Через сотни горных скал Я тебя везде искал. Где ты? Сквозь моря и океаны Я ищу и не устану. Где ты? Где ты? — polnalyubvi
Замок был тих, давно погрузившись в блаженную негу сна. После громкого пира в честь начала учебного года все желали отдохнуть перед тем, как начнутся уроки. Их первые уроки магии. Но Скорпиусу не спалось. Он долго ворочался в кровати, пытаясь избавиться от странной колкой тревоги в груди. Его мать говорила, что Хогвартс — прекрасное место, где он сможет и научиться колдовать, и найти себе друзей. Но он не верил. Всё пошло под откос с того самого момента, когда он сел в поезд. Ему до сих пор было стыдно за то, что он не сумел элементарно поговорить с Альбусом Поттером или правильно улыбнуться Розе. И куда же делся весь его аристократизм? Он боялся, что станет изгоем среди слизеринцев — разочарует отца, который бы справился гораздо лучше. Его соседи были доброжелательны, хоть и несколько высокомерны, как показалось Скорпиусу. Но он всё равно не заговорил с ними; предпочёл лечь на кровать и спрятаться под одеялом, будто оно было способно отгородить его от внешнего мира. Ноги несли его по замку, — он пытался найти место, где никто бы его не потревожил. Он не знал, сколько времени прошло, да и это было не так важно. Внезапно он наткнулся на лестницу, по которой, не задумываясь, поднялся. Его рот приоткрылся, когда он понял, что добрался до Астрономической башни. Она была запрещённым местом для первокурсников, но что-то потянуло его шагнуть вперёд. Это что-то напоминало слабое свечение луны в тёмном небе. Скорпиус подошёл к перилам и, сомкнув на них руки, устремил взор на практически скрытые под тёмными облаками звёзды. «Ты назван в честь созвездия Скорпиона», — говорила ему мама, когда они разглядывали мерцающие точки с двора их дома. «И папа тоже? Где его созвездие?» «С некоторых пор его созвездие начало скрываться. Я не знаю, где оно, но знаю, что дракон прячется. Он не хочет, чтобы его нашли». Сейчас эти слова только забавляли его, но в тот момент он поверил ей. Скорпиус часто замечал, как отец надолго запирается в своём кабинете или внезапно замирает, останавливаясь на полуслове. И его глаза покрывала такая странная пелена, что Скорпиусу становилось страшно. Внезапно раздаётся какой-то шорох. Он почти поворачивается на звук, но вздрагивает, когда слышит тихое, дрожащее: — Ты здесь. Страх облизывает кости, а волосы на затылке встают дыбом от тона, но Скорпиусу хватает глупости просипеть: — Кто это? До сих пор не хватает смелости повернуться. Наверняка это — наказание за то, что он пролез туда, куда не стоило. Может, именно этот день станет его концом? Скорпиус не думал, что окажется таким пессимистом. — Салазар, Малфой… Неужели ты не узнал меня? Даже не обнимешь? — когда он не отвечает, ослеплённый удивлением и шоком, кто-то, имеющий такой странный голос, подходит ближе — он чувствует это по странному холодку, прошедшему вдоль позвоночника. — Эй… Ответь мне, — смягчается. Но продолжает дрожать. — Ты не должен молчать спустя столько лет. Скорпиус сглатывает. Ему страшно, но он даже не понимает, от чего именно. Что это за запах? Он был похож на тот, который окутывал его после долгого дождя. Секунда. Две. И он наконец разворачивается так резко, что в глазах на мгновение темнеет, хотя это не слишком заметно при тьме в башне. Глаза улавливают мерцание. Будто сотканное из тысяч звёзд полотно, имеющее форму человеческого тела. Две из них сверкали ярче всех остальных. Изумрудным, тёплым сиянием. Это был призрак. Но не такой, как все. Скорпиус не видел его при прибытии в школу. И его лицо не было затянуто вежливой доброжелательностью. На нём был искренний… восторг? Так ли это можно было назвать? Или, возможно, облегчение? — Откуда… откуда ты знаешь меня? — он делает шаг вперёд. То же самое делает призрак. Его тонкие губы растягиваются в мягкой, но надломленной улыбке, однако на чертах лица застывает странная печаль. — Ты забыл? Ты обещал мне помнить, Малфой. Как же ты… — он не договаривает, потому что Скорпиус встаёт под взошедшей на небо луной. Его глаза расширяются. Будто он давится своим