратненько. Может, он узнает побольше полезной информации о самом Талионе. Скорее всего, так и поступит. Медленно прощупает почву, зайдёт с безопасной темы, аккуратно развивая диалог. О, плюшевый кролик.       Он был лимонного цвета, с розовым носиком и красной бабочкой. Миленько. У Зусак даже плюшевые игрушки есть? Смешно. Дазай хотел было подумать, что она довольно взрослая для такого, но кто он такой, чтобы судить людей. Возможно, этот кроль ей важен. А возможно, у людей есть разные вкусы и увлечения, и их нельзя судить, Дазай. Даже в шутку. Детектив по настоящему расслабился в этой комнате. Тут было спокойнее всего. Уставившись в стеллаж, мужчина услышал, как открылась дверь. И, бинго, книжная воришка. Здоровая и чистая. Вот она легко закрывает дверь, поворачиваясь к самой комнате спиной, и сейчас Дазай выйдет из-за угла, делая ей сюрприз. Но Лизель стоит около двери, а после начинает медленно опускаться на колени. Она зажимает рот рукой.

Она плачет.

      Женщину трясет. Она зажимает рукой рот, второй рукой зарываясь в волосы. Тихие всхлипы. Осаму застыл, чего-чего, но ожидая явно не этого. Детектив впервые увидел её слёзы. Увидел то, как она трясется от истерики. Эмоции. Страх. Подавленность. Что-то надорвалось в середине самого Дазая в этот момент. Лизель что-то шептала, желая избавиться поскорее от подступившей истерики.       — Лиз…? — обратился он тихо и аккуратно, стараясь не спугнуть.       Она дёрнулась всем телом, не решившись тут же развернуться. Легко вытерла лицо рукавом свитера, развернувшись. Улыбалась. Конечно же.       — Чего тебе надо? — резко ответила женщина, вставая, скрещивая руки на груди.       — Вижу, тебе уже получше, — поджимает он губы, оглядывая её.       — Да, — уверенно отвечает она. — Чего тебе от меня надо? Если собрался издеваться, уходи.       — Тебе нравится это? — вдруг, ни с того ни сего говорит Осаму.       — Что? — недовольно хмурится Лизель. Глаза ещё не высохли от слез.       — Ждать, пока сами спросят, — отвечает Дазай. И смотрит прямо в глаза. В душу. В душу, которой уже нет.       И Зусак понимает, что именно он имеет ввиду. Улыбка сползает с её лица.       — Вполне, — тихо отвечает Воровка книг.       — Поговорим? — Осаму первый присаживается на кровать, изучающе оглядывая замершую женщину.       — Нет, — старясь сдерживать спокойное выражение лица, отвечает она. — Уходи.       — Нет, — улыбчиво говорит Дазай. — Садись.       Он похлопал рядом с собой, ожидая. Зусак не решалась. Мало того, что она дала слабину, не зная, что детектив находится прямо за её спиной, так он ещё и поговорить об этом хочет. Лизель не выдержит. Она впадает в истерику, вспоминая всё то, что произошло. Но в глубине женщина знает — это нужно с кем-то обсудить. Выплеснуть эмоции. С кем угодно.

Даже с Дазем.

Которого она еле помнит.

