kissmarked

Это Чан указывает ему на это. Джисон даже не понял, что Чан был с ним в студии, заметив его присутствие только тогда, когда он опустился на пустой стул рядом с ним, похлопал Джисона по плечу и сказал: — Знаешь, каждая песня, которую ты написал в последнее время — это признание в любви. Джисон подпрыгивает, когда останавливает трек, бормоча в явном замешательстве. Он слышал, что сказал Чан; это просто не было нормальным способом начать разговор, и Джисон чувствует, что ему нужно услышать это снова. — Каждую песню, которую ты написал за последний, не знаю, год или около того?, — Чан продолжает терпеливо. — Это все признания в любви. Ты знал это? Джисон не знал ни этого, ни того, что это значит. —Я действительно не заметил, — признается он, отводя взгляд от Чана и хмуро глядя на свою клавиатуру. В наступившей тишине Джисон лихорадочно нажимает клавишу пробела, клавиша издает липкий, пластиковый дребезжащий звук. — Ну, да, — продолжает Чан, и теперь в его голосе звучит улыбка. — Все они были признаниями в любви, разными итерациями одного и того же. — И? — спрашивает Джисон, искренне задаваясь вопросом. — И, типа, ты хочешь признаться кому-нибудь? — спрашивает его Чан. — Или ты хочешь, чтобы кто-нибудь признался тебе? Что бы это ни было, ты жаждешь этого. Джисон сглатывает, его челюсть сжимается. Он знает, на что Чан внезапно намекает, и это похоже на то, будто прямо в его мозгу лампочка вспыхнула так сильно, что аж перегорела. Он делает один резкий вдох, прежде чем издать плаксивый звук. Боковым зрением он видит, как Чан меняется. Затем Чан сжимает предплечье Джисона. — Эй, извини, — мягко говорит он. — Я не… Проехали, ладно? Просто возвращайся к тому, чем ты занимался. Джисон качает головой и кивает, а затем Чан уходит из студии, и Джисон не может просто вернуться к тому, что он делал сейчас. Чан привел его туда, откуда он не сможет уйти. Ты хочешь признаться кому-нибудь? Или ты хочешь, чтобы кто-нибудь признался тебе? Очевидно, что «ты», о котором он говорил — это Джисон, и хотя «кто-то другой» более расплывчато, Джисон почти уверен, что Минхо и есть этот кто-то — тот, кому нужно признаться, и да, Чан определенно привлек внимание к этой медленно движущейся вещи, которая существует между Джисоном и Минхо, этой вещи, которая находится на орбите уже много лет: неизведанная планета, непоколебимая на своем невидимом пути, сверкающая нереализованными возможностями. И Джисон с самого начала думал, что это просто очередная влюбленность — унизительная, конечно, но банальная. Ему не потребовалось много времени, чтобы понять, что это была любовь и даже больше: это была любовь, у которой нет срока годности. Итак, Джисон любит Минхо, и он почти уверен, что Минхо любит его в ответ, но чтобы что-то изменилось, требуется признание. Чан ясно дал понять, что желание и боль вытекли прямо из сердца Джисона, чтобы впитаться в его музыку, но значит ли это, что он жаждет признания? Не обязательно. Он доволен, не сознается в этом. По крайней мере, на данный момент. Что означает, что Чан ошибается, не так ли? Джисон шаркает в кресле, ставя ноги на край стола и откидываясь назад, назад, назад, пока не наклонится достаточно, чтобы смотреть в потолок. На него со свистом обрушивается кондиционер, обдавая его холодным, как сама ясность, ветром. Он позволяет своему уму делать свое дело. Каждый раз, когда Джисон думает о Минхо, действительно думает о нем, в его груди словно бушует буря. Его сердце бешено колотится, не в силах успокоиться. В глубине души он знает, что хочет быть с Минхо, чтобы их любовь разрослась. Он также настороженно относится к тому, как сильно это изменит ситуацию — не только для них, но и для всей группы, — и эта настороженность приводит к вопросам. Вопросам, которые карабкаются друг на друга, борясь за его внимание. А если не получится? Что, если к тому времени станет очевидно, что они должны были остаться друзьями? Что их дружба уже разрушена? Что делать, если всё испорчено? Это