***
Уж не уловил Трафальгар того момента, как его затащили на палубу Санни, а преданные члены экипажа начали слёзно прощаться: театрально махать платочками и обещать сохранить субмарину в том же идеальном состоянии, в коем она и была до отбытия капитана. Отбытия? Его серьезно сбагрили, как сбагривают родители не пышущих энтузиазмом маленьких детишек в церковный хор, только вместо хора десять психически нестабильных пиратов, а вместо церкви и шума колоколен трескучая палуба корабля, на каждом углу которой тебя могут поджидать самые неожиданные сюрпризы и больно любопытные, сующие нос не в свои дела члены экипажа. Выражение про каждый угол, кстати, вписалось как никогда, ибо, как только Ло отведал заранее подготовленный для него ужин — что в очередной раз доказывает то, что Пираты Сердца и Мугивары сговорились — без глютена, хирург направился на верхнюю палубу, чтобы скрыться от солнца в тени густых деревьев Нами, где его встретили черти. Прямо возле лестницы на корточках сидел Монки и как-то судорожно шелестел страницами толстенной книги, больше смахивающей на энциклопедию. С… прикреплёнными к страницам жуками? — О, Торао! — на него слезливо подняли взгляд и кинулись на шею, утыкаясь шмыгающим носом в грудь. — Помоги мне жучков похоронить. — Что… — Мне нужно много крестиков из дощечек или палочек, чтобы воткнуть их в землю, — Монки кивнул, указывая на клумбы Робин, и обратно припал к Ло, обнимая его еще сильнее, подозревая, что из-за подобных бредовых идей от него могут сбежать. — И закопать туда всех насекомых из книжки Усоппа… Луффи прервали, полностью накрыв рот ладонью, и чуть отодвинули от себя. — А плакал ты почему? — Ребята о чём-то болтали, когда я пришёл на камбуз, и Нами говорила о том, что у всех умерших должно быть что-то памятное, какое-нибудь подобие моме… монум… моментов? Вытерев предательски скатывающуюся по щеке слезинку многомиллионного бесстрашного пирата, Трафальгар улыбнулся уголком губ и поправил Луффи. — Монументов? — Да-да, их… А потом они начали играть в какую-то игру и выгнали меня с камбуза, сказав, что меня тут ждут, и что если я буду с ними играть, то от корабля ни дощечки не останется. Ну я и ушёл… А тут даже тебя не было, только эта книжка. Вот я и решил… ши-ши-ши. От резких перепадов настроения Монки у Ло, честно, разболелась голова, но ему до жути нравилось происходящее, и что-то в его подсознании уже сейчас было в восторге от реакции канонира Мугивар на закопанных кем-то коллекционных жучков. Заблаговременно приписав себе парочку не вдохновляющих диагнозов и несколько симптомов раннего бреда, Трафальгар кое-как отцепил от себя Луффи и подошёл ближе к плантациям, оценивая фронт работы: его умный мальчик уже успел вырыть ямки и разложил разнообразную живность, укутанную в спичечные коробки, в рядочек, готовясь присыпать землёй. Иронично усмехнувшись, Ло искоса глянул на люк, где находилась мастерская Усоппа, через плечо Мугивары. Он их убьет. — Так чем, говоришь, тебе помочь? Загоревшийся от воодушевления Луффи уж было снова по старой доброй привычке кинулся на шею Трафальгару, но его остановили и взглядом указали на незаконченные похороны, призывая обратить внимание на более важные вещи. — Тьфу, потом целоваться. Сейчас дело государственной важности! — Мне нужны кресты. Могилы… — Будут. А ты мне что взамен за помощь? — Ло задал скорее риторический вопрос, и так осознавая, что его труды будут вознаграждены, и подтянул ближе Кикоку, думая над тем, где бы взять палочки и скотч… За мандариновые деревья ему точно вариться в котле и плавать в глубинах морей… А использовать свой проклятый меч, чтобы вырезать маленькие дощечки из более крупных было абсолютным неуважением к нему самому и его нажитому в целом. — Давай, неси из доков что-нибудь, похожее на доску. — и уже вслед радостно ускакавшему Монки добавил, чуть прикрикнув. — Не разбирай корабль! В ожидании Трафальгару даже не пришлось усомниться в своих действиях, будто он вновь вернулся в еле уловимые секунды беззаботного детства, когда игривое настроение было такой редкостью, что, казалось, существование того можно было заносить в Красную Книгу. Если бы кто-то увидел Ло со стороны, например ушлая Нами, то глупая ухмылка и взгляд в никуда непременно были бы запечатлены и увековечены на листочке, чтобы потом подобной несуразицей требовать деньги, ведь где это видано, чтобы Хирург Смерти стоял так. За спиной цветы, в руках, словно подушка, покоилась Кикоку, а на лице идиотское выражение. Идеальный компромат. Благо никого рядом не было, и быстро пришедший Монки заставил Трафальгара вынырнуть из мечтаний. Совсем его одурманил этот альянс! Хотя, его уже нет фактически, и, вообще, пора бы прекращать называть отношения затянувшимся альянсом, но об этом Ло подумает позже… Трафальгар никогда бы не предположил, что его способности будут применяться так… Но на что только не пойдёшь ради любимого Луффи и его взбалмошных идей. Вот и стояли они спустя какое-то количество времени над перерытой клумбой, где заботливо под крошечными холмиками были похоронены насекомые, а на холмах этих трагично восседали кресты. Мугивара стоял, полный энтузиазма и довольства собой. Уперев руки в бока, любовался созданным шедевром. Впрочем, и Ло от него мало чем отличался, пока человек рядом с ним не упал на колени и не сложил ладони в молящемся жесте. — Луффи, — его потянули за резиновое ухо. — Ты идиот? — Ещё Нами сказала, что нужно отмаливать… Монки не успел толком договорить и сосредоточиться на молитве, как эта самая Нами кинула в него собранный утром мандарин, взятый из подставленной рядом со штурвалом корзинки. Кто же знал, что она сегодня была у руля и что за всем этим вандализмом тихо наблюдала с другого конца корабля, просто ожидая подходящего момента для того чтобы как следует отпинать своего капитана. Но не успела она даже дойти до мачты, как Ло, взявший на себя роль героя драмы, переместил их с Луффи на нижнюю палубу, спрятав от глаз разъярённого навигатора. — Где твоя воля наблюдения?! — шипит хирург и берёт Мугивару за шиворот. — А твоя? — Не переводи стрелки! Ты не подумал о том, что она будет против подобного разорения имущества?! Когда Монки зарядили оплеуху, он уже хотел с кулаками кинуться на Ло, но их опять бесцеремонно прервал властный женский голос, срывающийся в крике, отчего оба вжали головы в плечи. — Луффи! Готовься… Усопп и Робин тебя похоронят рядом с этими членистоногими, понял?! И Ло… не думай, что тебе это сойдёт с рук.***
