Хороший друг

             Говорят, я сумасшедший. Немудрено – окружающие никогда не понимали меня. Да и сейчас ничего не изменилось. Мне уже 24. В моем возрасте работают, получают второе образование, заводят семью. А у меня и девушки ни разу не было, а в ВУЗе одни проблемы.       Неделю назад умерла моя бабушка, которая хоть как-то могла приводить нашу семью в порядок. Хотя и семьей нас трудно назвать: мы практически не пересекались, хоть и жили втроем в однушке. Мать только и делала, что пропадала на работе, на которой играла в гребаную «Ферму» за компьютером фирмы, поэтому дома вечный бардак, из-за которого ничего не хотелось делать. Да и я хорош – ни разу пальцем не пошевелил, чтобы банально пыль протереть. Но то, что матери почти никогда не бывало дома, к лучшему для меня, ведь стоило мне попасться ей на глаза, она начинало орать из-за моих проблем с учебой: я три раза переводился на 3 курс, заваливал каждую сессию, из-за чего матери приходилось отдавать огромные деньги на покупку троек за мои экзамены. Только вот диплом не купишь, а его я так и не защитил. Отчего мне предстояло снова переводиться на 3 курс, на другой факультет, как гласили правила ВУЗа, чтобы снова завалить сессию.       Наверное, это у нас семейное – 24/7 проводить время за компьютерными играми. Только в отличие от матери я играл в игры посерьезнее, к тому же, время от времени донатил. Мать, узнав о моих таких растратах, заблокировала мою банковскую карточку, да вот только я знал пинкод от ее и продолжал тратить теперь чужие деньги, а эта женщина все недоумевала, куда они пропадают с ее счета, а проверить платежи не догадывалась. Глуповатая она вообще, часто ее дурачил. Да и во все вранье, которое я постоянно придумывал, чтобы отмазаться, она всегда верила. Ни разу не усомнилась в моих словах, хотя тут и дураку понятно – правды от меня не жди.       Все бы ничего, можно так жить годами, пока мать не помрет, ведь обеспечивать я себя не смогу, да вот только недавно я ей случайно ляпнул про свои суицидальные мысли. Не думал вообще, что она уделит этому какое-то внимание: обычно мимо ушей пропускала, но в этот раз почти на следующий день повела меня к психологу, где и закончилась моя беззаботная жизнь.       Я смотрел на этот лист со множеством диагнозов, и руки начинали невольно трястись. Аутизм, пограничное состояние, невроз, острая шизофрения. Что это вообще все значило? Что за странные слова? Мужчина в белом халате говорил много, много непонятного, словно на другом языке. Не знаю, поняла ли из этого что-нибудь мать. Помимо всего этого он читал нотации, что надо больше гулять, общаться с друзьями (смешно, ведь у меня их за 24 года ни разу не было), что меня нельзя оставлять одного, без присмотра. Единственное, что я смог переварить из потока информации, лившегося с уст психолога, это то, что двадцатого, а это уже завтра, меня положат в психиатрическую лечебницу.       Когда мы вышли из кабинета врача, мать громко ругалась, обзванивала всех близких родственников, делилась со всеми своим «горем». А я просто сидел в коридоре и молчал, пока она мерила пространство шагами и размахивала рукой с листом А4, полным диагнозов. Что мне было говорить…       В это время она уже должна была спать. Я уверенно шел по улице, по которой ходил 24 года. Тихо выбравшись после 10 вечера из окна, я преследовал лишь одну цель.       Вечер был довольно прохладный. Время от времени поднимались порывы ветра, которые ерошили мне довольно отросшие волосы. По шоссе, ревя моторами, проносились мотоциклы и автомобили, слепя уставшие больные глаза фарами, ведь из-за плохого, да нет, ужасного зрения, я и так практически ничего не видел даже в очках, которые снимал только в душе и когда ложился спать. Несмотря на то, что выбирался из квартиры я достаточно редко (пары в ВУЗе я настойчиво прогуливал, продолжая испытывать терпение куратора и декана), я знал этот город как свои пять пальцев. Я точно знал, куда иду. Вынашивал этот «план» уже достаточно долго, но продумал я далеко не все: что подумает мать, когда утром не обнаружит меня в квартире, да и хватит ли мне на это смелости, я совершенно не знал.       