Часть вторая «Принцип Талиона»
Арка «Трагедия не воскресного дня»
Сильные люди ненавидят быть слабыми. Конечно, существует одно маленькое единственное «но»: не важно, насколько ты силен — можешь умереть от любого пустяка. Лизель никогда не осмеливалась применять к себе «хорошие» прилагательные: добрая, смелая, сильная. И, скорее всего, после контракта с Черным Человеком про такие понятия в её жизни можно забыть, но одна истина остается прежней. Сильные люди ненавидят быть слабыми. Её помыли. Переодели. Дали наконец по-человечески сходить в туалет. Кормить начали потихоньку: разваренная, пресная рисовая каша и терпкий, зеленый чай. Доктор Йосано насильно впихивала в неё кашу ложками, сколько бы Лизель не говорила, что справиться самостоятельно. Когда Акико протянула Зусак заключение лаборатории по поводу состава таблеток, Лизель не удивилась. Когда ей рассказали про ворона, женщина отреагировала так же безразлично. Когда Доктор Йосано поняла, что она не способна никаким способом излечить ногу Воровки книг и предложила Лизель костыли или, на крайний случай, коляску, на лице женщины, что около месяца пролежала в коматозном состоянии, отразилась злость. Ей никогда в жизни не хотелось быть калекой. Сколько бы ранений она не получала, Лизель всегда шагала дальше, через боль. Если сильный человек становится слабым, то он автоматически ненавидит себя. Всё, что хотела Лизель — засунуть предложения о костылях куда-то Йосано в глотку, но, впрочем, одного разъяренного взглядаЛеди, которая знает всё.
Когда Вороной в конце всё же не сдержался и разразился тихим смехом, легко и плавно захлопав в ладоши, они вдвоем заметили движение сбоку. Медленно развернулись, уставившись на прибывшего, незваного гостя. Странно, каких только путей люди не выбирают, чтобы скрыть свои истинные чувства. Окружающим легко сказать: «Не принимай близко к сердцу». Откуда им знать, какова глубина сердца? И где для него — близко? Дазай переводил помутневший взгляд карих глаз с женщины на мужчину и обратно, лукаво улыбаясь. — О, Дазай Осаму! — приветственно помахал ему Вороной. — Приветики! Лизель непонятливо нахмурилась, переведя взгляд на Николая, переспросив: — Приветики? Вороной пожал плечами, неловко хихикнув. — Приветики, — усмехнулся Осаму, наблюдая за тем, как Лизель косится на них. — Что за собрание, на которое меня не пригласили? — Думаю, дорогуша, ты всегда приглашен, — ухмыльнулся Николай, убрав выпавшие пряди со лба. Детектив плутовато усмехнулся, закусывая внутреннюю сторону щеки. Он понял, что имел в виду его новый, неназванный приятель и отрицать этого не желал. Дазай улыбался своей фирменной, вымученной улыбкой, но смотрел на уплетающую рис женщину мягко. Ему казалось, что только она могла прочитать «этот его взгляд», хотя и не надеялся, что Лизель хоть в чем-то сейчас соображает. — Стоп, — Зусак уставилась на Вороного, гневно хмурясь. — Какого черта, Коля? — Долгая история, — Николай отмахнулся, манерно скрестив руки на груди. — Это моя вина — я попался ему. — Бывают в жизни огорченья, — сказал Дазай, медленно подходя к койке Зусак. Вороной смирял взглядом Дазая, а тот его в ответ. Секундную напряженность между ними заметила даже шокировано жующая рис Лизель, но вклиниваться и прерывать паузу не стала. Осаму не думал, что новые загадки найдут его так скоро, а после Большого брата, ему казалось, что он сможет щелкать любую, как семечки. Он же гений. Он ведь детектив. Который никогда не ошибается. Нет. У которого нет права на ошибку. — Не того ты подозреваешь, — Николай медленно покачал головой, уставившись на настенные часы. — У нас с Лизель высокие доверительные отношения: если я сделаю что-то не так, она лично перережет мне глотку. — Ну, не так радикально, конечно, — отнекивалась Зусак, поджав губы. — Если бы ты мне так сильно не доверял, — Вороной усмехнулся, указывая пальцем на карман брюк Дазая. — Много осталось? Осаму выудил из кармана резной бутылёк, приглянувшись к темному стеклу. Около половины — если зрение его не подводило. Детектив молча протянул «Незнакомцу» бутылочку с пипеткой, щурясь от неожиданных, солнечных лучей. — Как я и думал, — промычал Николай. — Лизочек-цветочек, голова после пробуждения как? Не болит? Зусак подавилась рисом, резко закашлявшись. Дазай сложил губы в трубочку, напрягши скулы, чтобы невольно не прыснуть со смеху. Вороной украдкой оглядел этих двоих, цыкнув себе под нос. Лизель никак не могла нормально откашляться — тогда Коля похлопал её по спине, приказав дышать поглубже. — Вижу, всё в норме, — нахально ухмыльнулся тот, ещё раз взглянув на время. — Ай-ай-ай, как же мне пора! Отвлекаете от важных дел такого занятого меня! И, даже не дав самому себе и другим попрощаться, мужчина легко запрыгнул на подоконник, открывая окно. — Ты же не будешь?.. — прохрипела Зусак, округлив миндалевидные глаза. Но Вороной, пернатый негодник, уже сиганул вниз и след его простыл. Палочки для еды приземлились обратно в тарелку с характерным звуком. Дазай же, прошагав к открытому настежь окну, плотно закрыл его, уставившись на улицу. Мелкая улыбка коснулась его губ и, спустя пару секунд полной тишины в палате, детектив задрожал в тихом смешке. — Лизочек-цветочек… — смеясь, прошептал тот. — Не смей даже, — обреченно прошипела Зусак, отставляя тарелку обратно на тумбу. — Тебе идет, — шатен медленно повернул голову в её сторону. — Даже больше, чем Воровка книг. Женщина обреченно простонала, зарывшись в больничное покрывало, а после и вовсе натянула его на голову, погрузившись в темноту. Даже если она не могла видеть его самодовольную улыбку, Осаму все равно продолжал усмехаться, не переставая ни на секунду. — Лизочек-цветочек, Лизочек-цветочек, — повторял детектив, не в силах угомониться. Он, словно на крылышках, продефилировал обратно к ней, присев на край койки, игнорируя стул. — Грозная и страшная Воровка книг! — Не называй меня так, — донеслась просьба из-под покрывала. — Как? — насмешливо вопросил Осаму. — Воровкой книг, — ответила Лизель, выглядывая наполовину. Словив на себе потрясенный взгляд детектива, та дополнила: — И Лизочком-цветочком тоже. — Почему же это? — мужчина хмыкнул, слегка приблизившись. Лизель не знала, что ответить на этот, на вид, простой вопрос. Такова была её участь с самого детства. Все читали на её лице признаки дурных чувств, и Дазай не был исключением, которых не было. Она была скромна — Зусак обвиняли в лукавстве: стала скрытной. Лизель была готова любить весь мир — её никто не понял. Да и женщина сама не понимала собственные эмоции.Скажи ему.
