Не влезай, убьёт!

Я ошалело уставилась на Малиновского, прикидывая прямо сейчас дать ему в морду или для начала с чувством, с толком, с расстановкой объяснить этому пижону, какая же он на самом деле падла. Обида захлестнула меня с такой силой, что даже дыхание перехватило, а к глазам подступили непрошеные слезы. Я подняла на Рому затравленные глаза, лихорадочно соображая, как красиво отреагировать на подобное хамство, чтобы не уронить собственное достоинство и не дать ему очередной козырь в руки. Прикусив губу посильнее, чтобы не разреветься, в очередной раз продемонстрировав свою слабость, я постаралась принять невозмутимый вид и бросила небрежный взгляд на его руку, сжимающую мой локоть. Глаза Малиновского горели обидой, но между тем тянули меня как магнит, я тонула в них, теряя связь с реальностью, но его самодовольный вид вернул меня на бренную землю. Я вспомнила все его лживые упреки, ядовитые интонации в голосе и, наконец, взяла себя в руки, переключившись на другие эмоции. Уже через минуту во мне вскипел праведный гнев в перемешку с обидой. Именно он придал мне сил на борьбу с моими чувствами и самой собой. Мой разум резко натолкнул меня на мысль, что мальчики заигрались, возомнив из себя вершителей судеб. Когда же, в конце концов, до них дойдет, что нельзя играть с человеком, как с деревянной куклой? Теперь я сделала окончательный вывод, что мой бывший возлюбленный хронически обурел и, кажется, мне пора напомнить ему, кто тут прав, а кто виноват, но я займусь его воспитанием чуть позже. За мной не заржавеет. Я же Жданова — страсть и интриги у нас в крови. Спасибо моей драгоценной маман. Я, честное слово, хотела закончить весь этот балаган и как можно скорее отправиться на выручку подруги, но беспардонный, полный превосходства, взгляд этой сволочи окончательно вывел меня из себя. Здравый смысл и эмоции впали в лютую конфронтацию, толкая меня высказать этому кретину всё, что наболело. Вырвав руку из его стального захвата, я притянула Романа за воротник рубашки и начала свою гневную тираду, глядя в его бесстыжие, но все равно такие притягательные, зеленые глаза: — Ты, Рома, головой ударился? Забыл всё, бедняга? Да? — с театральной жалостью в голосе спросила я. Гневно скользнув по нему глазами сверху вниз, я сильнее сжала ворот рубашки и притянула обалдевшего Малиновского ещё ближе. — Какого хрена ты обвиняешь меня в собственных грехах? Для склероза в твоем возрасте еще рановато, но так уж и быть, я напомню тебе, раз у тебя так удачно обнаружилась амнезия! — он был так близко, что я ощущала на своих губах его горячее дыхание, которое не могло не сбивать с мысли, заставляя хотеть совсем другого в эту самую минуту, плюнув на все доводы рассудка, но я стойко старалась не поддаваться чувствам и, сцепив зубы, медленно, почти по слогам процедила: — Ты изменил мне! Ты! Не я тебе, как тебе хватает наглости сейчас утверждать, а ты! Я, как последняя дура, ждала, скучала безумно, ревела в подушку каждый день, когда ты не звонил. Это я хранила верность кретину, который развлекался здесь направо и налево со всеми, кто попадался под руку. Я сидела в застенках, оплакивая нашу с тобой так внезапно закончившуюся любовь. Я винила себя, думая, что заигралась в шпионские игры с Кирой, что ты просто запутался и не знаешь, кому верить. А тебе банально захотелось новизны. А я, дура наивная, я заживо себя похоронила, потому что любила тебя и верила каждому твоему насквозь фальшивому слову. Это мне никто не был нужен кроме тебя, пока ты развлекался в чужих постелях. А теперь тебе хватает наглости предъявлять мне претензии, обвиняя меня в том, что я спала с кем попало? — казалось, что с каждым высказанным словом с души спадает невидимый камень и становится легче, поэтому мой гневный монолог, подходя к финалу, становился всё тише, а последние слова я уже произнесла и вовсе спокойно: — Запомни, Малиновский! Ты перестал для меня существовать тогда, когда переспал с теми двумя шлюхами. Тогда я поняла, кто ты есть на самом деле: лицемер, трус и бабник! Поэтому лучшее, что