Подходя к зданию, я понял, что надо было одеться потеплее: ветер был довольно пронзительный и неприятно покалывал тело под тонкой футболкой, а там, наверху, он, должно быть, еще сильнее, ведь тут его хотя бы сдерживают соседние дома. Но, мысли вернуться за кофтой или чем-то в этом роде я сразу отвергнул: в этом не было смысла, мертвым ведь все равно в чем ходить.       Дверь подъезда была заблокирована домофоном, что не могло не огорчать: наверное, довольно неприлично звонить людям в квартиры в такой поздний час, чтобы удовлетворить собственные интересы. Немного потоптавшись с ноги на ногу, и изучив на двери табличку с перечнем цифр, я все же набрал 55 номер.       — Кто там? — прозвучал милый женский голос.       — Э-э, здравствуйте, извините, п-пожалуйста, я из 54-й квартиры, забыл ключи… н-не могли бы Вы мне, пожалуйста, открыть дверь?       На другом конце воцарилась тишина. Да уж, врать я никогда не умел, да и голос звучал слишком высоко, она, наверное, все сразу поняла по моим неуверенным заиканиям, но неожиданно через несколько секунд, дверь издала характерную мелодию и поддалась немного вперед.       — С-спасибо! — крикнул я в динамик и быстро забежал внутрь, словно боялся, что проход сейчас снова заблокируется.       Я поднялся до первого этажа по пяти подвальным ступенькам и оглянулся в поисках лифта. Подъезд выглядел чисто, хоть и стены были немного обшарпаны. За углом висел ряд почтовых ящиков, которые были уж слишком типичны: на половине оторванные дверцы, часть из них держалась на божьем слове, а парочка была замотана изолентой. Я взглянул налево и увидел заветные металлические двери. Подошел, нажал на круглую кнопку указательным пальцем – ничего. Потыкал на нее еще несколько раз – снова тишина. Должно быть лифт уже давно не функционировал и пришлось тащиться пешком. Это не могло не огорчать, но ведь трудности лишь закаляют… Смешно звучит, учитывая цель, которую я преследую.       Но, делать было нечего, и я, еле-еле переставляя ноги, начал подниматься. Шел я очень долго, казалось, что прошло уже минут двадцать, и когда дыхание окончательно сбилось. Я остановился и решил передохнуть, но стоило мне начать осматриваться, я заметил надпись на стене «четвертый этаж». Разочарованно махнув рукой, я облокотился на периллы, пытаясь отдышаться. Я изучал взглядом лестничную площадку, на которой стояли горшки с цветами, и что-то меня повело взглянуть на одну из дверей – 55-я квартира. Я рассматривал эти цифры и представлял себе жизнь, которая происходила там за дверью: наверняка там живет молодая семья, девушка, чей голос так приятно отозвался в домофоне, уже уложила детей спать и ждет возвращающегося мужа с работы, чтобы вместе с ним отужинать. Вот она жизнь, которой у меня не будет никогда. Я выпрямился и пошел дальше по лестнице. Грустные мысли словно прибавили мне сил, и дальше я уже поднимался, не думая ни о чем. Хотя, конечно, я явно о чем-то все же думал, только это было уже не так важно и не заполняло мой ум.       С крыши открывался невероятный вид: это здание было одним из самых высоких и позволяло разглядеть почти весь город. Интересно, каково быть птицей и каждый раз смотреть на него с такой высоты. Приедается, наверное. Я подошел к ограде, перекинул одну ногу, вторую, и сел на самом крае, придерживая себя рукой, которая неосознанно слишком крепко вцепилась железный прут, покрытый ржавчиной. Шум города полностью заполнял уши: автомобили, мотоциклы, сирены «скорых». Кто-то где-то сигналил, люди, стоящие в пробке на проспекте, ругались друг с другом, выходили из машин, чтобы оценить все бедствие. Небольшая стая бездомных собак бежала край тротуара, обнюхивая урны и лавочки в поисках еды, время от времени переговариваясь между собой отрывистым лаем.       