Больница. Полдень. Один из коридоров Хирургического Отделения.
— Присядьте. Чаю? Как пожелаете. Итак… Сообщаю вам, что к нам пришли результаты обследования вашего сына. К сожалению, результаты терапии не привели к удовлетворительным результатам. Патология мальчика имеет ряд особенностей, крайне редких для моей… да что там, даже для мировой практики. На данный момент ясно, что с наибольшей вероятностью дальнейшие процедуры могут привести к летальному исходу. Всё в ваших руках, как официальных и фактических опекунов. Я не имею права запрещать вам продолжать лечение, но должен повторно подчеркнуть, что вероятность скорой смерти в таком случае становится крайне высокой. Операция на сердце не дала положительных результатов. У нас нет времени даже на восстановление. А повторную операцию он, почти наверняка, не переживет. Мне жаль… - опустив после последнего предложения взгляд, проинформировал доктор супружескую пару, сидящую напротив него в отделанном в консервативном стиле кабинете. — К… Как-так? Что же с ним теперь будет? - сквозь слезы произнесла женщина, а не услышав в следующую же секунду ответа, повысила голос: - Что будет с моим мальчиком?! — Марин… - тихим, хриплым от горя, но твёрдым голосом осадил муж, сжав руку супруги: - Какой… какой срок? — У мальчика осталось от одного до трёх дней. Точно нельзя сказать, но последующий расслоению, разрыв аорты — неизбежен. При этом, как я уже говорил, у нас нет времени на хоть какое-то восстановление, так как, начни мы операцию, в этот же момент его сердце откажет. Профессор Павлов проделал феноменальную работу. Его сердце не функционировало и мозг остался без доступа к кислороду. Больше пяти минут, между прочим, а с таким не выживают. А он же её пережил, дабы проститься с вами. — Это слабое утешение, доктор. Очень слабое. - через внутреннюю боль ответил мужчина, чьё лицо выражало бессильную злобу и раздражение: - Деньги — не проблема. Я профинансирую лечение хоть у врача самой королевы Елизаветы, если вы скажете, что есть хотя бы мизерный шанс на то, что мой сын выживет. Скажите, что он есть. Доктор, скажите, что не всё потеряно. Мужчина был на взводе и давно не ел — это было видно по тёмным кругам у него под глазами. Он говорил жёстко, так, как говорят те, кто привык повелевать. Рядом с ним у врача всегда пробегали мурашки по спине. — Мне очень жаль, даже за все деньги мира. Ему уже не помочь. Но ваш сын может помочь другим! Подростку, сверстнику вашего сына, нужно лёгкое. Ваш сын — идеальный донор… - вопроса озвучено не было, но присутствующие предельно ясно поняли, что именно доктор хотел сказать. — Вы хотите, чтобы мы продали на органы своего сына? Вы в своем вообще уме?! - яростно кричала мама мальчика на озвучившего своё мнение доктора. — А вы смелый человек. - криво ухмыльнулся отец, сжимая кулак до бела: - И наглый. Предлагаете такое родителям, при которых с секунду до этого приговорили их единственного сына к смерти. Такая напористость пригодилась бы в строительном бизнесе. Но сейчас вы в шаге от пропасти, и я бы настоятельно посоветовал вам выбирать следующие слова. К горлу врача подступил ком. Маленькая капелька пота устремилась со лба вниз. Перед ним сидел настоящий зверь, чья обманчиво спокойная речь заставляла каждый волос на теле чувствовать опасность. Прокашлявшись, медик продолжил более аккуратно: — Послушайте, я прекрасно понимаю, как это звучит. Но, тем не менее, решение принимать именно Вам. Но разрешите сказать, чтобы вы понимали, что пока ему найдут другого донора, он может скончаться. Ваш сын, со всем уважением, может спасти целую жизнь — и я считаю, это многого стоит. Чета обменялась тяжёлыми взглядами. Боль, злость, обида — всё это читалось на их лицах. И лечащий врач их сына не винил родителей за нежелание на как можно более долгое время продлить жизнь самого близкого человека. — Мы в любом случае поступим так, как пожелает Он. Ведь это именно его жизнь. - хмурясь, тихо сказал отец. — Дорогой, и ты туда же? Как ты можешь говорить о нашем сыне, как о подопытной свинке, что отдаст любому свои органы?