***
К удивлению Люциуса, охота прошла без происшествий. Для него. Воланд всё-таки решил посадить его обжаривать зайца, которого они забили по дороге, пока сам он в двух сотнях метров поодаль раскидывал звериные кишки. Слышались вопли, рычание, боевые крики демона, даже взрывы, будто просто разорвать глотку бедному голодному пёсику было недостаточно. Полубог же в это время с пустым лицом смотрел на худощавую заячью тушку, объятую его пламенем. На двоих такое не разделишь, но Люц есть и не собирался. Болезнь прибавилась к усталости после минутных слёз, а затем умножилась на тяжесть мыслей. Вид жареного кролика не только не вызывал аппетита — от него чуть ли не тянуло рвать. А всё потому, что такая картина ему напоминала злополучный момент, когда он из желания отобрать еду у человека убил его, повесив над собой дамоклов меч. Труп случайного мужика мучал его так, как не мучали преступления, за которые он в Тюрьму Времени сел. Чувство, вроде бы схожее с виной, но имеющее другую, более низкую природу. Банальный страх. Что если во время такой же прогулки по лесу Воланд найдёт и труп, и топор, и где-нибудь въевшийся запах, и сможет сложить два плюс два? А что тогда сделает с Люциусом? А как отреагирует остальная деревня? Его заколят вилами, выгонят подыхать на холоде от какой-нибудь пневмонии? А тот же Воланд? Ему-то не составит труда в порыве агрессии сделать с ним то же, что сейчас происходит с бедными волками. Будем честны, в их отношениях большую роль играет сила, нежели эмоции, и кто сильнее — тот и в праве. Раньше вот власть принадлежала Люциусу. Тогда он вертел Воландом, как ему заблагорассудится. Сейчас же их роли повернулись на сто восемьдесят. Теперь полубог был, считай, слепым котёнком. Которого можно мучать, как вздумается. Стоит лишь дать повод. Целенаправленного садизма, естественно, не будет, они ведь не настолько варвары конченные. Но вот проблема: Воланд — бешеная псина, который во время сильных эмоций не очень себя контролирует. В прошлом бывали всякие неприятные моменты, однако единственная его извилина давала понять, что сын местного бога под горячую руку попасть не должен. Есть ли этот фильтр сейчас? Ну, пока не проверишь — не узнаешь. От одних мыслей руки опять начинали дрожать. С дрожью вообще его организм зачастил. Люциус глубоко и устало вздохнул; в последнее время в его жизни слишком много стресса. Надо бы устранить хоть один повод для паники… Вот труп тот найти и закопать. Или вообще сжечь. Нет жмурика — нет проблем, всё ж просто. Правда ведь? Выбраться под покровом ночи, когда и глаза лучше видят, и дышится легче, найти по каким-нибудь ориентирам, провести двадцатиминутные манипуляции с телом и со спокойной душой вернуться спатки в деревню. Гениально же! Люциус почувствовал себя так, будто душа в тело вернулась, а на уголках рта заиграла глупая улыбка. Насколько простое решение, настолько же долго оно приходило. Удивительно, как быстро менялось его настроение в зависимости от пары мыслей. Теперь уже кролика жарить было не настолько мерзко. Наконец отпустила паника, и удалось абстрагироваться в свои мысли, обдумывая план. Даже звуки борьбы, вроде, прекратились… Очень символично. Полубог просидел с идиотской лыбой и взглядом в пустоту минут пять, пока сзади его не хлопнула по плечу здоровая рука. Он оглянулся, и увидел окровавленного Воланда в порванной, окровавленной и местами обугленной одежде, сжимающего в другой руке огромную волчью голову за ухо. — Закончил, — сухо проконстатировал он. Люциус кивнул, указав на кролика. Воланд кивнул в ответ. Голова полетела в сугроб. Демон принялся есть, а полубог отодвинулся немного назад, с пустым лицом смотря на краснеющий под трофеем снег. Сейчас его логика крайне агрессивно пыталась бороться с внутренним напряжением. — …Я всё ещё не понимаю, зачем ты меня взял. Вопрос застыл в воздухе, делая его гуще киселя. Выражение лица Воланда сменилось то ли на пустое, то ли на озадаченное, или печальное, может быть; Люциус не понимал. Но напрягся. В ту секунду до полубога дошло, что охота была дополнительной целью. По факту же демон просто вывел его в тихое место поодаль. Следующие слова показались ему такими громкими, что резали уши. — Ты помнишь дорогу, по которой добирался до деревни в ту ночь? Воланд решил спросить напрямую. Сердце ёкнуло. Люциус еле сдержал спокойное лицо, сбив дыхание. Его глаза беспомощно впились в глаза Воланда, и мир будто ушёл из-под ног. Он сжал челюсти, почти скуля, пытаясь выдавить из себя ответ. Мысли материальны, блять? Держа нервное рычание в глотке, полубог наконец выдавил из себя слова: — Нет?.. Была метель, я был еле живой, и… а, к чёрту это, я рассказывал, — Люц фыркнул, стараясь срочно найти выход из травмирующих воспоминаний и ситуации в целом. — Тебе зачем? — Да я тут подумал кое о чём. Чё-т те слишком повезло набрести в огромном лесу именно на меня в деревне. Тебе помогли либо матушка судьба, либо ориентиры, либо удача. Удача от тебя отвернулась вместе с батей, так что ставим на два первых варианта. Я спрашиваю о втором. Ты по пути встречал срубленные пеньки? Или эти, как их там, домики охотничьи? Да хоть следы… — Воланд вздохнул, смотря сначала на снег, затем на Люциуса. Его взгляд демон воспринял как недопонимание, поэтому решил уточнить. — …Тело того мужика до сих пор не нашли, думаю, ты в курсе… Не то чтобы я был сильно с ним близким другом, опять-таки, но я ему просто, ну, типа, как сказать, благодарен. Ты знаешь, по-мужски… Короче, я подумал, что ты мог увидеть срезанные деревья и дойти до деревни со мной по ним. У Воланда заработала логика. Зря. Теперь надо было как-то искусно откреститься. — …Такого не видел, — и опять Люциуса огрело тяжёлое чувство, как эфемерной лопатой по голове. Однако эта же лопата и подала для более-менее логичной лжи. Ну, первой, что вообще на ум приходит по обстоятельствам. — Я думаю, он заблудился в лесу. — А? — очень простой ответ потребовал довольно тяжёлых мыслительных процессов по обработке информации. Демон не очень в это верил, но признавал разумным. Хотя это уже было общепринятым мнением среди деревни. — Не забывай, что вокруг нас ходят всего лишь люди. — Люциус выпустил клубок пара изо рта, потупив взгляд. — Из уважения я, конечно, про того человека ничего не скажу, но в общем смысле… Они намного слабее нас, даже если мы сами сейчас слабы, чуешь? Он мог просто потерять дорогу назад из-за сильного снегопада. Замёрзнуть, наткнуться на хищников… Не нам ли знать, что жизнь сурова, Воланд? Полубог попытался разыграть карту отстранённого наблюдателя. Примерить характер, подходивший скорее Ивлису, чем его младшему брату. Однако взгляд Воланда говорил о том, что он сказал что-то не так. Люциус не мог понять, что, но ему знать и не надо было: демон неохотно, но кивнул. — Идти в лес одному… Звучит как очень плохая идея, — добавив немного понимания в свой высокомерный тон, он скрестил руки на груди, стараясь казаться непричастным и невозмутимым. Однако его (полу)божественное величие развеяли быстро: — Люц, у тебя уши краснеют, когда ты врёшь. — Э? — Полубог захлопал глазками, на секунду забыв, что он полубог. — Это холод, гений. — Это переносный смысл, гений, — демон начинал распаляться. Это всегда было видно по мечущемуся хвосту. — Воланд, я всё понимаю, конечно, но это самые вероятные варианты его исчезновения. Возможно, даже без смерти… Вдруг— А ничего не вдруг. Люциуса снова прервали: до того, как он успел осознать, около его лица сверкнуло заржавевшее лезвие. Маленькое, умещающееся в ладони. Для сдирания шкур с мелких зверьков. — И твоё появление с его исчезновением совпало просто так, верно?! Нож придвинулся к его горлу. В тот момент Люциус наконец узнал прежнего Воланда — вспыльчивого, диковатого, атакующего врага прежде, чем мозг атакует его умной мыслью. Естественно, это по большей части блеф, но и блефовать надо уметь, а не лезть, сука, демоном на полубога! А ведь Люциус тоже со взрывным характером. Раз уж тут они друг на друга выпендриваются, то и он покажет пару трюков. Специально, чтобы кое-кто не забывал, что общается с сыном самого, мать его, Агния! Хоть и магии сейчас у него еле-еле хватало на простейшие заклинания. Впившись глазами в душу Воланда, полубог легко взмахнул кистью руки. Вместе с ней пронёсся вверх и нож, потянув за собой демона. Полусгнившая рукоять резко превратилась в чёрный уголёк. За секунду перед побелением она успела обжечь Воланду кожу, потом рассыпалась, и в ладонь сползло раскалённое лезвие. В дополнение к ожогу на руке