Её бесцветная молодость протекала в борьбе с собой и светом. Лучшие свои чувства, боясь насмешки, хоронила в глубине сердца: они там и умерли. Лизель говорила правду — ей не верили: начала обманывать. И тогда в груди родилось отчаяние — не то отчаяние, которое лечат дулом пистолета, но холодное, бессильное отчаяние, прикрытое любезностью и добродушной улыбкой. Она сделалась нравственной калекой: одна половина души не существовала, она высохла, испарилась, умерла, она отрезала её и бросила, — тогда как другая шевелилась и жила к услугам каждого, и этого никто не заметил, потому что никто не знал о существовании погибшей её половины. Вот только теперь в Лизель что-то надломилось, сломалось и перекроилось, но она не знала, как об этом рассказать. С каждой новой секундой после заключения контракта она понимала, какую ошибку совершила.Скажи ему.
Её вторая половина души медленно умирала вместе с ней. Она видела до этого, что происходило с Оруэллом — вот только раньше женщина списывала всё на его болячки и возраст, а сейчас понимала, — это настигнет и её. От поражения Черным Человеком никуда не сбежать. И она, поставив свою подпись, хоть и получила «свободу» и «силу», которых пока не обнаружила, но перекрыла кислород тем возможностям, которые до этого были открыты.Скажи ему.
От целого цунами мыслей в голове, руки опять накрыл тремор. Лизель в один момент осознала, что как бы та не хотела быть рядом с Дазаем, с её новой ролью, это, увы…Невозможно. Ибо, она сотрет в порошок любого, кто посмеет причинить ему боль, а исходя из этого, по правде говоря, ей нужно будет начать с самой себя. — Лизель? — Осаму накрыл трясущиеся женские руки своими, несильно сжав. Очень важно говорить о своих чувствах тому, кого любишь, потому что никогда не знаешь, когда их можно потерять, или когда они потеряют тебя. Эти чувства из прошлого иногда к ней возвращаются. Вместе с тогдашним шумом дождя, тогдашним запахом ветра. Потихоньку, не взрываясь, словно вулкан. Они накапливаются. — Я тебя пугаю? — внезапно спросила Лизель, глянув детективу в глаза. — Разве цветочки умеют пугать? — наигранно ужаснулся тот. Зусак закатила глаза, вздохнув. Прикрыла лицо ладонью, да рукав и сполз. Карие глаза Дазая уставились на прикрепленный резинкой к руке скальпель. — Это что? — с небольшой ноткой незаинтересованности спросил тот, хоть и отнесся к этому, на самом деле, со всей серьезностью. — Сюрприз, — ответила Лизель, поправив рукав. — Ты ничего не видел. — Я ничего не видел, — ухмыляясь, повторил детектив. Заиграли жилки на висках, скрытых за волосами — мужчина напрягся. — Так почему ты должна меня пугать, Лизочек-цветочек? Потому что носишь под рукавом холодное оружие? — Я же попросила, — процедила женщина, недовольно скривившись. — Ты попросила за Воровку книг, — отнекивался Дазай, закинув руки за голову. — А и то, и то — нечестно! Выбирай: Воровка книг или Лизочек-цветочек. — Ты… — прошипела Зусак. — Знаю, выбор кра-айне сложный, — он нежно усмехнулся, потянувшись. — Подумай хорошенько. — Может, есть третий вариант? — понуро прошептала та и надеялась, что третьим вариантом будет её имя, или, на крайний случай ненавистное от чужих «Лиза». Дазай хмыкнул, задумавшись. Невольно, да-да, представьте, сами по себе в его голове возникли строчки из того самого «Маленького принца»:«У каждого человека свои звезды. Одним — тем, кто странствует, они указывают путь. Для других это просто огоньки».
— Есть вариантик, — после её недолгих раздумий протянул Дазай, закидывая ногу на ногу. — Какой же? — спросила Зусак. — Сюрприз, — хмыкнул Дазай. — Как назову, тогда и узнаешь. Ещё в начале декабря Дазай для самого себя решил, что Лизель — свет. Так пусть же в мыслях она будет его.«Свет мой».
Но Зусак узнает об этом прозвище только тогда, когда он лично её так назовет. А пока Осаму держится от неё на сантиметровом расстоянии — он помолчит, подогревая интерес. Сейчас же пока что нынешняя Воровка книг вновь вздыхает, закатывая глаза. Женщина невольно поджимает губы, беря в руки чашку уже давно остывшего, зеленого чая. Глоток остужает нервы, притупляет голоса в голове. Ещё раз смочив сухие губы чаем, она цокает языком по нёбу, заключая: — Мрамор начинает свой путь становления скульптором. Дазай сперва молчит, а после негромко хмыкает, аккуратно прокладывая своей рукой путь к её. Пальцы скользят по матрасу, простыне, перескакивая на покрывало, забираясь на ногу. Больную, правую ногу, которую излечить не получилось даже у Доктора Йосано. Но Лизель не говорит причину даже ему и детектив заключает, что, возможно, он хочет получить ответы здесь и сейчас, а Лизель нужно время, чтобы прийти в себя. — И что же чувствует мрамор? — тихо спрашивает мужчина, приближаясь к руке. — Мрамор разбит по кусочкам, — точно так же негромко отвечает женщина, делая ещё один глоток. — Наверное, его нужно склеить? — предполагает Дазай, касаясь кончиками пальцев её руки. Лизель медленно убирает руку, закусив уголок нижней губы, холодно произносит: — Мрамор, став скульптором, соберет себя по кусочкам самостоятельно. Дазай замер, боясь спугнуть обезумевшего дикого зверя перед собой, что сейчас затаился перед ним в кустах. Она оттолкнула его целенаправленно, скорее всего, боясь впутать или обречь на скорую гибель. Детектив вздохнул, преставая играть в догонялки с её рукой — он легко провел ладонью по её бедру, настойчиво беря её руку в свою, сжимая крепко, что она не могла её выдернуть, даже если очень сильно захотела бы. — Ну уж нет, — ухмыльнулся мужчина, смотря прямо в женские глаза. — Позволь мне быть хоть кем-то. — Ты не ответил на вопрос, Осаму, — выдохнула Зусак, отставляя чай подальше, накрывая мужскую руку своей. — Я тебя пугаю? Её руки всё такие же холодные, как у трупа, а глаза всё такие же пустые, без бликов. — Нет, — серьезно отвечает Дазай, нежась от того, как она произносит его имя. — Тогда я спрошу ещё раз через пару месяцев, — женщина невольно улыбается, с определенной ноткой грусти в голосе. Они молчат ещё пару десятков секунд, прежде, чем Лизель легонько тянет Дазая на себя, а он невесомо склоняется над ней, накрывая смоченные чаем губы своими. В помещении тихо раздается небольшой, причмокивающий звук. Осаму только ухмыляется этому, продолжая пробовать издавать непристойные звуки губами, пока Зусак характерно самой себе хмурится. Языки не сплетаются в страсти, наоборот — эти двое человечков исследуют губы друг друга одними лишь губами, продолжая момент ночных объятий и поцелуев в шею. Конечно, если один из них хоть на чуть-чуть перейдет грань — у второго тут же снесет крышу и Доктор Йосано