Буквально десять минут назад состоялся суд над провинившимися, в котором активнее всех участвовал Усопп (Ещё бы! Так изощрённо уничтожить его невероятную коллекцию, собранную за многие годы странствий, нужно было додуматься). Голосовал канонир с особым энтузиазмом и, видимо окончательно осмелев под конец, даже под пристальным прожигающим взглядом Трафальгара предлагал высадить его на пару с Мугиварой на необитаемом острове. И даже когда экипаж сошёлся во мнениях, канонир всё равно шептал на ухо Нами о предложении один на миллион — оставить двух идиотов без денег. Но всё-таки они сошлись на том, что пару тысяч белли хватит на все расходы и на том, что мы вообще-то не такие жестокие, и вообще, по-хорошему, отдать бы вас на съедение морским королям, а то, ребята, больно вы раскрепостились. Пока на собрании стоял галдёж, Ло, к своему стыду, этим только довольствовался. Так их и высадили на каком-то курортном острове для пиратов, швырнув пару сумок и небольшую сумму денег в придачу. Крикнув несколько подбадривающих фразочек о том, что судно будет стоять в порту на противоположной стороне, и что, если вы, оглоеды, припрётесь в назначенное место раньше времени, то мы используем рывок и уплывём подальше. Так что лучше им было решить свои проблемы и только тогда вернуться на корабль. Хотя, и проблем во взаимоотношениях, как выразилась Нами, не было, но Трафальгар честно не хотел вникать в истинные причины подобной сцены, чего уж говорить о больно довольном Луффи, который сидел сейчас у хирурга на плечах. Как он вообще успел туда попасть? — Слезь. — Нет, Торао. Это ты виноват. — и игриво потянул того за щеки, склоняясь над головой. Возмущения бы привели к ещё большим спорам, поэтому, использовав способности, Ло поменял местами Луффи с каким-то камушком, лежавшем в паре минут ходьбы отсюда, и направился гулять в гордом одиночестве. Бродил Трафальгар не сказать чтобы долго, но, когда мозг напомнил о банальных потребностях, а ноги начали предательски ныть, ему пришлось зайти в город в поисках бара. На то, чтобы удивиться, уже не хватало сил. Прямо рядом с баром Монки грызся с каким-то то ли разбойником, то ли пиратом — для Ло они все выглядят одинаково: грязно, неприлично и мерзко — и пытался вывернуть тому руку, торжествующе восседая на спине уложенного противника. Стараясь не обращать внимания на шум криков скандирующих зевак, Трафальгар попытался как можно незаметнее пройти в заведение и не привлечь внимание Мугивары. Но, как известно в самых печальных повестях на свете, удача не поджидает и не даёт руку помощи тогда, когда ты в этом особо нуждаешься, поэтому, устало закрыв глаза, хирург приготовился ловить всем своим телом тушу Луффи, уже приготовившего руки для катапультирования. Ло старался вдохнуть, выдохнуть и сосчитать от одного до десяти, чтобы его нервы окончательно не сдали, но громкий вопль в ухо сбил его на подходе к цифре четыре. — Торао! Я ждал тебя… — Монки на лад ластящегося пёсика, хныкая, потёрся макушкой о спину Трафальгара. — У тебя все деньги, а я кушать хочу. Чуть повернув голову, Ло вперил взгляд в невозмутимую мордашку и в который раз за день снял с себя безвольно висящее тельце, а затем прошёл в бар, ожидая того, что сейчас придётся все деньги потратить на бездонный желудок младшего капитана. — Тунеядец ты, Луффи-я. Никакого воспитания. — Так ты же меня за это любишь? — Кто знает… — они оба знают, просто сказать «люблю» Ло боится до дрожи в коленях и страха перед ночными кошмарами. Трафальгар присел за стойку, отставляя на расстояние вытянутой руки Кикоку и подозвал персонал, заказывая две кружки чего-то алкогольного. Ему, по большому счёту, было плевать чем себя сегодня травить. Главное — расслабиться. Очевидно, они привлекали много внимания, и за час к ним подошло как минимум человек пять: кто-то с претензиями, кто-то с попыткой познакомиться с такими влиятельными и выгодными людьми как пираты худшего поколения, победившие Йонко. Но на них на всех либо огрызался Монки, либо Ло применял свой удивительный профессионализм пугать людей одним лишь взглядом и синяками под глазами. Луффи тоже вроде пил, и, насколько хирург мог понять сквозь пелену опьянения и неспособности контролировать действия, что-то такое, за что они явно не платили. Может этого даже нет в меню, и Монки просто решил разорить запасы бара, как самый настоящий пират, кто знает? Они болтали о всяких мелочах и спорили так глупо и беспричинно, что всё это в итоге переводилось в шутку и поверхностный флирт. Поверхностный, потому что оба были профанами в этом деле, а флирт, потому что хмельное сознание Ло отчаянно желало ласки, тепла и бестолковой беседы о всём и одновременно ни о чём. Сидели, подкалывали друг друга безобидными шутками, и Ло даже позволил себе расслабиться и забить на кучу заинтересованных взглядов в их сторону, но, когда его хлопнули по спине, пришлось резко очнуться и прервать построившуюся идиллию с Луффи на коленях и слабо соображающим мозгом на пару. — Эй, Трафальгар! — грязный прокуренный голос басит где-то в непозволительном расстоянии от головы. — А давно это ты на Дофламинго не работаешь? От звучания имени из уст пьяницы нервы вытягиваются по струнке, как и он сам. Не отвлекает даже резко повернутая голова Луффи и его зверский, защищающий взгляд. Неужели этот пират…? Прямо на стойку рядом с его рукой припечатывается розыскной постер Донкихота. Жутко старый и выцветший, ещё с того времени, как награда за голову этого тирана составляла всего триста миллионов белли. Фото на листовке провоцирует на припадок. Сзади к нему подходит бугай, кладёт мускулистую руку на спину и прижимается ближе, пока Луффи находится в откровенном ступоре и копит нарастающее бешенство, чтобы разом разнести тут всё. — Разве ты забыл, что должен нашей… — низкий голос с двусмысленным намёком, как привет из прошлого, бьёт по слуху и сердцу подобно кнуту. Отрезвляет звук громкого удара и галдёж посетителей заведения, поэтому Ло очень резко вскакивает, да так, что опрокидывает стулья и стаканы со стола, а затем бежит на улицу. Ему срочно нужен прохладный воздух. Таблетки, ингалятор, или вечный сон. Хоть что-нибудь! Лишь бы не испытывать это противное чувство под ладонями, под рёбрами, где словно копошатся черви, перерывая плоть. Как же противно и горько волной окатывают воспоминания, которые старательно прятались в один шкаф на протяжении огромного количества времени в течение всей жизни. Трафальгара будто валом гребут фантомные ощущения чужих длинных пальцев в самых запрещённых местах. Тягуче одурманивающий голос в голове звучит гораздо отвратительней и тягостней в сравнении тому, что тогда был реальностью. Хирург часто дышит и хватается за свои волосы, взлохмачивая их с