- с осуждением и обидой проговорила мать мальчика. — Мы не можем решать за него. Ни я. Ни ты. - сказав это, мужчина сжал, от переполняющей его злости, челюсти, отчего его лицо приобрело по настоящему хищные очертания: - И не смей говорить со мной в подобном тоне. Твоё опекунство над нашим сыном, лишение его права на выбор, дали ростки несознательности. Благо, он более свободолюбив, чем ты и даже я. Не дав слова доктору и прервав толком не начавшийся спор, дверь кабинета, неожиданно для всех, открылась. И перед находившимися внутри предстал молодой парень, брюнет, лет восемнадцати-девятнадцати с бледной кожей и исхудалым телом. Но с сияющими жизнью глазами. — Доктор, раз уж мне не жить. Прошу Вас, спасите его. Я готов пожертвовать своим лёгким, если это спасет другого человека. - уверенно, но тем не менее дрожащим от волнения голосом, произнес он: - В таких ситуациях, обычно должна играть эпичная музыка, как в кино. - с грустной улыбкой произнёс парень. — Музыку захотел, сейчас как дам! Сразу она в твоей голове и появиться! - вскочив со стула и переходя на повышенный тон, низвергла мать. — Успокойся, дорогая. Это не то, что нашему сыну нужно услышать от матери в такой момент. Верно, сынок? - обняв жену, мужчина пристально всмотрелся в глаза единственного наследника по мужской линии: - Ты уверен? — Я спасу жизнь, пап. Чему тут сомневаться? - ярко улыбнулся мальчик. На самом деле ему было страшно. Очень страшно. Но, вместе с этим, он, впервые за многие годы, почувствовал себя нужным. И это давно забытое чувство горело в его душе столь ярким светом, что страх смерти на его фоне оказался слишком незначительным. В конце концов, мальчик давно уже смирился со своей судьбой, принял её жестокую волю. — Я прошу прощения, что отвлекаю вас, но пациенту требуется покой. Да и вставать, всё-же, не рекомендуется. - сказал доктор, взяв бледного мальчика за согнутую руку, после чего обратился к отцу семейства: - Я отведу его в палату, после чего вернусь и мы обсудим ваше окончательное решение. — Всё, как вы сказали, доктор. - кивнул отец, на последок улыбнувшись сыну. Попрощавшись с доктором и сыном, родители остались наедине друг с другом. Мужчина рухнул в кресло, после чего, просидев в молчании с минуту, шумно выдохнул, согнув спину и облокотив голову о сомкнутые на коленях руки. Пытаясь поддержать супруга, молодая женщина нежно провела рукой по его натренированной спине, сокрытой под дорогим костюмом. Это успокоило безутешного отца, и он, выпрямившись, улыбнулся любимой. — Ты же тоже заметил, какой он бледный и как облокачивался на дверь? — От тебя, как всегда, ничто не скроешь. А ведь он явно старался… Да, я тоже заметил. Видела, как у него горели глаза во время обсуждения пeресадки? Похоже, он стал взрослым, а мы и не заметили. — Ты прав. - согласилась с супругом жена и уронила голову на его могучее плечо.День пересадки
— Похоже, моё время пришло. Ахпф! Хотелось бы еще немного почитать, да видать не судьба… - прошептал про себя бледнолицый мальчик, услышав знакомое эхо от каблуков. Загнув по привычке угол страницы, он отложил книгу на полку. — Настал этот момент. Как поговорил с родителями? Надеюсь, что всё хорошо. Операцию буду проводить я и два хорошо тебе знакомых доктора. С одним лёгким можно выжить. Мы сделаем всё, чтобы ты смог ещё раз увидеть своих родителей. — Это явно не то, что врач должен говорить четырнадцатилетнему пациенту. - выгнув как Скала бровь, насмешливо заметил я: - Разве вы не должны сюсюкаться со мной и постоянно неуместно шутить, чтобы я расслабился и не нервничал? — Вот! Именно поэтому я и не сюсюкаюсь с тобой. Ты слишком проницателен для своего возраста и всё прекрасно понимаешь. - улыбнулся добрый доктор. — Да, я знаю, что могу умереть. Знаю также и то, что мама до сих пор не смирилась с моим выбором, хоть и старается не показывать этого. Знаю, что папа мучается и плохо спит, но, кажется, действительно гордится мной. Я многое вижу, многое понимаю. И уже давно всё для себя решил. — Чёрт… Ты самый взрослый ребёнок, которого мне приходилось лечить. - доктор взял меня за руку и крепко сжал: - Обещаю, что сделаю всё возможное. Сестра, везем его. Пока доктор отдавал распоряжения, я вспоминал разговор с родителями. Он прошел не так хорошо, как мне хотелось бы. Слёзы и грусть мамы до сих пор слишком свежи в моей памяти.У входа в "Операционную №2"