вздохом. Иронично, ведь он мёртв. — Кто ты, чёрт возьми, такой? Ты не… Ты не Драко. Скорпиусу остаётся только нахмуриться. Неужели этот призрак знал его отца? Может, он видел его, когда он учился в Хогвартсе? — Нет, не Драко, — подтверждает он медленно, стараясь избавиться от колючего страха. Призрак не сможет ничего сделать ему, ведь так? Он не был опасен. В это хотелось верить. Он прочищает горло и, очень вовремя вспомнив маму, рассказывающую ему о манерах, медленно вытягивает руку вперёд. — Я Скорпиус Гиперион Малфой. Драко Малфой — мой отец. Вы были… — Отец? — почти по-детски наивно спрашивает он. Тень улыбки сползает с его лица, оставляя за собой лишь непонятную Скорпиусу смесь разочарования и удивления. — Не может быть… — Что-то не так? — к страху добавляется чувство неловкости. Только сейчас он осознаёт, что призрак не сможет его коснуться. Глупый-глупый-глупый. Он уже собирается убрать начинающую затекать руку, но внезапно видит — но не чувствует — прикосновение прозрачных пальцев к своей ладони. Оно такое же неуверенное, медленное, тягучее. — Прошу… прошу простить мои манеры. Я перепутал тебя с… твоим отцом, — казалось, вся его радость исчезла за считанные секунды. Отчего-то Скорпиусу становится стыдно за то, что он посмел прийти сюда и испортить настроение этого странного, но интересного призрака. — Вы, что, были знакомы? — спрашивает он. Ничего не может поделать со своим любопытством. Напряжение не отпускает его, пока он не видит, как ладонь покидает его пальцы, а мерцание плывёт чуть ближе. — Да. Очень даже знакомы. Скорпиус узнаёт, что его зовут Теодор Нотт и что в школьные годы он был достаточно близок с Драко — его отцом. Он не сказал ему слишком много, до сих пор выглядел немного расстроенным. Скорпиус пока не задавал слишком много вопросов, чтобы не отпугнуть его, и терпеливо кивал на каждом его редком слове. Конечно, это не могло длиться долго. Но почему-то за короткие мгновения Скорпиус смог расслабиться впервые за этот день. Он не чувствовал себя неуклюжим и глупым, и это радовало. В какой-то момент он понял, что об этом не стоит никому рассказывать. Этот маленький диалог сложился в его секрет, о котором он не хотел ведать ни одной живой душе. Хотел хранить в своих ладонях и смотреть на огонёк, разгорающийся внутри этого хрупкого мира. — Прости, Дра… Скорпиус. Скорпиус, — повторяет он, словно желая запомнить, — тебе пора спать. Ты задержался. Я бы не хотел, чтобы у тебя возникли проблемы из-за меня. Да и мне… мне стоит побыть одному. — Всё в порядке. Я понимаю. Простите за вторжение, Теодор. Внезапно он видит на его губах мягкую улыбку, которая вызывает в нём лишь желание улыбнуться в ответ. — Можно на «ты». Я не настолько стар. — Конечно. Он направляется к выходу и уже спускается на одну ступеньку, когда слышит: — Скорпиус? Голова сразу поворачивается в сторону Нотта, который в эту секунду стоит с опущенными по бокам руками и непонятным Скорпиусу выражением лица. — Да, Теодор? — Называй меня Тео. Улыбка красит и его губы. — С радостью. На его удивление, он не натыкается ни на кого, кто бы мог поймать его глубокой ночью. Скорпиус ложится на кровать с щекочущим ощущением в груди, и она даже кажется ему удобной, потому что в следующее мгновение он засыпает крепким сном.***
Следующий день прошёл лучше, чем представлял себе Скорпиус. Он смог немного поговорить с Альбусом и некоторыми однокурсниками, и это было для него огромным шагом, о чём он тут же сообщил матери в письме. Конечно, не упоминая ночной встречи. Когда уроки кончились, он стремглав побежал на Астрономическую башню, почти не думая о последствиях. — Тео? — зовёт он и подходит ближе к перилам, надеясь, что прошлая встреча не была последней. Он начинает нервничать, когда не слышит ответа, однако спустя долгие минуты спиной чувствует охвативший спину холодок и улыбается. Поворачивается и видит его. — Привет, Скорпиус. Как прошёл первый день в школе? — Тео садится на пол, опирается спиной о стену. Смотрит внимательно, а на губах — тень улыбки. Скорпиус приподнимает уголки губ вверх и принимает безмолвное приглашение сесть