желанием стереть с лица это временное помутнение. Как же хочется исчезнуть! Вокруг мир словно застывает, время останавливается, жизнедеятельность берёт перерыв. Столько мыслей в голове и ни одной правильной — все они тягучей патокой разливаются по черепу, обволакивая здравый рассудок, вынуждая делать то, чего душа на самом деле не желает. Он доверчиво опустил рамки бдительности, расслабился, наивно полагая, что прошлое позади и никто его больше не тронет, прикосновением напоминая о том, какие ужасы пришлось испытать в прошлой жизни. Кошмар всегда будет с ним. Тихий ужас, спрятанный на задворках сознания, даст о себе знать только тогда, когда ты к этому не готов. Когда просыпаешься и не ждёшь от будущего дня чего-то исключительно пугающего. И обиднее всего было то, что веских причин для истерики не было. Это просто больная фантазия и разум. Пока Ло чуть ли не задыхался из-за выдуманного кома в горле, он успел осесть на землю и пару раз повыдёргивать волосы от бессилия в невыносимом, жутком чувстве страха. Запыхавшийся и растрёпанный Луффи, выскочивший из бара, ни капли не сгладил ситуацию, наоборот — только усугубил. Трафальгару сейчас необходимо было успокоиться и побыть в одиночестве, не заботясь о свидетелях его возможных слёз. — Торао, я отплатил им. Ты в порядке? — Монки обеспокоенно взял хирурга под руки и поставил шаткое тело в вертикальное положение. — Уйди, Луффи-я. — младший капитан нахмурился. — Почему? — Уйди я сказал! Не приближайся ко мне сейчас… — Я не уйду. Ты же знаешь. — с твёрдой уверенностью и холодом. — Тогда какой смысл? Ты не уважаешь мои границы. И ты… — Монки пихают в грудь, пристыживая. — ничего не знаешь. Я хочу побыть один. Терпения пока ещё хватало на тихий и спокойный тон. — Ответь: что случилось? Может я могу поддержать тебя? Ты мне никогда ничего не рассказываешь, я чувствую отчуждённость и твою враждебность, а мне не хочется… Это делает больно. — Не рассказываю, потому что тебе, идиоту, не понять. Никому не осмыслить весь этот ужас. — Ло закипает с каждым сказанным словом ещё больше, понимая, ещё одно — и он познает ужасные вещи, а затем такие же ужасные последствия. — Тебе плевать на меня? — Не плевать, но произошедшее тебя не касается. Всех вас в принципе. — Мне казалось, отношения должны строиться на доверии, разве нет? — Монки упрекает его и разом теряет всю выдержку. — Ты и один справлялся неплохо, тогда зачем тебе я? Оба сейчас говорят эти слова нехотя, против воли и из-под палки, будто какая-то неведомая сила заставляет каждого говорить всё больше и больше гадостей. С каждым предложением всё обиднее. Но, кто знает, вдруг так будет лучше… — Лучше бы мы не знакомились. — напряжённого Ло хватают за грудки и резко опрокидывают на спину, причиняя ноющую боль. — Может тогда, на Сабаоди, не увидь я тебя, мои будни не сменили бы курс, и в будущем я бы не смел сравнивать сладкую настоящую жизнь с тем прожитым адом. Запомни, Мугивара-я. — хирург отхаркивает подступающую к горлу из-за сильного удара кровь. — Ни ты, ни кто-либо ещё не поймёте всей прелести жизни с Донкихотами… Тяжёлый кулак мажет по скуле со шрамом с такой силой, что сталкивает ожидающего продолжения тирады Луффи с Ло. — Это не тобой пользовались, как игрушкой, иногда сменяя одну на другую, такую же подчинённую. — из-за срывающегося голоса ударов почти не было слышно. — Не тебя изводили пытками и, в прямом смысле, манипуляциями. Я так много раз умер: когда запястья протыкали почти невидимыми нитями, когда насильно приковывали к одному месту, не давая даже банально вдохнуть, когда мою субмарину находили даже на дне моря под милями слоёв ледяной воды и угрожали моим накама… Трафальгар достаёт Кикоку из ножен, не привыкший драться кулаками, и вытирает плечом окровавленный лоб. — Это не твоя зона ответственности. — нодати смотрит остриём прямо в лицо того, кого Ло на самом деле любит. — Ты хочешь всё закончить? — последнее предложение почти беззвучно тонет в окружающей их какофонии звуков. Любит… Но больше не может позволить себе этими припадками губить их с Луффи отношения. Возможно, всё было ошибкой? Сказанные горькие упрёки, которых, увы, не воротить назад или их встреча в целом… не особо важно. Это ссора ради ссоры. Двум огням это наверняка действительно нужно, ведь они не причинят друг другу вреда. Ведь жгут одинаково больно. — Не хочу. Но видимо придётся. — «Я люблю тебя и не хочу отпускать». — Я жалею. — «Я так сильно благодарен судьбе за аукцион и встречу с тобой». Оба давят волей друг на друга так сильно, что многие в радиусе нескольких километров падают без сил: посетители бара, завидевшие сцену их ссоры, и сам бармен, требующий буквально минуту назад заплатить за выпивку. И эта бойня могла бы разрушить половину острова, а то и целиком, за секунду, оставив после себя лишь трагичный всплеск воды, если бы не и так выдохшиеся разумы, оголённо подставленные под напряжение конфликта. Сражаясь, каждый из них понимал — вот тот недостающий паззл, то, ради чего их посадили вместе и вынудили сойти с корабля в целях безопасности. Истинная причина того, почему Нами попросила Пиратов Сердца организовать встречу… Без этого было бы плохо, и понимание такой тяжёлой правды распаляет эту битву ещё больше. В момент даже слышится вскрик Трафальгара, руку которого повредили совершенно случайно его же мечом. Рычание Мугивары с несколькими сломанными костями и отбитыми внутренностями… Всё это составляющие потенциальных, примерных и доверительных отношений, которые требуют невообразимых жертв...***
Их тела, валяющиеся друг от друга совсем близко, находят без сознания и экстренно несут на борт. Мугивары слышали и знали обо всём происходящем, но понимали, что, помешай они этому — ситуация не исправится. Ло решили положить в лазарет под надзором самого Чоппера, а Луффи — в капитанскую каюту, спасибо Френки за то, что внёс некоторые коррективы в планировку Санни после официального объявления их отношений, и приставили к нему Зоро. Провалялись они так около суток. Первым, что удивительно, очнулся Трафальгар и еле как сдерживал свои порывы перегнуться через фальшборт от стыда за содеянное. Его даже кое-как вытащили на ужин и заставили съесть тарелку диетического супа, приготовленного специально для больных. Когда Санджи сказал это, можно было услышать неоднозначность выражения «для больных» и скрытый смысл, заложенный туда явно в шутку. Уже под конец, когда все отужинали, подтянулся и Луффи, чуть поникший, но всё равно с визитной улыбкой на лице. Мугивара уселся во главе стола, рядом с Ло, и привычно потребовал от кока кучу еды, на что получил небольшую