появилась длинная рваная рана. Воланд, чуть не взвыв от боли, отскочил, прижимая дрожащую от боли руку к себе. Хвост распрямился, как палка, и плотно прижался к телу. А остаток ножа воткнулся в земле в метре от него, растопив всё вокруг себя. Почва рядом превратилась в багровый камень. Их взгляды встретились. Оба пытались друг другу душу просверлить. И каждый начал понемногу понимать, что с агрессией в чужую сторону они чуть-чуть переборщили. Однако пытаться сгладить углы уже поздно. Да и чего можно было ожидать от двух неотёсанных выходцев из Преисподней? Нужно было скорее удивиться, как они могли так долго уживаться, почти не нанося друг другу ран. У Воланда из руки начала хлестать кровь. Несмотря на градус ситуации, напряглись оба; гнев гневом, но тут один еле ходит, а сейчас ещё и второй ведущей рукой пользоваться не сможет. Между грызнёй и выживанием по важности, к счастью, побеждало второе. Мозги у них не отсутствовали. …Люциус не был настолько мудаком, чтобы отворачиваться от того, кто его в буквальном смысле на ноги поставил. Да, через сжатые зубы и переступленную гордыню, но он достал из-за пазухи моток ткани, которую изначально припас для себя, если вдруг бинт промокнет. С лицом, мол, довольствуйся подачкой, он кинул его к Воланду. Тому тоже понадобилось побороться с эго перед тем, как взять; демон успел отвыкнуть от королевского поведения Люциуса, где каждая пылинка от него была с барского плеча. Как бы, для них в Аду иерархия была естественной, но сейчас демону хотелось полубогу лицо в череп вкрутить. Просто моральные принципы не позволяли; калека ж, мать его за ногу. Каким бы величавым Люциус не пытался казаться, пока Воланд бинтовал руку, его от резкого порыва горного ветра закачало и пришлось облокотиться о ствол дерева, явно сдерживая скулёж. А ведь это чудище однажды полмира разнесло. Когда всё было забинтовано, а два идиота ровно стояли на относительно безопасном расстоянии друг от друга, в дело наконец вступила дипломатия. — Люц, — мёртвым голосом произнёс Воланд, — мне по большей части плевать на этих людей. Несмотря на солнце, высоко стоящее на небе, всё казалось крайне мрачным. Полубог, немного удивившись, вопросительно вскинул бровь. Воланд, на самом деле, казался ему довольно вовлечённым в жизнь деревенщин… В какой-то момент он даже испугался, что перемещение в новый мир негативно повлияло на демонскую голову. Однако нет; Воланд-таки продолжил быть Воландом. И с одной стороны это радовало, но вот с другой что-то да кололо. Внутри снова засело очень неприятное, горькое, непривычное чувство, от которого всегда хотелось скрыться. Вина. Опять она. Не найдя слов, Люциус прятал взгляд. От пережитого за последний час стресса клубы пара, выходящие изо рта, стали гуще, а потом и вовсе окрасились в серый цвет; показалась элементальная природа. Воланд, конечно же, это видел, и по опыту знал, что если полубог перегревается, то стоит, наверное, с ним помягче. Один раз так в Аду образовался целый каньон. Это он так с отцом поссорился. В общем, как бы сложно это ни было для демона, пришлось сдержать гнев, ну или оставить его на потом. Воланд многозначительно вздохнул, подойдя к Люцу, и протянул ему уцелевшую руку. — …Слушай, оформи одолжение тому, на кого мне не похуй, просто скажи, что ты с ним сделал! Продолжим спокойно дожидаться тёплого сезона и свалим, а за молчанку я тебе ебло набью, когда ты хотя бы стоять нормально сможешь. На т’я без слёз не взглянешь, полубог херов, — на повышенных тонах сказал он, увидев болезненную, но злобную морду Люца. Такую огонёк умеет строить, только когда болят раны. — Идёт? Идёт, естественно. Что ещё Люциус мог ответить? Хрупкое эго только что было крайне сильно задето, ему вообще рот лучше не открывать. Он до сих пор не мог поверить, что пал настолько сильно, что всего лишь демон сейчас его щадил. Может быть это и логично, но глубоко внутри никакая логика не работала, а единственным правилом был закон силы, согласно которому полубог был заведомо проигравшим. И нет, нельзя привыкнуть к унижению за пару месяцев, купаясь в славе с золотом всю жизнь. Люциус схватил руку Воланда и поднялся. К горлу опять подкатывал ком. Жизнь подтолкнула его к признанию. Однако слова из пересохшей глотки выходили с титаническим трудом. — …Убил я. Странно было в этом признаваться, до сих пор держась за непосредственно спрашивающего. Зато была возможность прочувствовать эмоции Воланда; демон сжал ему руку до боли. А ведь давно догадывался. — Неужели, — совсем ядовито прошипел он. — Соизволишь поподробнее, Ваше Высочество? Какое мучение. Опять погружаться в самые неприятные воспоминания, а потом ещё полчаса биться с ними, чтобы мысленно быть не там. Хотя это было неизбежно, в любом случае. — Не поверишь. Хотел отобрать еду, а на меня напали. И не думай, что я безжалостно растерзал бедного самаритянина. Меня, блять, чуть не придушили! — Люциус нервно усмехнулся, показывая на раненую ногу. — Это от него. Прости. Полубог взглянул на Воланда, высматривая реакцию. Тот с мрачным лицом отвёл взгляд. Картина резко прояснилась, начиная от формы раны и заканчивая нежеланием Люциуса вливаться в смертное общество, пусть даже на время и для виду. Его странное стеснение, стоило только заговорить с другими о пропавшем. Всё, о чём догадывался Воланд, вернее, прямо понимал чужую вину, просто откладывая претензии на потом, мол, не время сейчас, нечего калеку добивать. Но всё-таки тяжело было это принять, как бы сильно демон к этому не готовился. Да и вообще… Стычка из-за всего-то простого смертного из глуши миров происходила впервые. Он не понимал, как себя вести и не знал, что делать с Люциусом. Небольшое объяснение расставило всё на свои места и подтвердило пару вещей, однако желание содрать с него шкуру никуда не делось. Просто смешалось с чувством вины за него. Но ведь жалко беднягу. Если он сказал правду, то будет по-скотски разгораться за самозащиту. С другой стороны, Воланд рассказал ему про лесоруба ещё в самый первый день, а он, тварь такая, молчал. тварь такая, молчал как рыба, хотя всё знал. Этому демон оправдания найти не мог. Даже со стороны его преимущества в силах. Он, в отличие от Люциуса, не был избалован королевским отношением. Вопрос о правде или вранье, кстати, был на последних местах. У Воланда просто хорошо работало шестое чувство — и оно говорило, Люц не врёт. А от тяжёлых эмоций решил отгородиться… Ну хоть дополнительными вопросами, что ли. — …Ты не помнишь, где труп? — окликнул он Люциуса, возвращая его в этот мир. — Рассыпаться в извинениях будешь перед ним. Тот задумался ненадолго, но особых результатов это не дало. — Нет. Я через лес несколько часов буквально на карачках полз. Следуя по его следам, конечно, но даже их потом засыпало снегом. Думаешь, я утруждался запоминанием пеньков? — Люциус глубоко вздохнул. Неприятные картины снова кусками проявлялись перед глазами. А от них накатывала тревога. — …Я бы легко его нашёл с помощью магии, но чёрта с два я сейчас смогу. Даже если не думать, что тело могли просто растаскать звери, я всего-то нож раскалил, даже не добела, а уже чувствую слабость. Понимаешь? В его голосе появилась слабая злость. Ну, вернее, защитная агрессия, как когда боящаяся пинка собачка рычит. Демон тогда повнимательнее присмотрелся к мимике: взгляд забегал, а сам его друг стал более скованным, попытался спрятаться в меховой воротник; значит, держать эмоции уже не может. Значит, пора снова сбавлять обороты, прекращать допрос, пока ни один гектар не сгорел… Воланд ненавидел быть нянькой. Он похлопал Люциуса по плечу, возвращая беднягу в момент. — Ладно, всё, успокойся. Тот с хмурым видом вскинул бровь, и Воланд продолжил: — Я вижу, что т’е не нравится о том дне говорить. Если ты думал, что я тебе оторву голову на месте… — по тому, как Люциус дёрнулся, всё было понятно, — то бля, братан, ты серьёзно считаешь, что я забыл Времёнку? Воланд так кратко называл Тюрьму Времени. У Люциуса она как-то даже вылетела из головы… Скажем, другие приключения вытеснили. И, как бы, ого. Происходящее стало ощущаться чуть легче. По лицу поползла неловкая улыбка. Эх, Люциус. Год назад (не считая отсидки в белых стенах) такую эмоциональность от него даже представить нельзя было. Он и сам это признал: — В те времена я ещё мог назвать себя полубогом, не кривя душой. А теперь я кто? Не могу даже ходить. Совсем раскис, — полубог сделал паузу, сверля Воланда взглядом. — А демоны ценят за силу. Со стороны это звучало как претензия. Однако Люц был отчасти прав; хоть