мы сможем сделать друг для друга — это забыть обо всем. Не смей больше ко мне приближаться. Никогда! — я отпустила его, оттолкнув от себя подальше и отвернулась, наконец выдохнув, но затем резко обернулась, добавив безжизненным голосом: — Хотя, нет! Знаешь, будет лучше, если ты даже дышать в мою сторону не станешь! Кажется, ты пару недель назад сказал, что у тебя куча бабочек, и все они в тебе нуждаются. Ну, так и иди, самоопыляйся, Ромашка, тебя, вон, твоя капустница заждалась. Хватай свой сачок и вперед на подвиг, а свои претензии в мой адрес засунь себе в… портфель и поглубже! Пожалуйста! А сейчас извините, разрешите откланяться. Желаю счастья в личной жизни! — я сделала реверанс, отсалютовала Роме рукой и двинулась в сторону выхода, потянув за собой стоящую на буксире Юлиану. Мы почти добрались до двери, когда мне в спину донесся голос Романа с нотками обиды и горечи: — Я никогда не изменял тебе. Я любил только тебя и всегда был на твоей стороне. Каждый раз искал оправдание твоим поступкам и подтверждение твоим словам. Я пытался помочь, веря только тебе на слово. Я защищал тебя перед всеми и не верил, что ты могла опуститься до того, что о тебе говорила Кира. Моя Алиса на такое была не способна. Она — чистая, нежная, безбашенная, но только моя. Как же я ошибался! Слава Богу, нашлись добрые люди, открыли глаза влюбленному идиоту. А ты ведь могла мне сказать, что разлюбила, что я тебе больше не нужен, но вместо этого ты лгала о своих чувствах, а сама просто развлекалась, не удосужившись сообщить, что давно нашла мне замену. Почему о том, что ты беременна, я узнаю от людей, которых первый раз в жизни вижу? Как можно было опустится до такого: переспать с мужиком вдвое старше себя, родить от него, а потом еще и скинуть малыша на руки его жены! Да кто ты после этого? Хотя, о чем это я? Он ведь у тебя был не единственным, ты ведь даже сама не знаешь толком, от кого родила! В один миг я развернулась и снова бросилась к Малиновскому, что стоял весь красный от злости и нервно сжимал дрожащие кулаки. Казалось, что ему сейчас было не менее больно, чем мне, но анализировать в тот момент я была не в состоянии. Я попыталась придать лицу безразличное выражение и, скрестив на груди руки, с ехидством в голосе ответила: — Вот это номер! Это, оказывается, я гуляла! И беременной даже успела побыть. Интересно-то как! Что еще нового? Я виновата в глобальном потеплении и полном вымирании динозавров? Знаешь что, Малиновский? Как я от тебя устала! И хоть это не твоё дело, но все-таки я сообщаю тебе информацию из первых уст. У меня никого не было ни до, ни после, ни, тем более, во время тебя, придурок. Какая беременность, ты совсем идиот? Куда она, блядь, делась, рассосалась что ли? — орала я благим матом, уже не обращая ни на кого внимания. Объятая праведным гневом, я вмиг преодолела разделяющее нас расстояние и не без удовольствия влепила Малиновскому звонкую пощечину. По щекам от досады покатились крупные слезы — опять я показала ему свою слабость, но ничего поделать с собой не могла. Меня переполняла злость на него. Почему он просто не приехал и не поговорил со мной? И тогда, возможно, мы могли бы еще спасти наши отношения и сейчас были бы счастливы. Может, у нас даже подрастала бы милая девчушка, копия меня, или карапуз, как две капли воды похожий на Ромку, ведь мы так мечтали об этом, лежа в объятьях друг друга. Мы пили бы чай в кругу друзей, и наша дочь была бы такой же счастливой, как я, в тот злополучный день знакомства с Воропаевыми, когда самые близкие люди меня любили и мной восхищались. Я вытирала слезы, глядя Роме в глаза. В их глубине я видела, что наши мысли сейчас лились в унисон, подбрасывая обоим картины так бездарно потерянного счастья. Оказывается, все было еще хуже, чем я думала. Его измена была лишь одной стороной медали, а вот его недоверие было для меня во сто крат больнее. От осознания, что он поверил кому-то, а не мне, на душе становилось так тоскливо и холодно, что хотелось выть и крушить все вокруг. И напиться хотелось, очень. Вот, значит, какого