Чондэ лежал в полной тишине и не мог поверить, что наконец-то действительно расслаблен. Мышцы во всём теле ныли от долгого отсутствия нормального отдыха, мысли текли неохотно и медленно, едва ли позволяя за себя зацепиться. Кровать в отеле не была слишком уж удобной, но Киму было чертовски наплевать на мягкость матраса сейчас. На то, где пропадает его сосед, тоже было наплевать, правда лишь до того, как дверь в номер распахнулась, являя измученному вокалисту довольное лицо Минсока.
— Вставай быстрее, Исин уже готов! — протараторил он, и Чондэ был почти готов захныкать, но таки нашёл в себе остатки сил, чтобы ответить.
— Сбор какой-то?
Почему упомянули именно Чжана, парень уточнять не стал. На это драгоценной энергии уже точно не хватало, да и Сюмин в последнее время проводил с танцором поразительно много времени, так что его имя мелькало в речи старшего порой запредельно часто.
— Какой ещё сбор! Мы же в родном городе Син-Сина, менеджер дал добро на погулять, вставай уже, нас троих ждут прекрасные виды!
— Только ты, я и Исин? — теперь стало понятно, почему именно Лэй. Он, судя по всему, преисполнился добродушием в отношении прилипшего к нему Минсока, и теперь вместо выходного с какого-то перепугу согласился персонально провести тому экскурсию по знакомым улицам.
— И парочка охранников, — он улыбнулся с ещё большим энтузиазмом, что ударило волной раздражения по младшему из Кимов. — Ну так?
— Остальные не подписались на это безумие, так почему я должен?
На улице нещадно жгло солнце, жара не унималась даже сейчас, в шесть часов вечера, а в комнате Чен мог до посинения наслаждаться кондиционером. Если же согласится на высказанное хёном предложение, то отправится на неизвестный период времени уже на до одури стоптанных ногах штурмовать достопримечательности, пока раскалённый воздух и пыль, прилипшая к потному телу, будут его пытать. Перспектива подобного досуга нисколько вокалиста не прельщала после столь утомительной работы, и он со своего ложа недоверчиво покосился в сторону Мина.
— Они такие зануды! Сказали что-то типа "да чего мы тут не видели". Дурацкие китайцы, я вот не знаю Корею наизусть и без понятия, почему они решили, что им Китай со всех сторон известен.
— Я пас, — ещё раз, уже более прямо, объявил Чондэ, и Минсок возмущённо хлопнул за собой дверью, уже полностью перемещаясь в комнату, а не топчась на пороге.
— Ты не можешь оставить меня!
— Это ты меня оставляешь, — буркнул младший в ответ, снова устало прикрыв глаза.
— Эй! Я не оставляю, а приглашаю вместе провести время.
— Как скажешь, — согласился Чен, отворачиваясь к стене. Минсок недовольно вздохнул и вышел из комнаты, оставляя друга в долгожданном покое.
С тех пор, как агентство заявило Минсоку и Чондэ, что те присоединятся к китайской подгруппе и отправятся жить в этот самый Китай, исполняя песни на незнакомом языке и на нём же раздавая интервью, парни очень сильно сблизились. В чужой стране, где любые коммуникации давались с огромным трудом; в одном общежитии с иностранцами без возможности свободно общаться; в постоянном ощущении своей беспомощности они держались друг за друга, как за спасательный круг. Потому Чондэ так и удивлял тот факт, что Минсок стал клеиться к Исину, говорящему на этом ненавистном китайском. Он правда был рад за приятеля, но не мог его понять, как ни старался.
Раздался стук в дверь, и Чондэ страдальчески простонал в подушку.
— Вы, вероятно, смеётесь надо мной, — пробурчал он себе под нос.
— Я зайду? — послышалось на родном корейском, иначе Чен и не разобрал бы слов.
— Да, — ответил парень с кровати. Как же ему иногда нравился его голос, который не приходилось особенно напрягать, чтобы звучать достаточно громко.
