be obedient

      Он медленно, растягивая удовольствие, проводит огоньком из зажигалки по лезвию кинжала. То покрывается копотью, мгновенно превращается из серебра в уголь. – Смотри, –Торд давит из себя оскал и подносит прямо к лицу своего друга раскалённый нож. Почти невидимый дымок струится вверх, пугая своей температурой, – Нравится? А теперь смотри мне в глаза.       Мэтт сглатывает - ему страшно. Горячее лезвие у жесточайшего человека, которого он только знает - что может быть ужаснее? Сердце так отчаянно хочет покинуть грудную клетку, и оба это чувствуют. Он с испугом смотрит в серые очи, подготавливает себя к неминуемой боли где-то на руках или животе, однако... Ничего не болит. Точнее, ничего не вызывает эту боль. Мэтт недоумённо хмурится и опускает взгляд туда, где примерно находится нож, и тыльную сторону запястья распирает жаром. Он болезненно вскрикивает, запрокидывая голову и содрогаясь в боли, пока улыбка Ларссона стремится вниз. – Разве я не ясно сказал? Смотри мне, блять, в глаза.       Торд прижимает лезвие к руке сильнее, пока не появляются кровавые капли, в это же время берясь свободной ладонью за чужой подбородок. Он близко притягивает Харгривза к себе: между их лицами всего пару сантиметров. – Больно, я знаю, –шепчет нежно, склоняя взор на дрожащие губы, а потом поднимая – Плачешь?       Мэтт шмыгает носом и стискивает зубы, не решаясь ответить. Он знает, что за это будет, но всё равно молчит. Торд отстраняется, вытаскивая кинжал из запекшейся кожи с кровью, прокручивает колёсико зажигалки и вновь ведёт огонь вдоль. – Торд, –тихо скулит рыжий, стараясь под видом попытки сесть удобнее отодвинуться, – Прости меня.       Ларссон останавливается. – За что? –суровый взгляд проходится по дрожащему телу. – Я не знаю. – Тогда зачем извиняться? –звук чирка - не получилось. – Прости, что отвёл глаза, –Мэтт соображает и с какой-то надеждой глядит на издевающегося.       Тот не роняет ни слова, лишь прикрывает веки и отпускает нагретый ребристый круг. Зажигалка отлетает в сторону, в ней уже явно не будет нужды; калёное остриё резко приближается к шее. Харгривз дёргается назад, судорожно пытается встать, но его мгновенно тянут вниз за руку. – Чёртова сука, сидеть! –выкрикивает Ларссон, как будто собаке.       Он грубо наваливается сверху, прижимая одну, раненую, руку своей, замахивается кинжалом. Мэтт почти отталкивает того, и всего один миг заставил замереть. Из горла выползает хрип, веки широко раскрываются, лицо искажено ужасом. Торд тяжело и томно дышит, далее отпускает рукоятку оружия. Кинжал воткнут в пол. – Не смей отрицать, что это не возбуждает, –спустя пару секунд их молчания у верхнего натягивается слабая улыбка, а лицо приближается к шее мученика. – Тебе нравится это, я знаю. –шепчет, сжимая запястье жёстче, – Я всё знаю. –другая ладонь мягко скользит по одежде с живота на ключицы. – Нет, –тихо и всё так же испуганно отзвается Мэтт, – Я не такой... Как ты.       Ларссон высокомерно ухмыляется, следом тёплый язык проходится по связке вверх, к уху. На это рыжий испускает сквозь зубы резкий выдох. – Я не такой ублюдок.       Торд выслушивает, хотя далее сковывает и вторую руку своего приятеля. – Неужели? – Да, –Мэтт хочет поджать к себе колени, но врезается в таз верхнего. – Как досадно, –тот умехается на попытку, с каждым словом всё сильнее сжимая ладони.       Наверняка на запястьях Харгривза останутся синяки и следы, правда, сейчас это так важно? Между ними витает напряжение сильнее электрического тока, и от этого мышцы стягивает какой-то похотливой плёнкой. Ларссон безжалостно опускает кисти того под свои колени, наплевав на ожог и болезненный скулёж. – Мне больно! –вопит рыжий, съёживаясь и вертясь. – Отпусти, мне очень больно!       Торд поначалу не реагирует, будучи озабоченным только для освобождения ножа из пола, но высокие крики колоколом отдавали на мозг. – Закрой рот, блядь, –когда кинжал (только спустя минуту) оказывается в руке, вторая яростно накрывает губы Мэтта. – Попробуешь укусить - зарежу к чёрту.       Злоба открыто виднелась на лице, лезвие, опасно находящееся прямо над головой, угрожало в любой момент быть воткнутым либо в глаз, либо в глотку - что больше нравится. Харгривз, только завидев блестящее остриё, прячет поглубже вырывающийся наружу вопль безнадёги. К тому времени Торд, удовлетворённый реакцией, вздыхает и корит себя уже за выброшенную зажигалку. Всё идёт наперекосяк! – Чёрт, –он потирает переносицу, опустив руку с оружием.       