рядом, когда Тео хлопает по участку неподалёку от себя. — Нормально. Честно говоря, я думал, что всё будет гораздо хуже. — Это почему? Скорпиус не хочет врать ему. Отчего-то знает, что почувствует вину, если солжёт. — Мне довольно трудно находить общий язык с людьми. — Понимаю, — отвечает он, кивая. — Когда я поступил в Хогвартс, я постоянно чувствовал себя лишним. Ни с кем не разговаривал, прятался от всех здесь, на Астрономической башне. Многие думали, что меня и вовсе не существует. Было забавно наблюдать за лицами однокурсников, когда объявляли моё имя во время переклички. Я не умел заводить друзей. — А мой… мой отец? — слабо пытается он спросить и жалеет об этом, когда лицо напротив искажает слабая грусть. Но Тео всё равно медленно кивает и отвечает: — Я знал его. Кто же не знал в то время Драко Малфоя? Но мне не хотелось приближаться к нему. Он выглядел слишком высокомерным, и мне казалось, что даже если я попытаюсь подружиться с ним, он будет относиться ко мне с пренебрежением. — И что было дальше? — затаив дыхание, спрашивает он. Его отец ненавидел рассказывать о своей жизни, и сколько бы Скорпиус ни старался добиться ответов, у него никогда не выходило. А теперь ему предоставилась возможность узнать папу ближе, понять, каким он был до рождения Скорпиуса. Тео слегка улыбается. — Нам удалось полноценно поговорить только в конце пятого курса, в мае. Я встретил его прямо здесь, на этой башне, когда он… Он разговаривал с самим собой, и мне это показалось странным. Я спросил его, что он здесь делает. Знаешь, люди часто задают глупые вопросы, когда нервничают и хотят заполнить молчание. Скорпиус молча кивает, потому что так и есть. По крайней мере, он почувствовал это на собственной шкуре. — Я обнаружил, что он ужасно одинок. Иначе почему его самым лучшим собеседником был он сам? — продолжает Нотт. Выводит на собственной ладони странные линии, чем-то похожие на буквы. Скорпиус придвигается чуть ближе, чтобы не пропустить ни единого слова. — У него не было друга, который мог бы ему помочь. И я подумал: почему бы и нет? Потому что в тот вечер я увидел не высокомерного, заносчивого и язвительного мальчишку, который застрял в теле взрослого, а человека. Настоящего человека. И осознал, что он умеет чувствовать что-то, кроме ядовитого отвращения. На лице Тео появляется странная эмоция, которую мальчик совершенно не понимает. Конечно, не понимает. После этой маленькой откровенности Тео начинает рассказывать более непринуждённые истории: о том, как Драко стал ловцом на втором курсе, о его постоянно раздутом эго и прилизанной причёске. Ещё ни разу за пару дней в школе Скорпиус не смеялся так искренне. Их встречи становятся всё чаще и чаще, и иногда Скорпиус забывает о том, что существуют и другие люди в этом замке. Тео не был похож ни на одного из его однокурсников, и эта особенность заставляла мальчика подходить к башне каждый вечер. Тео нередко помогал ему со сложными домашними заданиями, был терпелив, если он не понимал какой-то темы и просил объяснить ещё раз. Порой они лежали прямо на полу для удобства. В мгновения, когда сам Нотт не понимал заданий, он хмурился, глядел в потолок туманным взглядом и бормотал, что такое не решит даже ученик седьмого курса. Когда небо озарялось звёздами, они откладывали перья и придвигались ближе к перилам, чтобы рассмотреть каждую. В такие минуты лицо Тео выражало смесь умиротворения и лёгкой печали, которую мальчик не был способен понять в силу своего возраста. Так прошло четыре месяца, и Скорпиус не заметил, что совсем скоро наступит рождество. — Я хочу остаться в школе. С тобой, — произносит он, когда Тео заканчивает рассказ о том, как сильно враждовали Гарри Поттер и Драко Малфой. Изумруд сверкает, и на плечо опускается полупрозрачная ладонь. Мальчик представляет, что чувствует это касание. — И оставить папу одного? — мягко проговаривает он. Скорпиус хмурится и качает головой. — Я увижусь с ним и летом. А ты останешься один, — Тео улыбается на этих словах. Проводит призрачными пальцами по его белоснежным волосам. — Ты вернёшься, и мы вновь будем вместе. — Но мы ведь всегда будем оставаться друзьями? — шепчет он. Боится, что после того, как приедет обратно, не увидит его, когда поднимется на Астрономическую башню. С губ напротив срывается тихий искренний смешок, и тело Скорпиуса обвивают руки, которых он не чувствует, но отчаянно пытается. — Всегда. Я буду здесь, не бойся. И почему-то он вновь улыбается.***