В номер просочился единственный донсен Чондэ, который вызывал в нём особенные чувства. Из всех сожителей этот был самым спокойным, самым вежливым и определённо прикладывал больше всех усилий в попытках понять одногруппников. Он имел привычку собирать старших вместе за ужином, ждать соседа в лице Ифаня со всех тренировок, чтобы непременно идти вместе. А ещё у Тао были просто невероятные глаза. Из-за вечных синяков он когда-то и получил своё прозвище "панда", на что сначала дулся, но потом привык и стал отвечать фирменным эгьё. Его взгляд всегда был слишком чистым и милым. Настолько слишком, что казался нереальным или наигранным. Когда Чондэ смотрел на Тао, он не мог понять, что же так сильно его смущает. Цзытао был далёким, был недостижимым, хоть и старался казаться приземлённым. Ким хотел бы знать, о чём думал макнэ, когда находился в одиночестве, быть может, это позволило бы ему стать немного ближе. А быть рядом порой хотелось нестерпимо, хоть и ощущался мандраж в любых беседах просто из-за разницы культур, воспитания и жизненных принципов. Это не выглядело как большая проблема, но немного всё же мешало. Гораздо больше мешало то, что Хуан, думалось, установил на пути к себе невидимые ловушки, и сколько бы ты ни знал о нём, ничто не казалось достоверным. Это странное ощущение не первый день преследовало Чондэ, и отделаться от него никак не получалось. Вопреки собственному же желанию, он пытался держать дистанцию с Тао, чтобы тот ненароком вновь не заставил его ощутить себя сумасшедшим, что убеждён в поддельности всего происходящего. Мир был живым и ярким, но как только в поле зрения появлялся Тао, то он мгновенно мерк, становясь не больше, чем картонной декорацией. И вот сейчас, когда Чондэ без зазрения совести рассматривал чужое лицо, он ощущал это максимально чётко. Всё становилось неважным и унылым на контрасте с его застенчивой полуулыбкой.
Тао тихо прикрыл за собой дверь и, подойдя к хёну, присел на его кровати. Тот поднялся в сидячее положение и стал подбирать слова, которые абсолютно не желали возникать в сознании, языковой барьер всё ещё сильно давил на одногруппников. Хуан, попялившись в пол несколько секунд, таки повернулся на Чондэ и произнёс явно заученную фразу на корейском.
— Можно тебя обнять?
Это прозвучало как гром среди ясного неба, окончательно сбивая Кима. Как будто от парня ожидалось услышать что угодно от "как дела?" до даже признания в убийстве, но точно не нечто подобное.
Чондэ обратил внимание, что в ухе донсена не было привычной серёжки. На пальцы не надеты кольца, на запястья — браслеты и часы. Утренний макияж смыт, а растянутая домашняя футболка висит на широких плечах. Ким вообще не знал, когда этот предмет гардероба успел так износиться, если даже в кругу сокомандников и вдали от камер Тао зачастую ходил в дорогих и наверняка неудобных рубашках. Парень словно предпринял попытку слиться с окружающей средой, но лишь ярче засверкал, и Чондэ почувствовал себя ослеплённым представшей перед ним картиной.
— Сдохнем ведь от жары, — пробормотал он в итоге, вспомнив о необходимости ответить.
— Что? — непонимающе переспросил Цзытао.
— Можно.
Младший медленно приблизился и положил голову на дружеское плечо, руками скользя по чужим бокам и устраивая большие ладони на спине Кима. Все в группе знали: Тао любит нежности внезапные и другим непривычные, но всё-таки проявление чувств подобное происходящему сейчас было слишком уж неожиданным и заставляло неприятные догадки прокрадываться в сознание. Хуан всегда поддерживал своих приятелей, которые не стеснялись изливать ему душу на регулярной основе, а на уточнения о своём состоянии пожимал плечами и говорил, что все проблемы избегают с ним сталкиваться, потому что нескончаемый позитив всегда на охране хорошего настроения. Голос Тао задорный, всегда немного насмешливый и до безумия красивый. Его хочется слушать, даже если не понимаешь, о чём речь. Чондэ не раз ловил себя на мысли, что слова Тао эхом звучат в его голове ещё долгое время после бесед, неповторимый тембр пробирает до мурашек, и Ким поддаётся ощущению полного отсутствия контроля над собой, становясь ведомым в своих поступках только отзвуком чужого голоса. Это было сравнимо с гипнозом, и Чондэ не пытался ему сопротивляться, когда избежать не получалось.
