Blood, stereo and love

      Мелкий холодный дождь противно бил по лицу и как назло — Дазай забыл забрать зонт. Много вещей и друзей осталось в поместье, и теперь забрать он их не в силах. Фёдор сказал, что посоветуется сначала с соседом по квартире и перезвонит. И сразу после этого ебанул дождь! Вытянув из кустов свой заветный чемодан и, захватив на всякий случай свою верёвочную лестницу и еле как запихнув её в сумку, Дазай как можно скорее поспешил прочь от дома Огая. Осаму, яростно матерясь про себя, заскочил в ближайшее кафе, чтобы скрыться от дождя. У него почти не было денег, но есть уже хотелось, поэтому он сел за столик, заказав самый обычный чёрный чай, потому что он был дешевле всего. Подсчитывая все свои сбережения на данный момент: мелочь, что каким-то образом оказалась в карманах, несколько сотен в онлайн банке — он пил свой чай так медленно, насколько это было возможно. Внезапно зазвонил телефон. Звонил неизвестный. Номер показался Дазаю знакомым, и он вспомнил о бумажке с номером, которую ему дала Йосано. Быстро достав её, он сверил номера. И да, он был прав, звонила Акико.       — Алло? — с подозрением сказал Осаму, вдруг она ошиблась и дала не тот номер?       — Алло, Осаму-кун, это я, Акико Йосано, — раздался приятный женский голос с той стороны. «Блять, я же не давал ей номер, откуда он у неё?» — сразу возник вопрос в голове Дазая, но оказалось, что Йосано, видимо, умеет читать мысли, — Сразу скажу, что твой номер мне дала одна милая девушка из ваших слуг, — «Ясно, Наоми» — но это не так важно. Перейдём сразу к сути, твой отец мудила.       — Да ладно! Ты мне прямо глаза открыла! — Осаму саркастично развёл руками, хоть Акико и не видела этого, всё было понятно итак, Осаму язвит, и он зол, на неё, на него — на весь мир. — Может, что ещё нового расскажешь? Может то, какого хуя ты мне «сестра»?       — Пф, не дослушал и уже язвит, — фыркнула Йосано обиженно, но после продолжила, как будто ничего не слышала, — так вот, история долгая, но, думаю, ты должен знать. 23 года назад, на фронте, Огай повстречал мою мать. Она была медсестрой, а он — военным врачом. Со временем их общение переросло из отношений «подчинённый — начальник» в служебный роман. Это было в конце войны. Он уехал, обещав, что вернётся и заберёт мою мать, говоря, что любит её больше жизни и будет помогать ей всем, чем сможет, но он не вернулся за ней, так и не узнав, что она беременна. Всё детство я провела, слушая рассказы о том, какой он замечательный, как любит нас и что обязательно вернётся за нами, но мы получали от него лишь конверты с деньгами, немаленькими деньгами. Деньгами без единого слова. Моя мама была глупа, она ждала его всю свою оставшуюся жизнь. Вот спустя столько лет она тяжело заболела и умерла. Оставив мне завещание, оставив мне всё, она поручила найти отца. Наверное, при жизни она надеялась, что он примет меня и даст мне всё то, чего не дал за 22 года. Оказалось, что спустя 4 года, после того как он уехал, он встетил твою мать и чувствовав вину за то, что бросил мою маму, отправлял ей деньги, так и не узнав, что у него есть дочь. Забавно, не так ли? Я знала о твоём существовании благодаря новостям, которые мама не смотрела. Я не хотела расстраивать её и не рассказывала о том, что Огаю на нас посрать. В итоге, когда моя матушка была присмерти, последнее, что она мне завещала — найти его. Она даже в последние часы жизни думала о нём, пф, тешила себя надеждой, что он примет меня, будто он все эти 22 года знал обо мне и любил, что нагонит это время, даст мне ту «отцовскую любовь», которой мне якобы не хватало. Наивно, да? Я тоже удивилась, узнав, что она была права. Огай принял меня, взглянув на документы и на имя моей мамы.       — Так, это всё конечно очень мило и все дела, но меня то, блять, это каким образом касается? — Осаму нервничал, так как чай кончался, а дождь за окном — нет.       — Ты дебил? Ты только что узнал, что твоя мать любовница, а у тебя есть старшая сестра и ты не понмаешь, как тебя это касается? Серьёзно? — Йосано кажется была раздражена таким поведением Дазая, а ему самому было… нет, на самом деле не наплевать, но не будет же он этого показывать, верно?       — Эй! Твоя мать не была жената на Огае, так что моя матушка не была любовницей, и вообще, не смей так говорить о моей матери, блять! — Осаму уже довольно сильно вымотался, и поэтому лишь говорил злостно, сам он отчуждённо смотрел в окно. «Кажется, самое время сходить к маме…» — подумал про себя Дазай, пока Йосано опять возмущалась на фоне, он усмехнулся, — «А мы похожи с ней…».       — Я и не хотела тебя обижать, но моя мать первой равела роман, поэтому твоя — любовница! Это же логично, Красноголовик! — сипетила Акико, яро пытаясь что-то доказать. Вдруг, на заднем фоне стали слышны гудки — вторая линия. Осаму пришлось перебить сестру (Дазай и представить не мог, что будет кого-то так называть).       — Кого ты Красноголовиком назвала, а? И вообще, сестрица, не до тебя, мне звонят, поговорим ммм… Никогда! — Осаму быстро переключил на второго абонента, пока Йосано вновь не начала возмущаться. — Алло?       — Алло, Дазай, мой сосед согласен на то, чтобы у нас пожил мой «друг», но я не стал говорить ему, что это ты, так что ты мне должен вдвойне, — быстро и спокойно отчеканил Федор на другой стороне, и эти новости невероятно приободрили Осаму: у него есть, хоть и не надолго, жильё, ура. — Адрес скину смс, когда тебя там ждать?       — Ох, это чудесно, Федь, я буду около шести, — сейчас было около четырёх, Дазай задумался на пару секунд, он намеренно сказал время позже, чем то когда мог прийти, потому что… у него появилась мысль зайти кое-куда по дороге.       — Окей, — быстро ответил Фёдор и отключился.       «Черт, я не смогу купить цветы…» — промелькнула мысль в голове Дазая, и тот вышел из кафе, к счастью, дождь успел кончиться.       ×××       — Эй вы не поторопитесь, а? — Накахара стоял у входной двери и нетерпеливо притоптывал ногой. Он ждал Коё и Верлена, которые собирались, казалось, уже целую вечность. Из кухни вышел Рембо со стаканом воды в руках и подошёл к Чуе.       — Чу, не переживай, мы никуда не опаздываем, — Артур протянул ему стакан, — вот, выпей воды, успокойся.       — Но пап! Они там уже миллион лет одеваются! — Накахара взял стакан и, залпом осушив половину стакана, протянул его обратно. — Спасибо.       — Чу-чу, что ты опять возмущаешься? Мы же не виноваты в том, что ты одеваешь, что попало! — смеялась Коё, аккуратно сбегая с лестницы, ведущей на второй этаж, отчего её бежевое платье с принтом клубничек забавно развивалось, прямо под настроение хозяйки.       — Озаки! — Рембо окрикнул её, чтобы та не задирала Накахару.       — Я же шучу, па-ап, — нараспев сказала она и, подойдя к брату, потрепала его по макушке и тихонько посмеялась, на что тот попытался улизнуть, чуть ли не шипя, как кот.       — Может, вы успокоитесь уже? Шум на весь дом! — Верлен вальяжно спускался по лестнице, поправляя выбившуюся из общей массы прядь волос.        — Пойдёмте уже! — злился Чуя, уворачиваясь от разыгравшейся сестры, которая так и норовила вернуть брата в свои объятия.       — Ладно, Чуя прав, нужно ехать, иначе не успеем лазанью на ужин сделать, — Рембо пропустил детей вперёд, выйдя последним и закрывая дверь.       — Я на переднем! — крикнула Коё, быстрым шагом идя к машине.       — Ты была в прошлый раз, Озаки, сейчас очередь Чуи, — спокойно констатировал Поль, открывая дверь заднего сиденья машины.       — Ну, попробовать стоило, — пожала она плечами и разочаровано вздохнула, садясь рядом с Верленом.       Рембо тихо усмехнулся, видя их споры каждый день, они не перестают быть невероятно милыми для него. Чуя шёл перед Артуром, и внезапно тот его остановил.       — Чуя, — Рембо смотрел на Накахару с некой озабоченностью и говорил твёрдым, серьёзным тоном, — хотел поговорить с тобой наедине. Ты ведь снова подрался сегодня, не так ли?       — Это мои разборки, не волнуйся, со мной всё нормально, пап, — Чуе крайне не хотелось говорить об этом, тем более сейчас. Он правда скрыл от отца, что дрался, попросив помочь Коё с ранами, тем более, она учится на врача, как Рембо всё же узнал об этом — для Чуи загадка.       — Но я волнуюсь, Чу, я несу за тебя ответственность, и я люблю тебя, я не могу не волноваться! В последнее время ты чаще приходишь с синяками и в подавленном состоянии, я лишь хочу тебе помочь. Над тобой издеваются в школе? Ты состоишь в банде хулиганов? Или на тебя нападают? — Артур выглядел так испуганно, будто на него самого сейчас кто-нибудь нападает. Накахара же сделал глубокий вздох и поспешил успокоить его.       — Пап, успокойся, ко мне прикапывается только один тип, и я даю ему отпор, не нужно так беспокоиться, правда, — Артур смотрел с неким недоверием к этой фразе, но спустя несколько секунд удручённо вздохнул — спорить бесполезно, Чуя не даст ему ничего сделать.       — Ладно, мы потом ещё поговорим, а сейчас садись в машину, — Рембо улыбался немного грустно, но так тепло, как никто другой не мог.       Накахара коротко кивнул и улыбнулся в ответ, садясь на переднее пассажирское кресло. Артур не мог смириться с тем, что Чуя ему ничего не рассказывает, но и сделать с этим он ничего толком не мог. Он даже знает имя причины бед его сына, но не пойдет же он с этим в полицию! Это было бы неуважительно по отношению к Накахаре, это его право не говорить, но… неважно. Рембо разберётся с этим потом.       ×××        Осаму стоит напротив серой могильной плиты, огороженной красивым черным заборчиком, будто железным кружевом. На плитке аккуратными буквами с разными завитками выгравировано: «Элиза (Дазай) Огай 02.04.198Х — 19.05.2005». Не было никакой подписи, пожелания просто потому что она была никем и никому — женой она уже не была, друзей у неё особо не было, родственников тоже, один лишь Осаму был её сыном, но он был слишком мал, чтобы вносить какие-то корректировки и сейчас он об этом жалеет. В его руках был лишь маленький букет одуванчиков, белых и пушистых. Казалось, маленькому порыву ветра было легко оборвать все семена, оставив одни лишь стебли, но Дазай бережно прикрывал их от него. На душе было очень паршиво, он раньше часто приходил сюда поговорить с матерью, неизменно с самым красивым и дорогим букетом живых цветов. А сейчас он мог позволить себе только ебучие одуванчики. Он стоял так, не говоря и не шевелясь примерно минуту, спустя которую начал тихо говорить.       — Здравствуй, мам, — голос был совершенно спокоен, как и выражение его лица, он безразлично глянул на подобие букета в своих руках, не особо спеша его ложить, и продолжил говорить, глядя уже на могилу, — сегодня, как видишь, у меня довольно бедный букет, прости. Я ушёл из особняка. Насовсем. Помнишь, как я говорил, что хочу покраситься в красный? Я сделал это, мне нравится. Прости, что меня так долго не было, я…       Дазай не успел договорить, так как его прервал шум на входе на кладбище. Почему нельзя побыть тихими в таком месте?! Нет, блять надо поорать! Он злобно обернулся на звук и застал довольно неожиданную для себя картину.       — Кто первый до мамы, тот кладёт цветы! — доносится весёлый крик, сопровождающийся чьим-то женским «Не «кладёт», а «ложит»!», затем уже другим мужским голосом «Может всё-таки «кладёт»?», послышались препирания и смех, а на кладбище просто влетело несколько человек. Это… подростки? Впереди них бежал парень с мерзко-знакомой рыжей макушкой… «Коротышка?» — пронеслось в голове у Осаму, однако он только молча ошарашенно стоял и наблюдал за происходящим.       — Эй! Это же кладбище! — за детьми медленно зашёл довольно высокий худощавый мужчина с длинными чёрными волосами, собранными в неряшливую неплотную косичку, на его лице Дазай смог разглядеть заботливую усмешку, а в руках два бумажных свёртка, кажется это букеты. Он их отец? Когда мужчина понял, что достучаться не получается, он тяжело вздохнул и крикнул погромче, — Ладно, но не наступите ни на кого!       Осаму наблюдает за этой семейной картиной, ему кажется, что его сейчас стошнит от её приторного послевкусия. На секунду он задумывается о том, что было бы, если бы Элиза осталась жива, и он бы жил с ней, но его раздумья прерывается тем, что в него кто-то с силой врезается.       — Блять! — вырывается у Дазая, который чудом смог устоять на ногах, в отличии от оппонента. Ему знатно прилетело по плечу. Глядя вниз, Осаму видит кто же в него влетел — Чуя. Сука это мог быть какой угодно рыжий карлик, но нет! Это именно этот еблан!       — Простит- — Накахара уже было начал извиняться, но, подняв голову, увидел, кого же он чуть не сбил, казалось, в его глазах смешался шок со злостью и загорелись маленькие голубые огоньки, — Это ты!       Чуя вскочил на ноги и, кажется, он был уже готов послать Осаму куда подальше, но в него внезапно влетела девушка с похожими на Чуины рыжими волосами, собранными в пучок, видимо, его сестра, и они чуть не падают вместе. Выровнясь и выслушав короткие ругательства Накахары, она уставилась на Дазая. Спустя несколько секунд к ним, размеренным и спокойным шагом подходит парень постарше с блондинистыми, почти платиновыми, волосами. Подойдя ближе и заметив Осаму, он грозно уставился на него. Дазая это пиздец как бесило.       — Ну и чего вы тут, блять, столпились? — Осаму жесть как заебало, что они тут стоят и на него пялятся, однако на его слова не было никакой реакции, отчего Дазаю захотелось им просто врезать, но внезапно, девушка заговорила как ни в чем не бывало.       –Ты ведь Осаму? — она взглянула на могильную плиту и с некой грустной ноткой продолжила, — Твоя мама?       — Не твоё дело, сука, — огрызнулся в ответ Дазай, на что девушка явно оскорбилась и собиралась что-то ответить, но, заметив неподалёку мужчину, что шёл последним, поджимает губы и резко отворачивается, в возмущении. Всё происходящее прекрасно видит Накахара, буквально в первом ряду, и он был просто в ярости за такую дерзость. Он выступает немного вперёд, смотря прямо в глаза Осаму, в его собственных, казалось, можно было отчётливо разглядеть пламя Реки Стикс.       — Не смей так говорить о моей сестре, ты… — Чуя цедил предложение чуть ли не по слогам, но внезапно прервался, держа в голове то, что отец рядом и материться как-то не комильфо, а обозвать этого уебана хочется, в голове что-то щёлкнуло и Накахара выдал: — …ты скумбрия!        