выгонит их из больничного крыла с оскорблениями в спину. Поцелуй — это милый трюк, придуманный природой для того, чтобы остановить разговор, когда слова становятся лишними. Чтобы поцелуй был настоящим, он должен что-то значить. Целоваться нужно с тем, кто не выходит у тебя из головы. Чтобы прикосновение губ почувствовать всем телом. Лизель буквально целовала его улыбку. Целовала до тех пор, пока они оба не услышали громкий звук тормозящих шин под окнами. Зусак узнала этот звук из тысячи. Джордж Оруэлл вышел из машины последним, поправляя очки с красными линзами на переносице. Шева и Мэри уже мельтешили около входа в здание из красного кирпича, выдыхая клубки пара. Солнце и снег — погода на улице стояла просто прекрасная. Так и не скажешь, что через пару минут в офисе детективов разориться буря. Поправив воротник пальто, Джордж сделал небольшой шаг вперед, оборачиваясь на свой автомобиль. Ворон приземлился на его крышу, махнув в воздухе крылом, подзывая. Мужчина обернулся на ожидавших и мерзнущих коллег, которые всем своим недовольным видом показывали, как им резко стало холодно, словно в Артике оказались. Оруэлл вздохнул, когда птица настойчиво забарабанила клювом по металлической обшивке. — Идите, — обратился тот. — Я покурю. Шелли тут же безразлично пожала плечами, зашагав в сторону входа. Мольфар, упершись взглядом в Большого брата, лишь цыкнул, закатывая глаза. Все трое понимали, что если не с Лизель, то с детективами беседа будет не самой приятной. Сдавшись, Шева поплелся за коллегой, скрываясь в дверях. Оруэлл облегченно выдохнул, опираясь на машину. Рука тянется к пачке сигарет в кармане черного, шерстяного пальто. Оттуда выуживается и зажигалка. Ворона на машине больше нет, но с другой стороны автомобиля на него тоже кто-то опирается. Вороной поправляет рукава своей мантии, осознавая, что тонкая ткань на спине совсем не согревает его оголенную там кожу. Двое шрамов около лопаток заныли режущей болью. Николай закидывает голову ввысь — ресницы купаются в солнце, а черные глаза-бусины разглядывают облака. — Лизель просила кое-что передать, — начинает Вороной, хмыкая. — Так срочно? — фыркает Джордж, выдыхая едкий сигаретный дым. — Ты не представляешь, насколько, — смеется Николай, поворачиваясь лицом к его спине. Он тихо начал рассказ, с каждой деталью улыбаясь всё шире, жалея, что из-за визита к своему старому-старому приятелю пропустит всё веселье. Мужчина в подробностях поведал коварную авантюру Воровки книг Большому брату, в конце прыснув от ошарашенного выражения лица своего босса. — Что посеешь, Джо, — усмехнулся Вороной, натягивая капюшон на голову. — То и пожнёшь. И, махнув рукавом, скрылся из виду, оставляя за собой пару черных перьев и звук хлопающих крыльев. Снег и солнце. Зимой солнышку радуются все, без исключения. Промозглый ветер порывами забирается под воротник, пробирая до косточек. Под ногами скрепит — это Джордж втаптывает окурок в снег. Джордж смотрит в окна четвертого этажа. Джордж улыбается во все тридцать два. Переваривая сказанное, всё тот же Джордж понимает, что он полный кусок идиота. А план этой женщины — хоть и окажется унизительным, но вытянет его со дна. Засасывая в это дно саму Лизель.***
Сторонясь от дел мирских, люди находят свой верный путь. И даже храброе, доблестное сердце может, к сожалению, оказаться притворством. Утопая в объятиях Шевы, Лизель могла лишь хватать ртом воздух и в который раз выслушивать наставления от младшего коллеги, что, видите ли, так резко впадать в кому просто немыслимо! Мольфар расспрашивал о её самочувствии обеспокоенным голосом, настойчиво узнавая, хорошо ли она спала, как себя чувствует, нужно ли ей что-нибудь. И конечно же главный вопрос сего дня — «Что у тебя с глазом? Опять этот ублюдок Оруэлл что-то сделал?» и «А с ногой?». Зусак ответила на все вопросы, кроме последних. Она мнительно старалась улыбаться, увиливая от ответа. Если обеспокоенность Шевы все замечали невооруженным взглядом, то нервозность Мэри заметила лишь Лизель. Коллега поглядывала на женщину осторожно, с опаской, не зная, что думать, и всё благодаря молчанию Зусак. Долгие объятия и встревоженные расспросы прервал Джордж Оруэлл, тихо закрывающий за собой дверь в палату. Сперва тот смотрел в пол, всё ещё прокручивая в голове переданное послание. Алые глаза медленно поднимаются на женщину и застывают в скрытом от чужих взглядов ужасе. Джордж смотрит на Лизель, а она на него в ответ, медленно моргая в знак приветствия. Когда Большой брат рассуждал о дне, на которое затащит Лизель, он не думал, что она уже там. Сухие губы Зусак медленно расплылись в улыбке — она поняла его реакцию без слов, а до него в тот же момент дошло всё, что имел в виду Вороной. На него, впервые за тридцать с лишним лет, смотрело такое же существо, как и он сам, не считая отражения в зеркале. Одним лишь взглядом смакуя его незримый для окружающих проигрыш. Он тихо сглатывает, натягивая на лицо привычную всем, широкую ухмылку, хотя в голове уже вовсю настырно бьет сигнальный барабан, что ему лучше бежать от своих ошибок подальше, пока не стало слишком поздно. Зусак пару раз моргает, вскидывая брови, спрашивая его лично: «Готов?». А он ни капельки не готов. Мысль за мыслью, осознание и торг с самим собой. Он полнейший идиот — даже скрывать от других не станет. Заботясь о своем собственном благе, послушав рекомендацию от Черного Человека, он не заметил, как его облапошили на ровном месте. И кто? Он сам же! Оруэлл тихо вздыхает, ловя на себе изучающие взгляды все присутствующих — коллег и парочки детективов. Незаметно кивает Зусак, дав команду, что представление пора начинать. Он неспешно проходит к ней, садясь на скрипящий стул, не разрывая зрительного контакта. Лизель размеренно дышит, грудь то вздымается, то опускается. Чувствуя, как меняется её взгляд, Джордж хмыкает. Её разноцветные глаза холодеют, уголки губ опускаются, брови хмурятся. Мэри тихо стоит в стороне за спиной у Шевы, изредка поглядывая в их сторону. Зеленые глаза зацепились за лист бумаги, лежавший на столе — состав таблеток. Цыкает. Мольфар скрещивает руки на груди, по очереди смерив взглядом двоих негодников, что этот балаган и устроили — Лизель и Джордж всё так же тихо играют в гляделки. Дазай, облокотившись спиной на стену, мирно наблюдает, пока Куникида, недовольный всей этой процессией у них в офисе, урчит что-то себе под нос. Осаму безумно волнительно и интересно, что же сейчас будет происходить, — атмосфера в палате стремительно меняется с дружелюбной на практически ненавистную. Солнце на мгновение скрылось за облаками и вот уже не так