— Нет, стой, это должен быть сюрприз, — смеётся Скорпиус, пытаясь спрятать коробку за спиной. Тео хитро щурится, а потом резко проваливается под пол, пропадая из виду. Мальчик оглядывается, но внезапно чувствует холодок, окутывающий спину и стискивающий позвонки. На мгновение он ощущает в горле липкий страх, но он быстро улетучивается, когда странные всполохи проходятся по его бокам, и с его губ срывается ещё один смешок. Он случайно роняет коробку, и Тео пользуется этим, чтобы накрыть её своими пальцами и поднять на него победный взгляд. — Поймал, — произносит он. Изумруды блестят даже тогда, когда его руки проходят сквозь коробку. Скорпиус перестаёт смеяться и медленно опускается перед ним на колени. — Я помогу, — он аккуратно развязывает подарочную ленту и поднимает крышку. Тео склоняет голову вбок, когда мальчик разрывает пергамент, которым был обёрнут пухлый блокнот тёмно-синего цвета. — Он получился не таким красивым, как мне хотелось… Это все газеты Ежедневного Пророка, которые я смог отыскать в папином кабинете. Он разрешил мне их взять, потому что их было слишком много, ведь он ненавидит выкидывать даже самые старые. Ты как-то говорил, что… ну… — он ведёт плечом, будто это помогло бы не продолжать предложение. Он до сих пор не был уверен, что всё сработает, но заставил себя продолжить: — Тебе бы хотелось знать, что́ происходит у нас… То есть, во внешнем мире. И я подумал, что будет полезно наклеить новости в этот блокнот, — он принимается теребить свисающую с блокнота тёмную нить, не зная, что Тео замирает на этих словах. — И… э-э… я знаю, что ты не можешь переворачивать страницы из-за того, что… Ну, я подумал… Я случайно подслушал то, как мама произносит это заклинание, когда пытается научиться готовить и… Не договоривая, он ставит блокнот перед Тео; до сих пор не смотрит на него. Достаёт палочку. Облизывает пересохшие от волнения губы и наконец делает плавное движение рукой. Секунда. Вторая. Скорпиус хмурится. — Скажи «вперёд», — шепчет он, пробуя вновь. И Тео подчиняется без лишних слов. — Вперёд. Сначала ничего не происходит. Блокнот неподвижно лежит на полу, и Скорпиус уже готов извиниться за собственную глупость, как вдруг обложка приподнимается и с глухим стуком падает, открывая взору сводку новостей на пятое января тысяча девятьсот девяносто девятого года. Облегчение накатывает огромной прохладной волной, и мальчик наконец улыбается. Поднимает взгляд на Тео, и улыбка меркнет. Глаза напротив расширены до предела, и Скорпиус не понимает, что так сильно сверкает меж изумрудными нитями полупрозрачных радужек. — Тебе не нравится? — спрашивает он, и нотки разочарования так и лезут сквозь эти слова. Тео моргает, будто просыпаясь от сна, а потом смеётся так громко, как не смеялся никогда за те времена их дружбы. Подлетает к нему и в порыве эмоций обнимает, почти не обращая внимания на то, как руки проходят сквозь тело Скорпиуса. Мальчик выдыхает и пытается обнять в ответ, хоть и знает, что это невозможно. Тео отстраняется и с восторгом смотрит на блокнот. — Это лучшее, что я когда-либо получал на рождество после смерти, — радость так и плещет из его улыбки, и Скорпиусу наконец становится легче. — Спасибо, Драко. — Скорпиус, — стараясь не убрать ответную улыбку, поправляет он. Тео медленно моргает, а потом стремительно кивает. Мальчик почти привык к тому, что он иногда путал его с отцом, ведь они вправду были очень похожи. От своей матери он унаследовал совсем немногое, и это было совершено не заметно при первом взгляде на единственного наследника рода Малфой. — Конечно, Скорпиус. Прости, — он ложится на живот и смотрит на первую страницу потрёпанной и пожелтевшей газеты. Слегка прикрывает глаза. — Вперёд. Шорох, и вновь эта улыбка. Почти счастливая, чересчур печальная. Почему-то Скорпиусу кажется, что Тео хотел бы шагнуть назад.***