Старший прижал тело друга к себе, отвечая на объятия. Пальцы легли на бока Тао и слегка сжали тонкую ткань футболки. Хуан что-то неразборчиво промычал, почувствовав столь желанные касания. И Чондэ готов был поклясться, что сам почти мурлыкал от удовольствия. Мгновенно возникший жар между прижатыми друг к другу молодыми людьми совершенно не разбавлялся стараниями кондиционера, но дела до этого уже не было. Чондэ чувствовал, как растворяется в тихом стуке сердцебиения Тао, в его дыхании на своей оголённой коже, в погасшем опять мире. Срочно спасать душу почему-то совсем не тянуло, наоборот, хотелось перестать ощущать себя до конца, и Ким почти достиг желаемого, когда младший оставил невесомый поцелуй на его шее.
— Можно? — прошептал он прямо над ухом, и Чондэ покорно кивнул, даже не предполагая, на что соглашается.
Цзытао тут же поднял голову и прикоснулся губами к чужим губам. Сухой и почти детский поцелуй забрал у Чондэ последнюю надежду на собственную способность оказать сопротивление. Он не закрывал глаза, но всё равно был не в силах уловить тот момент, когда парень отстранился, и свои же руки безвольно упали на матрас.
— Спасибо, — раздалось в комнате, и сразу после хлопнула дверь.
Чондэ остался наедине с собой, но присутствие Тао ещё витало вокруг. Бежевые стены комнаты окончательно побелели, дверь мигом выцвела, даже солнце за окном будто резко упало за горизонт, и стало совсем темно. В воздух взмыла пыль со всех поверхностей, и Ким, перевернувшись, упал лицом в подушку.
“Вот же блять”.
Сон отныне не желал посетить парня, и он беспомощно лежал, не шевелясь и изредка поглядывая на стену, что так и не возвращала себе яркий оттенок.
Через время в номер ввалился радостный и нисколько не уставший Минсок, тут же разместившийся на кровати вместе с сожителем и безжалостно придавивший его ноги своим весом. Впрочем, Чондэ не обратил на это никакого внимания. Старший эмоционально и долго болтал о своём мини-путешествии, о том, как ел с Исином мороженое, как наблюдал закат, и Чондэ не мог сообразить, раздражает его это или просто расстраивает. Причинам этих ощущений он тоже не находил объяснения. Быть может, крылись они в том, что всё вокруг Минсока оставалось взрывным и насыщенным, пока в картине мира вокалиста становилось всё меньше жизни. Наверное, это можно было характеризовать и как зависть. Чондэ правда не хотел её испытывать, но не мог справиться с собой, как ни старался. Снова и снова.
***
Острый дефицит цвета особенно хорошо ощутился утром, когда, открыв глаза и глянув в окно, Чондэ увидел лишь серость и мрачные тёмно-зелёные верхушки деревьев, пока Минсок носился туда-сюда и нахваливал погоду. Младший прищурился и максимально сконцентрировался, но ни “такого яркого сегодня солнца”, ни “обалденных синих разводов на небе” так и не смог обнаружить. Даже цвет кожи самого Минсока будто кричал об истощённости парня, как казалось Чондэ, чему совершенно противоречила его широкая улыбка и звонкий смех.
Кое-как под возмущения Минсока поднявшись с постели, Чен умылся, и они отправились на завтрак. Аппетита не было, и Ким глотал только воду, наблюдая через стол за сидящим напротив Тао. Парень как ни в чём не бывало что-то шептал Ифаню, хихикал, улыбался и на корявом корейском спрашивал менеджера о расписании. Взгляд Хуана бегал от человека к человеку, но с Ченом ни в какую не пересекался, как бы упорно тот ни пытался его поймать.