мясную нарезку и такой же фирменный суп под нос. Но Ло не уходил. Ждал действий Монки и сам собирался с силами, чтобы что-то сказать или хотя бы начать вести себя невозмутимо, будто ничего не произошло. Проведя в прострации приличное количество времени и слушая краем уха бурное обсуждение новостей, Ло не заметил, как на его заботливо перебинтованную Чоппером руку легла другая, отчего тихо подскочил на стуле. — Всё в порядке? — беспокойно спросил Луффи так, чтобы никто кроме них не услышал. Трафальгар только сухо кивнул и подложил ладонь под щёку, отводя взгляд. Как же он хочет помириться и обнять его! Но гордость-злодейка постоянно противилась адекватным воззрениям. Решение не тратить своё время на глупости и зазря бесплодные потуги вести диалог Ло пришло вовремя, поэтому, сдержанно поблагодарив за ужин, мужчина решил уйти в их с Луффи личную каюту. Сидя на краешке кровати, хирург слухом выхватывал, как все расходятся с камбуза — каждый по своим делам. И как открывается дверь, впуская в помещение прохладный ветер и уверенно чувствовавшего себя Монки. Тот подошёл к рабочему столу, который учтиво в своё время выделили для Ло, и испытующе, в ожидании глянул на человека напротив. — А у нас грязно так. — слабая усмешка хирурга и бессильный тон. — Прибраться надо… И купить бумаги. Молчание после этого нелепого короткого монолога длилось от силы пару секунд, пока потерявший всякое терпение Луффи не подлетел и не встряхнул собеседника за грудки. Ло, вопреки резким действиям со стороны, чувствует, как это копившееся напряжение уходит и даёт место муторному ожиданию. — Ты врал? — Да. — вмиг осипшим голосом шипит хирург, понимая — от этого разговора никуда не деться. Ощутив уязвимость и готовность сейчас разговаривать, Монки прижимает к себе Ло, обнимая как можно крепче. Тот позволяет это и сам тянется за долгожданным теплом. — Прости меня. — сглатывая ком в горле, Трафальгар ловит себя на мысли, что подобная сцена уже когда-то в его жизни происходила, и, что важно, сравнительно недавно. Мужчина сопит, пока его придерживают одной рукой, чуть двигают и садятся рядом с ним. Сейчас точно нужно взять волю в кулак и применить все усилия для примирений. Для искренности, в которой нуждаются оба. — Ты мне расскажешь? — хирурга утешающе гладят по спутанным волосам и легонько, почти незаметно, баюкают в руках. — Да… И это стало отправной точкой для того, чтобы навсегда закрепить их шаткие отношения.***
— Я мечтал не о том, чем сейчас упиваюсь. Не о безграничной свободе, хотя, тут как посмотреть. — Трафальгар грустно усмехается. — Не мечтал об ощущении моря рядом, о звучании гитары твоего музыканта и никак не о том, что однажды буду есть вполне съедобную еду, притом вкусную, приготовленную специально для меня. Не о воплях, засчёт которых мне станет спокойнее… Трафальгар, понимая, что он в шаге от того чтобы разрыдаться, ещё глубже зарывается в красную рубашку Монки. — Я мечтал о прикосновении чьей-то руки к моему телу, чтобы выбраться из того кошмара, только и всего. Хотел получить хоть кроху тепла, чтобы понять, что жив, что стою здесь, и после этого вернуться в нереальный, придуманный моей больной обострённой фантазией мир. — первая одинокая слеза стекает по покрасневшей щеке и впитывается в ткань рубахи. — Меня там ждали друзья, солнце и песок под ногами, правда, ненастоящие, выдуманные моим мозгом, ещё и фантазии эти были видны только мне, ведь я был болен. Эти яркие и позитивные кошмары, приходящие не только во снах, но и в любой момент моей жизни травили моё существование. Его гладят по голове, по волосам, пропуская их сквозь пальцы, второй рукой поглаживая в утешающем жесте спину. Выслушивают. Позволяют эмоциям наконец вырваться на волю после долгого заточения в клетке обязанностей и обстоятельств. — Но… Но сейчас я понимаю, что мечтать о чём-то столь малом было правильно, я не имел завышенных ожиданий, не имел привычки надеяться на спасение и пребывал только в собственном море отчаяния, сотканном из койки с измятыми простынями, мониторов, свечения и писка врачебной аппаратуры и тёмного помещения без окон, пропускающих свет. Ло теперь плачет навзрыд, в истерике хватаясь за ткань на лопатках Луффи, судорожно сжимается всем телом в маленький комок и старается спрятаться в тёплых руках и объятиях любимого человека, который, хирург уверен точно, его никогда не оттолкнёт и поймёт, выслушает всю ту грязь, с которой раньше он существовал в одиночестве и захлёбывался, не в силах уцепиться в подставленную утопающему руку. — Я был недостоин всего того ужаса и хаоса, поселившегося у меня крепко под рёбрами. Он убил меня. Летом, во Флевансе, я умер. — Трафальгар чувствует, как быстро стучит сердце, норовится выпрыгнуть из груди. — А затем жестокой пугающей зимой, почти идентичной в своих событиях, на Миньоне, я умер во второй раз. Только никто не заметил. Никому не было дела, ведь вместо лужи обжигающей крови было озеро слёз. Я тогда… Я хотел, чтобы весь мир знал, что сегодня я потерял всё — в том числе здравый рассудок и желание жить. Луффи гладит его шею, цепляет их руки в замок, на что Ло без промедлений идёт навстречу и крепко-крепко сжимает в своей другую, резиновую. Он знает, что Монки не больно. Иначе бы не сжал. — Но никого не было рядом — пустота, страх, липкое осознание невозможности повернуть время вспять. Я не оглядывался — не хотел видеть то, что оставит от моего тела прах. Так, хотя бы по крупицам я смог собрать воедино расколотое сердце, привести в порядок механизм, который позволил мне идти вперёд и стать пиратом. — вспоминая звук выстрела, Трафальгар дёргается и жалобно скулит, прижимаясь ближе. — Сейчас жалею. Я не увидел его в последний раз. Я… Я любил его. Но ни разу не сказал об этом. Как же много упущенных возможностей. Несказанных слов. И главная проблема в том, что я ни разу не был на его могиле… Если она вообще есть… Наконец Луффи решает подать голос, понимая, что сможет сейчас утешить. — Ты общался с Сенгоку? — Да. Да… Мы говорили ещё на Дресс Роуз о том, что дозорные забрали его тело, но больше я не захотел слушать. Испугался и не мог думать ни о чём, кроме того, что Дофламинго наконец схватили. — И… Росинант был тебе как отец, верно? — Верно. Он дал мне то, в чём нуждалось крохотное, ещё совсем юное мальчишеское сердце… Если бы не его нужные слова в нужное время, этот фрукт… Я бы умер самой отвратительной смертью, полагаю. Либо свернул не туда и стал бы преданной поехавшей пешкой Дофламинго, а это… — …Хуже смерти. Подкрепляя свои слова, руки Монки нежно подцепили другие, чуть дрожащие и мокрые из-за остатков на них