ярко, не так светло, как парой минут назад. Палата больше не содрогается от нареканий Шевы и тихого смеха Зусак — в помещении жутко тихо. И всё же, не стоит забывать одну истину, сказанную в самом начале их пути — Лизель Зусак непревзойденная актриса. — Вы так и будете молчать? — тишину разрывает Шева, сердито нахмурившись. — Думаю, тут даже нечего говорить, — холодно хмыкает Зусак. — Да, Джордж? Дазай обеспокоенно нахмурился — женщина огрызнулась и тут же психологически напала, заряжая воздух вокруг. Вздохнув, Оруэлл отрезвляюще потер лицо, угукнул в ответ. — Я не знаю, — нехотя мужчина пожал плечами, натянуто усмехаясь. — Тут и правда не о чем говорить. — Серьезно? — хмыкнула Лизель, опередив восклицание Шевы, что парень даже ошарашено запнулся на полуслове, уставившись на коллегу. — А что у меня с глазом и ногой, не скажешь? — Ничего удивительного, — улыбнулся Оруэлл. — Скорее всего, сингулярность сработала не тем образом. — Вот оно как… — протянула Зусак, отводя взгляд в сторону. — Так это сингулярность сделала меня калекой, а не твой паршивый эксперимент с внедрением твоей способности в моё тело. Растерянный взгляд Оруэлла пригвоздил женщину к стене за такую резкость в выражениях. Мэри резко обернулась, проморгавшись, словно недопоняла произошедшее, пока Шева всё так же озадаченно поглядывал на Зусак, не ожидая, что она начнет агрессировать первее. Насторожившись, Доппо приподнял взгляд на уже порядка доставших гостей, прислушиваясь повнимательнее. Казалось, что только Дазай, отпрянувший от стены, понял истинное значение этих слов. Он хмурился, стоя поодаль остальных, чтобы никто не заметил, как над детективом постепенно нависают его собственные тучи — злость, таившаяся в недрах. Руки в карманах слегка сжались, скулы напряглись. Осознав, что никто собой возникшую паузу закрывать не намерен, Лизель продолжила, глядя в потолок: — Конечно же, это сингулярность внедрила твоё сознание в моё, её переизбыток заставил меня впасть в кому, а не твои эксперименты, которые, как видишь, закончились полным провалом. Не таблетки с частицами макромолекул, которые я глотала четыре года, как успокоительные. И, естественно, не твоё огромное самомнение, из-за которого ты решил использовать меня как подопытную крысу, — женщина сделала короткую паузу, не меняя положения головы, посмотрев на Оруэлла. — Это всё сингулярность, я правильно поняла, Джордж? — Относительно, — он медленно кивнул. — Чего, блядь? — прикрикнул Шева, вскочив со стула, но Мэри тут же схватила его за плечи, оттягивая назад. — Относительно? — переспросила Зусак, резко повернув голову в его сторону. Доппо инстинктивно, предвещая скорую беду, достал из кармана блокнот, но тут ему на плечо легко легла ладонь Осаму. Поймав отрешенный взгляд напарника, Куникида чертыхнулся, осекшись. Атмосфера в палате больше не казалась жуткой — она такой и была. Шестое чувство подсказывало, что ещё не начатое нужно прекращать. Ещё раз прокрутив все слова в своей голове, Оруэлл начал томно говорить, вздохнув: — Резкий выход из комы и клиническая смерть могли негативно повлиять на твою нервную систему, поэтому ты можешь перекручивать услышанное и нести полную чушь, это нормально, — Джордж медленно улыбнулся, издевательски склонив голову на бок. — Мы вернемся домой, соберем вещи и уедем в Лондон, там тебя обследуют лучшие врачи и ученые, узнают, что это за сбой такой и… Дазай заскрипел зубами, уже захотев сделать угрожающий шаг вперед, но его опередила Лизель, влепив Большому брату звонкую пощечину. Все присутствующие застыли, не проронив ни звука. — Ты сам головой об стенку бился, или родители тебя били и ты привык? — прошипела Зусак, отряхнув руку после удара. — Не совсем понимаю, о чем ты, — сказал Оруэлл, потерев место удара. — Хватит вешать мне лапшу на уши, — женщина презрительно хмыкнула, выровнявшись на койке, свесив ноги к полу. — Засунул свою способность в меня, чтобы в случае твоей смерти она продолжила жить, но, ой, как же так! Слегка не рассчитал габариты! — Это не так, — резко отчеканил Джордж, словив краем взгляда разгневанного до чертиков Шеву. — Конечно, — Лизель, на удивление, спокойно кивнула. — Ты ведь засунул в мой разум что-то пострашнее твоей гнусной и никчемной способности. Оруэлл опешил, сглотнув, а после, немного погодя, словив вибрации всеобщей паники и недовольства — засмеялся, всем нутром осознавая, что это его полнейший проигрыш за всё его существование. Но никто в этой комнате, кроме него самого и Лизель, не должны об этом знать и хоть мельком увидеть страх в его глазах перед этой женщиной. Джордж был прав — унизительно. Лизель была права — она заставит его возненавидеть себя. На мгновение Оруэлл её испугался. Ещё раз вспомнив, что передала Лизель через Вороного, он насмехаясь заявил: — Тебе, всё же, стоит продолжать пить таблетки, — он приблизился к её лицу. — Ибо твои галлюцинации начинают нашептывать полнейший бред. Теперь любого в этой комнате, готового кинуться на защиту к женщине, опередило острие скальпеля. Лезвие вонзилось в матрас соседней койки, катастрофически близко с шеей Оруэлла, пока сама Лизель пригвоздила его своим телом в мягкой поверхности матраса. Она накинулась на него теперь уже буквально, скинув со стула практически на пол, со всей силы упираясь коленом в мужскую грудную клетку. Лезвие успело резануть чуть ниже кадыка — маленькая струйка крови потекла из царапины. Конфронтация, рожденная годами неразрешенных обид и кипящего негодования. Фасад давно рухнул, обнажив манипулятивное и черствое ядро. Он причинял ей боль бесчисленное количество раз, оставляя раны, которые отказывались заживать. И сегодня ему могла бы предстоять расплата, которой он так долго избегал. Лизель выдернула скальпель из матраса, приставив к горлу Джорджа. Мэри уже давным-давно не держала мольфара за шиворот, но и Шева разнимать их не спешил. Оруэлл отреагировал быстро, заламывая женскую руку так, чтобы стальное орудие со звоном приземлилось на пол. Напряжение в комнате нарастало еще больше, и было ясно, что никто не отступит. Джордж отталкивал взбесившуюся от себя, пока та продолжала бороться с его хваткой, медленно поднимаясь на свои две. Перед тем, как Шева резко схватил её под локти, она наклонилась к уху Джорджа впритык, прошептав: — Семьдесят на тридцать. Шева оттащил женщину назад, пнув лежавший на полу скальпель в сторону к детективам. Лизель помнила все обещания, которые он дал, клятвы, которые он нарушил, и доверие, которое он разрушил. Каждое воспоминание подпитывало её решимость заставить его заплатить за предательство.Теперь ты хочешь ему отомстить?