      Вздохнув, она садится рядом, притуплено глядя в пол. И Дазай первым разговор не начинает. Выжидает. Думает, с какой теперь стороны подойти. Но Лизель начинает говорить первее:       — Я всегда думала, что мы похожи.       — Я и ты? — детектив щурится, не понимая, к чему она это.       — Мы оба сторонимся прошлого, но ты помог мне определиться, — тихо объясняет та. Голос еле подрагивает. — Ты отворачиваешься от своего прошлого, но я вспомню своё ещё раз, чтобы выжить.       — Ах, вот оно что, — по-доброму ухмыляется он. — И…?       — Что за мальчик по имени Кюсаку? — задаёт вопрос та.       Дазай на мгновение слышит писк в ушах. Нет. Только не он. Только не Кью. Сочувствие тут же накрывает мужчину с головой. Что же этот маленький, опасный ребенок сделал с Лизель? На ней до сих пор его проклятие? Или он научился их отменять. Чтобы удостовериться раз и навсегда, Осаму касается её плеча рукой, активируя свою аннулирующую способность. Ничего не происходит. Ну и хорошо.       — В последний час он кричал, что ему очень больно издеваться надо мной, — шепчет Лизель, не поднимая глаз. — Что меня даже пытать не надо, чтобы я почувствовала боль.       — Сколько это длилось? — аккуратно интересуется Дазай.       — … , — она молчит. Напряженно. Ей не комфортно, но ничего не поделать. Ей нужно об этом сказать. — Около четырех часов.       В груди что-то разорвалось. Четыре часа с Кью — это полное аннулирование личности. И как в прямом, та и в переносном. Теперь понятно, что это только что было. Он довел её до этого. Но…как Зусак сбежала?       — Я отключилась на последних минутах, — начала она, уведя взгляд в сторону, ещё дальше от него. — Меня перевернули на спину… Накинули тряпку на лицо и…       Пытка водой. Ей больше не нужно было говорить. Дазай даже не хотел заставлять. Нет. Он легко придвинулся к женщине, обхватывая её плечи руками, прижимая к себе. Её лицо утыкалось ему в грудь. Послышались всхлипы.       — Я…почти умерла, — промямлила Лизель, обнимая Осаму в ответ. — Но, они начали…откачивать меня…       Дазай цыкнул. Забоялись, что убили цель. Конечно, тут у любого сопляка очко сожмется. Лизель не знала, что она сейчас творит. Она утыкается лицом в его грудь, плача, жалуясь о том, что произошло. Это унизительно. Но ей всё равно. Зусак чувствует себя защищенной.       — Я убила их, — резко произнесла та, желая отстраниться, подавляя слёзы. — Пятьдесят шесть человек.       — Тише, — не отпускает Вовровку книг Дазай. — Они заслужили.       — Нет, не заслужили, — шепчет она, сдаваясь, обмяк в руках мужчины. — Они лишь исполняли свои обязанности.       — Как и ты, — похлопал он её по плечу.       — Я не хочу, не хочу, не хочу, — затараторила она, впадая в истерику. Слёзы уже вымочили ткань на груди. Срывалась практически на крик. — Не хочу убивать людей.

Что?

      — Почему? — спрашивает Дазай, аккуратно облокачиваясь об быльце кровати спиной.       — Не хочу, не хочу, не хочу, — голос дрожит. — Не хочу быть чудовищем.       — Лиз… — он спокойно приподнял её лицо, глядя в заплаканные серые глазища. — Из нас двоих, ты меньшее чудовище.       — Не сравнивай, — отрезает она, вытирая слёзы с щек. — Я монстр по призванию и судьбе. И я больше не хочу им быть.       Дазай потянулся к ней, обхватив её подбородок пальцами, но та отвернулась, уткнувшись лицом ему в грудь.       — Не хочешь со мной целоваться? — обеспокоено спрашивает Осаму.       — Кто мы друг другу такие, чтобы просто так целоваться… — говорит она, но тут же вновь всхлипывает.       И правда, Дазай. Это было совсем неподходящее время. Вообще никак. Мимо. Ей просто нужно твое плечо, ведь на данные момент, ты — единственный, готовый её выслушать.       — Я уже когда-то говорил тебе, — тихо шепчет он, устраиваясь на кровати поудобней, полностью ложась. Лизель переместилась вместе с ним, он не отпускал её даже в этот момент. Теперь, они лежали в обнимку. — Ты всегда можешь поплакаться на моем плече, миледи.       — Осаму, — Лизель обратилась к нему по имени.       — Что?       Всхлип. Опять подоспевший крик, который она сдержала.       — Спасибо, что пришел, — прошептала она, вновь уткнувшись ему в плечо. Пока она плакала, он молча гладил её по спине. И больше ничего. Потому что, ни ему, ни ей больше ничего не было нужно.       Он хотел бы удержать её печаль и заставить её исчезнуть, осушить слёзы и переписать историю на протяжении многих лет, чтобы эта травма могла быть устранена, чтобы не пришлось страдать от злых сторон человечества, но Осаму знает, что не может, и сейчас ему жаль. Он просто понадеялся на то, что Лизель знает, что если бы он мог, он бы забрал её боль в мгновение ока.       Они уснули. Дазай продолжал гладить Лизель по спине, буквально убаюкивая. Зусак прежде чем уснуть, мимолетно подумала о том, что, возможно, Дазай тот, к кому стоит присмотреться в качестве друга. Может, и не только друга.