Три года назад он встретил на этой самой башне призрака, оказавшегося бывшим другом его отца. Три года назад Скорпиус ещё был слишком глуп, слишком наивен. Три года назад он был счастлив. Возвращаясь в школу, он не чувствовал былой радости. Лишь разъедающую грудь боль. И некому больше приласкать. Прижать к груди, поцеловать место удара и сказать, что всё пройдёт. Ничего как прежде уже не будет. Альбус пытался заговорить с ним, утешить в своей привычной манере, но Скорпиус остановил его, прежде чем распадётся окончательно. «Соболезную твоей утрате. Это просто ужасно». «Держись, Скорпиус». «Сочувствую. Твоя мама всегда будет с тобой, помни это». Почему-то эти слова не помогали. Наоборот. Были подобны удару кинжала по обожжённой спине. Отец на похоронах был спокоен. Молча смотрел на выгравированные на мраморе буквы, ставшие для Скорпиуса концом его детства и старых надежд. И на которые упало тысячу слёз. Но ни одна из них не принадлежала Драко Малфою. — Здравствуй. Ты задержался. Я переживал, что что-то случилось, — раздаётся знакомый голос. Голос призрака, ставшего его самым лучшим другом. Тем, который понимает его с полуслова и пытается подарить что-то, чего наверняка не было у него самого. Он не отвечает. Только сильнее сжимает газету в руках. Чтобы не выронить её вместе со своим самообладанием. — Скорпиус? — он начинает нервничать, Скорпиус видит это. Поэтому попросту раскрывает газету и протягивает ему. Видимо, Тео думает, что это очередные новости про политику магической Британии, потому что продолжает глядеть на него. — Слушай, Скорпиус. Если ты… — Прочти, — хрипло говорит он. Не помнит, когда в последний раз нормально разговаривал с кем-то. И Тео повинуется. Опускает изумрудные глаза к тексту, и Скорпиус видит, как они расширяются. — О, Салазар… Она… Нет… — слетает с его губ наряду с дрожащим вздохом. Будто не может до конца поверить, что мёртв, и пытается научиться дышать заново. — Добавим в твою коллекцию? — безжизненно спрашивает он. Не дожидаясь ответа, достаёт блокнот из их тайника, находящегося в тёмном углу башни. Открывает, вкладывает газету внутрь и захлопывает. Если бы так было возможно в жизни… Закрыть двери в своё сердце и не позволять себе чувствовать этой беспомощности. — Скорпиус, послушай меня сейчас, ладно? — Тео подлетает к нему ближе и проводит языком по своим губам. Он медленно ведёт плечом в подобии ответа и садится на пол, прислоняясь спиной к стене. Притягивает колени к груди и ставит на них подбородок. Чуть прикрывает веки, чтобы скрыть в них уязвимость. Однако не сдерживается и кривит уголок губ. — Никаких соболезнований. — И не собирался, — быстро отвечает он. Скорпиус, скорее, чувствует, чем видит то, как он опускается рядом. — Посмотри на меня. Он подчиняется. Слегка поворачивает голову влево. Сильно сжимает пальцы на коленях. — Ты должен быть сильнее за вас обоих, — твёрдо говорит он. Скорпиус слабо хмурится. — Обоих? — Ты. И Драко. Смех вырывается, прежде чем он успевает себя остановить. — Ему плевать на неё. Я видел его лицо на похоронах. Оно было таким, будто ему всё равно. Будто и не она умерла! — он не верит, что сказал это. До этого тлела надежда, что она вернётся, если он не скажет этих слов. Но прошлое уже не вернёшь. — Я никогда не видел, чтобы он относился к ней с теплотой. Он её ни разу не обнял и постоянно пропадал в своём кабинете. Словно его и не существует. Ему плевать на неё и на меня тоже. Мы для него — ничто. — Не говори так, — произносит Тео, и его голос дрожит на этих словах. Скорпиус поджимает губы, когда видит зеркальную своей гримасу боли. — Ты ничего не знаешь… — Так объясни мне! — выкрикивает он в отчаянии и чувствует на щеках влагу собственных слёз. Тео старается мягко улыбнуться. У него получается отлично несмотря на глубокую печаль в его глазах. — Это не первые похороны в жизни твоего отца. Значащая история — одна из тех, что он рассказывал в редкие нужные моменты — смогла привести Скорпиуса в чувство. Тео поведал ему о том, что в свою последнюю минуту сжимал пальцами