слишком много. Джисон чертовски напуган признанием, его необратимостью. Кресло скрипит, когда передние колеса отрываются от ковра. Руки Джисона тянутся к краю стола, чтобы удержаться на ногах. Вот в чем дело: в глубине души он верит, что Минхо сделает это. Минхо более практичен, чем он, и менее склонен барахтаться на дне своих чувств, пока они не станут недоступными. Правильно — Минхо когда-нибудь устанет, хватка ослабнет, и всё выльется наружу. Конечно. Джисон вскакивает; колеса кресла резко приземляются, и все это наклоняется назад. Конечно, другая возможность заключается в том, что Минхо никогда не признается. Может быть, Минхо счастлив, утаивая всё и пряча. Может быть, он не думает, что Джисон ответит на его чувства. Возможно, думает Джисон, Минхо никогда не скажет ему, что любит его. Его желудок переворачивается. Но вот что: Минхо приносит Джисону книги, которые, как он думает, ему понравятся. Минхо покупает кофе Джисону, когда знает, что он устал, или делает ему чай с медом, если у него насморк. Минхо смотрит на Джисона с того места, где он стоит у плиты, помешивая еду, которую готовит, и говорит: «Хочешь немного? Я приготовил слишком много. В противном случае он просто пропадет.» Минхо повторяет одно и то же сложное движение в хореографии для Джисона дважды, трижды, десять раз, медленно, терпеливо и улыбаясь. Может быть, Минхо всё время признается ему. Каждое мгновение, каждый день. Может быть, Минхо всегда говорит, что любит его. А Джисон? Джисон внезапно задыхается от желания сказать это в ответ. Он проводит руками по волосам, вдыхая и выдыхая, его пальцы скользят по столу в поисках телефона. Он даже не успел разблокировать его, как раздался стук в дверь. Джисон поднимает взгляд как раз в тот момент, когда Минхо крадется в комнату, щелкает дверью, закрывающейся за ним, и с тяжелым выдохом падает на диван. — Я думаю, что мой тренер тайно пытается меня убить, — говорит Минхо вместо приветствия. — Мои ноги прямо сейчас как пудинг. Минхо выглядит раскрасневшимся и измученным. На нем красивый узорчатый спортивный костюм, молния застегнута так высоко, что он, вероятно, мог бы откусить ее, если бы захотел. На нем эта знакомая шапка с пупырышками, а также очки, сидящие низко на переносице. Он выглядит капризным, но милым, когда плюхается обратно на диван и подтягивает к себе свои желеобразные ноги, покачиваясь на пояснице, прежде чем улыбнуться Джисону. Джисон почти боится пошевелиться, чтобы не признаться на месте, без предупреждения, без вступление или чего-то еще. — Ты одержим пудингом, хён, — наконец выговаривает он. И как перейти от этого к «я люблю тебя» ? — Это правда, — фыркая, отвечает Минхо, прежде чем сесть прямо и махнуть рукой. — Здесь жарко, — громко жалуется он. Джисон переводит взгляд вверх. — Кондиционер включен. Минхо корчит рожицу, передразнивая Джисона глупым голосом, и Джисон не знает, сможет ли он выдержать еще мгновение рядом с Минхо, если он сразу же не даст ему понять, что любит его. — Хей, хён, — говорит он, пытаясь удержать взгляд Минхо, хотя его зрачки будто прилипли к полу. — Мне нужно кое-что тебе сказать. — Ой? — радостно говорит Минхо. — Что-то интересное? Джисон усмехается и качает головой. — Нет, — лжет он. — Это не очень интересно. Минхо расстегивает молнию на куртке спортивного костюма, прежде чем стянуть ее и бросить на край дивана. — Что ж, это разочаровывает, — говорит он, сутулясь и скрестив руки на груди. — Что тогда? — Я… — начинает Джисон, всё для того, чтобы фраза растворилась в небытии, когда его взгляд притягивается к внезапно обнажённой шее Минхо. Ход его мыслей полностью, полностью сбивается с рельсов, потому что там, обвивая красивые линии шеи Минхо, находится целая цепочка — след пятнистых красных засосов. Укусы любви. Следы поцелуев. Как ни странно, Джисон рассмеялся. — Джисон-а? — говорит Минхо. — Что такое? Джисон понимает, что Минхо сейчас выглядит обеспокоенным, и он знает, что ему нужно что-то сказать, но