Зусак оскалилась, прогоняя голос в голове, но тут… встретилась с не на шутку встревоженным взглядом Джорджа. И секунды не прошло — другие не успели заметить этой резкой перемены. Зусак послала ему вербальный сигнал, Оруэлл вскинул брови кверху.Да-да.
Вы оба меня слышите.
Их глаза расширились.Сюрприз!
— Какого черта… — тихо прошипел Оруэлл, осознавая весь ужас ситуации. Кашлянул. — Какого черта ты творишь, Лизель?! — Я?! — ответила она криком и рывком в его сторону. — Что ты творишь? — Я? — начал Джордж. — Да я… — Головка от хуя, успокойтесь, — рявкнул на них Шева, держа Зусак всё крепче. — Взрослые люди, которым четвертый десяток пошел, а деретесь как школьники на перемене за гаражами!Боже, храни Шевченко.
Большой брат и Воровка книг еле сдержались, чтобы одновременно не крикнуть в потолок: «Заткнись!». — Не думаю, что школьники прячут скальпель в рукаве, — отозвался Куникида, поднимая железяку с пола. — Тем более, — мольфар закатил глаза. — Ядом плеваться на друг друга одно дело, но вот так набрасываться… — Ты меня сейчас оправдываешь или что? — вздохнул Оруэлл, выпрямляясь. — Ни за что! — рявкнул тот. — Если всё, что сказала Лиз, правда, то я… — То «что»? — огрызнулся Джордж. Тихо присвистнув, Дазай легко забрал из рук коллеги находку, покрутив. Интересно, если женщина достала скальпель до его прихода утром, то каким образом? Йосано дежурила весь рассвет, и только недавно пошла на завтрак в кофейню. Не помог ли ей тот, кого она ласково прозвала «Колей»? Блеск лезвия красиво отражался в карих глазах — Осаму задумался о том, что он может облегчить потуги своей…кхм, этой женщины, подойдя к Большому брату сзади, всадив скальпель прямо в шею. Правда, ни Куникида, ни другие его не поймут, только Зусак приятно улыбнется. Неужели в Принципе Талиона будет уютнее? Нет. Бред. — Да я тебя на куски порежу, ты, урод, — Шева закипал, переходя на оскорбления. — И чем ты будешь лучше нас? — Джордж усмехнулся. — Да я мать твою е… — Та-а-ак, мальчики! — Лизель вскинула руки к верху, тут же высвобождаясь из хватки мольфара. — Брэйк! Спокойно! Вот я уже успокоилась, видите? — Удивительно, бешенство так быстро лечится? — хмыкнул Джордж. Зусак негромко засмеялась, проковыляв, прихрамывая, обратно к своей койке. Она остановилась, неожиданно взглянув на Доппо. — Школьники прячут в рукаве не один скальпель, — Лизель медленно развернулась к Джорджу, растянув губы в пугающей ухмылке. — А два. В этот раз, не успев среагировать как следует, Джордж, еле увернувшись, впечатался в стену, задев больничную койку, что со скрипом отодвинулась под его весом назад. Схватив того за воротник, Зусак каким-то невиданным чудом смогла толкнуть Джорджа еще дальше, вновь сделав надрез на шее, теперь уже, выше кадыка. Маленькая струйка черной жидкости поприветствовала кожу. Глаза Воровки книг в тот же миг загорелись — её догадка была верна. Ну, а тут уже, естественно, можно и в разнос пойти, чтобы представление было красочнее. Сцепившись, будто кошка с собакой, они были готовы не то что зубы пересчитать друг другу, а впиться ими в глотку и вырвать с корнями трахею. Взгляд Лизель настолько жгучий, что казалось он, будто огромная линза, концентрирующая солнечный свет, сожжет все вокруг к чертовой матери. Хватка мертвая, словно у хищника, который найдя добычу, не собирается её ни с кем делить и скорее броситься в бой, чем отступит. — Я знаю, почему тебе так не нравится свобода, — она внезапно зашептала, сомкнув руки на его шее. — Потому что ты даже мечтать о ней не можешь. Ты никогда не был свободен и все из-за него. Очень жаль, что даже с появлением этой мрази в моей жизни, моя свобода только растет. — Тебе кажется, что она растет, — прохрипел Оруэлл. — Да что ты? — хмыкнула Зусак, переходя в нормальный тон. — Приятно, когда тебя душат, да, Оруэлл?! Глаза Большого брата широко распахнулись. Видимо, в его попытках её удушья она осведомлена, но была ли в курсе того, что произошло на самом деле? Хах! Нет, конечно! Черный Человек — трюкач и ловкач, никогда не рассказывающий свои тайны. На хаотичном поле битвы эмоций и стали, их прошлое столкнулось с настоящим. Стены негодования, которые разделяли их, теперь рухнули, обнажив грубые эмоции, питавшие эту конфронтацию. Это была борьба не только за месть, но и за завершение, за исцеление, за шанс вырваться из цепей ядовитого прошлого. — Прости, — ещё тише прохрипел Оруэлл. — Это, и правда, моя вина. — Знаешь куда засунь свои извинения? — прошипела Зусак, резко ослабив хватку, отпрянув. — Поворот налево, еще раз налево, вниз по лестнице, справа от здания. Вот туда. Дазай же, вместо того, чтобы помогать останавливать этот беспорядок, прикинул в голове — Лизель была совершенно права, это личный навигатор к мусорному баку. Слова повисли в воздухе, тяжелые от сожаления. Гнев Зусак медленно рассеялся, оставив ощущение опустошенности и истощения. Она отвернулась от Джорджа, не желая больше участвовать в этой бесполезной, для них, битве. Джордж выдохнул, приподнимаясь, находясь на уровне женского локтя. Взмах и точный удар по носу. Оруэлл резко откинул голову назад, закрыв нос рукой, прошипев ругательство. Осаму, смотря на апофеоз, усмехнулся. Два раза чуть не вскрыла глотку и точечным ударом локтя сломала нос великому и страшному Большому брату.Да он жениться на этой женщине.