правителем Ада он и был хуёвым, но кому ж ещё лучше понимать обычаи своих народов? Тем более, тех, к кому относился лучший друг. — Ценят, — Воланд не собирался спорить с фактами. — Но ты уже давно её доказал. У меня, если что, память отличная, это к твоей вопросы. Или думаешь, я такой же ублюдок, как ты? — Эй! — А хочешь сказать, что святой? — Воланд ухмыльнулся, увидев насупившееся лицо Люца. — Ты хуйню и пострашнее меня творил. — …Touchè, — буркнул Люциус, скрестив руки на груди, но когда увидел непонимающий взгляд Воланда, закатил глаза и дополнил. — Это значит один-ноль, невежда. — Сказал бы сразу нормально, — демон довольно фыркнул. Судя по оскорблениям, Люц приходил в норму. — Готов дорешать вопросы? Нам, по идее, уже скоро надо вернуться. Про ту ночь больше расспрашивать не буду. Матерью клянусь. Люциус на секунду отвёл взгляд. Всё равно ощущение слабости вызывало у него тошноту. Однако Воланд был прав; обоим будет легче, если они наконец разберутся со всем и закроют тему. Да и жить легче, когда у тебя в горле глоток вина, а не комок вины. Он вздохнул, снова отгоняя от себя неприятные мысли. — Готов. Однако я предлагаю не ворошить прошлое в принципе: скажи, что я могу сделать, чтобы загладить вину. И я… по крайней мере постараюсь сделать всё, что в моих силах. В тот момент эмоции опять немного затмили разум. Полубог немного неуклюже отступил на шаг назад. И замерев в тишине, нарушаемой лишь хрустом тающего снега, склонил голову. Глаза демона тотчас округлились: вот именно, что перед ним сейчас стоял полубог, не людишка какой-нибудь! Подобный жест означал подчинение во многих мирах, и в Аду — в том числе. А теперь задумайтесь, каково это, когда ваш (экс-) правитель, пусть и ваш лучший друг, переходит к формальности и кланяется вам? Вот и Воланд прихуел. Он сразу же шагнул Люцу навстречу и (не очень) аккуратно схватил его за подбородок. — Так, так, бро, ты чёт завернул... Ну-ка подними репу, — демон с обеспокоенным лицом вернул Люца в прежнее положение. Вот это уже было нагло, но чего им стесняться? Воланд первое время даже переодеваться ему помогал. — Я, конечно, очень сильно хочу тебя к чёртовой бабушке придушить, но смешиванием себя с говном ты из ямы не выберешься. Вместо королевской фамильярности лучше бы подумал, что вообще сейчас входит в твои возможности. Люциус мимолётом оскалился и шлёпнул демона по руке, чтоб убрал. Касаться его всё равно можно было только в случае необходимости. Поклон же он решительно думал больше никогда не вспоминать. Привык, называется, к своей жалости. — Я ожидал предложений от тебя. — Значит, нихуя ты щас не можешь. Прыжок выше головы отменяется, — демон пожал плечами. — Но я могу отвязаться от тебя, если пообещаешь кое-чё. Люциус вопросительно склонил голову набок. Острые уши, которых он уже от холода не чувствовал, прижались к голове. Говорить он ничего не стал, но ясно дал понять, что весь во внимании. Воланд кивнул. — Короче, выносить сор из избы мы не будем, да и размусоливать одно и то же я долго не хочу. Скажу так: претензий к самозащите у меня нет, но есть к тому, что ты, как лещ ёбаный, так долго это скрывал. Впрочем, батя тебя мозгами не обделил, и сам уже понял. Поэтому предлагаю держаться двух условий: во-первых, мы ничего друг от друга не прячем, во-вторых, мы не убиваем здесь человеков. По крайней мере, пока они не напросятся, — усмехнулся он. — …Ибо мы толком не знаем, что это за мир и какие последствия будут ждать нас, если умрёт кто-то известнее человека из лесной глуши. Верно говорю? К условиям у Люциуса вопросов никаких не было. Он просто решил подвязать к обсуждению мелкие, но важные детали. Воланд не сопротивлялся: — Верно. А ещё нам придётся очень долго прятаться от твоего батяни и его кентов. К счастью или к сожалению, мы оказались в каком-то совсем глухом месте. Я как-то донимал твою будущую жертву расспросами про мир. Если кратко, зовётся Даливарикой. Люди здесь знают имена богов, но собственного полубога тут, кажется, нет, да и про тебя никто не в курсах. Оно и к лучшему. Главное, что есть магия. Однако я не врубился, как здесь относятся к другим расам. На то, что я представился демонами, реакция нормальная, а вот про мир я не упоминал ни разу. Так что за языком следи. Усёк? — Вполне, — буркнул Люциус пониженным тоном. Со здешними людьми он контактировал совсем немного, ибо большую часть времени отлёживался с животными в сарае (он до сих пор не мог с этим смириться), с которыми возился Воланд, периодически заставляя Люца забрать у несушек яйца. Вот и не знал, считай, никого. Ну, кроме старушки, которая постоянно лечит его… ай, нет, имя не запомнил. И вообще, он не договорил. Люциус окликнул завитавшего в облаках Воланда. Взглянув на солнце, плывущее уже совсем близко к зениту, он протянул руку. — … Я соглашаюсь со всеми условиями. Хоть и с трудом. Будь он сейчас чуть сильнее — начал бы возмущаться, с какого это перепугу полубог должен слушаться приказов всего-то демона. Но время не то. Прошла секунда без ответа. И в тот же момент порыв ветра со склонов гор с гулом пронёсся между деревьев. Люциус, к своему несчастью, в тот момент оказался в не самом устойчивом положении — снова его сраная нога подкосилась, и он, до сих пор ослабленный после использования магии, уже был готов навернуться в снег. Но Воланд с тяжёлым вздохом поймал его за ту же руку. Использовав свою, раненую тем же Люцом. Кто ж ещё станет его поднимать. И технически это считалось подтверждением обещания. У полубога из глотки вырвался протяжный стон на грани крика; угадайте, какой ногой он упёрся о землю. Дрожа, как осиновый листик во время шквала, он попытался одновременно перенести вес на другую ногу и подтянуться на Воланде, однако из-за той же слабости не смог. Демон осознал ситуацию лишь через пару секунд, когда увидел, что у Люциуса заблестели глаза. От боли или осознания собственной жалости в чужих глазах? Не ему задаваться этим вопросом. Он взял ответственность, когда поволок калеку с собой. Но, если не кривить душой, что-то внутри него, привыкшее к животной иерархии по силе на врождённом уровне, сейчас не хотело помогать. Благо, он достаточно хорошо понимал, что разум был сильнее инстинктов. А эмпатию можно развить. Без лишних слов, лишь фыркнув, он одним движением поднял Люциуса, а затем посадил его себе на спину. Тот этим явно не наслаждался, даже больше, чем в прошлый раз. Но другие варианты не то чтобы были. Сейчас на спине демона лежала крайне напряжённая, дрожащая туша, которая, судя по всему, с непривычки к смертному существованию могла аж частично потерять контроль над мышцами в стрессовых моментах. Воланд пришёл к этому выводу, когда понял, что полубог так-то пытался что-то вымолвить, но челюсти сжались слишком сильно, и у него получалось только стучать зубами. О боги. Таких страданий с работой собственного тела и врагу не пожелаешь. Рогатый мягко толкнул Люца локтём в живот, чтобы тот перестал пытаться что-то делать и расслабился. Затем подождал ещё минутку, пока полубог придёт в себя и успокоится. И только потом медленным шагом двинулся к деревне, вручив другу остывшую волчью голову. Шли они тихо. Было слышно, как Люциус пытается дышать с забитым носом. И шорох какой-то мыши в земле. Поэтому, услышав слишком громкие для этой тиши слова Воланда, полубог аж вздрогнул: — Только помни, что я тебя не прощаю. Больше демон ничего не говорил. Продолжил мысленно сверять дорогу со следами. А Люциус лишь кивнул ему в спину — он уже это понял. Не очень осознанно. Просто догадывался крупицей эмпатии внутри себя. Но когда он услышал те мысли прямым текстом, ничего не отозвалось. Потому что… давайте честно, эмоциональная часть жизни ему чужда и непонятна. Что страх, что чувство вины были ему в новинку. Но и относились они только к полубогу. В остальном его сознанием всё так же руководили разум и поиск выгоды. Особо страшных ссор с Воландом у него до этого момента не было, да и последствий он никогда не ощущал. Напрасно думать, что Люциус, воспринимающий любые отношения очень близко к деловым, сейчас вообще способен оценить влияние ссоры на взаимоотношения лучших друзей. В любом случае, переживать не стоит. Дойдёт довольно скоро. А сейчас Люциусу нужно было в срочном порядке восстановить немного сил. Тишина густой чащи, размеренное покачивание от шага демона и мягкий воротник из овечьей шерсти поспособствовали ему — через несколько минут полубог уже засопел, положив голову на волчий трофей. Воланд хмыкнул, но не был против.***
