Её зовут Елизавета Мимингер.
Хотя, учитывая правильный перевод: Мемингер.
Но, Ми- уже прижилось.
Большинство знает её как Лизель Зусак.
Это же большинство знает, что сейчас тридцатилетняя Лизель Зусак лежит в коме уже как две недели, не собираясь из неё выходить. Этим, она заставляет переживать каждого её близкого, а их у неё не так уж и много. Можно сосчитать на пальцах одной руки. Но, важно не количество, а качество. Зачем иметь десять, если можно иметь пять. Хотя… Нет. Всё ещё четыре. Сейчас у Лизель четыре руки, четыре ноги, три глаза, в общем, две её. Неизвестная сидит напротив, украв её лицо. Какой-бы сказочной и просторной не была бы эта поляна у дома — выхода отсюда только два. В темноту, к воспоминаниям, которые не хочется вспоминать, или же на свет, в реальность, в которой не хочется существовать. Женщина напротив представилась так: «Леди, которая знает всё». У неё лицо Лизель, голос Лизель, тело Лизель. Это Лизель. Но в то же время — совсем не она. Волосы седые, а возможно, просто серые. Такие разве бывают? Белая прядь у лица — такая же, но не такая же. Правый глаз скрывает черная повязка. У Лизель же оба глаза на месте. Если честно, ей уже не важно, как «она-не-она» выглядит. Даже уже не интересно, что эта Леди делает в её сказке, уютном и тихом мирке. Взгляд серых глаз, в которых отражаются солнечные блики, прикован к доске. Сидя посреди поляны, ровно между черной и белой дверью, они играли в шахматы. Произошло это так: — Сыграем? — женщина присела перед Зусак на корточки, протягивая сложенную шахматную доску. — Я слушаю «Маленького принца», — спокойно отвечает Лизель, не раскрывая глаз. — Отвлекаешь. — Если выиграешь меня, то я покажу тебе, как можно потом дослушать, — предложила та. — Зачем, если я могу послушать сейчас? — хмыкает Зусак. — Если выиграешь, я не буду тебя торопить, — Леди улыбается, словно знает, что играет в переубеждение с самой собой. — Выиграю я — мы немедленно идем в черную дверь. — Как можно выиграть свое сознание в своем же сознании? — Лизель раздраженно открывает глаза. — Ох, ну, это не совсем так, — Леди улыбается, вставая. — Я не твое сознание. Зусак тактично промолчала, вновь прикрывая глаза, пытаясь сосредоточиться на голосе детектива, что продолжает ей читать по главе каждый день. — «Когда даешь себя приручить, потом случается и плакать», — успела уловить та. — Я сразу скажу тебе кто я, если выиграешь меня, — тихо вымолвила Леди, ухмыляясь. — Не слишком ли много наград для одной игры? — так же тихо заинтересовалась Зусак. — Это равносильно тому, с чем ты повстречаешься за той дверью. На залитой солнцем поляне, среди безмятежного леса, две женщины, хотелось бы пошутить про близняшек, но не стану, участвовали в захватывающей шахматной партии, которая, казалось, выходит за рамки времени и пространства. Обстановка источала атмосферу спокойствия, как будто сама природа затаила дыхание, наблюдая за разворачивающейся битвой умов. Лизель не умела играть. Двадцать лет назад с ней пару дней попрактиковался Макс, которого она на удивление всё ещё помнит. Но Воровка книг включала сейчас мозг настолько, насколько не включала никогда. На кону, казалось, не многое. Вот только для того, кто не сидел рядом с этой дверью. Крики. Плачь. Знакомые голоса. Воспоминания, одним словом. Как же глупо было довериться «самой себе», веря словам о том, что «Ты можешь остаться тут на столько, на сколько захочешь».Чушь.
Каждые три дня Леди появлялась, ненавязчиво спрашивая, не хочет ли она зайти в черную или белую дверь. А она прекрасно знала, что Лизель уже пятнадцать лет избегает того, что происходило в те года и после. Зазывала туда, игнорируя тот факт, что за почти два десятка ничего не измениться. Лизель уже осточертело сталкиваться лицом к лицу со своим прошлым. Эта игра для Воровки книг была равна жизни. Да и то, если бы Лизель играла на жизнь, не переживала бы так сильно. Это пространство с верандой, лесом и поляной — та свобода, которую она так жаждала получить. И Леди об этом тоже было известно. Шахматная доска, вырезанная из дуба, казалось, пульсировала энергией, словно она была порталом в царство судьбы и последствий. Один неверный шаг и придется попрощаться с «Маленьким принцем» по утрам. Фигуры, каждая из которых представляла собой воплощение власти и контроля, были готовы к столкновению воль, которое определило ход судьбы. Лизель лишь не давало покоя то, что эта женщина никогда не отвечала прямо на заданные вопросы, хотя иронично в то же время называла себя той, что знает всё. В чем же тогда смысл этого прозвища? В чем смысл того, что Лизель войдет в черную дверь? Почему дверь вообще черная? Неужели в её прошлом не было других цветов? Серых, например, как цвет Европы. Розовых? Красных? Алых, как обложка её книги? Почему такое стереотипное разделение по цветам — белое и черное, если оно не олицетворяет добро или зло?А Лизель — зло?