Ему ничего не мешает нанести увечья и без сверхпредельной температуры, но будет ли это так же интересно? Бессердечный взор ползёт сначала по заплаканному лицу, потом шее, плечам... Молча он кладёт нож на пол, тянется к вороту, пальцами отодвигает и открывает себе вид на бархатную тонкую кожу. Будь тут более яркий свет, а не проклятые сумерки, наверняка она бы сверкала. – Разрешишь? –задористо спрашивает, и без того зная ответ.       Он тут хозяин.       Ладонь небрежно подхватывает рукоятку, удобно устраивается над плечом, однако не успевает сделать и одного надреза, как тело дёргается. Порез выходит кривым. – Сука... Ты, блять, издеваешься? –Торд убирает со рта руку, ей же замахивается, и звонкая пощёчина прилетает на правую щёку.       Мэтт, шикнув, закусил губу, потом рванно выдыхает, сдерживая слёзы стыда. Прямо по лицу. По его, чёрт возьми, лицу! – Я тебя предупреждал. Не понимаешь? –ещё один удар: звонче, сильнее, унизительней. – Я спрашиваю: не понимаешь? –садист рыкнул, буквально взрываясь из-за неподчинения. – Понимаю, –выдавливает из себя тот. – Тогда какого чёрта ты делаешь? –ответ на вопрос не следует, хотя Ларссону он и не нужен, – Ещё что-то выдумаешь - я не знаю, что с тобой сделаю, –угроза вполне ясна.       Харгривз не даёт никаких знаков, лишь подрагивающие ресницы и жалостливое личико с опущенным взглядом сигнализируют о бьющемся сердце внутри. Торд усмиряется, с недоверием вновь поднимая кинжал над кожей и вгоняя остриё. Мэтт поджимает губы и хмурится - сразу готовится к боли. Лезвие входит глубже, до крови; с каждой минутой вырисовываются всё новые соединяющиеся между собой порезы. Красные капли медленно стекают по ключице узором. Линия, пауза, линия. Для рыжего подобная пытка длилась около получаса, хотя на самом деле прошло пять минут. – Вот и всё, –гордливо выпрямляя спину, мучитель любуется своей работой - его собственный знак, знак Красного Лидера.       Кровь медленно начинает застывать, хотя до конца не успевает - Торд опять наклоняется и бережливо слизывает струи, обжигая чувствительный участок. Мэтт вздыхает, снова пытается отодвинуться, но рука, несильно прижавшая его за бицепс к полу, заставляет лишь смириться со своей жалкой позицией. Закончив через время, Ларссон поднимает корпус, сладостно облизывается и в упор смотрит на приятеля. Последний же шмыгает время от времени носом, грустно смотря куда-то в сторону. Ладонь верхнего ложится на покрасневшую от удара щёку, поглаживает, далее быстро смахивает слёзы. Мэтт поднимает взгляд. – Открой рот. – Что? –он выгибает бровь. – Немедленно, я не буду повторять снова, –Торд из-под прикрытых век наблюдает за каждым сопротивлением его приказам. – Нет, не буду. – Забыл, как ты ворочился? Нож совсем рядом, сучка, –стальные глаза словно копают в мозгу яму для подчинения.       Мэтт поджимает губы; на миг его нос дёргнулся от такого унижения. Мерзость, ему и вправду нужно сделать это? – Живо.       Рыжий проглатывает вязкую слюну. Надежда на какую-то нежность уже улетучилась, стоило вспомнить о том, кто именно тут всем заведует. Рот неуверенно и стыдливо раскрывается, однако решение смотреть глаза-в-глаза стало невыносимо смущающим. – Умница, –бормочет Ларссон, спустя секунду с силой надкусывая уголок своей нижней губы.       Его брови лишь чуть-чуть дрогнули, а с багрового участка начала быстро вытекать такая же красная жидкость. Во рту скопилось приличное количество, и прежде чем Мэтт успел среагировать, Торд прижимается к чужому рту. Первый стал мычать, вырываться и активно вертеть головой, в то время как последний нахально-крепко хватает за подбородок и заставляет принять металлический вкус на язык. Кровь смешивается со слюной, ощущается так неприятно, густо, пошло; воздух становится жарче и душнее. С края не до конца заткнутых губ медленно вытекает тягучая алость. Их языки соприкасаются, как будто жгут друг друга. Короткое мычание доносится уже и со стороны Ларссона, хотя оно, скорее, не от отврата, а от игривости. Рёбра Харгривза поднимаются всё чаще, глаза зажмурены - лишь бы быстрее перенести этот позор. И хотя приходится раскрыть веки из-за укусанной до уже собственной крови губы, Мэтт дожидается конца: только спустя десяток секунд Торд приподнимается, приоткрыв рот и позволяя слюне протянуться между ними. – И разве я ублюдок? –его оскал выглядит зловеще с размазанной бордовой гущей. – Ублюдок, –всхлипывает Мэтт, снова закрывая глаза.       Всё-таки это было больно.