слёз. Луффи потянулся сначала к щеке Ло, невесомо провёл губами по ней, уткнулся носом в линию челюсти, а затем склонился к тыльной стороне двух расправленных рук. Не обращая внимания ни на своё, ни на чужое смущение, губы пирата приникли к чернеющей под бледной кожей букве «Т» и прочертили путь от костяшки до ногтей. Так, по очереди, беззвучно и лишь с трепетным взглядом глаза в глаза, встречи карих и янтарных радужек с плескающимся страстным желанием и стыдом на дне Монки прошёлся по каждой букве. Одновременно с этим большие пальцы, все ещё поддерживающие ладони Ло, огладили фиолетовые, проступающие сквозь тонкую кожу вены и такой же чёрный незамысловатый узор, выведенный на тыльной стороне ладони. — Поэтому… смерть? — Нет. Это главный страх. Надпись, которую я вижу ежедневно, доказательство того, к чему мне нужно бежать, чему смотреть бесстрашно в глаза, если я хочу стать наконец сильным… — Тебе страшно? — До сих пор… Руки Луффи, что совершенно не слушались своего хозяина, который сейчас, казалось, так сильно смущался впервые в жизни, синхронно перешли на кисти рук круговыми поглаживающими движениями и расслабились, позволив упасть чужим на белые простыни. Без промедления, в момент которого могло возникнуть желание всё это прекратить из-за недостаточной храбрости и сущей неопытности, Монки слишком резко обхватил обеими ладонями щёки Ло и беззастенчиво припал носом к шее, поближе к сонной артерии, вдохнул запах своей слабости. Чуть мокрая от пота, с бьющимся пульсом под губами она привлекала томно вздыхающего сейчас Мугивару не хуже льва, для которого сочащийся кровью кусок мяса был единственной слабостью. — Луффи-я… Ло метался из крайности в крайность от всецелого, полностью захватывающего его грудь щемящего чувства не отпускать и никогда не заканчивать до голоса его кошмаров, который он, даже не применив особого усилия, отогнал в один миг из своего сознания, чтобы не мешал. Чтобы в этой душной тёмной комнате, освещённой лишь лунным светом из иллюминатора, не осталось никого. Только их общая тяга обладать, слабость перед неожиданно пришедшим влечением… Всё это совокупность, кончики спутанной в разносторонних желаниях воли. Хирурга проворно опрокинули на кровать, расставив обе руки выше головы, крепко придавливая к поверхности, но так, чтобы не было больно. Тягучими сладкими поцелуями губы Мугивары прошлись по лбу, по закрытым, подрагивающим глазам. Опьяневший разум отказывается это всё понимать. Ло кажется — он сейчас отключится от реальности. Нужно сказать последние слова… Вынырнув из своих предательски истеричных мыслей, Трафальгар, лишь завидев стыдливый румянец на загорелых щеках и ушах, потянул руку к нависающему над ним Луффи и с нажимом провёл по шраму, а затем запустил раскрытую на лад гребня ладонь в чёрные волосы, не прикрытые шляпой. — Ты прежде…? — Трафальгар, сразу же пожалев о том, что вообще начал поднимать этот вопрос, неловко склонил голову вбок, опустив её на кровать, и спрятал взгляд в углу комнаты. Разметавшиеся взлохмаченные волосы закрыли его глаза, и мужчина постарался сделать максимально незаинтересованный, расслабленный вид, чтобы не смущать Луффи этим вопросом. — Нет, Торао. Ни с кем и никогда. Ещё больше распалившись от низкого голоса, произносящего ему это прямо на ухо, задевая дыханием волосы, Ло предпочёл опустить руку себе на глаза и закусить губу, не понимая куда себя деть. Трафальгар, снова и снова ругая себя за бесхребетность и инфантильность, взял всю свою волю в кулак и открыл лицо, прикладывая все усилия, чтобы больше его ничем не закрывать. Хирург хотел, чтобы его смущённое лицо, щёки, к которым прилила кровь, влажные искусанные губы Луффи видел. И рассматривал. Почувствовав неловкость и смущение хирурга, Монки поцеловал того в висок и сказал пару утешающих успокаивающих слов прямо в ворох волос, и так понимая, что даже шёпотом его услышат. Сейчас на Санни было невероятно тихо, будто все Мугивары разом решили прекратить свою разнообразную деятельность после того, как наконец добились совместными усилиями примирения этих двух. Хотя, в таких случаях предпочтительней было бы закатить вечеринку и отмечать, пока ноги не отнимутся, ведь симбиоз Луффи и Ло был больше похож на восьмое чудо света, не иначе. Чудом являлось и то, что младший капитан действовал шибко уверенно для того, кто пару секунд назад признался в верности и том что прежде опыта никакого не имел. Медленно, с истомой, в которой Монки готов был забыться, он прочертил ладонями путь от жилистой шеи до груди, такой же манящей и прекрасной, избитой в красивых изгибах замысловатых рисунков. Луффи сейчас был очень благодарен богу за хорошую жаркую погоду, из-за которой Ло ходил в рубашке, не застёгнутой на пуговицы, а сам Ло, к слову, на этот зной был до чёртиков рассержен и смущён, ибо пролезшие к нему под полы рубашки тёплые шершавые руки в очередной раз доказали то, что у этого вечера будет продолжение. Когда же юркие пальцы сначала огладили контуры тату, а затем переместились на низ живота, поддевая кромку штанов, Луффи с немым вопросом глянул на Ло — тот безотчётно кивнул. Луффи понятия не имел, почему его так накрывает, и откуда его тело знает, что делать и в каком направлении двигаться, но всё происходящее ему нравилось до дрожи в коленях и почти что — если бы он не сдерживался по своим причинам — глубоких вздохов со стонами. Взмокший от пота Луффи хмурится, когда Ло чуть придерживает его руку, не давая продолжать. Тот начал сомневаться? — Что-то случилось? — явно обеспокоенный тем, что Ло отодвинулся ближе к изголовью кровати, спрашивает Монки. И сам отскакивает на приличное расстояние, садится на свои ноги, поднимая руки в обезоруживающем жесте. Если Торао не хочет, значит Луффи не допустит того чтобы к нему прикасались. — Нет. Я хочу… Хочу. Очень. Но… по-другому, понимаешь? Не заходя так далеко. Я неопытен, глуп и смешон в постели и, поверь на слово, ничего красивого и привлекательного ты там не увидишь… — Хорошо-хорошо. Могу я? — уверенно усевшись рядом на подушки, Луффи взял хирурга за талию, пододвигая и намекая на то, что нужно сесть к нему между бедёр. Ло хоть и боязно, но он садится между ног Монки, а затем, доверительно облокачиваясь на грудь того, закидывает голову на плечо и смущённо смотрит в потолок. Будто ожидает своей участи. Чего-то страшного. Но адекватный голос разума Трафальгара громко твердит о том, что Луффи никогда и никому не причинит вреда. «Я хочу, чтобы ты знал» Монки проводит кончиками пальцев, вызывая мурашки по впалому животу, прессу. Сжимает сильно, уверенно как никогда и наклоняется к