Осаму знал, почему ему так хочется её защитить и мысленно вздыхал, видя, что его защита ей совсем ни к месту. Не скрываясь от своих истинных эмоций, чувств и мыслей — он способен действительно на многое. И имеется ввиду не преподнести огромный букет с символичными цветами, устроить романтическое свидание, свернуть горы, остановить реки и найти «То-не-знаю-что». Удушить соперника своим превосходством, нанести точечный удар по сокровенному, лишить всего, сломать морально и физически. Он запускал свои худощавые пальцы в распоротое брюхо ради неё — не составит труда и распороть самостоятельно. В его голове всё выстраивается именно так — за теплыми чувствами скрывается насилие. Проблема лишь в том, что Лизель практически такая же. Он это видел, он это читал, он это чувствовал. Вот такие они — двое романтичных эгоистов. Изнеможённо плюхнувшись обратно на койку, Зусак фыркнула со всем недовольством. Оно было обращено ко всем присутствующим: Оруэллу, к шокированному Шеве, к Мэри, что индифферентно протянула Джорджу платок и даже к детективам, стоящих в стороне. Лицо Доппо — перекошенное раздраженностью, Дазая же — увлеченное происходящим, никуда не скрывшимся, напряжением. После долгих пререканий и споров, Шева и Мэри всё же согласились выйти из палаты, подождав в самом офисе. Они не доверяли глазам, смотрящим на друг друга с ненавистью. Думали, что если уйдут — Лизель и Джордж совсем тут друг друга поубивают. Детективы тоже противились этой просьбе — хотите говорить наедине, говорите на своей территории, в своем помещении. Оруэлл даже подумал подкрутить переключатель около ключиц, но холодный взгляд Лизель его остановил. Она попросила тихим и спокойным голосом, полным осознанности и серьезности — Шева тут же закатил глаза, растаяв и, подхватив Шелли за механический протез, повел прочь из больничного крыла, попытавшись прихватить и детективов, но Куникида спешить совсем не собирался. Зусак взглянула на Дазая, мысленно попросив о помощи. Это наглое использование его чувств и манипуляция, но кто такой Дазай, чтобы отказать прелестной даме, так ещё и своего сердца. Правда дама может это самое сердце вырвать, засунуть в блендер и перемолоть то, что он скрывает от посторонних глаз и самого себя. Он ухмыльнулся этой нелепой закономерности — когда Зусак просит, он всегда делает. И сейчас в разноцветных глазах читалась именно такая очередная просьба, сотканная из занавесочных деталей, личного и притворства со стороны обоих. Осаму схватил Доппо под локоть, потащив на выход, приговаривая, что взрослым деткам нужно обсудить дела песочницы. И он неосознанно оказался прав. Они остались одни. Молчаливые, уставшие после этой небольшой «перепалки». Джордж оценил пространство, на секунду прикрыв глаза: их, на удивление, никто не подслушивал. Большой брат слышал всё: от разговоров детективов и секретарей, до звуков кофемашины в кафе на первом этаже здания. Каждое слово и каждый звук. Абсолютно ничего интересного и нового не расслышал и приоткрыв глаза, взглянул на Лизель. Скрещенные руки на груди, закинутая нога на ногу и жгучий взгляд, уставившийся в одну единственную точку — его шею. Хотел было спросить, откуда она догадалась — да знал, что Зусак заимела дело с самым настоящим коварством. И у неё много вопросов. И гнев настоящий. Заметив его помутневший на пару секунд взгляд, женщина вздохнула, беря с тумбы скальпель, который детективы то ли не заметили, то ли просто не забрали, в надежде, что Зусак прирежет Оруэлла без свидетелей. Поджав правую ногу к себе, она легонько провела лезвием вдоль икры, оставляя небольшой надрез из которого струйкой полилась черная жидкость вместо крови. — Забрал у тебя ногу? — озадаченно хмыкнул Джордж. — Такого я ещё не видел. — Нога не голова, — ответила Лизель, вытирая субстанцию краем простыни. — Разум, если быть точнее, — поправил её Оруэлл. — Те же яйца, только в профиль, — женщина фыркнула, отложив скальпель в сторону. — Представление удалось? — Как видишь, — тот пожал плечами, усмехнувшись. — Мы перепугали всех, кого могли. — Тогда, пусть пока что останется, как есть, — кивнув, Лизель утомленно зевнула. — Никто из нас не хочет, чтобы остальные знали об этой заразе и что Он такое на самом деле. — Пока тебя не было, многое поменялось, — цыкнул Оруэлл, обеспокоенно поправив воротник водолазки. — Один смышленый детектив почти догадался. Зусак смерила мужчину недовольным взглядом, словно в чем-то провинившегося мальчика. По сути — это истина. Он провинившийся, но не мальчик, а взрослый мужик, у которого эго размером с Титаник, ужасное самомнение и нездоровая привязанность к подчиненным, с тягой контролировать каждый людской шаг. Жестокий и улыбчивый психопат — сколько людей он пытал в своих подвалах, скольких перешивал и скольким промывал каждую извилину мозга, сколько махинаций и подстав, а сколько невинных. Лизель Зусак, по чистой случайности, стала одной из его подвальных гостей, потому что у неё имелись зубки и высокий интеллект — женщина не захотела быть обычной куклой в руках кукловода, слепо выполняя все приказы, без возможности вставить слово. Лизель уже бывала и в Черной комнате, и встречалась с Черным Человеком заочно, но не помнила этого благодаря способности Джорджа Оруэлла. А сейчас тот, кто называл себя двумя именами одновременно был обманут одним из них. Черный Человек размазал бедненького в пух и прах! Большой брат, дабы избежать разногласий, никогда не выделял себя Боссом, Управляющим или Главным, каждый из четырех членов Принципа Талиона возглавлял определенную отрасль. Каждый был главным. В этом, скорее всего, и была главная ошибка, которая запустила домино, приводя его к теперешней, контрольной точке. Настало время платить за свои грехи. — Пусть остальные думают, что я тебя ненавижу, — вдруг прервала его размышления Зусак. — Думают? — тихо переспросил Оруэлл. — Это разве не так? — Издеваешься? — Лизель шикнула себе под нос, взглянув на мужчину с неприязнью. — А для чего я тогда устроила этот спектакль? Мне заняться больше нечем? — А