Через пару часов солнце, все ещё по-зимнему настроенное показываться мало, начало активно закатываться на запад. Люди от этого хмурились, а вот Воланд с нетерпением ждал темноты: в их мире источником света в основном служила лава и светящиеся руды. Лучи солнца слишком сильно били по глазам, не говоря уже о том, что пришлось вообще разделять между собой понятия дня и ночи. Во время последней, кстати, становилось намного холоднее — это минус. Демон, хоть и не распространялся об этом, постоянно чувствовал себя так, будто каждая его мышца насквозь проедена льдом, и отъеденные за осень бока наряду с постоянной циркуляцией огненной силы под кожей не помогали от слова совсем. А как себя чувствует тощий, больной Люциус почти без магии — представить страшно. Поэтому Воланд старался его по максимуму опекать, даже когда злился. Мало ли сдохнет? Как бы сильно он не хотел его за длинные уши через весь лес протащить, Люц нужен был ему живым. Потому он сейчас и дрых на его спине. Становилось тяжело; всё-таки Воланд уже его таскал, затем отвлёкся на погони за животными, и теперь снова его тащит. Пришлось использовать палку Люца для охоты. Дыхание стало тяжёлым и рваным, и в глотке сильно пересохло, но зато между деревьями уже показались небольшие деревянные домики с тающими шапками из снега. Из груди вырвался вздох облегчения, пока только эмоционального. Пройдя до ближайшего, демон наконец-то снял с себя друга и положил к стене, а затем плюхнулся чуть поодаль, чтобы перевести дух. Люциус почти сразу проснулся. Он крайне неохотно разлепил глаза, почувствовав, как на нос упала капля талого снега. Пара секунд ушла на первоначальное раздупление, когда полубог в непонятках разглядывал и опознавал окружение. Узнал он только дом, как не свой, и тяжело дышащего Воланда. К тому моменту в голову уже подкатили противные воспоминания о предыдущей части дня. Из них наиболее приближённой к нынешнему моменту была деревяшка на ноге. Полубог лишь сейчас понял, что она разболталась. Он суетливо полез за пазуху за бинтом, однако тот был отдан Воланду на руку. В голове пронеслось уставшее «блять». Сам ранил, сам и расхлёбывай, что называется. Ему пришлось деревяшку вообще отвязать, ибо в неустойчивом её положении боль будет ещё хуже, чем без. Затем, не решаясь двигать ногой и на сантиметр, Люциус попытался взглядом отыскать свою чудо-копалку. Когда её не оказалось под рукой — запаниковал. Выпустил клуб дыма изо рта, и от него же закашлялся. Воланд, наблюдавший за всем действом с каменным лицом, вздохнул. Костыль был у него. Он вместе с Люциусом и другие их манатки носил. Без лишних слов он ткнул им Люциуса в бок. Тот вздрогнул, но затем слегка трясущимися руками взял палку и положил к себе на колени. На кончике болтливого языка закрутились вопросы касательно дня, еды, своих припарок от пятидесяти простуд и далее по списку, однако стоило ему открыть рот, как он заметил взгляд Воланда — демон смерил его холодными, уставшими глазами. А затем отвернулся. И по абсолютно необъяснимой причине слова застряли в глотке. Получилось только буркнуть тихое «спасибо». А почему — сам понять не мог. Снова его нагнало непривычное, вызывающее тревогу ощущение отсутствия контроля. Казалось бы, как его могло так раскрутить от одной секунды зрительного контакта? Стоит лишь снова вспомнить маленькую (не очень) деталь: с самого рождения Люциус был вылизываемым со всех сторон самородком золота. И потом подумать, кто, не входящий в круг семьи или надзирателей Тюрьмы Времени, раньше мог посметь хоть бросить на повелителя Преисподней немного дерзкий взгляд? Никто. Говоря по-другому, Люциус только что снова с разбегу ткнулся мордой в свою уязвимость. А она, в свою очередь, сразу же наступала ему на глотку. Видимо, оттого и ком в горле. Ведь с того самого момента, как полубог впервые ощутил свою слабость, она нависала над его шеей отравленным мечом. …Очень сильно сжав кулаки, чтобы тихо выплеснуть эмоции, полубог воткнул палку в землю и попытался встать. Получилось примерно с третьей неловкой попытки. Ему надо было дойти до своего сарая, перемотать там ногу, сдержаться и не сожрать какого-нибудь цыплёнка заживо, а затем впасть в симуляцию смерти без снов на половину дня. Так прошёл весь предыдущий месяц, когда измученный организм только-только начинал восстанавливаться. Люциус тоскливо заковылял в сторону ветхого деревянного домика. Выглядело это до ужаса нелепо: он передвигался прыжками, как сутулая псина с двумя лапами, одна из которых была вообще деревянной. Зато сам, без поддержки. Он ж не умеет не позориться и просить помощи у демона, пока тот не предложит её сам. Воланд даже смотреть на это не мог. — Далеко собрался? — язвительно окликнул он полубога, с неохотой поднимаясь с земли. Люциус ответить не успел; демон подхватил его на руки и, поворчав на боль в пояснице, понёс его. Полубог зашипел, как бы в качестве вежливой просьбы его опустить. Он решительно не хотел, чтобы здешние люди впервые за долгое время увидели его в образе нюни, неспособной и шагу самой сделать. Не то чтобы это было очень далеко от правды, но всё же расшибиться во время скачек с палкой — меньшее зло. Жаль, Воланда его необходимость даже в луже корону носить не волновала. Он просто донёс его до сарая. Кивнул Люцу, чтоб тот замок снял, а затем вошёл с ним внутрь. Всевозможные запахи от домашних животных, зимующих здесь, неприятно ударил по носу даже выросшим в мире, где нет воды и мыла. Впрочем, поморщились, смирились и стало нормально. Воланд оставил его в углу задней стены, где Люциус, изо всех сил стремясь к комфорту, за месяц по камушку сколотил себе приемлемой формы кровать с овечьим пледом на ней, по сути, чтобы случайно не пришлось объясняться, откуда адский камень. Он наслаждался как раз твёрдостью — в суровой Преисподней никто на перинах не спал. Кто сказал, что если полубог ради внимания батька однажды разгромил половину собственного мира, то не может по родной земле скучать? Демон это всё, конечно понимал, и сам иногда испытывал, но в меньшей степени. Он спал в стоге соломы на весь остальной угол сарая всё это время. Удобно? Зависит от усталости. Спать можно? Вполне. Этого достаточно. Адские разошлись каждый на своё место. Люциус откопал бинты, всегда валяющиеся неподалёку от него, и принялся заматывать у раненой ноги доcки. Процесс этот был далеко не из приятных, особенно в моменте, где требовалось согнуть конечность, невозможно болящую от любого движения, однако он научился действовать достаточно быстро. Вскоре нога была успешно зафиксирована, пусть и с коротким вскриком. …Итого, почти все проблемы, не считая лёгкого голода, были устранены. Люциус обессиленно упал на свою лежанку, чуть не ударившись головой. Внутри него до сих пор клубилось огромное количество напряжения, какого он не испытывал с той самой треклятой ночи, когда каждая секунда сопровождалась сладким ощущением смерти, наступающей тебе на пятки. Нет, всё не настолько плохо, конечно, но несколько приступов тревоги, стычка с Воландом, разросшийся с ним же конфликт и обострившееся ощущение собственной ничтожности, а затем снова тревога и слабость — это слишком много для недели. А прошла всего-то половина дня. Вывод напрашивался сам собой: ему срочно надо было выпить. — …Где мы прятали вино? Люциус сказал это быстрее, чем его бы настигло ощущение дискомфорта от чужого холода. Благо, местную убогую пародию на вино они всегда тырили себе с запасом, и благо, что Воланд полностью разделял его желание. — Где-т подо мной. Вроде бы. — Достанешь пару? — А то ж т’е просто интересно, — вздохнул Воланд, лениво поднимаясь со своего места. Чуть порывшись в груде соломы, он вытащил из-под самого низа пару грубых глиняных кувшинов, закупоренных пробкой листьев в ткани. Вот так здесь выглядело вино; хотя непонятно, можно ли было вообще называть настойку из всего, что только растёт близко к земле, вином. Ну, на безрыбье и рак рыба. — Держи. Демон передал Люцу один кувшин и вернулся на своё место. Около минуты они копошились с пробкой, ногтями отдирая засохшие листья от шершавой засохшей глины, и почти синхронно её вскрыли. Кружек не было, пили с горла; первым был Люциус. Красноватая жижа не удивляла ни вкусом, ни процентом спирта. И если с первым полубог мог смириться, то ради второго он вообще-то и брал алкашку, а потому решил взять всё в свои руки. Буквально: Люц подсунул ладонь под донышко кувшина и слегка повысил её температуру, смешав с крошечным количеством магии, чтоб дрожжи охотнее бродили. Простенькое заклинание, которым он баловался, ещё