руку Драко так сильно, что она грозила сломаться. Что с глаз его на первый взгляд безразличного ко всем и всему отца стекали горькие слёзы, глухо падающие на окровавленные губы Тео. Он сказал ему, что до сих пор чувствует на них металлический привкус крови, смешанного с солью падающего с серого неба дождя. Ему было тяжёло говорить об этом. Скорпиус видел, как он на мгновение остановился, наверное, чтобы убрать прилипшие к векам воспоминания. Как дрожал его голос ближе к концу. Как он неосознанно коснулся пальцами губ, будто пытаясь стереть с них кровь и боль. — Эта история не должна была быть рассказана сегодня, — говорит он сдавленно, когда воцаряется тишина после того, как он оборвал рассказ. — Ты не должен был познать смерть так рано, Драко. — Скорпиус, — инстинктивно поправляет он, продолжая слушать. Потому что это помогало не утонуть окончательно. Неужели его отец умел чувствовать? — Прости, Скорпиус. Я хотел рассказать о конце своей жизни ближе к твоему шестнадцатилетию, но этот мир… непредсказуем. — И несправедлив, — он наконец стирает с кожи уже высохшие слёзы. Пытается содрать их до крови. Тео лишь улыбается. Мягко и ободряюще. Будто обещая: «Всё будет хорошо». — Если у меня получится переступить черту, я передам Астории, что ты будешь держаться ради неё. Я уверен, там она гораздо счастливее, чем здесь. Он говорит это самому себе, кажется. Потому что изумруды на мгновение покрываются густым туманом. Скорпиусу уже не хватает сил на новые слёзы. Он слишком устал. Поэтому он попросту утыкается лицом в колени и ждёт момента, когда гулкая боль в груди пропадёт. Дождётся ли?***
Скорпиусу уже шестнадцать, но почему-то он не чувствует себя полноценным. Его жизнь практически не поменялась с того самого момента, когда он повзрослел слишком быстро. Может, время решило подождать, прежде чем сдвинуть его с мёртвой точки? Он не знал. Единственным утешением были ежедневные встречи с тем, кто знал его отца даже лучше бабушки Нарциссы, которая не слишком много рассказывала о своём сыне, предпочитая посвящать всё время самому Скорпиусу. Он не винил её, но о себе слышать уже не желал. Тео пытался убедить его, что Драко Малфой — такой же человек, как Скорпиус. Просто он пережил слишком много, чтобы проявлять свои чувства в открытую. И Скорпиус хотел ему верить. Иногда у него даже выходило. Направляясь к Астрономической башне, он думал над тем, как правильно задать интересующий его вопрос. В груди болело уже не так сильно, а пульсацию перекрывал шок наряду с недоумением. И только один вопрос: «А такое возможно?» — Здравствуй, — как и все вечера до этого произносит Тео и улыбается ему. Он никак не изменился за эти шесть лет. Конечно, не изменился. Изумруды в его глазах до сих пор блестели, а старый блокнот до сих пор таился в тайнике. Увидев выражение лица Скорпиуса, Тео хмурится и подлетает чуть ближе. — Ты в порядке? Что случилось, Дра… Скорпиус? Скорпиус даже забывает положить газету в блокнот. Просто опускается на пол и молча подзывает к себе Тео. Только тогда, когда он садится рядом, глубоко вздыхает и облизывает пересохшие от волнения губы. Не смотря на него, спрашивает, дрожаще и очень тихо: — Тео… Может ли быть такое, чтобы… чтобы мальчик поцеловал мальчика? Если бы он слегка повернул голову, то заметил, как Тео резко выпрямляется, а его глаза расширяются от удивления и наполняются чем-то, похожим на глухое понимание. — Что случилось, Скорпиус? — напряжённо повторяет он свой вопрос. Он качает головой. С трудом выдавливает из себя слова: — Альбус… Он… он… просто… мы пошли в библиотеку, чтобы сделать уроки вместе. Ещё я хотел поймать там Розу и попробовать позвать её на… — Свидание, — заканчивает он. Скорпиус кивает. Тео первым узнал о его неразделённых чувствах к дочери Гермионы Грейнджер и всячески пытался подтолкнуть его сделать первый шаг и разрушить предрассудки, выстроенные в голове этой девушки. — Да, но он не знал об этом. Я не хотел ему говорить, потому что знал, что достал его этим. Я пытался прочесть что-нибудь, но всё время отвлекался. Альбус сказал, что я выгляжу нервным и должен расслабиться. Я