Кулинария

      В мире, в котором повезло, если такое можно назвать везением, родиться, причуда значила многое (если не все). А для его отца уж точно. Именно с него-то все и началось. А точнее с того момента, как у Шото прорезались обе причуды его родителей, и отец, провозгласив мальчика своим шедевром, взялся за его тренировки. Поначалу тренироваться с отцом было даже весело, отчего Тодороки-младший пытался выложиться на все 120%, но вскоре мальчик стал уставать от вечной боли во всем теле и рутинности его бытия: подъем, завтрак, тренировки, обед, тренировки, ужин, тренировки, мытье и сон, а затем все по новой, и так 365 дней в году (или 366, если год високосный). А если он начинал противиться, то отец не гнушался применять силу или давить морально, издеваясь на его глазах над его мамой. Да у него даже не было времени просто поговорить со своими братом, мамой и сестрой из-за всего этого.       Да и единственный раз, когда он отпросился у отца на день отдыха, Шото не забудет никогда. Шрам на глазу просто не даст забыть. Но мальчик не сердился на маму, которая в тот памятный раз осталась одна дома после очередного визита отца. Быть может это была случайность, или это было помутнение рассудка, или мама приняла его за отца… Мальчик старался не думать о том, что мать его возненавидела. Правда старался, но это у него выходило все хуже и хуже с каждым разом, когда он видел мать, приходя в дом под самую полночь. Брат и сестра пытались его приободрить, и именно это помогало ему держаться.       И вот, отлеживаясь после очередной тренировки с отцом, которого в последнее время начали все чаще подменять его подчиненные (ну а как же, ведь №2 чуть ли не упал в рейтинге из-за того, что не так часто светил своими подвигами на глазах у общественности, большую часть времени посвящая тренировке твоего шедевра), Шото думал о многом. А как тут не подумаешь, когда после тренировки нет ни сил, ни возможности даже пошевелиться, а сна ни в одном глазу из-за перенапряжения? Шото думал-думал, а и надумал: «А на какой ляд мне геройская профессия сдалась?»       И от этой мысли не веяло чем-то запретным, просто вопрос усталого сознания. Однако мысль отчего-то не хотела уходить из головы, как мысли до нее, напротив, прочно закрепившись в сознании. И она переставала быть просто какой-то мыслью с каждой тренировкой, с каждой оплеухой от отца, с каждым мрачным взглядом матери, с каждыми утешительными объятиями брата и сестры. Последней каплей стало то, что отец отправил мать в клинику. Это окончательно опустило отца в глазах сына, переведя того из разряда «родственник-доставляющий-проблемы-но-имеющий-шанс-исправиться» в разряд «сволочь». А с последними Шото учили не считаться, тем более общественность превозносила то, как Старатель разбирался с теми, кого определил в этот разряд.       Нет, Шото не взбунтовался: Тодороки был умным мальчиком и понимал, чем может закончится его неповиновение. Да, матери дома больше не было, но были брат и сестра, которые вполне могли ее подменить. Мальчик все также посещал тренировки и рвал на них жилы, только чтобы потом отлеживаться и продумывать план, следуя которому он мог бы и обеспечить себе лучшее будущее, и брата с сестрой и матерью туда прихватить, и Старателю подложить свинью. А так как все три пункта были достаточно сложновыполнимыми, то времени на продумывание плана требовалось много.       И где-то к 15 годам (как раз к тому времени, когда Старатель желал затолкать его в ЮЭЙ — самую престижную академию героев) план был продуман и даже запущен в действие. По крайней мере его карманные, которые выдавались Старателем чисто символически, ибо сын их никуда не тратил (тупо не было времени куда-то сходить), начали окупаться. Точнее акции нескольких компаний, куда вложил их Шото: парочка обычных акций от перспективных фирм приносила ему определенные наличные, а одно предприятие, которое в скором будущем должно было обанкротиться, гарантировало ему некоторое имущество, так как так им еще давно (чуть ли не самые первые его шаги в сфере бизнеса) были куплены привилегированные акции.       Все решилось в день экзамена в ЮЭЙ, куда Шото просто не пришел, свернув в академию, где столпились абитуриенты, желавшие получить профессию кулинара. Старатель узнал обо всем слишком поздно, чтобы что-то предпринять. Тут сыграла или уверенность в собственном авторитете у сына, который не выказывал в последние года ни капли неповиновения, или невнимательность, но факт остается фактом: сын отсутствовал на спортивном фестивале ЮЭЙ. А, порасспрашивав несколько прогероев-учителей, Старатель с немалым удивлением узнал о том, что никто и в помине не видел тут его младшего сына.       Тут-то родитель не выдержал и пошел в дом, чтоб разобраться, что творит его шедевр. Только вот дом встретил лишь тишиной и запиской:

«Нас не ищи, а не то судебный иск за жестокое обращение с детьми и иск за насилие внутри семьи уйдут в суд, а также новости Японии и многих других стран получат интересные подробности жизни героя Японии №2.»