Красиво…       — Ты только не пугайся, — раздался немного хриплый голос, и мои плечи сжали чьи-то руки. Парень примерно моего возраста, немного опираясь на меня, так же перелез через прутья и сел рядом, — Ты что тут забыл? — спросил он, снимая с рук перчатки и перекидывая мешавший рюкзак со спины обратно за ограду. Я молча отвернулся от него: еще чего не хватало, общаться с какими-то непонятными незнакомцами, которым вдруг понадобилось чье-то общение, — Тебя как зовут? — продолжал он попытки добиться от меня слов, — Эй, да чего ты? Девушка бросила, да? Я давно за тобой наблюдаю, вид у тебя такой себе. — И правда. Я осмотрел его и заметил защитную одежду, шлем, который он кинул вместе с рюкзаком и взъерошенные шлемом короткие темные волосы. А я ведь не придал внимание мотоциклу, который развернулся дважды и следовал за мной практически по обочине шоссе, не заметил хлопка подъездной двери, когда стоял на 4м этаже, не обратил внимание на тихие шаги снизу.       — Что тебе от меня надо? — я постарался выжать из своего голоса как можно больше уверенности.       — О, говорящий. Я уже испугался что ты немой или еще хуже глухой – тогда было бы все гораздо тяжелее, — он был веселый, на позитиве. И эта веселость порядком раздражала, возможно даже немного настораживала.       — Я Костя, — он протянул мне руку, и тут я обратил внимание, что второй рукой он все еще сжимал мое плечо. Я нехотя слегка пожал его ладонь, четко ощутив на ней грубые мозоли от турника:       — Антон.       — Очень приятно, — коротко кивнул он, — Так скажешь все-таки, что ты тут делаешь? И я не поверю, что пришел посмотреть на птичек или встретить рассвет, — этот парень начинал действовать мне на нервы: он явно обломает все мои планы, — Знаешь, тебе бы спортом заняться.       — Что? —я удивился такой крайней бестактности и уставился во все глаза на него.       — У тебя явно лишний вес, посмотри на себя, — да уж, если это его методы спасения людей, я вынужден его разочаровать.       — Я знаю.       — Почему не займешься своим телом? — продолжал надоедать брюнет.       — Мне питаться нечем, — я нехотя отвечал, максимально кратко, лишь бы отвязаться от надоедливого незваного гостя.       — У тебя денег нет? Хочешь куплю тебе что-нибудь? — встрепенулся он. Что, настолько богатый, что готов подкармливать первого встречного? Но, как бы мне ни хотелось воспользоваться такой возможностью, я вынужден было отказаться, у меня другая цель.       — Да нет же, — я разочарованно провел рукой по лицу: неужели мне придется ему все объяснять, как есть, — Я питаюсь во всяких забегаловках, наподобие Мака или Бургер Кинга, так как кроме гречки и макарон готовить ничего не умею, а матери наплевать на то, что происходит дома. Вот тебе и лишние калории, осознаешь, Эйнштейн? — попытался немного съязвить я.       — А-а, — понимающе протянул мотоциклист, — Так ты из неблагополучной семьи, да?       — Можно и так сказать, — вздохнув, ответил я. Не было желания спорить с ним, а бестактность видимо в моем ночном собеседнике засела по самые гланды.       — И что же ты тут сидишь тогда один? Ты уже так много прожил, ведь мы, наверное, ровесники, так? — я безэмоционально сделал непонятное движение головой,       — Вот, наверняка привык уже к такой жизни, нет поводов для грусти, верно?       — Ты меня совсем не знаешь, — снова вздохнул я, — Что тебе от меня вообще нужно? Героя включил? — эти слова, должно быть, задели парня, и он насупился:       — Да что с тобой? Скажи уже, наконец! — воскликнул он, эмоционально всплеснув руками, а я увидел в этом возможность, ведь наконец мое плечо на свободе, — Раз ты собрался покончить тут с собой, тебе уже нет разницы, кто о тебе что знает, а мне с этим еще жить и жить!       — Тебе что, это жизненно необходимо? — продолжая безразлично смотреть в пустоту, спросил я. Сильный порыв ветра унес мои слова куда-то в сторону, и Костя ответил не сразу, должно быть, пытаясь додумать по услышанным звукам мои слова.       — А вдруг! — с какой-то странной интонацией опять воскликнул брюнет, и я невольно покосился на него боковым зрением, чтобы понять его эмоцию. Мы сидели молча несколько минут. Я боролся с мыслями внутри себя: он так смело заявлял о том, что я собирался сделать, а я даже подумать об «этом» спокойно не мог, слабак, потому что. Но еще он наконец затих, и можно было бы потянуть время, наслаждаясь тишиной, но было страшно что ему в голову снова что-то взбредет, а выслушать вопли совершенно не хотелось.       — Я в ВУЗе плохо учусь, — я сделал было паузу, чтобы набрать воздух и продолжить, но парень меня опередил:       — И все?! И из-за этого ты тут сидишь комедию ломаешь?! — хоть я и делал вид, что не боюсь его, каждый раз, когда около лица пролетала его рука, взбудораженная эмоциями, внутри у меня что-то екало, а веки самопроизвольно вздрагивали.       — Не перебивай, — размеренно остановил его я, строя из себя спокойного «взрослого».       — Да, извини, — осекся брюнет.       — Я 3 раза переводился на другой факультет на третий курс, чтобы меня не вышвырнули из университета, моя мать отдает туда огромные деньги, лишь бы я отучился. Да и сейчас я снова завалил сессию и не защитил диплом, так что мне снова предстоит эта процедура, — на мое удивление, когда я сделал паузу, меня не прервали. Мотоциклист терпеливо сидел и слушал, внимательно разглядывая мое лицо, словно ждал, когда я ему подам знак, что можно снова кричать, — Всю жизнь я прожил один: ни отношений, ни друзей, работать не получается, учиться тоже. А завтра меня кладут в «психушку» из-за десятка всяких диагнозов, которые должны мне сломать жизнь. Когда я выйду оттуда, я уже официально буду нетрудоспособен, а это считай крест на жизни. Да и кому я нужен такой… бесполезный…       — Не правда, вовсе ты не бесполезный, — как-то слишком спокойно заключил мой энергичный собеседник. В его голосе промелькнули нотки грусти. Неужели он так проникся моей историей?       — Да ладно тебе, не надо меня успокаивать, я для себя уже все решил. Не хочу быть обузой для…       — Нет! Поехали ко мне. На мотоцикле. Поехали! — парень вскочил на ноги, но камушек под его кроссовком предательски отломился и полетел вниз, чуть не забрав Костю с собой. Он поймал равновесие и нервно сглотнул, глядя вслед за камушком. На его лице выступили капельки пота, дыхание участилось – видно было, что он достаточно любил жизнь, чтобы порядком испугаться, — Пошли, спустимся, по лестнице, — добавил он на всякий случай, — У меня есть второй шлем, а мотоцикл стоит тут недалеко, на парковке во дворе. Я один живу, никто не будет против тебя, — он говорил уже более взволнованно, слегка дрожащим голосом, скорее всего от недавнего испуга. Я пожал плечами и снова от него отвернулся. Мне совершенно не хотелось куда-либо уходить и как-либо растрачивать энергию впустую. Я слышал, как брюнет перелез обратно за ограждение и надел на себя рюкзак, — Да что ж ты сидишь то, — последнее что я слышал перед тем, как меня резко вздернули, и затащили на крышу.       — Может сбавишь? — крикнул я изо всех сил, чтобы водитель меня хоть как-то услышал сквозь рев мотора. Мы неслись по ночному, рассекая воздух и плотный поток машин, водители которых сигналили нам вслед, то ли от зависти, то ли от возмущения.       — Зачем? — так же криком ответил он, слегка оборачиваясь назад, на меня, вцепившегося изо всех сил в его талию.       — Страшно же! — жалобно ответил я, надеясь подействовать на его чувства, но ни тут то было.       — Нет! — как ни в чем не бывало откликнулся он и прибавил еще газу. Мы летели по шоссе, лавируя между попутками по разделительным линиям, обочине и иногда даже по встречной.       — Ты совсем больной? Куда ты так торопишься? — я продолжал стоять на своем, — Так ведь и в мясо превратится недолго!       — Представь, что ты спрыгнул с крыши и летишь сейчас вниз, ты же этого хотел! — в его голосе прозвучали нотки иронии, — Смотри, даже ветер так же бьет в лицоу!       — И сколько раз ты уже прыгал с крыши? — съязвил я, но ему было все не почем:       — А ты смешной! — и мне не оставалось ровно ничего, как цепляться еще крепче за Костю и молиться о том, чтобы мы не разбились на следующем повороте.       — Приехали, — заявил парень, снимая шлем и заглушив мотор. Он кое-как выбрался из моих крепких «объятий» и стал разминать затекшее тело, — Ну чего ты? Неужели так страшно было? Вроде убить себя хотел, — пожал плечами он, глядя на то, как я растекся по сидению, переводя дух. Странно, но меня ничуть не задевали его слова, — Идем уже. Ничего-ничего, поездим так еще пару раз, и ты привыкнешь, — еще пару раз?       Мы остановились около полуразрушенной пятиэтажки с просевшим фундаментом. Костя оставил мотоцикл прямо под подъездом. У нас бы за такое уже надавали по ушам старожилы – бабки. Парень рывком выдернул дверь домофона с ее законного места, и она с грохотом отворилась – видимо об охране подъезда здесь никто не заботился. Такой же вывод можно было сделать, поднимаясь по лестнице изрисованного всякими граффити и тэгами подъезду, который отражал наши шумные шаги – должно быть молодежь часто здесь отвисает. Мотоциклист снял перчатку с левой руки – (левша?) – и достал ей ключ из кармана бронированных штанов. Дверь квартиры, в которую он меня привел, дала мне понять, что здесь скорее всего жили когда-то его пожилые родственники и оставили ему это место по наследству, или же парень просто не заворачивался над поиском жилья и купил(снял) самую дешевую однушку. Внутри было довольно уютно, но бедность сразу бросалась в глаза. Что же он гоняет на таком дорогущем мотоцикле, в таком снаряжении, если не может купить себе в квартиру диван поновее? Но, если сравнить с жильем, в котором я обитаю последние 10 лет, и вспомнить, какой там срач, тут было куда лучше и чище.       — Располагайся, а я пока чайник согрею, — гостеприимно бросил хозяин, — Можешь походить по хате, осмотреться, тебе же еще тут ночевать как никак. — Я ничего не ответил, лишь презренно фыркнул. Он меня решил еще и приютить после того, как мы чуть не разбились на его железном коне. Странный парень.       Я прошел в спальню, не включая в ней свет. Там стояла одна широкая кровать, на которой можно вполне уместиться вдвоем. Я поймал себя на мысли, что на полном серьезе собрался тут спать, и мне это не понравилось. В комнате стоял старинный комод, в котором, наверное, Костя хранил свои вещи. Стало интересно посмотреть на них, на одежду, да и в принципе какие у него есть увлечения. Но это было бы крайне неприлично – лазить без разрешения парня, который вытащил меня с крыши и привел к себе в дом, в его шкафу. На комоде стояла одинокая пепельница, заполненная окурками сигарет – курит, значит. Напротив кровати была стена с окном, на котором висел лишь тонкий проеденный молью тюль. Я подошел к окну, чтобы выглянуть на улицу – оно выходило во двор с перекошенной детской площадкой. Я бы не стал своему ребенку разрешать кататься с такой небезопасной горки.       — Со второго этажа не умрешь, максимум ушибы получишь, — раздался позади меня голос. Я обернулся и вопросительно посмотрел на Костю, — Говорю, чай будешь?       — А есть кофе? — как-то слишком безразлично спросил я, на что парень коротко кивнул, не сводя с меня глаз, и мы пошли на кухню. Мне дали печенье, которое было явно не свежим, но я сильно не привередничал, к тому же кофе был неплохой. Зато мотоциклист кривился с каждым его глотком.       — Ты чего? — не то, чтобы мне было прямо интересно, скорее это было чем-то вроде приличия.       — Ненавижу кофе, — как-то странно усмехнулся брюнет.       — Тогда зачем же ты его пьешь? Навел бы чай…       — Отец его всегда пил. Когда был жив, — резко отрезав, Костя грустно вгляделся в кружку, поболтал напитком внутри нее, а потом сделал большой глоток и снова скривился. Должно быть, для него это было чем-то вроде наркотика или сигарет. Я лишь пожал плечами – у каждого свои тараканы в голове, ну или в квартире. Кстати, здесь таковых не водилось.       — Вообще, уже поздно, нам бы спать пойти, — оживился мой собеседник, — А мы тут кофе пьем. Пол ночи не уснем же.       — Это миф, — я слегка улыбнулся уголком рта его наивности, — По крайней мере для меня.       — Ладно, — он вскочил со стула как всегда бодро, — Я помою чашки, а ты иди в спальню. Сейчас приду. — Я послушно выполнил его указания, в надежде, что мне не придется спать с ним в обнимку – мотоцикла хватило. Костя пришел довольно скоро, я вообще не уверен, что с такой скоростью можно достаточно хорошо отмыть белые стаканы от кофейных разводов. Он включил люстру, в которой из трех горела лишь одна лампочка. Экономно…       — Я постелю тебе на кровати, а сам лягу на полу, — с серьезным лицом отчеканил он, зайдя в комнату, и начал рыться в комоде в поисках постельного белья.       — Но... Как-то это неправильно, — Мне вовсе не хотелось, чтобы из-за меня снова страдал человек, тем более практически незнакомый. Ведь на полу и простудиться можно, да и навряд ли спать там приятно. Но в глубине души я эгоистично радовался, что на пол определили не меня.       — Нет, нет. Все правильно, по нормам гостеприимности, все такое, не переживай.       — Он смотрел на меня очень уверенным взглядом, и я впервые обратил внимание на то, насколько ясные у него зеленые глаза. Нетипичная внешность. Обычно у таких людей как он глаза карего или черного оттенка, но тут…       — Готово, — закончил он расстилать постель с каким-то голубоватым рисунком, — Можешь ложиться, а я сейчас поищу себе матрас, чтобы кинуть на пол, и тоже лягу. — Я сел на кровать и продолжил наблюдать за хозяином квартиры. Он делал все довольно умело и быстро, значит живет самостоятельно уже давно, хоть и выглядел слегка моложе меня. Костя явно представлял для меня интерес как человек, хотя это, наверное, от того, что у меня общения почти нет ни с кем, а тут внезапно подвернулась такая простая и общительная «жертва».       Обустроив себе спальное место на полу, он начал раздеваться, снимая «униформу» и то, что было под ней. Для меня открылось его худощавое тело с торчащими ребрами. Я даже сначала удивился, как он смог поднять меня на крыше, а потом, когда он развернулся ко мне лицом, увидел несколько кубиков пресса на животе и накаченные руки с ногами. На его теле было достаточно много шрамов, и я сделал вывод, что все-таки езда на мотоцикле не приносит ему особой пользы.       — Чего пялишься? — обратился он ко мне, заметив, что я его разглядываю, — Я надеюсь, ты не гей какой-нибудь, и не изнасилуешь меня ночью, пока я буду спать?       — Не говори как четырнадцатилетняя девочка, — безэмоционально ответил я, — Не буду я тебя насиловать. — Костя фыркнул, то ли от обиды, то ли от разочарования – не мне судить его испорченность.       — Ладно, давай спать, уже рассвет скоро, — он щелкну выключатель, и свет в комнате погас. Осталось лишь небольшое свечение луны, пробивавшееся сквозь дырки тюля. Я лег, на спину, не раздеваясь, и повернул голову налево, глядя на светлую спину Кости в темноте.       — Кстати, тебя же завтра в психушку кладут, да? — вдруг отозвался его голос в темноте.       — Угу, — кивнул я, будто он сможет это увидеть, лежа ко мне спиной.       — Какие у тебя диагнозы? — я был удивлен тем, что он интересуется таким вопросом и стал как заколдованный перечислять:       — А, ну, шизофрения, аутизм, погр…       — Ясно, ясно, — перебил он меня, — Я просто хотел попросить… — он ненадолго задумался, — В общем не зарежь меня ночью, пожалуйста. Вдруг ты опасный для общества.       Я не стал ничего отвечать, да и голос у Кости был уже очень сонный, и через минут пять я услышал, как он засопел. Эта ночь будет спокойнее других.       Проснулся я с первыми лучами солнца: не привык спать без штор. Костя все еще сладко спал. Я ухмыльнулся и подумал, что он был мне хорошим другом, хоть и всего одну ночь. Я вышел на кухню и открыл окно. И теперь я...       Мотоциклист поднялся и, накинув на плечи плед и не обнаружив гостя на заправленной постели, вышел из комнаты, сонно потирая глаза.       — Проснулся? — улыбнулся я, — Будешь завтракать?