в шутку попросил его помочь мне… Он как-то странно на меня посмотрел, а в следующую секунду… он просто взял и… я не понял, как так получилось. Это случилось слишком неожиданно, — его голос срывается, и он старается глубоко вздохнуть. Скорпиус трусливо сбежал после произошедшего и попросту не знал, что делать дальше. Он не вернулся в комнату, потому что там был он. — Посмотри на меня, Скорпиус, — говорит мягкий голос. Успокаивающий. Он почти чувствует призрачную руку на своём плече. И только спустя бесконечности поднимает голову. Тео слабо улыбается. Будто пытаясь уверить, что всё в порядке. — Люди разные, Скорпиус. У кого-то тёмный цвет кожи, у кого-то — светлый. У некоторых зелёные глаза, как у меня, у других — серые, как у тебя. Есть те, кто рождается волшебником, или, наоборот, те, в ком нет магических способностей. Мальчики могут влюбиться в мальчиков ровно так же, как девочки могут влюбиться в девочек. Мы этого не выбираем, понимаешь? И это совершенно нормально. Так же, как нормально, что многим не нравится то, над чем мы не подвластны. Люди с предрассудками многое упускают, и твои родители всегда хотели, чтобы ты жил без них. Попробуй поговорить с Альбусом. Думаю, он поймёт, если ты скажешь ему правду. Он устремляет на него ошарашенный взгляд, даже не пытаясь скрыть от него что-то. Тео смотрит на него открыто. Он выглядит слишком уязвимым, но позволяет ему прочесть в глазах абсолютно всё. Его лицо покрывается эмоцией, которую Скорпиусу впервые удаётся понять, но он не мог её объяснить. Будто он… — С тобой такое было? — вопрос вырывается, прежде чем он успевает себя остановить. Но прошлое уже не вернёшь. Тео улыбается чуть шире, а изумруды начинают блестеть ещё ярче. Словно радужки покрываются слезами, которых быть не должно. — Подойди ближе. Я расскажу тебе историю… И он вправду поведал то, что скрывал от Скорпиуса все эти годы. Это случилось на шестом курсе. Когда руку его отца уродовала метка, а сердце — клеймо пожирателя смерти. — Я нашёл его прямо здесь, — Тео указывает на перила. Его губы кривятся в болезненной гримасе. — Конечно, он бы ни за что не оставил свою семью, но тогда я так сильно испугался, что не подумал об этом и побежал к нему. Никогда не забуду его взгляд, который был направлен только на меня. Тео смотрит на небо, словно пытаясь отыскать там дракона, что унёс бы его далеко-далеко. Там, где находится грань. Скорпиус боялся этого. Он боялся остаться один. — Он сказал мне свалить, но я никогда его не слушал. Я очень сильно хотел помочь ему. Он переменился в тот год. Замкнулся в себе, не разговаривал со мной. И тогда я подумал, что лучше бы он продолжал строить из себя высокомерного сноба. Его глаза были мертвы, — Скорпиус чувствует исходящее от него отчаяние. Но всё равно не понимает. Его мир перевернулся с ног на голову буквально за несколько часов, он не успевал приспосабливаться, и это пугало до жути. Однако желание узнать о секрете Тео и собственного отца было сильнее, и он не смел перебивать. Тео молчит какое-то время, будто пытаясь понять, как отреагировал Скорпиус. Он и сам не знает. Поэтому попросту кивает, молча призывая продолжить. — И я поцеловал его, — улыбка трещиной проходится на прозрачному лицу. Скорпиус тянет руку к нему, но она проходит сквозь его тело. Они поджимают губы одинаково болезненно. — Я ждал, что он меня оттолкнёт. Готовился к наихудшему исходу, но он поцеловал меня в ответ. И всё закрутилось так быстро, что мы даже не успели понять, что произошло. Он смеётся, но Скорпиус не понимает, почему. Этот смех надрывный, хриплый и горький. Пепел, что оседает в глубине глотки после особо сильного пожара. — О некоторых концах сказок умалчивают, потому что они не подходят под требование «долго и счастливо». Когда мы были вместе, мне, правда, казалось, будто мы в сказке. Наши проблемы пропадали, боль уходила, а лёд таял. Ему до сих пор было больно. И внезапно Скорпиусу становится стыдно за то, что он рассказывал Тео о том, как хотел бы, чтобы его родители были счастливы. Совершенно забывая о чувствах своего тихого друга, никогда не говорившего о буре внутри. Тео тянет руки вперёд. Словно он вправду находится здесь. Но вместо него только Скорпиус, который ненавидит себя за это. Он представляет, как Тео потерял надежду, когда узнал, что это не Драко пришёл к нему несколько лет назад. — Нам мешала война. Мы ждали её конца и обещали себе не умереть. А если судьба решит сыграть с нами злую шутку, то во что бы ни стало найти друг друга в темноте, — почему-то изумруды начинают потухать, и Скорпиусу становится по-настоящему страшно. — Я погиб, стоя на руинах нашего будущего.***