он обо мне мнения! Какая тут любовь, когда задеты гордость и честь, а каждое слово ядовитой стрелой вонзается в сердце?! Нет, к черту всё, я больше ему не позволю себя унижать, и доказывать я ему больше ничего не буду! Он этого не заслуживает. Пусть думает, что хочет, предатель! А предателей я прощать не умею. — Я думала, что точку в наших с тобой отношениях мы поставили еще тогда, нет, наша история закончилась только что. Запомни, Малиновский! Ты для меня больше не существуешь! Вот это — наш с тобой финал! — процедила я сквозь зубы и, не дав ему времени опомниться, а себе разрыдаться окончательно, я быстрым шагом скрылась из виду, оставив его в полной растерянности. Я неслась вперед даже не замечая, что уже бегу, не разбирая дороги. Хотелось оказаться как можно дальше от его слов и от своих обид. Эмоции переполняли меня, разрывая на части и не позволяя сосредоточиться. Мое состояние граничило с безумием. Я была так зла и обижена, что попадись мне на дороге пара-тройка гор, я бы их голыми руками сокрушила, не то что свернула! А еще очень хотелось, чтобы на дороге возникла Кира, эта дрянь, что испортила мне жизнь, лишив меня всего, пытаясь занять моё место. Ещё и брата моего угробить решила, но этого я ей сделать не позволю! Может, просто заказать её, и на одну тварь в этом мире станет меньше? Но нет, слишком легко. Смерть — слишком простое наказание за все, что она натворила. Да и руки марать об эту гадюку не хотелось. Пускай живет и мучается, но сначала пусть вернёт все, что она своими интригами прибрала к рукам. Проще говоря — с такими, как Воропаева, нужно играть по тем же правилам и теми же методами, иначе не выиграть. Я всё бежала, потерявшись в хаосе мыслей, пока меня не окликнул Юлькин голос. — Алиса, да постой ты, наконец! В чем дело? О чем говорил Малиновский? Какая к черту беременность?! Почему он думает, что это ты ему изменила, а не он? — Юль, ты серьезно не понимаешь откуда ветер дует? Кира просто свалила на меня свои грехи. Всё, включая своего ребенка, которого она здесь нагуляла. Малиновский думает, что это я пошла по рукам, родила черт знает от кого, да еще и малыша скинула, чтобы избавиться от ненужных хлопот, а его просто держала прозапас, периодически ублажая, — я практически взвыла раненным зверем, уткнувшись лбом в Юлькино плечо. Юлиана ласково теребила меня по макушке, пытаясь успокоить, и по-матерински приговаривала вполголоса: — Почему ты ему ничего не рассказала? Почему не объяснила, кто за всем этим стоит? Ты же его любишь, и он тебя любит не меньше! Это же ясно как белый день! Почему ты сдаешься и позволяешь очернять себя, допуская, чтобы он делал неправильные выводы? — Юля, он поверил неизвестно кому, даже не поговорив со мной. Вместо того, чтобы приехать ко мне и спросить все на чистоту, он выбрал утешение в чужой постели. Рома знал меня лучше всех. Знал, что он у меня первый и единственный, у нас были планы на совместное будущее, но он послушал несмотря ни на что первого встречного, кто наплел ему с три короба, и пошел утешаться в кровать к первой попавшейся бляди. Тебе не кажется, что когда любят, так не поступают? Не хочу об этом и закрыли эту тему наконец! Наша история с Малиновским закончена! Слышишь? Уже отыграл последний аккорд похоронного марша. У меня есть дела поважнее, чем доказывать похотливому кретину, что я ни в чем перед ним не виновата, — я повернулась к Юлиане спиной, сделала глубокий вдох и медленный выдох и приняла невозмутимый вид. После разговора с Романом, по венам растекался густой адреналин, причём выделялся он в таких количествах, что организм просто требовал, чтобы я немедленно перестала над ним издеваться. Нужно было срочно избавиться от этого свинцового груза, поэтому я твердо решила направить разбушевавшиеся гормоны в созидательное русло, то есть, на спасение Катерины. Я стремительным шагом двинулась в сторону стойки ресепшена, по дороге придумывая правдоподобную версию, как расколоть хостес на предмет местонахождения брата. Гнев придавал мне сил, заставляя мозг работать в