когда был совсем юнцом, Ад только формировался, а всё алкогольное он втихую воровал у Ивлиса, причём постоянно играясь с формулами, чтоб размотало быстрее. Между прочим, в Преисподней так сформировалась уникальная винодельческая ветвь! Жаль, Люциус не мог посмотреть, как там поживает его наследие. Жидкость внутри забурлила. Это не совсем кипение — оно бы испортило вкус, скорее простое действие магии. Острое ухо демона очень быстро уловило бульканье между кудахтанья и мычания. Воланд тут же оторвался от разглядывания стены и метнулся к Люцу, гневно выпалив: — По сну в трое суток соскучился, гений?! — демон уже успел занести руку, чтобы разорвать процесс, но Люциус вовремя выставил перед его рожей ладонь жестом «стоп». — Я, конечно, ослаб, но передать немного магии легковоспламеняющемуся веществу даже легче, чем пустить искру, — разъяснил он. — Я думал, ты знаешь это заклинание? Воланд, к счастью, помялся, но всё же принял объяснения и отступил. Оперевшись о стену, он скрестил руки на груди и заворчал: — Да я к вашей маговской хероте в жизни не притронусь. Матушка меня наградила самой разрушительной стихией, чтобы я пользовался ей по назначению и становился сильнее, а не корячился над преобразованием говна в говно. — Твоё дело, — с добродушной ухмылкой сказал Люциус, посматривая на вино Воланда. Он о предназначении огненной стихии на правах главного её носителя не судил, но и не разрушал представления других о ней. Всё ж бесполезно переиначивать убеждения, созданные культурой всего народа демонов. — Будешь и дальше довольствоваться ягодным соком? — Ага, щас, — демон ухмыльнулся в ответ. Через пару секунд кувшин Воланда уже стоял на очереди увеличения градуса. Если он не касался заклинаний, то это не значит, что и Люц не должен был. — Давай, работай. Может быть, даже злиться на тебя меньше стану. …Вот надо ж было идиоту в один миг вернуть дискомфорт в атмосферу. А ведь Люциус почти про это забыл. Ладно, возможно, не всё потеряно, всегда можно свернуть стрелки на отстранённую тему. Люциус этому научился ещё во времена, когда у него был народ и невыполненные обещания по исправлению их жизни в лучшую сторону. Поэтому он постарался быстро закончить со своим пойлом и перейти ко второму. Процесс наблюдался такой же, но чуть быстрее, ибо заклинание из юности в памяти освежилось. Для вина Воланда понадобилась всего минута. Тишина поспособствовала новому всплеску странных чувств внутри, однако Люц старался не обращать на них внимание. Наконец готовность вина была признана удовлетворительной. Вряд ли ему получилось и вкус улучшить, ведь из куска грязи конфетку не сделаешь, но зато можно было с гордостью сказать, что спиртовая жижа у вас во рту изготовлена самим полубогом. Люциус, немного помучившись, чтобы принять удобную позу, гордо отдал демону кувшин. — Продегустируем? Воланд устало выдохнул. Когда его друг предлагал ему результаты своего виноделия, смотрел на него прежним взглядом, самодовольным, изменившимся лишь в плане исчезнувшей из глаз жизненной искры, у него не оставалось сил обижаться. Лишь вопрос, что ж могло так помотать безбашенного в прошлом Люца. Ностальгия — страшная вещь. — Не, ща посмотрю и на улицу вылью. Давай уже. Люциус удовлетворённо хмыкнул. Обменявшись парой пожеланий для приличия, они аккуратно ударили кувшины друг о друга и отпили. Полубог, понимая, для каких целей бурду мутил, залпом не глотал. Снобские привычки заставили его сначала распробовать — на языке ощущались всё те же осточертевшие ягоды, только теперь с жжёным привкусом. Украшал он, видимо, только адские материалы, ибо если бы не концентрация спирта, глушащая вкусовые рецепторы — Люц бы это выплюнул. А вот Воланду не повезло набрать полный рот. Пока Люциус оценивал вино, демон им плевался. Полубог не смог не прыснуть в кулак, наблюдая за попытками этого гения по слогу сообщить ему, что ты, тварь такая, перестарался. — Я специально, — фыркнул Люциус с довольной мордой. — Да тут уже портвейн! — откашлявшись, сказал-таки Воланд. Лохматый хвост недовольно ударил по стене, отчего пара куриц вверху так закудахтали, что упали с жердей. Через пару секунд демон, вздохнув, сполз на пол около друга. А ведь поначалу планировал показательно компанию не составлять. — …Я недооценил намерения? — Ну, я твоих мыслей не вижу. Только тебе суди-и… И-ить… — полубог не смог сдержать широкий зевок. Вполне обычно, однако в следующую секунду он насторожился; его начало клонить в сон как-то слишком резко. Хотя заклинание, опять-таки, слабое. Впрочем, большинство свойств смертных тел до сих пор оставались ему неизвестными. Можно списать всё на странности физиологии. До сих пор испытывая тяжёлое чувство в груди, которое полубог стремился устранить, он присосался к вину. Он даже не помнил, когда в последний раз ожидание пьянящего эффекта было таким мучительным. Время ощущалось замедленным. Секунда с минуту. Поэтому Люциус вздрогнул, получив ответ на слова, которые, как ему казалось, уже потеряли всякую актуальность. — Да ясен хрен, — ответил Воланд перед тем, как заливать в себя вино. В этот раз он был морально готов глотать залпом, что, собственно, и делал, хоть и нос морщился от разъедающего жжения. Демон вообще любил играть в «осуши бухло быстрее». Его более-менее культурный товарищ, правда, такого подхода не понимал, но кто ж спрашивал? Вот он и сидел с пустым взглядом. Видимо, рассматривал пыль на полу. Пьянка у них далеко не первая. Поэтому ожидать какой-нибудь болтовни от Люца вошло, если можно так сказать, в привычку. Уши демона уже навострились, а хвост скучающе закачался, предвещая долгую и очень, с точки зрения полубога, интересную лекцию о… Неразумной фауне Преисподней? Или древние сплетни про других детей богоквартета. Ещё с заплетающимся языком. И обязательно строя из себя гения культуры, будто не он во время тех же попоек часто ржал вместе с “диковатым” Воландом, как конь, называя Агния с Ивлисом пидорасами. А какая сцена была, когда они, уже продумав гениальный план по захвату всех миров, отрубались друг на друге! И затем посреди ночи просыпались на грани грызни, ибо Люциус, бедняга, не мог пойти отлить, пока демон не уберёт руку с его замотанной ноги. Тогда начиналось отдельное приключение, ибо надо ещё помочь ему дойти, накинуть одеяло, ведь элементалю на морозе хуже, подождать в холодину, если не предоставить опору, что тоже бывало, и обратно довести… Весело быть сиделкой за бесплатно, короче. Но проблема-то какая в итоге? Непривычно Воланду в сарае без криков главного петуха. Возможно, он тратил слишком много умственных сил на Люциуса. Но вела его интуиция. А она говорила, что простое молчание в причинах было глубже, чем кажется. Чтобы вывести друга из непонятной бездны в голове, демон аккуратно толкнул его локтем в бок. Люц напряжённо поджал губы. Усталые глаза посмотрели на рогатого, однако сознание явно было где-то ещё. — …Ты там как? — коротко спросил Воланд. Ответ последовал далеко не сразу. Ведь что вообще Люциусу отвечать? Он и сам не знал: физически и эмоционально ему плохо было вообще всегда, но тут случай другой. Просто… Просто мысли свились в клубок, из которого невозможно вырвать ни единого целого куска, а в середине находилось что-то невероятно важное, что сознание не могло достать. И что давило ему на мозг. От этого в животе сворачивался ком напряжения, сжимались челюсти, веки же почему-то наливались свинцом. Раньше тревога наоборот не давала спать, скорее держала его в пробуждении, пока перед глазами не заплывёт. Непредсказуемая вещь. Подсознание явно давало ему намёки, однако полубог не мог понять, на что. Как и не мог понять, были ли они негативными. Впрочем… возможно, новое смертное мышление просто опять накрутило себя. Люциус не бросал попыток найти в своей жизни логику. Ай, точно. Реальная жизнь. Пора уходить из мыслей. — Терпимо, — наконец ответил он Воланду. Но демон, кажись, ожидал чуть больше подробностей; почему? Спросите самого демона. Спирт, уже ударивший ему в голову, сделал своё дело, и недоверие чудесным образом превратилось в лёгкую, но злобу. Обида, опущенная ради попойки, в этом помогла. — Недоговар-риваешь, хвостом чую. А кто-то обещал ничего не прятать… — сердито прорычал он, вглядываясь в истощённое лицо полубога. Острые клыки оголились в оскале. Люца подобная реакция так удивила, что пришлось на секунду-другую выйти из мыслей. — Воланд, мать твою, ос-стынь! — гаркнул он, отпихнув от своего лица острый конец красного рога. — Если б я понимал, как я себя чувствую, я б-бы… с-сообщил