если честно? — мужчина прищурился. — Я не знаю, сколько времени Черный Человек уговаривал меня отомстить тебе, но долго, — сказала Зусак, глубоко вздохнув. — И я отомщу, но не слепой ненавистью. — И как же? — от услышанного, Джордж выровнялся, закусив от нервов губу. — Помниться, я уже озвучила, — женщина ухмыльнулась. — Семьдесят на тридцать. На самом деле, мстить никто не собирался, особенно Зусак. У неё нет возможности нормально ходить, о какой громкой и жестокой мести вообще может идти речь? В её понимании — абсолютно каждый имеет право на множество ошибок. Такая позиция — слаба и непринята, людям подавай кровь, слёзы и драму! Желание закончить всё поскорее бурлило в груди. — Пятьдесят на пятьдесят, — воспротивился Оруэлл, нахмурившись. — Нет-уж, ты не понял, — захихикала непринужденно, подавляя внутренние противоречия. — С тем, что я сейчас имею, я могла бы с легкостью забрать все сто, выкинув тебя на помойку или засадив в тюрьму, никто бы даже и пальцем не пошевелил, но я тебе предлагаю спасительный круг — ты отдаешь мне семьдесят процентов Принципа Талиона и остаешься. — Не многовато для той, что вообще не понимает ничего в управлении организациями? — он обозлился тому, что сам загнал себя в угол, так женщина его ещё в нем и зажимает с особой силой. — Тридцать процентов для того, кто должен искупать все содеянное годами — Божья милость, — Лизель, оттолкнувшись от койки, медленно встала. — Я не хочу соперничества. Я хочу, чтобы ты смотрел и видел, как надо делать, ведь у тебя, если честно, тоже мало информации о том, как нужно кем-то управлять. Мы и так слишком приближенные в сотрудничестве, я знаю такие нюансы нашей организации, что Мэри и Шеве не снились, мы придумывали с тобой планы и заговоры, похлеще «Лунного» или «11 сентября». — она на секунду прервалась, обувая тапочки. — Всё останется, как прежде, только у руля в этот раз буду я. — Чтобы выстроить себе авторитет и имя нужны месяцы, Лизель, — вздохнул Оруэлл. — Этим я пожалуй и займусь, — хмыкнула та. — Ты говорил что-то про Лондон? Тогда там и решим. Договорились? — Шестьдесят на сорок, — ответил Джордж. — Еврейка вроде я, а торгуешься ты, — закатив глаза, Зусак сделала аккуратный шаг вперед. — Я помогу тебе абсолютно со всем, — дополнил мужчина, заглянув ей в глаза. — Ты может и предполагаешь, но понятия не имеешь, как это сложно — управлять целой организацией, члены которой разбросаны по всему земному шару и уживаться вместе с Черным Человеком. Мы теперь в одной лодке. — По твоей вине, — та кивнула. Прервавшись на секунду, оба тяжело вздохнули. Вот к чему приводит такое — кто-то, твердивший, что свобода — рабство, сам подтолкнул раба стать главным. Оруэлл без зазорно винил одного лишь себя. Правду говорит голос в голове: «Это твоя вина». Но Лизель, по какой-то неведомой ему причине решила оставить расправу на потом, как бы та не притворялась, что смена ролей — месть. — Допустим, — она цыкнула. — Сколько всего у нас участников? — Около тридцати одаренных, — тут же ответил Джордж. — Большинство — европейцы. За каждым нужно присматривать. Простых людей вдвое больше. — Тогда, — протянула та. — Шестьдесят на сорок, но, Оруэлл, если Закон Мёрфи был твоим лучшим другом, то он станет моим злейшим врагом. Смысл не в том, чтобы избежать войны, а в том, чтобы её выиграть. — Ладно, — Оруэлл улыбнулся. — Он выбрал тебе имя? — Что? — непонимающе переспросила Лизель. — После того, как я заставил воюющие страны подписать перемирие, Он назвал меня Большим братом, — ответил Джордж, поправив очки на макушке. — Так это был Он? — та удивленно хмыкнула, помедлив с ответом. — Леди, которая знает всё. — Громко и властно, — засмеялся Оруэлл, положительно кивнув. — Парочка, что надо. — Мы не парочка, — холодно произнесла Лизель, напряженно вздохнув. — Попробовали — не вышло. — Ты впала в кому на месяц. — Точно не вышло. Молча глядя на друг друга несколько десятков секунд, они тихо засмеялись. Лизель знала — каждое чертово его слово обманчиво, а все эти «отношения» Джордж предлагал, чтобы в дальнейшем контролировать бывшую Воровку книг ещё больше. Теперь необходимости в этом нет, всё перевернулось с ног на голову. Они ещё успеют обсудить все детали такой резкой перемены, до Лондона времени навалом. Что остается? Делать вид, что смотря на друг друга, их переполняет ярость? Проще пареной репы — было в этих двоих что-то такое… Да! Точно! Это называется патологическим враньем. Но Оруэлл внезапно прекратил смеяться, осадив и Зусак: — Кто-то идет. Вздохнув, женщина тут же переменилась в лице, скрестив руки перед собой в ропотливой манере. Дверь с грохотом распахнулась — в палату влетел Шева. Резко стало не до притворства — мольфар тяжело дышал и был слишком обеспокоен. Кудрявый набрал побольше воздуха в легкие, быстро вымолвив: — У нас ЧП. — Что произошло? — спросил Джордж, невесело нахмурив густые брови. — Шут, — бросил Шева, так же быстро направившись обратно. — Быстрее! Зусак с Оруэллом переглянулись. Во взглядах было сто-олько эмоций, не сосчитать. — Черт, — Лизель настолько быстро, насколько могла с практически неподвижной ногой, проковыляла к двери. — Спокойно, — Джордж её остановил, взяв под локоть. — У меня всё готово. — Всё? — удивленно переспросила женщина. Тот лишь безмолвно вытащил из внутреннего кармана пальто какой-то сложенный в четверо листок бумаги, вырванный откуда-то. Одна сторона была исписана. Глаза Зусак шокировано расширились. — Когда ты успел? — Пару недель назад, — легко пожал плечами Джордж, ухмыляясь. — Действуем по плану. Выйдя из больничного крыла, Большой брат и пока-ещё-не-провозглашенная Леди, которая знает всё, тут же напоролись на столпившихся вокруг одного из рабочих столов, детективов. Некоторые расступились, давая разглядеть то, на что все так уставились. Мэри и Шева встретили их растерянными, но, увидев беглую улыбку на лице Лизель и Джорджа, мысленно успокоились. Они вынашивали этот план два года. С Дьяволом разобрались. Настало время второго этапа. Четыре пары глаз устремились на