Когда игра началась, лес затаил дыхание, а на поляне воцарилась тишина. Столкновение сопровождалось лишь навязчивыми мелодиями невидимых существ, а точнее, скорее всего, тихого чтения Осаму, и шепотом ветра в листве. Они, напряженно нахмурив брови, молчали. Леди беззаботно могла раскидываться фигурами, заполняя всё больше и больше пространства, когда Лизель же обдумывала каждый ход по несколько минут. С каждым ходом тяжесть становилась ощутимой, как будто сама ткань её существа запутывалась в замысловатом танце шахматной доски. Здесь жертва, там хитрый гамбит — это была беспощадная игра, где каждая проигранная и выигранная фигура несла на себе тяжесть свободы. Последствия каждого шага прокатывались по поляне, как волны в эфирном море, намекая на завершенность их действий. Леди с каждым ходом всё тише хмыкала себе под нос. Леди играет за белых. Лизель, не изменяя десятилетней себе — только за черных. Зусак вспоминает каждый предыдущий ход.Леди ставит пешку на Е4.
Воровка книг дебютирует точно так же.
Время, казалось, растягивалось и деформировалось, больше не являясь линейной конструкцией, а неосязаемой сущностью, формирующейся в соответствии с ритмом игры. Часы слились в бесконечный континуум, но ни одна из них не дрогнула, их умы были поглощены единственной целью — добиться выигрыша. «Всезнайка» хотела, что бы Лизель вспомнила всю свою боль и предназначение, ради которого стоило бы вернуться в реальный мир. Зусак же хотела ещё две недели и четыре дня. В «Маленьком принце» двадцать семь глав. Дазай прочитал семь, по главе в день. Ещё каких-то двадцать дней и Лизель будет готова выйти в белую дверь.Леди ставит коня на F4.
Воровка книг вновь зеркалит её ход.
Холодный пот выступил у книжной воришки на лбу. Их взгляды встретились, между ними пронеслось невысказанное понимание — общее осознание глубокого значения этой встречи. Это была битва не только за себя, но и за саму суть, за цель.Леди забирает её пешку на Е5 конем.
Лизель в ответ вводит второго коня на С6.
По мере приближения игры к апогею, или кончине Зусак, напряжение на поляне становилось почти невыносимым. Лес, казалось, затаил дыхание, ветки зашуршали от предвкушения. В начале игры казалось, что каждое движение имеет огромное значение. Руки Лизель, обветренные и сухие, слегка дрожали, пока она обдумывала варианты.Леди забирает её коня на С6.
И тихо говорит: — Сдаться можешь прямо сейчас… Ударило током. Перекрыло дыхание. Не отрывая взгляда от доски, Лизель прокручивает в голове все ходы ещё раз. Благо, память у неё хорошая. — Сдаться можешь прямо сейчас, — колко бросает он. Окружающая поляна была свидетелем развернувшейся эмоциональной суматохи. Листья ещё более нервно шуршали, шепча ободряюще или выражая молчаливые соболезнования. Легкий ветерок, когда-то ласкающий, теперь казался ледяным напоминанием. Окружение отражало чувства Зусак. И Леди, сволочь, и правда знала всё. Вплоть до игры с Дазаем, которую та воспроизвела в считанные секунды. Рука женщины нерешительно зависла в воздухе, неуверенность смешивалась с надеждой. Она представила каскадные последствия, взвесила риски и выгоды и, наконец, с приливом неведомой уверенности, сделала свой ход. Всего-то нужно было сделать так, как Лизель обычно делала с нотами. Вспомнить в голове, увидеть картинку перед лицом, играть по памяти.Лизель забрала её коня пешкой на С6.
Леди переставляет пешку на D3.
Воровка книг делает глубокий вдох и ветер тут же прекращается. Перед глазами не нынешняя доска, нет. Перед ней доска трехмесячной давности и тонкие, мужские пальцы, на которые даже в воспоминаниях трудно не отвлекаться.Лизель вывела слона на С5.
Осаму Леди вывела слона на G5.
Лизель забирает пешку конем на Е4.
Леди забирает ферзя.
Мир, казалось, затаил дыхание, пока противник размышляла, ее глаза сканировали доску, вычисляя. Зусак не могла поверить в то, что это не было спланировано изначально. Игра в игре, ловушка в ловушке, код, который нашептывает воображаемая Энигма.Лизель делает ход слоном на F2.
— Шах, — произносит та.Леди ходит королем на Е2.
Без лишних слов.
Лизель.
Ставит.
Слона.
На G4.