На каталке лежал молодой парень, прощающийся с немногочисленными родственниками. Со слезами на глазах и хриплым голосом женщина прощалась со своим сыном, который, вероятно, не вернётся из этих дверей живым. — Я тоже тебя люблю. И ты ведь помнишь, что часть меня будет жить в этом человеке? Поэтому, всё будет хорошо, как бы в итоге не вышло. - не понятно, кого пытаясь успокоить — себя или же маму —, сказал парень. — Я прошу прощения, но нам пора начинать. — Мы любим тебя, сын. - твёрдым голосом, крепко держа мальчика за руку, сказал отец, скрывая за маской мужской непоколебимости чувства самого обычного родителя, трепещущего над самым дорогим, что есть у него в жизни: - Встретимся завтра, когда очухаешься от наркоза? В… скажем, пять? Как считаешь? — Ага. Встретимся завтра. - улыбнувшись, ответил мальчик. Как бы он не хотел держать руку сына подольше, мужчина был вынужден отпустить её. Взгляды родителей беспомощно проследили за тем, как каталка с их сыном скрывается за дверьми в операционную. Все приготовления были завершены. На пациента надели кислородную маску, и анестезиолог пустил анестетик. Но до того, как препарат вступил в силу, у лежащего на операционном столе еще была возможность мыслить. «Похоже, вот и настал этот момент. Как же не хочется умирать. Я ведь больше не проснусь, да? Все эти заверения врачей… Как же сейчас хочется поверить в них, просто убедить себя, что всё будет хорошо. Но я чувствую свой конец. Это несправедливо! Ну почему, почему я?!» - его эмоций начали накаляться. Из глаз потекли горькие слёзы. От переполнившей всё его естество копившейся долгие годы злобы, он хотел кого нибудь ударить. Но, как быстро эмоции зашлись ураганом, так же быстро и стали подобны утреннему штилю. «Всё, хватит. Я ведь уже всё решил. Прорабатывал это уже тысячу раз. Не струшу же я, когда остался последний шаг. Да, всё так. Не важно, что моя жизнь закончится сейчас, самое главное, что моя жертва спасет другого человека. Разве это не хорошо, что я смогу спасти кого-то на смертном одре? Веки такие тяжёлые, а перед глазами как будто всё плывет. Похоже, вот и последние секунды моей жизни… Но как же жаль, что я не узнаю произошедшее дальше, и то, как закончится история падения… Рэ-Эстиза… Э-э-х, вот бы чего-нибудь почитать, да видать не судьба…»Кладбище. Полдень.
На поляне собралось небольшое количество людей. Все они были облачены в траурный чёрный цвет. Лица их были наполнены скорбью и печалью, некоторые же ревели навзрыд. А их слёзы мельком падали на опавшие осенние листья. Золотые и бронзовые листья после дождя буквально светились на солнце, и этот чарующий вид создавал удивительную, сказочную картину. Этот осенний день был на редкость жизнерадостным, словно мир издевался над собравшимися, не желая соответствовать их чувствам. А ветер, решивший прогуляться по этой поляне, казалось, выл. Как будто, напротив, разделяя эмоции присутствующих здесь людей. Эмоции, которые они не могли выплеснуть, а держали глубоко в себе. Сделав шаг вперёд, перед всеми на специальный помост встал мужчина в строгом костюме и с коснувшейся сединами головой. Это был отец мальчика. — Мы собрались здесь, дабы проститься с умершим. Кому-то он был сыном, кому-то другом… а кому-то стал небезразличен в последние месяцы своей жизни. - после этих слов взгляд мужчины ненадолго задержался на усатом полном человеке — лечащем враче его сына: - Он умер на операционном столе. Врачи давали ему несколько дней, но он выбрал пожертвовать этими считанными днями жизни и подарить один из своих внутренних органов нуждающемуся, дабы тот смог выжить. Мой сын вырос Героем — тем, кем я никогда не был и никогда не смог бы стать. Мой сын был достойнейшим из всех людей! Наверняка где-то там, он наблюдает за нами, и я желаю, чтобы «Там» он обрёл своё счастье. Чтобы кто бы то ни было оплатил моему сыну за ту бескрайнюю доброту и сострадание, кои он проявил здесь, на моих глазах. Чтобы сила его духа не растаяла и продолжила свой путь… На этом всё. Спасибо за внимание.Где-то в Мироздании
—…Будет интересно - решило существо, что находилось в прошлом, настоящем и будущем. Создатель и мучитель, правитель и разоритель. То, что было до и останется после. Великий и жалкий, алчный и милосердный. Оно всё и оно ничто. Его не понять, не обнаружить — ведь оно в каждом камне, каждой травинке и песчинке. Оно ваша матерь и отец, ваш брат и ваш враг. И нет у него имени, как и нет смысла в его существовании. И ищет оно смысл в вечном изменении порядка, хоть и нет порядка там, где есть оно, а значит всюду. — А если и не будет, то… какая разница?