Скорпиусу исполнилось семнадцать. И до сих пор в малом участке его сердца зияет пугающая пустота. Места, посвящённого самым близким ему людям. — Нам пора, — раздаётся нежно. Он опускает взгляд на Розу и пытается улыбнуться. У него не выходит, но она лишь оставляет на его щеке невесомый поцелуй. Но ему всё равно душно. Жалостливые взгляды профессоров совершенно не помогают. Будто он вновь вернулся на четыре года назад, где лишился матери. А теперь и отца. Он не знает, что чувствует. Эта пустота давит. Старые раны раскрываются. Саднит и болит. — Скорпиус? — взволнованно шепчет Роза. Иронично. Добившись взаимности от неё и восстановив свою дружбу с Альбусом после инцидента на шестом курсе, он лишился практически всех дорогих ему людей. Неужели её любовь так дорого стоила? — Прости. Дай мне минуту, пожалуйста, — просит он. Смотрит наверх, где видно Астрономическую башню, ставшую для него местом, где он мог говорить со своим другом, так хорошо знавшим его скрытного отца, часами. Он различает мерцание изумрудов среди лучей заходящего солнца. По привычке поднимает руку, чтобы помахать ему в последний раз. И, кажется, даже слышит, как Тео произносит «Вперёд». А сможет ли он сделать этот шаг? На похоронах было много людей, которых он не знал. Но Скорпиусу было плевать на них. Он ждал момента, когда сможет остаться один и сказать отцу то, что давно скрывалось внутри. Уже было темно, когда он опустился на колени перед надгробием, чувствуя на плече тёплую ладонь. Ему бы хотелось верить в то, что это Тео, хоть и знал, насколько это невозможно. Скорпиус ставит под выгравированным именем толстый, потрёпанный временем синий блокнот. Смотрит вперёд. И не оглядывается. — Было бы правильнее поставить это у его могилы, но он бы наверняка хотел оставить у тебя что-то своё, — хрипло говорит он, не узнавая собственного голоса. Дрожаще вздыхает и трёт пальцами глаза, чтобы ослепнуть навеки. — Ты эгоист, папа. И я тоже. Я тоже не хотел терять его. Газеты говорили, что Драко Малфой погиб из-за тёмного артефакта, который по случайности нашёл в собственном доме. Даже не уточняя, что все артефакты забрало Министерство после войны. Не зная, что он покончил с собой, спустя месяц после того, как Скорпиус наконец рассказал ему об обитавшем в башне призраке. И да, он винил себя. Часто думал над тем, что бы поменялось, если бы он не рассказал. Если бы не выпустил этот секрет на волю. Возможно, не потерял бы их. Тео сказал, что пойдёт за ним, сразу после того, как он протянул ему газету с новостью о смерти Драко Малфоя. «Он будет ждать меня так же, как я ждал его. Я не могу оставить его одного», — слова до сих пор били Скорпиуса по ушам. Он не хотел быть преградой в их счастье. Его мама бы этого не одобрила. «Подумай о других, милый. Не только ты испытываешь боль», — прошептала бы она. Если бы была жива. И Скорпиус отпустил его. Того, с кем провёл все семь лет в Хогвартсе. Кто буквально заменил ему отца и лучшего друга. Кто дарил ему на рождество и дни рождения истории, потому что не был способен ни на что другое, но Скорпиус никогда не жаловался. «Прости меня, Драко», — произнёс он в ту ночь. И впервые Скорпиус не поправил его. — Вы оставили меня одного. Но я не обижаюсь, — на камень падает его первая слеза. — Надеюсь, вы будете счастливы, как того хотели. Небо в эту горькую ночь было усыпано тысячью звёзд, которые он смог соединить в созвездия. Только в эту ночь дракон и скорпион находились так близко друг к другу. Только в эту ночь Скорпиус Гиперион Малфой увидел новую звезду, скрепляющую эти созвездия своей мягкой улыбкой.