с радостью… — на Люциуса тоже ущербное вино начало влиять. У него всегда первым делом начинал заплетаться язык. Демон поначалу зарычал громче, но потом трезвенное здравомыслие всё-таки до него добралось. Отведя взгляд, он стушевался, буркнув себе под нос тихое «прости». Люциус раздражённо закатил глаза. Он всегда считал Воланда немного туповатым из-за вспыльчивого темперамента, однако мирился с этим, пока не попадал под горячую руку. Хотя спасибо ему; полубог смог ненадолго отвлечься. Если бы тревога не имела свойства возвращаться, было бы прекрасно. Опять оба адских затихли. Воланд своё уже почти высушил. Жалея последнюю каплю, имел шанс понаблюдать, какое у Люциуса «терпимо»: бедняга аж бросил типа культурное поклёвывание жидкости и начал хлестать вино также, как диковатый товарищ. Демон жалел Люца в его непонятном несчастье, но хихикнул. На Люциуса, тем временем, волна тревоги накатывала всё сильней. Сейчас он находился примерно на стадии, когда любой окружающий предмет обретал то или иное значение. Какое? Неизвестно, но так говорило шестое чувство. А кто есть полубог, чтобы не слушаться субъективной чуйки? Впрочем, уже сказано — полубог. Поэтому пошла она к чёрту. Люциус решительно продолжал топить чувства. Воланд, тем временем, постепенно катился в невменоз, задумчиво глядя в стену. Какой-то настрой (причём негативный) держался лишь на том, что они вдвоём, ибо любой апокалипсис переживать вместе уже привычней. Если обобщать их мыслительные процессы — энергии творить хуйню не было, так что оба уже хотели лечь спать и желательно забыть весь день. Жаль, не все могли. Если с Люца все взятки гладки, он калека, то Воланд вообще-то здесь жил на правах рабочего. Как минимум, все животные находились на его совести. Демон об этом вспомнил в очень удачное время, когда тело уже клонилось в сторону коматозного состояния на весь остаток дня, и словами не описать, какой поток нецензурной лексики сейчас пролетел в рогатой башке: мимо прошла курица. Голодная. Воланд умоляющим взглядом посмотрел на Люциуса. Тот, оторвавшись от кончающегося вина, нахмурил брови и прижал уши. Мол, нет, сам справляйся, переводя с его языка. Спасибо, что сказать… Но справедливости ради, демон бы тоже отлёживался при любой возможности. Трудолюбивых среди них не было. На будущее он запомнил рябую курочку с белым пятнышком на грудке. Когда понадобится еда, её он сожрёт первой. Простонав так, будто его снова ссылают во Времёнку, Воланд с трудом поднялся со своего места и вяло стряхнул с себя остатки сена хвостом. — Вот эт’ у т’я варево, канеш… — промычал он, глотая половину звуков, на что полубог довольно хмыкнул. Опьянение наросло ещё не в полную силу, но голова уже кружилась, как и ноги. Для верности пришлось опереться рукой о загон. Стоящая в нём белая коровка по имени Снежинка лениво оглядела бухого чертилу и вернулась к неспешному пережёвыванию корма. Демон не сдержал в себе желания почесать ей морду; как-то так получилось, что рогатый к рогатой привязался, у них-то в Преисподней таких нет. Но к огромному сожалению, любовь почти полностью испарился, когда ноги заплелись в узел, и Воланд почти ёбнулся на пол, параллельно выдав новую порцию весьма изобретательной матерной лексики. Люциус, пытаясь не засмеяться с этого на всю деревню, так старался зажать смех в глотке, что у него заболела вся шея. Полубог пока был более-менее трезв, но боже, ядрёная жижа работала! Веки всё ещё были свинцовыми, но хотя бы тревога-таки смогла поубавиться. Возможно, потому, что перед глазами мир поплыл достаточно сильно, чтобы всё внимание уходило на распознавание предметов перед собой. В любом случае, малейшая крупица расслабления ощущалось манной небесной. Люц откинулся на стену и с небольшим трудом принял более удобное положение, распрямив ногу. Один глаз закрылся, а второй помутнённым взором наблюдал за демоном, корячущимся с зерном возле толпы кудахтающих куриц с нечленораздельными «цып-цыпами». Пернатые твари чуть ли не с самого Воланда шкуру сдирали, пока ждали подгон пшена. Тот же, согнувшись, почувствовал, как вино катит на волю. Теперь птичьи звуки сопровождались громким сдерживанием рвотных позывов. Когда бедный старался снова согнуться и не выблевать весь желудок, у него хвост начинал дрожать и пушиться, как у деревенских котов, когда они территорию метили. Это, наверное, было лучшее зрелище, увиденное Люциусом за последние пару месяцев. Жаль, сил заржать уже не осталось. …Хотелось бы ещё чуть-чуть побыть в сознательном состоянии, чтобы понаблюдать за этим посмешищем. Однако Воланд, обернувшись после мучений с птицами, увидел у стены уже сопевший труп. Демон поспешил к нему присоединиться, плюхнувшись в его любимый стог сена рядом. Ему после беготни с тяжестями по лесу тоже не требовалось много времени, чтобы заснуть. Единственное, что Воланд успел почувствовать — как Люциус случайно сполз на него всей своей тушей. Пьяное сознание сочло слишком энергозатратным действием выбираться из-под него. Ну, хотя бы быстрая и неловкая пьянка закончилась, как обычно. Раскрыв глаза на секунду, полубог лишь недовольно фыркнул, тут же заснув обратно. Напряжение наконец испарилось. Не сказать, что сарай с вечно орущими животными был для него комфортным местом. Однако полубог был согласен на это, лишь бы не лишиться хоть какого-то чувства защиты, крыши над головой. Жаль, жизнь не собиралась его щадить.***
Очнулся Люциус в другом месте. Первым делом тело ощутило на себе жгучий холод. Дыхание сопровождалось дрожью в груди, а руки промёрзли достаточно, чтобы не ощущаться вовсе. Поначалу полубог старался даже не обращать внимания на дискомфорт. Хватался за желание остаться в одном уютном положении. Однако вскоре, когда пронизывающий до костей мороз перестал казаться сквозняком, глаза всё же пришлось открыть. С трудом; и без того белые ресницы склеили крохотные сосульки. Вместо ветхой деревянной крыши над головой чёрным куполом возвышалось ночное небо, осыпающееся мутными белыми разводами. Полубог плотно зажмурил глаза, чтобы прояснить картинку перед ними, и тут же одно из хаотично падающих пятнышек приземлилось ему на руку. Пошевелив пальцами, чтобы убедиться в убитой обморожением чувствительности, он поднёс запястье к лицу и рассмотрел его поближе — еле видимый симметричный узор ясно дал понять, что это ни что иное, как обычная снежинка. В обычных условиях хрупкий водяной кристаллик, коснувшись кожи огненного элементаля, сразу бы распался или испарился. Но снежинка даже не думала таять. Белые брови нахмурились: сознание выходило из затуманенного состояния, уступая место медленно нарастающему внутри напряжению. Только сейчас Люциус догадался осмотреться. Тело нехотя оторвалось от лежачего положения, отчего голова закружилась, а мир вокруг снова размылся в мешанину из чёрно-белых пятен. Но полубогу их было достаточно, чтобы узнать место, от воспоминаний о котором уже как несколько месяцев горячая кровь в жилах стыла. Лес. Снова эта чёрная, одинокая глушь. Бесконечные ряды одинаковых деревьев, давящие на психику намного больше белых стен Тюрьмы Времени. Витающее в воздухе ощущение опасности и чьих-то глаз на затылке, вгоняющее некогда могущественного полубога в ступор от страха. Естественно, Воланда рядом не было. Как и следов, отметок на коре или хотя бы различимых созвездий. Ничего, что могло помочь потерявшемуся пленнику соснового бора сориентироваться. Однако Люциус старался не терять надежду, судорожно рыская взглядом по покрытой сугробами земле. Тело пронзил заряд адреналина, и откуда-то нашлись силы встать на ноги; где-то внутри снова проснулось животное желание выжить. А вот победит ли оно страх, стремящийся сковать в движении каждую мышцу? Зависело лишь от решений Люциуса. Но он ещё должен был до этого догадаться. Сейчас же полубог трясся, как испуганный заяц, не в силах контролировать дыхание. Сколько бы Воланд не инструктировал его дышать ровно в моменты приступов паники — осознанно это сделать почти нереально, когда рёбра будто намеренно старались сдавить сердце с лёгкими до полной невозможности функционировать. В горле застрял ком, а выше, в голове, стоял страх быть похороненным здесь же, под новым слоем снега. А ведь Люциус считал, что его глупый и незначительный, как он сам говорил Воланду, страх снова оказаться среди леса остался в прошлом. И действительно — в обычной жизни вид заснеженных сосен почти не вызывал тревоги. По крайней мере, такой же сильной, как это было первое время. Однако корнем было не место. Корнем была абсолютная беспомощность, проявившаяся в нём. Да, Люциус боялся быть слабым. Потому что всю свою жизнь провёл в иерархии, где главным критерием отбора была сила. Что здесь было иронично? Что Люциус, по сути, построил эту систему своими же руками. Тот же Ивлис хоть и был не менее жестоким, но какое-то время вёл Преисподнюю к цивилизованности. В то время как его младший брат стремился только к утверждению собственного достоинства. И вот — плоды своих действий. Правда, не о том полубог думал, валясь обратно в снег задыхающимся зверьком. Ему просто хотелось не видеть больше места, напоминавшего о собственной ничтожности. Ноги машинально поджались к груди. Люциус, надеясь, видимо, просто перетерпеть накатывающий ужас, обвил их руками и сжал ладони так, что ногти сквозь ткань царапали кожу до крови. Чувствительности в пальцах было достаточно, чтобы определить её быстро угасающее тепло среди метели. Да и резкий запах железа в этом месте ничто не могло перебить… «...