уху, затем ведёт носом дорожку к виску, продолжая вдыхать запах, признавая себя окончательно поехавшим фетишистом, и спрашивает такие вещи так, что у Ло в голове окончательно перестаёт существовать всякий здравый смысл. «Ты никогда не будешь один» — Ты точно этого хочешь? — тихим полушёпотом в самое податливое место разума. — Посмотри мне в глаза и скажи что не против. Это было уже выше всяких сил Ло, но он поворачивается. Глядит золотыми глазами из-под прикрытых век и мокрых ресниц в возбуждении и часто-часто кивает, будто говорит, мол, «я согласен с тобой на всё». Давится в судорожном тихом стоне и вновь отворачивается, облокачиваясь на грудь со шрамом. «Я не позволю тебе уйти и переверну всю вселенную с ног на голову, если твоя любовь ко мне остынет» Самообман — обратная его сторона, которая ранее поворачивалась к нему лицом и дуновением ветра с ладони пускала в доверчиво открытые глаза пыль, словно давала понять, что все тобой пользуются, сейчас решила не показываться на свет. Раньше, когда каждая секунда его существования была пропитана недоверием и сочилась шипящей жидкостью: колкостью и холодом — защитной реакцией — не позволяла находиться к кому-то так близко. Так доверительно. Кожа к коже, а между ними ни сантиметра просвета, будто два тела сплелись между с собой, находя одно сердце, одну душу и общее сознание, пусть и несогласное иногда в некоторых аспектах, но одно на двоих. Сильнее в сто крат. «А я знаю, Ло. Ты любишь меня. Будешь любить всегда» Судорожно, через зубы вдыхая влажный из-за открытого иллюминатора морской воздух, Трафальгар не заметил, как губы Монки оказались достаточно близко к его шее и впились в кожу приятным болезненным укусом. Это было что-то из разряда сносящего голову. Что-то за гранью. Ло хотели слышать — он это прекрасно знал и не мог допустить того, чтобы происходящее у них сейчас (о, боги, он боится называть это сексом!) было ужасным, в особенности для ведущего Луффи, поэтому хирург позволил своему телу отвечать за себя и за разум. Отдать всё в руки сердцу, которое трепетало так сильно, что, казалось, царапало рёбра и давало голосу Трафальгара волю. Люблю. Люблю. Очень люблю — но в помещении по-прежнему ни одного лишнего звука, только синхронные вдохи и выдохи, шум моря и качка судна с поскрипывающими досками. В каждом движении Монки сквозило желание и напор, под которым, увы, сдержаться было сложно даже самому натренированному и выносливому, а Ло может и был таким, но только не рядом с Мугиварой. Не рядом с его самой главной слабостью. Непонятно чьи громкие стоны, ведь Луффи никогда не стеснялся звуков, которые издаёт, а Ло сейчас не сдерживал себя и снял все цепи, сковывающие его истинные и искренние желания, позволял звукам слетать с его уст. «Если ты однажды потеряешь смысл и забудешь что искал — то ты искал меня» Ему хорошо до тех пор, пока у него не отняли все органы чувств. Если есть хоть одно — он будет знать, что Монки рядом, и неважно: по звукам, запаху или картинке. Заберите у него хоть весь мир, но оставьте рядом Мугивару. Свяжите их тела тысячами слоями цепей от якоря, склейте, вытащите сердца и поместите в одну банку с формалином — Трафальгар готов на всё, лишь бы безумие мира не трогало их, а если и прикасалось бы, то только одновременно, с одинаковым шансом убить и забрать двоих. Иначе никак. Монки то ли обнимал хирурга, то ли сжимал в своих руках, как мягкую игрушку. Целовал с влажным звуком сначала за ухом, потом спускался по всей спине, проводил влажную дорожку по позвоночнику. Руки тем временем обхватили чужие за кисти и продолжали делать то, с чего они начинали — оглаживали большими пальцами другие пальцы, а затем вплелись крепко-крепко в замок с руками Трафальгара. Тот в свою очередь выгнул голову и позвоночник так, что, казалось, ещё немного, и он сломает её подобно тому, как это делает Робин, и очень чувственно приложился губами к челюсти Мугивары чуть выше шеи. Луффи чуть перегнулся через Трафальгара и, отвлекая от остальных действий, мазнул губами по ключицам, снимая с подрагивающих плеч рубашку, оставляя после неё лишь еле заметную, почти неосязаемую прохладу ветра и контрастное тепло рук Монки. Руки эти нерасторопно проводят сначала по груди и любимым татуировкам, затем по соскам, вызывая хриплый и стон и некое подобие вырвавшегося случайно имени, потом ниже, по рёбрам, плоскому животу, наконец добираясь до ремня штанов. Насколько вообще было возможно делать это одной рукой — ибо вторая занята тем, что проводит по подбородку и кадыку Ло, заставляя того выгибать шею вверх — Луффи расстёгивает пряжку, и это занимает у него от силы десять секунд, в момент которых хирург елозит на месте, догадываясь, что от него ждут инициативы, чтобы снять штаны. Заводя руку за пояс, Монки освобождает из надоедливой ткани штанов член Ло и подтягивает его полностью нагое тело ближе. Хотя, куда ещё ближе? Они оба вообще-то не знают, как это делать, но оба хотят владеть куда больше, чем могут на данный момент. Ло вытягивает ноги, старается расслабиться, но, несмотря на все потуги, глаза против воли хозяина жмурятся, а пальцы на ногах поджимаются. Ему вновь шепчут на ухо кучу успокаивающих слов. Жаль, что он не способен разобрать ни одного. Главное, что это его голос. Дурманящий, чарующий до боли в висках и срывающейся в стоне мольбе и просьбе овладеть. Его ласкают. По-другому это не назвать. Проводят будто невесомо по паху, затем по члену, не обхватывая пока полностью в кольцо пальцев, и обратно. Доводя до белых кругов перед закрытыми глазами. Разнеженный такими действиями Ло перестаёт обращать внимание на всё. Его привлекает только жарко дышащий ему на ухо Луффи, который пусть и смущается, но не закрывается, и в качестве своеобразной похвалы за чужую раскованность позволяет слышать Ло стоны и кучу бессвязных клятв в любви, от которых хочется умереть. Трафальгар матерится под нос, когда по головке члена проводят с особым нажимом и одновременно с этим трогают вздымающуюся грудь. Даже перед такими пытками устоять невозможно, как ни старайся, поэтому хирург ластится и толкается в крепкую ладонь, желая отделить этот миг от всего живого, остального и такого чуждого сейчас. Хочется быть ближе… «Я буду рядом» Кислород в лёгких у Монки кончается, и он знает, что у Ло тоже. Поэтому, наращивая темп, младший капитан доводит тело в своих руках до пика удовольствия, подставляет плечо и позволяет Трафальгару без сил и возможно даже без сознания упасть на его грудь. «Бесконечно» Но на удивление мужчина остаётся в сознании и даже способен мыслить, а то и передвигаться. Он осторожничает и тянется за поцелуем, поворачивая медленно голову и закидывая руки за шею, приникает к чуть открытым губам. Он так безумно благодарен. — Спать хочу… — Трафальгар складывает свою голову на плечо Монки, и они сидят так долго в абсолютной тишине. Только тяжёлое дыхание на двоих, но такое успокаивающее… Луффи ждёт, пока тот уснёт, и только после этого встаёт с кровати абсолютно без сил, а затем направляется в ванную тихо кричать в полотенце и смывать всё смущение и осознание, которые пришли слишком поздно. Монки знает, что подарить Ло на день рождения.***