усиленном режиме. Изобразив на лице радушие, я направилась к стойке администратора, держа наготове парочку крупных купюр. Миловидная, чуть полноватая блондинка, лет сорока, одетая в черный брючный костюм, стоявшая до этого с абсолютно безразличным лицом, завидев меня, поспешила нацепить на лицо маску раболепия и поспешила поприветствовать меня на чистом английском: — Добрый вечер! Чем я могу Вам помочь? — Здравствуйте. Меня зовут Алиса Жданова. Могу ли я узнать, в каком номере остановился мой брат, Андрей Павлович Жданов? Мы готовим ему вечеринку в честь свадьбы и хотели бы сделать ему сюрприз. Я была бы очень признательна, если бы Вы помогли нам найти его номер, — мило улыбнулась я, незаметно пододвигая купюру по направлению к хостес, прикрыв её ладонью. — Сожалею, но господин Жданов вместе с невестой отправился в свой номер, четко дав указание, чтобы его никто не беспокоил, — блондинка поджала губы, продолжая вежливо улыбаться, но ее тон немного изменился. Она непоколебимо отодвинула от себя купюру, приняв максимально беспристрастный вид, чем дала нам понять, что помогать она нам не собирается. Мы попытались было убедить ее, что координаты нужны нам на будущее, но женщина оставалась непреклонна. Опустив головы, мы с Юлианой побрели в гостевую зону, где плюхнулись на большущий диван. В голову, как назло, ничего не приходило. Найти Катерину в огромном столичном отеле было так же нереально, как искать иголку в стоге сена. Но, видимо, небеса решили дать нам шанс, послав провиденье в лице пьяного Синицкого. Изрядно навеселе, он, как по заказу, вывалился из ресторана на первом этаже отеля, обнимая за талию двух длинноногих брюнеток. Внезапно они остановились, и одна из девиц страстно прильнула к губам Димы, а вторая присосалась к шее. Я поморщилась от отвращения и повернулась к покрасневшей от злости Юлиане. — Так, выдохни и не смотри туда. Подумаешь, сосется с бабами. Ты же знала, что он моногамностью никогда не отличался. Ну, не расстраивайся ты так! Тьфу на него. Он же мизинца твоего не стоит, Юль! — попыталась я успокоить подругу, но, кажется, у меня это плохо получалось. — Уж кто бы говорил, — хмыкнула Юлиана, намекая на мое недавнее состояние. — Справедливо! Но у нас есть дела поважнее, мы преследуем благороднейшую цель — подругу спасаем. Давай, соберись, нам нужна холодная голова! Посовещавшись, мы решили установить слежку за Синицким, так как знали, что как только мы найдем его личное «гнездо разврата», найдем и всех остальных участников нашего реалии-шоу «В мире козлов». Они же всегда в стадо сбиваются. Оставалось только по-быстренькому замаскироваться, чтобы Дима не заметил хвост. Мы оглянулись вокруг в поисках чего-нибудь, что сгодилось бы для маскировки, и мгновенно уверовали в свою везучесть. Позади нас, в укромном уголке стояли забытые аниматорами плюшевые костюмы: огромная, ярко-желтая утка и уютная панда, напоминающая милую пижамку. Поскольку усов, париков и шляп нигде замечено не было, пришлось довольствоваться тем, что есть. Естественно, пытаясь занять наряд поудобнее, мы с Юлькой, переглянувшись, бросились наперегонки к своей цели, попутно прячась за колоннами, чтобы нас никто не заметил. Слету заскочив в костюм панды, я нацепила плюшевую голову и оглянулась в сторону Юлианы. Огромная желтая утка с бегающими глазами вызвала у меня приступ истерического хохота, который стал привлекать ненужное внимание. Я не видела выражения лица Виноградовой, но по жесту крыла, которым она провела вдоль утиной шеи, я отчетливо поняла, что наказания мне не избежать, если кто-то нас узнает. Как назло, мой смех был прекращен так «вовремя» материализовавшимся из ниоткуда Малиновским, который бесстыже лапал двух девиц, проталкивая свой язык в рот той, что была поменьше ростом. Веселье вмиг куда-то улетучилось, и я уж было двинулась в сторону своего любвеобильного друга, когда почувствовала, что меня кто-то настойчиво тянет за хвост в сторону лестницы. Утка угрожающе кивала мне и даже пыталась зажать крыло в кулак. Я потрясла головой, отгоняя нахлынувшие