он, кажется, не может оторвать ни глаз, ни мыслей от укусов, покрывающих медовую, раскрасневшуюся от спортзала кожу Минхо. Их так много, они такой неровной формы, что Джисон не может не зацикливаться на беспорядке страсти, которой потребовался бы, чтобы сделать их. Чьи-то губы были на его хёне. Совсем недавно. Красный цвет меток бледнеет, но это делает их более заметными; это почти заставляет их сиять ярче. Чьи-то губы и зубы были на его хёне. Его хёне. Чужие руки тоже, скорее всего, и Джисон стискивает зубы. — Что ? — резко спрашивает его Минхо. — Ничего такого. Просто… похоже, ты повеселился с кем-то, — ловко говорит Джисон. Когда он, наконец, наконец смотрит в глаза Минхо, они широко раскрыты. Минхо так же удивлен зазубренным лезвием голоса Джисона, как и сам Джисон. Тем не менее, Минхо смеется. — Что это значит ? — ошеломленно спрашивает Минхо. Джисон горько фыркнул. — Твоя шея, — говорит он, снова глядя на следы. — Похоже, кто бы это ни был, он явно напал на тебя. — Джисон-а. — Я просто говорю… — Хей. — Это не мое дело или что-то в этом роде… — Смотри. Джисон смотрит. И Минхо стягивает свою шапку, открывая копну недавно окрашенных ярких рыжих волос. Минхо показывает пальцем на шею. — Это краска для волос, — говорит он. И, конечно же, краска для волос. Теперь, когда на это указали, следы едва ли выглядят как засосы, и, черт возьми . Джисон вздрагивает, его глаза плотно закрыты. — Ох, — стонет он. — О, нет. — Вчера один из стилистов покрасил мне волосы, и с тех пор я повсюду нахожу красные пятна, — продолжает Минхо, взъерошивая пальцами свои блестящие вишнево-рыжие волосы. — Пожалуйста , — ноет Джисон. — Пожалуйста, не объясняй мне этого. Минхо снова смеется. — Боже мой, — выдыхает он. — Хён- — Хан Джисон- — Ли Минхо- хён . Пожалуйста. Пожалуйста, не надо. — Я должен, — говорит Минхо так, будто дышит слишком быстро. — Очевидно, я должен. Открой свои глаза. Джисон подчиняется, его глаза распахиваются. — Ладно, — отвечает он. Его голос скрипит от смущения. Минхо наклоняется вперед и тычет Джисона в грудь указательным и средним пальцами. Джисон вроде как хочет умереть. — Скажи, какое тебе дело, Хан Джисон, до того, что я, Ли Минхо, вообще появлюсь с засосами на шее? — спрашивает его Минхо, и каждое слово каким-то образом вызывает у него головокружение все больше и больше. Джисон хватает Минхо за запястье, но не убирает его руки. — Ты знаешь почему. — Нет, не знаю, — немедленно отвечает Минхо. — Не совсем. Ты никогда этого не говорил. — Но ты же знаешь, — умоляюще протестует Джисон. — Давай, — напевает Минхо. — Скажи-ка. — Но, хён, — полукричит Джисон, расстроенный. — Ты уже знаешь. Минхо бьет его по бедру свободной рукой. — Да, — соглашается он, тоже полукрича. — Да, я знаю. — Тогда оставим это… — Нет. — Почему? — Потому что, — говорит Минхо, запутываясь рукой в ​​ткани шорт Джисона и наклоняясь вперед, как будто он пытается навсегда привязать себя к Джисону. — То, что я знаю, не означает, что мне не нужно это слышать. — Хён , — говорит Джисон, и отступает, потому что Минхо прав. Ему нужно это услышать. — Джисон-а, — мягко подсказывает Минхо. — Скажи-ка. Скажи мне, что ты хочешь мне сказать. — Хорошо, значит, вот так: я люблю тебя, — говорит Джисон, и это так просто, на самом деле. — У меня есть чувства. Чувства к тебе. Всегда. Навсегда. А я просто- люблю. . . тебя Только тебя. Руки Минхо скользят к лицу Джисона, а затем его глаза закрываются, когда он прижимается своим лбом ко лбу Джисона, и из его ухмыляющегося рта вырывается восхитительный вздох. Джисон просто смотрит на него. — Хён, — говорит он. — Не смотри так… Это было неизбежно, хорошо? — Неизбежное все еще может произойти в неожиданное время, — ругает Минхо. —Позволь мне насладиться этим. — Я все равно сегодня решил признаться тебе, — говорит ему Джисон. Минхо улыбнулся. —Как будто- — Я собирался, — возражает Джисон. — Действительно. Это не имеет ничего общего с… — С засосами? Джисон фыркает через нос. —Это не засосы, — ворчит