Все замерли. Кажется никто не ожидал чего-то такого. Осаму рассмеялся, но в его смехе была та надменность, с которой хулиганы смеются над своими жертвами.       — Что слова при папеньке сказать не можешь, карлик? — всё ещё посмеиваясь, съязвил Дазай, после чего со стороны Чуи послышалось короткое яростное «Да ты!» и он уже приготовился бить, но Накахарин порыв прервал подошедший к ним мужчина, который явно был озабочен тем, что тут происходит. Теперь можно было разглядеть, что у неё в руках два букета: первый из розовых китайских роз (камелии) и белых роз, а второй из тех же белых роз и белых гербер. Возможно это что-то значит, но Осаму в этом не разбирается и не собирается этого делать.       — Что такое? Чего вы здесь столпились? — светловолосый парень подходит ближе и аккуратно говорит мужчине на ухо.       — Это Дазай Осаму, он сломал Чуе руку месяц назад, и это с ним он постоянно влезает в драки, сейчас он оскорбил Озаки, если бы ты не пришёл, они бы подрались, — мужчина немного ошарашен, и благо Осаму не слышал, что о нем сказали, иначе бы сегодняшний день не обошёлся бы без похода в больницу, может даже на скорой… Он размышляет пару секунд, после чего коротко выдыхает.       — Так, ну всё же чего вы тут стоите? Идите к Лили и Розе, Поль, ты ответственнен за цветы, — мужчина передал, по-видимому, Полю, два букета, попутно вытянув из одного из них белую розочку, — я скоро вас догоню.       — Но пап! — Чуя явно не был доволен таким указом отца, в отличии от брата и сестры, и было начал возмущаться, но тот отрезал спокойным, но более твёрдым тоном.       — Я скоро приду, Чу, — на что Накахара в последний раз злостно глянул на Осаму и, резко развернувшись, ушёл за сестрой и братом, что уже успели отойти.       — Так ты Осаму, да? — мужчина начал спокойно, даже немного улыбаясь, он смотрит на каменную плиту и лицо его, кажется, становится немного печальным, — Элиза Дазай… Это твоя мама?       — Это не ваше дело! — огрызнулся Дазай, ему до сих пор не было понятно, какого хрена он стоит и беседует с ним.       — Да, прости, я понимаю… У меня у самого умерло две любимых жены… Вот, возьми, — мужчина улыбается с какой-то тянущей печальной горечью и протягивает белую розу Дазаю, — по твоему виду можно понять, что день выдался не самым лучшим, надеюсь, это хоть как-то его скрасит. Знаешь, белые розы означают тоску по человеку… Возьми, — Осаму не решался взять цветок, потому что больно всё это странно, но мужчина неловко улыбнулся и, кажется, это правда было искренне. В голове роились толпы мыслей, оскорблений и злости, но, ругнувшись про себя последний раз, Дазай всё-таки взял цветок и решил промолчать. Мужчина улыбнулся и, тихо хлопнув в ладоши, продолжил, — Ах, что-то я заболтался, а это ведь и правда не моё дело. Только вот, не трогай моих детей больше, хорошо? Они единственное, что у меня осталось и если с ними что-то случится… Кхм, думаю мне уже пора.       Мужчина ушёл вглубь кладбища, оставив Осаму стоять в недоумении. «Почему он был так добр ко мне?» — крутилось в голове и заставляло что-то неприятно тянуть в животе. Дазай взглянул на ту розу — она была свежей, будто только что расцвела, всяко лучше одуванчиков.        Осаму аккуратно положил розу около каменной плитки и, секунду раздумывая нужно ли ложить одуванчики, всё-таки оставил и их рядом с изящным цветком. «Рядом с ней они выглядят довольно ущербно» — подметил про себя Дазай. Он встал и, напоследок кинув «Увидимся, мам…», ушёл.       Нужно найти дом Фёдора до темноты.