Запах?» Резкая мысль в голове была настолько неожиданной, что на секунду выбила его из колеи. Жить и дышать стало легче. Не врали учебники королевских библиотек; минус на минус даёт плюс. Люциус только сейчас обратил внимание на то, что здесь ничего не имело запаха. Причём при условии, что насморка тоже не было. А ведь помнится, всякий раз, когда он бывал в лесу, ему даже с заложенным носом удавалось учуять много чего: хвоя, земля, звериный или человеческий след… Да и ветер всегда шумел. Те же снежинки из-за этого редко падали ровно. Всегда под каким-то градусом. Полубог постепенно начал что-то понимать. Образ снежной могилы треснул, как только показал, что за общей картиной нет определяющих её мелочей. Иными словами — фокус оказался лишь простым фокусом. Фальшивкой. А он, как ворона, видящая пугало, повёлся. Также быстро, как волна паники пришла, она испарилась: сердце, хоть и стучало бешено, начало приходить в норму. Дыхание снова можно было контролировать неосознанно. Руки перестали трястись. Но самое главное — пропал страх. А Люциус остался в недоумении. Снег всё ещё валил с чёрного неба крупными хлопьями, однако теперь полубог понимал, почему они не тают от контакта с ним. Ради чистого интереса он осмотрел ещё пару снежинок, упавших на руку. И снова они даже не думали таять, спокойно лежа на, считай, самом воплощении стихии огня, который когда-то мог испарить бочку воды, случайно коснувшись её. Спасибо за возможность осмотреть уникальные узоры… Наверное. Детали, скрытые в месте, раскрыты. Теперь стоило найти детали в самом себе, чтобы убедиться, что сейчас мучилось не его физическое тело. Аргументы «за» — отсутствие насморка, слабости и прочих проявлений непрекращающихся простуд, от которых полубог постоянно страдал. Однако этого было недостаточно. Нужно было что-то исчерпывающее, что не могло быть списано на затуманенность разума в чужом теле. Долго гадать не пришлось. Люциус, как ошпаренный, вспомнил про свою раненую ногу в реалиях нормальной жизни и сразу же схватился за неё; цела! нет, ЦЕЛА! Никакого деревянного балласта на бинте. Для дополнительной достоверности он даже откатил штанину, сев на снегу в позу лотоса, и осмотрел правую щиколотку. Ни шрама, мать его. Полубог, обрадовавшись, как чертёнок малый, около минуты просто двигал ей в разные стороны. И никакой боли. Честно, если не обращать внимания на предыдущие события, то было приятно в кои-то веки не чувствовать себя инвалидом. Теперь Люциус мог с полной уверенностью сказать, что снова оказался либо в кошмаре, либо в иллюзии. Если второй вариант, скорее всего, был построен отцом, то стоило прощаться с головой. Однако он в это не верил; судя по отсутствию собственного полубога и безызвестности сына Агния среди простого народа, опять-таки, глушью Далварика была такой, что даже прихвостни богов не шастали. Скорее всего, это кошмар. Очень реалистичный кошмар. М-да. Давно ему ничего не снилось. Если так вспомнить, то на протяжении всего снежного сезона закрывание глаз на полдня служило просто недолгой симуляцией смерти. Ничего непонятного в этом не было; организм тратил ресурсы на восстановление сил, а не на цветные картинки. Полубог по ним и не страдал особо. Последнее сновидение Люциус видел будто целую вечность назад. То самое. Где над головой расстилалось сиреневое небо, а под ногами — цветы… И где появился загадочный незнакомец, которого он для себя ласково прозвал «шарфиком». Ощущение полной безопасности, уют, умиротворение… Давно же он такого не испытывал. Всё это шло будто из другой эры, где Люциус не казался себе жалкой пародией на прежнего полубога. Тёплые воспоминания вызвали небольшую улыбку на лице. Полубог вытянул ноги на снегу, снова удивившись, как ему ничего в этом не мешало, и посмотрел ввысь. Кружащие над ним снежинки, теперь не кажущиеся ему угрозой, абсолютно случайно навели его на мысль: если посмотреть чуть глубже, то миры его снов схожи! Не по месту и не по настроению — по идее. По чему-то, что стояло в самой их основе. Оба сна имели цель вызвать какие-либо эмоции. И возвести их в абсолют, что они делали, создавая максимально реалистичные образы, которые, не имея опыта, раскусить нельзя. Для чего — стоит догадаться самому Люциусу. Однако никто не отменял сходств, которые он ещё не нашёл. Первым делом, стоит определить цель — проснуться. Теперь к исполнению: что было в первом мире, чего Люциус пока не обнаружил? Естественно, в голове сразу всплывал человек. Однако вряд ли его природа принадлежала именно сну. Полубог ещё в самый момент их встречи полагал, что загадочная личность вполне себе существует в реальности, и им стоило лишь найти друг друга. Внимание стоило обратить на целостность мира: первый-то был разрушен. Человек, вроде как, это скрыл посредством быстрого пробития грудной клетки (да, Люциус до сих пор на это обижался!), но всё ж сознание не может скрывать детали от своего обладателя. Через несколько недель вспомнилось. Так почему нельзя было разрушить и этот? Тут посреди сугробов хвост отмерзал не у собаки паршивой, а у огненного полубога! Теперь-то эти слова не просто добивали его гордость. Стоило вспомнить мир сиреневого неба. Его существование раскололось, когда двое заточённых в нём нарушили предписанные им порядки. Значит, стоило прощупать слабое место. Люциус задумчиво хмыкнул; по идее, кошмарам не нравилось, когда полубог переставал им подчиняться. А чего ожидал лес? Слабости. Он пугал беспомощностью. Теперь же, когда ужас превратился в тыкву, бояться было нечего. И тут же встал новый вопрос: действовали ли ограничения реального мира в искусственном? Люциус сразу понял, как это проверить; рука, пусть и с небольшим трудом, сделала лёгкий щелчок парой пальцев. Следующая секунда для него была самой счастливой за несколько месяцев. От кончиков чёрных ногтей, испустив пару струек дыма, задребезжало пламя. Как у небольшой свечи, ибо старания были минимальные. Однако стабильное! Сердце пропустило удар. Люциус так давно не видел простецкого огня, созданного им, что на глаза накатили слёзы. Губы растянулись в счастливой улыбке. Он наконец-то чувствовал себя Люциусом. Грозой Преисподней. Повелителем пламени. Словно счастливый ребёнок, он заворожённо смотрел, как огонь, повинуясь малейшей его мысли, разрастался. Отражался в красных глазах полубога и на снегу вокруг. А падающий снег избегал языков пламени, отступая по сторонам. Люциус ухмыльнулся; мир почувствовал опасность. Не успел он и глазом моргнуть, как снежинки стали метаться по сторонам. Ветер, которого пару минут назад не было вовсе, начал задувать сразу со всех сторон, стараясь погасить пламя и полубога вместе с ним. Однако не просто так квартет богов забрал у него добрую часть сил: Люциуса, лишь почувствовавшего свою силу, уже невозможно было остановить. Не прошло и минуты, как сознание полностью затуманилось хотя бы недолгим возвращением своего величия. Пламя разрослось до огромного огненного сгустка, для контроля которого пришлось крепко стоять на двух ногах и контролировать его обеими руками. На снег полились ручейки раскалённой лавы, что повлекло за собой кучу бьющего в лицо горячего пара, но это ж элементаль огня! Будто бы ему были страшны высокие температуры. Наоборот, чем жарче становилось вокруг, тем живее Люциус себя чувствовал, тем больше его распирало от осознания своей силы. Ухмылка превратилась в оскал, а тело затряслось от нового выброса адреналина. Ветерок быстро перерос в сильные порывы, а затем в полноценный шквал. Сосны вокруг гнулись почти вдвое, где-то слышался глухой