— И мат, — тихо договаривает та, резко подняв глаза на опонентку. Затем, с проблеском узнавания и, возможно, намеком на восхищение, Леди, которая знает все, подняла руку и признала поражение. В этот момент триумфа поляна взорвалась какофонией ликования. Лизель закричала от эмоций. Тут она могла себе это позволить. Птицы улетели, их мелодии превратились в ликующий хор, и солнце пробилось сквозь листву, бросая лучезарное сияние на вновь обретенную свободу. Воровка книг, в сердце которой загорелся вновь обретенный огонь, смеялась. — Это было легко? — с улыбкой на лице спрашивает Леди. — Ты поглумиться надо мной вздумала? — воскликнула Зусак. — Ты ведь специально, да? — Специально что? — та слегка нахмурилась, непонятливо оглядев смеющуюся. — Не придуривайся, — вздыхает Лизель, выпрямляясь. — Ты нарочно воссоздала партию с Осаму. Спустя мгновение молчания, Леди разразилась смехом. — Я? Это была ты, — смеясь, говорила она. — Что? — притихла Лизель. — Я не твое сознание, я никак не могу им управлять, — прошептала Леди, встретившись с Лизель взглядами. — Тут ты хозяйка. Ты меняешь это место, ты им управляешь. Это ты заставила меня играть так же, как и тогда. Шок, как гром среди ясного неба, поражает беспощадно. Пронзает сердце, оставляя его открытым и обнаженным, как хрупкую птицу со сломанными крыльями. Мысли, когда-то устойчивые и уверенные, превращаются в хаос, как бешеный танец светлячков в ночи, их нежное сияние мерцает в беспорядке. Разум кружится и кружится, как вихрь красок. Страх, этот ненасытный хищник, рыщет в самых темных углах, широко разинув пасть, готовый поглотить любое подобие спокойствия. Смятение, обманчивый туман оседает на сознание, затемняя ясность и затуманивая путь вперед. — Я? — выдавливает из себя Лизель. — Свобода не только твое спокойствие, — нежная улыбка озаряет женское лицо. — Твоя свобода — власть. Тишина. Окрыленность победой и вовсе исчезла. Воровка книг уводит взгляд в сторону, осматривая поляну, у которой даже конца и края не видно. Женщина прикусывает верхнюю губу. — Значит, всё, что здесь находится и как выглядит, — она оглянулась. — Моих рук дело? — И ответы ты должна искать в себе, а не спрашивать у меня, — загадочно тянет та. — Но, — Зусак оборачивается к ней. — Ты ведь Леди, которая знает всё. — Ты сама меня так назвала, — говорит она. — Нет, ты так представилась, — вторит ей Зусак. — Ты услышала только то, что сама придумала, — размеренно отвечает «Леди». Лизель тут же взъелась, уже захотев предположить: — Нет, «Маленький принц» не твоя выдумка. Осекшись, шатенка даже не знала, куда ей смотреть. Шахматная доска с наизусть заученным гамбитом и партией, которая уже один раз себя отыграла. Теперь второй. — Помимо времени, ты еще кое-что обещала… — втихомолку вымолвила Лизель, уверенно выдохнув. — Кто ты? Леди стала Неизвестной. Она медленно закивала головой, мол, «помню-помню». Потянулась руками к своему лицу, спокойно стягивая с глаза повязку. На месте правого глаза торчал, впивался в кожу, красный камень. — Ты, наверное, не знаешь, что это, — на тон тише зашептала Неизвестная, убрав от лица волосы, чтобы камень, похожий на рубин, засиял на солнце. — Я не буду тебя трогать, как и обещала. И покажу, как дослушать главу. — Кто… ты? — «Книжный вор», — ответила женщина. — Твой ферзевый гамбит. Я твоя способность.***
— Что? — возмущенно рявкнула Йосано, заходя в палату. — Пульс, — спокойно ответил ей Дазай, с неподдельным интересом рассматривая кардиограф. — Ты с утра поиздеваться решил? — зашипела Акико. — С пульсом все в норме. — Он был под двести, — сказал Осаму, точно воспроизводя этот момент в своей голове. Как он, дочитывая восьмую главу, услышал обрывистое, ускоряющееся дыхание на больничной койке перед ним. Кардиограф тут же характерно запищал. Детектив застыл, но вскоре тут же подорвался с места, пытаясь решить эту проблему. Но резкий перепад пульса у Воровки книг так же резко прекратился, вернувшись в норму. — Не может быть такого, — хмыкнула женщина. — Ты спишь вообще? — Да, — кивнул Дазай, ухмыляясь. — И очень хорошо. — Куникиде так и передам, — прошептала Йосано. — Эу, — скривился Осаму, артистично положив руку на сердце. — Только не это! Не раскрывайте меня! — Брысни отсюда, параноик, — Акико закатила глаза, присаживаясь за рабочий стол. Осаму фыркнул, закатив глаза. Он спрятал книгу в карман пальто, улыбнувшись на последок той, которая вряд ли эту улыбку увидела бы. Быстро кинул взгляд на подоконник, стирая улыбку со своего лица. Сезон хризантем прошел. Там стоял уже другой цветок, который ему не нравился, не по виду, не по смыслу, которого было слишком мало. Ну, это для такого человека, как Дазай, конечно же.Камелия.
Розовая.