Каждый день в течение недели перед вечеринкой по случаю дня рождения Луффи с Ло прятались по углам Санни и неловко чмокали друг друга в щечки и долго-долго обнимались. Хоть все и знали об их отношениях, в которые они вступили после разрыва альянса и отплытия с Вано, но что-то в тот вечер изменилось. Будто все взаимодействия стали интимнее и чувственнее, хотя казалось тогда был уже край. Так и сейчас, на шумной палубе, переполненной пьяными тушами и весельем, Трафальгару хотелось немного спрятаться и немного уединиться с Монки, который сейчас ушёл куда-то с Робин. Он ждал около пяти минут, но вместо самого Мугивары из вороньего гнезда, куда они уползли ранее, спустилась извечно грациозная Нико и жестом приказала подойти. Трафальгар хоть и не понимал, чего женщине нужно, и хочет ли она до сих пор сломать ему позвоночник за цветы, но всё равно опасливо подошел, чтобы затем его повели в тихое место к штурвалу, вручая какой-то свёрток. — Что это? — Подарок от Луффи. — Робин загадочно улыбнулась. — А он сам… — Лучше будет так. Слегка заинтригованный Ло разворачивает свёрток и сначала мало что понимает. Затем ноги подкашиваются и, если бы не заботливо подставленные руки археолога, он бы завалился на дощатый пол. У него в руках был довольно старый потрёпанный плащ дозорных. С привычной надписью на спине, где-то прожжённый, где-то залатанный и подшитый. Хирургу даже не нужно объяснять чей он. Мужчина вскидывает глаза на Робин, одновременно с этим дрожащими руками накидывая этот плащ и зарываясь в его ткань. — Он на носовой фигуре. — она лишь кивком головы указывает в нужную сторону и уходит, оставляя Трафальгара в смятении и подступающей истерике.***
— Что дальше? — Ло провёл пятернёй по макушке Монки и притянул его ещё ближе к себе, уложив голову на плечо. — Дальше будущее, — полуулыбка. — Моря, неизведанные опасности, потери и снова обретённое счастье… Знаешь, я часто мучаюсь от кошмаров. — Луффи подогнул ноги под себя и взялся руками за лодыжки, приняв удобное положение. — Они непонятные и жуткие, а самое страшное в них то, что я не понимаю сюжета, но все равно просыпаюсь с плохим чувством в груди… знаешь… — Как будто все твои внутренности выковыривают ложкой? — Думаю да. А потом эту дыру набивают тьмой. И мне кажется, что я не имею права жаловаться, ведь у такого человека как я не может быть таких проблем. Вокруг столько событий и… если я зациклюсь на секундной слабости, то накама могут что-то заподозрить. А я не хочу, чтобы они чувствовали себя неуверенно или боялись за свою жизнь рядом со мной. Перебирая волосы Луффи, Ло не заметил, как спустился к шее и начал поглаживать её, а затем мочки ушей. Он думал о многом. Например о том, что отсутствие у Монки серьги было несправедливо, и что весь этот мир недостоин такого прекрасного человека. И вообще, люди, глядя на свет, рефлекторно жмурятся — это значит, что им не нравится ослепляющее жгучее чувство в глазах. А Ло наверное мазохист. Он мог смотреть на это до потери зрения, и даже когда оно пропадёт, был способен применить все свои хирургические навыки: вырезать нервные окончания, вставить себе новые глазницы, лишь бы не смыкать веки и любоваться его человеком. Должно быть это жутко. — А сейчас кошмары прекратились? — Сейчас я просыпаюсь не один. Чувствуя тепло человеческого тела поблизости, я понимаю, что бояться нечего. — Луффи опустил плечи и, встряхнув ими вновь, тепло улыбнулся, отставляя временное помутнение. — Я ведь поэтому не спал один, хотя у капитана должна быть собственная каюта и всё такое… Френки предлагал, а я боялся. — Ты не один, Луффи. Мы не одни. — последнее, что Ло мог себе представить, так это подобные абсурдные вещи, которые когда-то будут литься из его уст. Видимо времяпрепровождение с Монки даёт свои плоды и вся сущность Трафальгара безжалостно перевернулась с ног на голову, не оставив шанса на отступление и поворота в обратную сторону. Сейчас, сидя на носовой фигуре корабля рядом с Ло и слушая его хриплый голос, Монки кажется, будто он вновь обрёл недостающую часть пазла, который разобрали когда-то так же резко неожиданно и обидно, как в бесконечных, совсем не сладостных воспоминаниях. Казалось, что все частички давно утеряны и, пусть на поиски уйдут бессонные дни, недели, месяцы — ты их все равно не найдёшь, как ни пытайся. Некоторые из них сгорели, осыпаясь в окровавленных рукам серым, еле тёплым прахом. Другие утонули и размокли, а затем пришли в негодное состояние, и вставь ты их обратно, сделается только хуже. И лить горькие слёзы бесполезно — они не восстановят утраченного и уж точно никак не смогут развеяться по ветру и по частям собрать то, что давно кануло в лету, оставляя после себя лишь память и мысли. Луффи сейчас чувствовал себя полноценно и счастливо настолько, что хотелось немножко плакать. У него получилось вместить в зияющую дыру в груди Торао незаменимое теперь тепло. — Эйс в детстве говорил мне, что на ночном небе миллионы звёзд, и когда падает одна, после неё упадет ещё одна, а за ней ещё, и так до бесконечности… Я не понял тогда толком, но, находясь под влиянием момента, мне было грустно за звёзды и за одну ушедшую жизнь… В общем я тогда плакал, но Эйс продолжал говорить и отвлекать меня. Сказал, что ты никогда не будешь преодолевать свой путь один — если упадёшь, то с кем-то, а если предпочтёшь остаться на мирном небе, то никогда не будешь в одиночестве, ведь звёзды рождаются и затухают ежесекундно. Им нет конца и края… — Луффи хихикнул чему-то своему и ближе прижался к Ло, стараясь укрыть его от ночной прохлады. — Я не поверил тогда — сказал, что это тупо и вообще слишком сладко и противно… А сейчас понимаю, что я однажды также упал. И ты за мной. А затем и мои накама. Мы вместе может и не в толпе висящих в космосе звёзд, но где-то там… скрытые от людских глаз и косых взглядов, спрятаны под покровом ночи от жестокости и зла. Завороженно наблюдая за маленькими светящимися частичками, рассыпанными по небосводу кем-то неуклюжим, Ло не заметил, как с придыханием это всё визуализировал у себя