эмоции, и быстрым шагом двинулась в сторону лестницы, как бы невзначай задев Малиновского плечом, да так, что он прикусил язык одной из своих избранниц на ночь. Но я прокололась, бесцеремонно разбудив спящего зверя, и в этот раз щадить меня никто не собирался. — Смотреть надо куда идешь! Я из-за тебя девушке язык прикусил. Извинись хотя бы, ты, китайский мишка, пока не получил по своей плюшевой безмозглой башке! Я сейчас научу тебя хорошим манерам! — на повышенных тонах высказался Роман, а я, растерявшись, испуганно отпрянула от него. Я уж было собралась удирать, предварительно бросив что-то вроде извинений, но ему этого показалось мало, и он угрожающе ринулся в мою сторону, явно собираясь выплеснуть на меня весь негатив, которым я сама же наградила его чуть ранее. Драка мне была не нужна и времени на нее не было, но Рома отпускать меня не спешил. Заметив, что ситуация выходит из-под контроля, мне на помощь поспешила Юлиана. Оттесняя Малиновского к дальней колонне в ритме танго, она опрокинула его, как будто собиралась поцеловать, а затем резко притянула обратно, после чего закружила его в танце, постепенно отдаляя его от меня на безопасное расстояние. Обалдевший Ромка не успел никак отреагировать, а я, воспользовавшись этой заминкой, пулей бросилась вслед за Синицким, оставляя Малиновского танцевать с безумной желтой уткой. POV Екатерина Пушкарева Андрей взвалил меня на плечо, как мешок с картошкой, абсолютно не обращая внимания на мои протесты и возмущения. Еще и по заднице пару раз хлопнул, чтобы я притихла. От такой наглости я даже дара речи лишилась. Это ж надо, какой нахал! Запах виски свидетельствовал о том, что он уже изрядно поднабрался, и спорить с ним было бесполезно. Это же Жданов! По Алискиным и Юлианиным рассказам я знала наверняка, что пьяный он вообще неуправляемое невменько. Мне не оставалось другого выхода как смириться на данном этапе с таким хамским отношением к своей персоне и надеяться, что девчонки найдут способ, как вызволить меня из логова этого дракона. На стойке ресепшена Андрей взял ключ, бросив администратору, что хочет уединиться с будущей женой, а потому ни в коем случае не беспокоить нас и настрого запретил говорить кому бы то ни было, в каком номере он остановился, дабы никто не нарушил нашу долгожданную идиллию. Он обольстительно улыбнулся ей и пододвинул стодолларовую купюру, а у меня в голове пронеслось, что девочкам ни в жизнь меня не найти в этом отеле, если, конечно, они уже не обзавелись сворой полицейских собак. Быстро поднявшись по лестнице, Жданов занес меня в номер, в два шага преодолев расстояние до постели. Кинув меня на кровать, он одним движением расстегнул манжеты пиджака и, не мешкая, откинул эту ненужную деталь гардероба. Нависнув надо мной на вытянутых руках, он жадно стал целовать мою шею и грудь, будто для него сейчас не было ничего важнее. Длинные пальцы уже перебирали юбку, бесстыдно оголяя мои ноги. Я пыталась помешать ему, но он бесцеремонно перехватил мои запястья и лишил меня последней возможности сопротивляться. Крышу сносило, я таяла от его поцелуев и ласк, от его запаха, как масло на солнце. Еще пытаясь противостоять его напору, я старалась сохранить остатки здравого смысла, извиваясь под ним змеей и мотая головой. Брыкаясь, я пыталась высвободить руки из-под его мёртвой хватки. Я настойчиво пыталась пресечь все его попытки зайти дальше, чем уже зашло, но, казалось, это его только больше заводило, и он стал ласкать меня с утроенной силой. Я все еще пыталась сопротивляться, но это было бесполезно, тем более, что в душе я уже давно сдалась на милость победителя. Я предприняла последнюю попытку обратиться к остаткам здравого смысла Жданова и, заглянув ему в глаза, я с нежностью произнесла: — Андрюш, не нужно, мы не можем. Ты почти женат. Я так не могу, пойми, любимый, — сказала я и прикусила себе язык. Да что ж такое то?! Он не должен знать о моих чувствах, но, кажется, эта фраза не была им услышана, и я с облегчением вздохнула. Мой разум твердил одно — что это все неправильно, что