он, надувшись. Минхо смеется, а затем его взгляд темнеет, когда все его тело расслабляется в приглашении. — Если ты поцелуешь меня прямо сейчас, — говорит он, — я отпущу тебя, — и Джисон хорошо его слышит. Губы Минхо ухмыляются и приоткрываются; они розовые, влажные и приветливые, и Джисон почти не колеблется, чтобы кинуться и сделать их своими. Под прикосновением Джисона Минхо податлив, сдается. Джисон не уверен, что когда-либо видел, чтобы Минхо был таким. Как будто всё его существо распутывается, открываясь желанию Джисона делать с ним все, что он хочет, сделать его своим. Их руки скользят по грудям друг друга, разглаживая животы и массируя бедра, прежде чем, в конце концов, скользнуть вверх, чтобы дернуть за мягкие волосы, вьющиеся на их затылках. Минхо облизывает рот Джисона и прикусывает его нижнюю губу, и Джисон чувствует, как буря, бушующая внутри него, давит на границы его кожи, угрожая вырваться наружу. Но Джисон отрывается. — Эй, — говорит он. — Ты не понимаешь. Я не могу сдерживаться. — Так не сдерживайся, — протягивает Минхо, облизываясь, когда он смотрит на Джисона сквозь свои ресницы. Его взгляд затуманен и отяжелен от желания. — Здесь слишком рискованно, — бормочет Джисон, неохотно глядя на дверь студии. Минхо проскальзывает вперед, словно падает на колени. — Что? — насмехается он, искоса глядя на Джисона, когда его руки тянутся к поясу шорт младшего. — Ты не можешь молчать, пока кончаешь мне в горло? Сердце и член Джисона подпрыгивают одновременно. Он чувствует, как его глаза расширяются до невозможности. — Нам нужно вернуться в общежитие, — шепчет он, ласково проводя большим пальцем по челюсти Минхо, прежде чем прикоснуться подушечкой большого пальца к его губам. Веки Минхо дрожат, закрываясь, когда он сильно сосет палец, прежде чем оторваться и провести носом по члену Джисона через его шорты. Джисон издает сдавленный звук в задней части горла, его бедра непроизвольно дергаются. Минхо поднимает подбородок с того места, где он устроился на коленях Джисона, многозначительно глядя на Джисона, когда спрашивает: — Твое общежитие или мое? Джисон с сожалением цокает, вставая на ноги и поднимая Минхо за собой. — Мое ближе, — отвечает он.

***

Позже Минхо дремлет в постели Джисона. Его руки раскинуты над головой, а пальцы то и дело тянутся к какому-то невидимому объекту в его сне. Джисон делает глоток из стакана воды, ненадежно стоящего на стопке книг на его тумбочке, прежде чем прижаться к Минхо, чтобы самому заснуть. Затем в темноте раздается сонный шепот. — Помнишь нашу серию «2Kids’ Room»? — спрашивает Минхо, его голос рваный, но все же нежный и разбитый. — Ага, — отвечает Джисон. — Самый новый? — Самый новый, — подтверждает Минхо, кивая. — Они говорили, что ты мне нужен больше, чем я тебе, что я не могу жить без тебя, а ты можешь жить без меня. Ты помнишь? — Помню. — Хорошо. Ну, ты думаешь, это правда? Джисон перекатывается на бок. Минхо дуется; он притворяется, что просто дуется, но Джисон может чувствовать что-то позади. Он чувствует, что Минхо беспокоится об этом, о том, что он слишком сильно любит Джисона, о том, насколько уязвимым он становится, держась за всю эту любовь. Джисон перекатывается на него сверху и прижимает запястья Минхо к кровати. — Разве могу я жить без тебя? — повторяет он, глядя на Минхо. — Хм, хорошо. Я многое могу. Под ним Минхо сглатывает, качающееся движение отбрасывает клочок тени вниз по его горлу. Его глаза светятся в темноте. — Хочу ли жить без тебя? — Джисон продолжает. — Нет. Ни за что. Мне бы это совсем не понравилось. Это сделало бы меня несчастным, Минхо-хен. Смотри: я выбираю быть рядом с тобой. Постоянно. Я выбираю это, потому что… — Потому что ты меня любишь, — прерывает Минхо, заканчивая предложение Джисона. — Потому что я люблю тебя, — соглашается Джисон. Он наклоняется вниз и целует выцветшие пятна, окрашивающие кожу шеи Минхо. И ответное хныканье Минхо говорит ему все, что ему нужно знать. Его тоже любят. Он любим.