треск древесины и свист летящего воздуха, а устоять было почти невозможно. Ноги впились глубоко в остатки снега, превратившегося в испаряющуюся грязную лужу. Люциус чувствовал, что пора. Концентрированная мощь пламени встретилась напрямую с сердцем мира — землёй. На секунду, кажущуюся часом, картинка перед глазами застыла белой пропастью; рвануло. На некоторое время у Люциуса отбило зрение и слух. Он упал на колени, выжидая момент, когда к нему вернутся чувства. В белой пустоте постепенно вырисовывалась силуэты тонких деревьев. Всё окрашивалось в красно-оранжевые цвета, постепенно становясь темнее и темнее, пока перед глазами полубога не предстала картина горящего леса. Ветра больше не было. Каждое дерево трещало, постепенно пожираемое огнём, а снега не осталось вовсе. Всё, что только мог увидеть глаз, было охвачено адским пламенем и словно билось в предсмертной агонии. Люциус невольно вскрикнул что-то счастливое, отмечая своё торжество. Вот он, глава Преисподней, страх всех миров! Наконец жизнь дала ему шанс показать, на что был способен полубог! И пусть смертные продолжают дрожать, лишь услышав его имя. Однажды все четверо богов обязательно склонят головы перед ним. Люциус, желая ещё чуть-чуть пожить при своей силе, баловался с магией как только мог. Выпускал искры, превращал землю под собой в багровый камень и золото. Наслаждался, в общем, как мог. И вдруг хищный глаз заметил движение рядом с собой. Полубог вздрогнул от неожиданности, сразу уничтожив формирующийся кусок золота в своей руке. Пламя вокруг погасло, и во всей красе показалась совсем крошечная коричневая птичка с чёрным пятном вокруг клюва. Так. Это из нынешнего мира. Люциус их точно видел. Как там называется вот такой, мелкий… Воробей? Откуда здесь вообще воробей? Люциус вопросительно приподнял бровь, смотря на бьющее малюсенькими крылышками создание. Это было странно не только из-за пожара, от которого любая жизнь уже должна была не сгореть, так задохнуться в дыму. Проблема в том, что здесь вообще никого быть не должно. Тут кошмар одного конкретного полубога. Причём рассчитывающий в том числе на одиночество. Даже птицы здесь точно никак не подразумевались. Воробей, тем временем, продолжал висеть в воздухе рядом с Люциусом. В голову начали закрадываться мысли, что он, возможно, не был созданием его разума. Ведь Шарфик тоже был извне. Да и появился воробушек лишь в момент, когда мир сновидений ослаб вместе с его правилами. Ну… Ладно? Не стоит отказываться от неких созданий, любезно пришедших в твой сон, наверное. Не то чтобы Люциус очень серьёзно относился к круглой птичке, но временами стоило побыть менее критичным. Он выставил перед собой руку с вытянутым пальцем, приглашая гостя сесть. Тот вроде был доволен. Выставив маленькие лапки, воробей аккуратно приземлился на палец. Коготки впились полубогу в кожу, чего он даже не почувствовал из-за их ну совсем уж крошечного размера. Вообще, после использования магии температура тела Люциуса всегда поднималась, и сейчас, в теории, одного касания было бы вполне достаточно, чтобы птичка подожглась… Однако пернатик чувствовал себя прекрасно. Видимо, правило всемогущества во время сна работали не только для полубога. Некоторое время они посидели так. Люциус внимательно осматривал воробья со всех сторон, ожидая чего-нибудь необычного. А птица внимательно смотрела на него в ответ. Почти не двигалась. Что-то в её движениях подсказывало, что разум внутри этой головы определённо был. Только полубог пока не понимал, какое событие должно произойти. Желая рассмотреть крылатое тельце поближе, он поднёс воробья на уровень своих глаз. Тот же продолжал внимательно пялиться, словно ожидая какого-то действия. Его намерение раскрылось, стоило Люциусу повнимательнее вглядеться в чёрные бусины на птичьей голове. В них отражалось сиреневое небо первого мира. *** Люциус вскочил в холодном поту, словно облитый ледяной водой. Сердце билось, как бешеное, дыхание было снова тяжёлым. Тело дрожало. А в голове крутилась одна-единственная мысль. Он торопливо сполз с кучи сена, даже не думая о том, почему заснул на чужом месте. Раненая нога задела что-то, пока Люциус небрежно ей двигал, но ему было плевать. Судя по отсутствию света, на улице уже стояла глубокая ночь. Все ненавистные ему курицы спали, и за это большое спасибо. Полубог принялся сметать со случайного участка пола всё сено, пыль и грязь. Только в этот момент он заметил шокированно пялящегося на него Воланда. Тот проснулся ещё десять минут назад, ибо Люц постоянно ворочался, а отрубился он на демоне сверху, но пока он только старался заснуть обратно. Теперь Воланд был… Ну, в ахуе, мягко говоря. — Блять, Люц, ты чё творишь… — сонным голосом промямлил он, протирая глаза рукой. Но ответа не дождался; другану не до него. Люциус наконец очистил часть пола до более-менее приемлемого состояния. Следующим шагом он, почти не сомневаясь, со всей силы впился зубами в запястье, пока на языке не показался вкус крови. Тут Воланд уже понял: дело пахнет жареным. Демон сполз со спального места и подбежал к Люцу, думая, что у него начался бред или ещё что получше. Он постарался выбить у него из зубов собственную руку, однако полубог начал рычать и агрессивно отпихивать его второй рукой. Воланд бы без проблем смог попробовать ещё раз, но кровь, обильно стекавшая из Люциуса, попала под ладони демона, тем самым делая их слишком склизкими для поставленной цели. Он с недовольным шипением принялся вытирать их о свою одежду, а Люц продолжил устраивать кровавую баню. Собирая жидкость с руки пальцами, но не касаясь раны, дабы не занести чего, он начертил на досках не очень ровный круг. Затем выкрасил по его периметру восемь разных символов на одном из древних Адских языков, на котором, кстати, говорили предки Воланда, но не он сам. Завершился узор крестом внутри круга и пятном посреди пересечения линий. Теперь Люциус мог спокойно перевязать рану; кровь больше не понадобится. Так как не свою одежду ему жалко не было, он оторвал кусок ткани от рукава и туго замотал им запястье. Бля, кажись, вену задел. Тряпка очень быстро начала пропитываться кровью. Но ничего, переживёт. Осталось только использовать саму магию. Воланд к тому моменту уже понял, что останавливать друга бесполезно, поэтому просто в сторонке смотрел на происходящее, надеясь, что Люц не сдохнет по воле случая. Он, тем временем, склонился над узором и приложил к нему руку. Попытки выжать из себя хоть немного магии пока оставались безуспешными. А кровь была нужна, чтобы соорудить для неё проводник и меньше потратиться на сложный трюк. Люциус использовал заклинание для мага уровнем чуть выше среднего. Даже Воланд это понимал. Его хвост напряжённо распушился от волнения и забил собой стену, как бы стараясь расслабить хозяина. Демон уверял себя, что Люц не дурак, знает, чё делает. Наконец магия начала работать. Хоть и с большими трудностями. Люциус, направляя заклинание, начал как можно подробнее визуализировать свою цель. От этого в лобной доле появился довольно сильный дискомфорт, но полубог не обращал на это внимания, полностью концентрируясь на образе. Он почувствовал, как магия, текущая через кровь, тело и его голову, наконец начала объединять силы, исполняя заклинание. В голове стали моментами и отрывками проявляться образы мест с объектами. Постепенно из чёрных пятен они стали формировать цвета и конкретные силуэты. Но этого было недостаточно. Люциус постарался влить ещё больше магии в моменте, отчего в теле моментально проснулась слабость. Вредно ему работать на износ. Так что же он искал? А разве неясно? Человека. Загадочного незнакомца, шарфика, называйте, как хотите. Он понял намёк воробья и решил сразу вынюхать его в этом мире. Опять Люциуса вела лишь интуиция, но он действительно понимал, что творит. Через пару минут сил стоять даже на четырёх конечностях не осталось. Люциус старался не упасть, поддерживая мутную картину, проявляющуюся в голове. Что можно было сказать сразу — вокруг находились зелёные деревья и небольшие скалы. Но главным было белое пятно в середине. Предвещая, что в ближайшую минуту он свалится на пол от усталости, полубог бросил в картину последние силы. Мутное пятно начало мучительно медленно обретать свой силуэт, становится похожим на человека, а затем выявлять отдельные цвета и объекты. В самый последний момент Люциус смог увидеть на шее силуэта клетчатую ткань. И в следующую же секунду он свалился на доски, перед потерей сознания успев выронить лишь одну радостную мысль: «Он!»