в голове, придавая значение каждой звёздочке. Вот самая яркая освещает путь, привлекает на себя всё внимание и призывает глядеть на космос дольше, ведь тут помимо неё ещё бесконечное множество других, не менее значимых — стоит лишь вглядеться. Пленяющая россыпь. Великолепие в зримом. Отражение величия их мира и ничтожности людских жизней. — Твой брат… Я хотел бы его спасти. По крайней мере выживи он — тебе бы не пришлось переживать столько мучительной боли. Луффи заглянул в подсвеченные лунным светом янтарные глаза и улыбнулся всего краешком губ. — Тогда я бы не познакомился с тобой. Всё, что должно было случиться — случится, Торао. От этого не убежать. — Ты больше нравишься мне весёлым, — фыркнул в шутку Ло и ущипнул Монки за щеку. — Такие слова вредны для моего слабого сердца. — Давно оно у тебя послабело? Чуть смутившись, Ло отвёл глаза куда-то вбок и еле слышно промямлил: — С того момента, как увидел тебя на розыскном постере за тридцать миллионов белли. Приготовившись ко всему: насмешкам, смущению и даже впоследствии пожизненному чувству сожаления о том, что вообще сказал подобную чушь, Трафальгар махнул рукой, всем видом показывая, мол, забудь об этом. Монки даже думать не стал, прежде чем кинуться на шею Ло и сжать крепко-крепко руками уже не белую накидку дозора, которой хирург укрывался в последние два часа их разговора, в области лопаток. Так хотелось укусить или до хруста рёбер сжать это подрагивающее тело и никому не отдавать, а если и показывать, то только с разрешением самого Луффи. Какой безграничной любовью это являлось уже даже сложно было представить человеческому мозгу, но Луффи представил и захотел себе два тела, чтобы часть любви переместить туда, иначе он просто взорвётся. Хотя, тогда Ло будет обожать кто-то другой, кроме настоящего Монки… Это однозначно было плохим планом. — Хочу показать тебе всю вселенную и покормить мясом. — прошептал куда-то в область шеи Луффи и затем расслаблено опустился на свои колени. — А ещё ударить за то, что ты прибрался у нас в каюте. Уже обомлев от того, что с ним могут добровольно поделиться мясом, Ло не заметил, как под натиском чужого веса опёрся на травмированную руку и резко согнул её в локте, задев швы. Трафальгар прошипел, но скидывать Мугивару с себя не стал, боясь, что этот момент когда-нибудь кончится. Хотя, того и не потребовалось — Луффи сам подскочил, услышав недовольный восклик, и отодвинулся немного назад. — Всё в порядке? — Не вижу в темноте… Лишь бы не разошлись швы. Без промедлений Луффи сложил руки к себе на колени, прикрыл глаза, давая волю своей силе. Сначала его шорты окрасились в цвет меха на кромке, красная рубашка также стала белой, начиная с рукавов-фонариков и заканчивая кушаком, не сменившим свой лиловый оттенок. Медленная завораживающая метаморфоза, еле заметно сглаживающая лицо Монки, задела брови, закрутив их на концах в завитушку. Также медленно с корней побелели до этого смольные волосы и засветились приятным бело-лунным оттенком. Открывшиеся глаза засияли золотом. Добивающим моментом стало то, что вокруг Луффи образовались белые облака, ничуть не похожие на те реальные, которые плавают по небу. Трафальгар с рвением протянул целую руку вперёд, чтобы их потрогать. Упругие… — Вот. Теперь видно? — шёпотом. Может раньше Ло и видел форму так называемого пятого гира и вдоволь успел этим насладиться, восхваляя Луффи, как свою главную слабость ещё больше, но тот факт, что его применили осознанно ради такой незначительно вещи как какой-то порез от катаны, был способен отключить его от реальности. Если бы Ло был достаточно раскрепощён и отбросил все свои ужимки, накопленные годами вследствие различных травм, он бы уподобился Санджи и при каждой встрече глаза в глаза с Луффи судорожно вытирал рукавом кофты дорожки алой крови. — Видно, Луффи. — хирург взял мальчишку за жилистые плечи и отодвинул его любопытный нос от своего лица, — Можешь чуть подальше сползти? — Зачем? На Монки посмотрели как на дурака, глубоко вздохнув. — Мне нужно подлатать шов, а когда твоё лицо находится так непозволительно близко к моему, тяжело сконцентрироваться. И спасибо за светильник, ты очень удобный. — Ши-ши-ши, дай руку. — Трафальгар доверчиво положил свою ладонь в чужую и расслабленно прикрыл глаза. Всё-таки огромное количество времени, проведённого в отношениях с этим человеком, научило его не перечить и мириться со своей участью сразу, не пытаясь переубедить Монки. — Я не знаю, сработает ли это, да и мне сложно до конца понять суть моей силы, но… Они оба вряд ли смогли понять то, что сейчас произошло, но ноющая боль от распоротого шва испарилась так же резко, как и появилась. На лбу выступили капельки пота от шока, а на самом месте пореза не осталось ничего — только исходящий пар и еле уловимое тепло, как в детстве, когда на твою маленькую ранку дули, чтобы облегчить боль. — Что ты сделал? — Пожелал, чтобы тебе не было больно. — тепло ответил Луффи. — И… Всё, что ты пожелаешь — произойдёт? — Не знаю. И да, и нет. Может получилось, потому что я тебя травмировал, и я же искренне захотел, чтобы эта рана зажила, а может что-то другое… Не успев договорить, Монки ойкнул после того, как его тело крепко прижали к себе. Ло хотел сказать так много, что всех слов мира не хватило бы, но он не умел признаваться и показывать себя настоящего. Но для Луффи он мог учиться искренности хоть всю оставшуюся половину жизни. — Спасибо, Мугивара-я. — с придыханием промямлил Ло куда-то в волосы на затылке, зарывшись головой ещё больше. — Ты замечательный. — Не за что. Пойдем, нас ждёт ужин. Не захотев отпускать Луффи, хирург покрепче скомкал его белую одежду и, запустив руки в волосы, которые на ощупь были почти неосязаемы, приник к горячим губам. Температура тела того была куда выше, чем у нормального человека, и Ло уже хотел было запаниковать, но, вспомнив, что такое вполне нормально для силы Луффи, успокоился и прикрыл от наслаждения глаза, пока Монки решил перехватить инициативу на себя и изучал изгибы его лица всевозможными поцелуями повсюду. — Ты так светишься, что мне приходиться закрывать глаза. — с передышками между слов пробормотал Трафальгар и огладил указательным пальцем щеку Луффи над шрамом. — И не потому, что тебе нравится то, что я делаю? — Нравится. И ты тоже… — привстав на локтях, Монки чмокнули в лоб. — Нравишься. Лёгкий смех пронёсся по пространству, утопая где-то в глубинах вод пугающих морей. — Торао. — М? — А я тебя люблю. — и напоследок мазнув губами по другим, тем, что желанно мельтешили напротив, Луффи поскакал на камбуз, оставляя хирурга в надоедливом смущении.