он чужой мужчина, да и правит им похоть. Я нужна ему лишь как игрушка, как непокорный трофей, который посмел не подчиниться, поэтому сейчас он возьмет всё, чего так желал и уйдет к очередной рыбке или бабочке, а я останусь гореть, как когда-то Алиса. Мой мозг уже не управлял телом, оно уже сдалось, потому что это был мужчина моей жизни. И пусть это даже не навсегда. Даже если я завтра проснусь и пойму, что все закончилось, все равно это будет лучшая ночь в моей жизни. Я уже не могла и не хотела ему сопротивляться. Поэтому, когда мои слова его только еще больше распалили, и он даже не удосужился мне ответить, потому что был слишком занят более важным делом. Я плюнула на все и просто откинулась на подушку. Я задыхалась от возбуждения, неосознанно расстегивая его рубашку и, запрокидывая голову, чтобы ему было удобнее меня целовать. Каждое движение языка приводило меня в неописуемый восторг, легкие покусывания и собственническая ладонь, исследующая мое тело, заставляли меня осознавать, что я не смогу принадлежать другому ни минуты. Я не могу без него дышать, да что там не могу, я даже не хочу. Когда я почти полностью расслабилась, прикрыв глаза и лаская обнаженную спину любимого, возбужденный хриплый голос разрушил все волшебство момента. — Я думал, ты другая. Думал, что ты особенная и защищаешься от моих посягательств только потому, что ты нежная и хрупкая, а ты, оказывается, просто расчетливая стерва. Нашла себе последнее приключение перед свадьбой. А я ведь влюбился, как последний идиот, полюбил. С ума сходил эти две недели, пока тебя не было. Благодаря тебе у меня секса не было все это время, но сейчас ты за все ответишь! Ты стала для меня наваждением. Я с Кирой готов был расстаться. Я прилетел сказать, что прощаю, что ты нужна мне. Но не успела ты исчезнуть, как я застаю тебя в объятьях другого мужика. Я списал все на обиду. Я хотел показать тебе, что мне нужна только ты, поэтому просто целомудренно лег рядом, не смотря на то, что у меня сносило от тебя башню, я полночи отжимался и ходил вокруг тебя, чтобы не потревожить твой сон, как цепная собака. А на утро ты просто сбежала, и я узнаю, что ты готовишься к свадьбе. Ты — дрянь, Катя. Я готов был завязать ради тебя с прошлым, но оказалось, что не за чем. Той девушки, что я себе придумал, никогда не было. Ты заплатишь по всем счетам. Ты мне должна: и за обман, и за то, что опозорила меня на всю Москву, и за то, что я в каждой женщине вижу только тебя. Твои глаза и улыбку. За то, что я по настоящему полюбил, но любить тебя было нельзя. Я буду поступать с тобой только так, как ты того заслуживаешь! Ненавижу тебя, слышишь? Стерва! Я хотела возмутиться, сказать, что я ему поверила. И нет у меня никакого жениха. Отхлестать его по роже за каждое обидное слово и жесткое прикосновение. Напомнить, что когда человека любят, не идут спать с первой встречной на утро после признания. Но он даже рта мне раскрыть не дал, заткнув его страстным поцелуем, и запустив руки мне под белье. Его ласки стали грубее и требовательнее, мой рот был занят его языком, а мои руки уже, вот черт, расстегивали его ремень. Мне нравился его напор и страсть, его ласки были необыкновенно притягательными для меня, заставляя подчиниться ему полностью. Я уже решила сделать себе подарок, плюнув на сопротивление, полностью отдаться в его власть один единственный раз, последний раз. Я отвела глаза к окну с блаженной улыбкой, чтобы взглянуть на то, как прекрасно сегодня звездное небо, но в окне, вместо звезд и луны я увидела огромную голову панды, закрывающую лапами глаза. Я часто заморгала, припоминая, сколько ж я выпила, что меня прикрыла своим пушистым хвостом белка, вернее панда, но медведь с балкона не исчез и даже показывал мне жест «тихо», а во входную дверь начали настойчиво барабанить, заставив Андрея оторваться от меня и пойти придушить нарушителя нашего спокойствия, но планам не суждено было сбыться, поскольку, открыв дверь, Андрей в момент опешил, обнаружив там огромную желтую утку. — А Вы не подскажете, как пройти в библиотеку?