       Естественно Старатель не поверил, и уже через неделю начал пропадать на внеплановых пресс конференциях, где ушлые иностранные (на своих удалось надавить авторитетом) журналисты расспрашивали прогероя о том, как же он такой хороший мог такое плохое делать со своей семьей. И пока герой №2 (комиссия героев как могла оправдывала действия их второго главного лица, чтобы не очернить столь плохой репутацией самих себя) разбирался с проблемами с судом и прессой, Шото учился правильно подбирать соус к блюду, после занятий проводил время с братом и сестрой, а после захаживал к маме, с которой отношения понемногу начали налаживаться. «Рим не за один день построен был», — подумал подросток, смотря на зачетку, а затем переводя взгляд на больницу, к которой он шел. — «Но я подожду. Тем более времени у меня много».       Через семь лет Шото после учебы и практики открыл свой ресторан (благо, финансы позволяли да и помещение от обанкротившейся компании, наконец, попало в его руки), наняв туда квалифицированный персонал. Да и сам работал там. Но своеобразно так работал. С использованием причуды работал, на что выбил разрешение у комиссии, у которой на него был зуб за шумиху со Старателем. Как это у него получилось? Да очень просто: Шото просто подвернулся непревзойденный компромат на отца, который просто утопит в говне и без того подмоченную репутацию Старателя и самой комиссии героев, так как покрывали такого деятеля. Сам подвернулся компромат, даже искать не пришлось. Правда, в тот момент, когда в круглосуточное кафе быстрого питания, где подрабатывал Тодороки, пытаясь набраться опыта, вошел злодей Даби, который вместо того чтобы начать огненную феерию в маленьком помещении, где был только он да Шото, улыбнулся и представился своим настоящим именем, Тодороки-младший малось офигел от сложившихся обстоятельств. Но расспрос сестры и брата, а позже и знакомство (читай, воссоединение семьи) на нейтральной территории, подтвердили слова зло… Тойи.       Бросать злодейство тот отказался категорично, и никакие уговоры братьев и сестры его не поколебали в этом деле. Но Шото не расстраивался: мама еще не говорила со старшим братом на эту тему, так что вопрос о злодействе оставался открытым. Или решенным, так как у мамы просто адски страшная способность убеждать, с половником в руках. А здоровое тело (дорогое лечение сказывалось какое-то время на финансах семьи, но не столь критично, чтоб все они перебивались сухпайками, зато теперь в доме царила какая-то уютная атмосфера) только добавляло весу аргументам, если слова у нее заканчивались.       К слову, мама, Нацуо и Фуюми сменили фамилии на девичью фамилию матери — Юки. Тойя этого себе позволить не мог, так как числился мертвым, а Шото уже был известен как Тодороки, так что единственное, что он мог себе позволить, так это сделать дробную фамилию. На одних семейных посиделках об этом даже пошутил Нацуо, проведя параллели с причудами и фамилиями. Шото тогда посмеялся, но уловил краем зрения, как старший брат чуть оттягивает себя за черные волосы, отчего улыбнулся. Шото успел изучить своего новообретенного старшего брата достаточно, чтоб знать, что такой жест означает раздражение. «Кажется, убойная артиллерия в лице убедительных доводов матери все же не понадобится», — улыбнулся про себя Шото, отлично понимая причину раздражения старшего брата, какой бы детской она не казалась.       Ну а так сейчас Шото довольно известный шеф-повар и бизнесмен, владеющий сетью ресторанов «Лёд и пламя», и просто человек, наслаждающийся жизнью в кругу большой семьи, в которую входят аж две семьи Юки и одна чета Кусаги. Вообще Шото с просто обожал своих племяшек: Нацу и Тсуну Юки (двойняшки старшего брата, которого помогли восстановить в числе живых хорошие знакомые всех из семьи Юки), Момо Юки (ребенок Нацуо, который уже седьмой месяц наворачивал круги вокруг своей беременной еще одним ребенком). Сестра Шото не торопилась обзаводиться чадом, но Шото ее и не торопил. Во-первых, он не будет влезать в личную жизнь ее и ее мужа, если, конечно, тот не будет как Старатель. Во-вторых, хотя бы он не будет заставлять ползти на стенку Фуюми с вопросом «когда?».       Да, он мог ставить в позу пьющего оленя злодеев своей двойной причудой и быть ну о-очень убедительным аргументом на стороне закона. Да, он мог спасать невинных и получать за это почести и все такое. Да, он мог быть знаменитостью, о которой не знал бы лишь отшельник, не выходивший на контакт с человечеством целых сорок лет. Но Тодороки Шото предпочел быть обычным кулинаром в самом обычном ресторане, с самой обычной семьей.       Тем более вид Старателя, иногда посещавшего его мастер-классы, был просто прекрасен: то, как дорогой «создатель» говном исходится, смотря как его мега-супер-крутой огненной причудой Шото готовит обычные блюда, просто прекрасно и стоит на отдельной полочке любимых видео семейства Юки.