монитор ноутбука. Куникида, нажав на кнопку пробела, воспроизвел только что просмотренную запись ещё раз. На экране замаячил мужчина, в длинном плаще, цилиндре и озорным смешком. — Приветики, господа из агентства и Принцип Талиона! Вы же сейчас вместе, так? — послышался насмехающийся голос. Гоголь на видео развел руками, показывая, что вокруг него стоят семеро людей в черных балахонах, а перед ним, на стульях, четверо связанных. Их лица, к удивлению, так же были закрыты. — У меня для всех вас есть пять посланий! — он улыбнулся, начав поочередно загибать пальцы. — Первое: под этими масками скрываются очень важные миру людишки, а закованы они в очень интересное устройство! Как насчет шоу разрубания с использованием бензопилы? Лизель нахмурилась. Всё точно так же, как и планировала Смерть Небожителей с самого начала, но не могут же остатки быть настолько глупыми и самонадеянными. Для них — Достоевский мертв, план должен был измениться. — Второе! Если Принцип Талиона покинет агентство, пилы тут же придут в действие! — довольно захихикал Шут. — То же касается и правоохранительных органов! Испытание только для детективов! Женщина чертыхнулась про себя — изменения всё же были, но все равно оставались безнадежными. Вывести их из игры одним запугиванием детективов? Бред. — Третье! Шоу начнется ровно в два часа дня! — воскликнул Гоголь. — Четвертое… Специально, только для Талиончиков! Четверо одаренных переглянулись, вскинув брови. Смотря издалека, словно, даже на это Дазаю было все равно, он внимательно изучал Принцип Талиона. Много времени прошло с убийства Достоевского, но не могло быть такого, что у них и на счет его подрядчика не было плана. Лизель, будучи двойным агентом, знала абсолютно все их планы, даже рассказала Дазаю, кто на самом деле за этим стоит. Интересно, как там дела у Тачихары? Времени долго рассуждать не было. Осаму, оглядывая их обеспокоенные лица, пришел к выводу, что для них, как и для детективов, такой сюрприз — полная катастрофа. Но и в прошлый раз, когда Принцип Талиона словили Фёдора, перевернули ситуацию в свою сторону, заранее подготовив покушение. Никогда не стоит забывать — кто они такие и чем они занимаются. Чтобы возглавлять теневой бизнес, старых руководителей нужно непременно устранить. — Напряглись, искатели свободы? — ухмыльнулся Гоголь, встав со стула, на котором сидел всё это время. — Тогда, слушайте внимательно! И, набрав побольше воздуха в легкие, он начал говорить на языке, известным только Лизель и Шеве. На русском. И не просто говорить, а читать стих:Смешить вас мне с годами все трудней, Ведь я не шут у трона корол…ей. Я Гамлета в безумии страстей… Который год играю для себя.
Лизель с Шевой вскинули брови, вытаращив глаза на монитор. — Это, что, Пугачёва? — тихо уточнила Зусак. — Она самая, — кивнул Шевченко. Николай Гоголь, потянувшись к карте, закрывающей один из его глаз, внезапно снял её. Глаза устремились в камеру. Шут улыбнулся, осторожно и мягко.Всё, кажется, вот маску я сниму И этот мир изменится со мной.
После этих двух строк, проговоренных с полной отрешенностью от происходящего, карта вновь закрыла глаз. Гоголь взмахнул плащом, поправляя ткань.Но слёз моих не видно никому Ну что ж, Арлекин я, видно, был неплохой!
Он вздохнул, прокашлявшись: — И пятое! — вскрикнул тот. — Надеюсь, больно не будет! Запись оборвалась. Детективы, ожидая ответной реакции, метнули взглядами на Принцип Талиона, но те предательски молчали, задумавшись. Отложив все чувства на дальнюю полку, закрыв глаза на свои желания, Зусак прикрыла глаза на пару минут, собирая мысли воедино. Возможно, до Мэри и Оруэлла не дошло, но кое-что Лизель поняла точно, прокручивая в голове слова Шута. В не зависимости от их плана. От способов. От преимущества. От действий детективов. Гоголь знает. И он готов к его завершающей точке. — Скукотища, — бросил мимо проходящий Рампо, присев на свободный стул. — Рампо-сан! — воскликнул Ацуши. — Что нам делать? — А вы не слышали? — он скрестил руки на груди, взглянув на удивленных коллег. — Идти и спасать. — Но… — Накаджима хотел возразить, взглянув в сторону «миротворцев». — Рампо-сан, — ловко втиснулся в разговор Дазай, ухмыляясь. — Предлагаете нам всё бросить и ринуться на спасение, проигнорировав при этом послание для Принципа Талиона и сам Принцип Талиона в принципе, оставив тут? Эдогава несильно ухмыльнулся, приоткрыв глаза. — Да, — уверенно кивнул тот. — Я за ними прослежу, пока вы будете спасать всех заложников! — Рампо-сан, — Куникида обратился к гениальному детективу со всем уважением и серьезностью. — Вы уверенны? У Вас есть план? — У меня? — хмыкнул Рампо, бросив взгляд на Джорджа Оруэлла. — Конечно. — И…? — До двух осталось меньше двадцати минут, — уведомил Накаджима, взглянув на часы. — Нужно спешить! — Но… — Куникида нахмурился, взглянув на четверых чужаков. Рампо верит им и от этого становится ещё страшнее. Эта загадка, по сути, самая сложная — «Почему же великий детектив полагается на террористов?». Времени спорить не было, Вооруженное Детективное Агентство всей группой, не считая Эдогаву, двинулись к выходу. Дазай бросил на Зусак последний взгляд, прежде, чем Куникида утащил его на выход. Успев взглянуть на Осаму в ответ, женщина спокойно улыбнулась. Он вспомнил эту улыбку и увидел легкий блеск в глазах. Лизель улыбалась так же при поимке Достоевского. Детективы ринулись по указанному адресу, прикрепленному к медиа-файлу. Директор Фукудзава из кабинета своего не выходил, секретари сидели тихо, продолжая барахтаться в бумажной волоките. Без возможности выбежать за ними, запрыгнув в черную Шевроле Импала, Принцип Талиона присели за свободные столы, прямо перед Эдогавой. Великий детектив улыбнулся, поправляя берет с козырьком на макушке: — Устроите шоу или опять фейерверки запустите? Оруэлл тихо хмыкает, вновь выуживая страницу из кармана, а Лизель, прочистив горло, заключает: — Цирковое представление, — женщина взглянула на расправленную страницу, одна сторона которой уже была исписана. — Со спецэффектами.