— Совсем не голоден? — наклонившись к уху Чондэ, спросил Сюмин, и тот подавлено кивнул в ответ. — Ты в порядке? — ещё один кивок, которому невозможно было поверить. И в этот момент Цзытао, наконец, обратил внимание на своего младшего хёна. Наспех подведённые глаза приковывали внимание, не давали возможности отвернуться. Мир застыл на мгновение, после чего Земля словно закрутилась в другую сторону вокруг своей оси.
Тао поднялся из-за стола и сказал, что направится в уборную, после чего поднимется в номер, чтобы начать сборы. Всё это время он так пристально следил за Чондэ, что тот даже не подумал оставаться после его ухода. Повторив ровно то же самое, парень сбежал из зала в коридор, уже у лифта догоняя донсена. Китаец усмехнулся и, только за ними закрылись автоматические двери, резко притянул Чондэ к себе за ворот футболки. Ким к собственному же удивлению не растерялся и, встав но носочки, дотянулся до своей цели, на этот раз становясь инициатором поцелуя. Касание оказалось ещё более коротким и ещё менее ощутимым, чем в прошлый раз, потому как до нужного этажа ехать было всего ничего, и попасться на глаза кому-либо было недопустимо.
— Зачем ты это делаешь?
Цзытао не спешил с ответом, направляясь к своему номеру, за ним следовал и Чен.
— Ответь, — проговорил он уже более настойчиво, когда оба прошли в комнату и окончательно скрылись от возможных свидетелей.
— Делаю что? — невозмутимо уточнил рэпер, кинув ключ на полку в коридоре. Чондэ быстро осмотрелся и понял, что эта комната была разноцветной. Утомлённый непрерывным чёрно-белым кино с утра, он крайне обрадовался этому обстоятельству. — Это ты меня поцеловал. Вчера ты мне разрешил.
Чен стоял и не мог подобрать слов. Тао был способен произносить и понимать на корейском только лёгкие слова и простые предложения, а Чондэ банально не знал, как объяснить свои чувства хоть даже через размытые сравнения и странные обороты. Хуан выжидал, и Ким желал сейчас лишь чтобы тот не улыбнулся, ведь тогда любые зачатки мыслительной деятельности испарились бы, и он в очередной раз просто сдался бы этому наглецу.
Тао и не нужны были никакие объяснения, он отлично знал, какой эффект производит на хёна. Слышал не первую неделю через тонкую стенку между комнатами в общежитии его хныканье и плач в подушку, видел по ночам на кухне со стаканом воды в дрожащих руках, вдыхал запах невнятных душевных терзаний, стоило Киму только нарисоваться где-то поблизости. И это так сильно стимулировало нервные окончания глубоко внутри, что Тао ни за что бы не прекратил дразнить Чондэ, если бы тот, разве что, не стал умолять на коленях. Но у старшего был свой вариант, который он и озвучил вместо чего-то связного, что так и не посетило его голову.
— Хочешь встречаться со мной?
— Предлагаешь?
— Предполагаю.
Цзытао сделал вид, что задумался, хотя заранее знал, что должен ответить. Чондэ в нервном напряжении готов был изнывать даже от секундного ожидания, ему чертовски хотелось услышать положительный ответ. Он не знал, как должен был бы продолжить диалог в таком случае, но в обратном он бы, вероятно, рассыпался на миллиард осколков прямо на месте. Серость вспыхнула всеми известными вокалисту цветами, мигом вскружив голову. Тао подобно магу управлял атмосферой вокруг себя, заставляя всё сверкать или гаснуть по своему желанию, это сводило с ума и одновременно с тем отрезвляло, вселяло разумные мысли. Чондэ терялся в ощущениях, чистым оставался лишь образ самого Хуана, его губы сложились в лукавую ухмылку.
— Прости, хён, ты мне не нравишься.
***
В памяти Чондэ не осталось ни того, как он выбегал из комнаты макнэ, ни того, как смывал слёзы с щёк холодной водой, ни даже того, как шокированный Минсок пытался успокоить его истерику, крепко сжимая в своих руках, зарываясь пальцами в его волосы и шепча нечто совершенно невразумительное. В голове только настойчиво крутилась мысль о том, что Тао на самом деле не нужен никто. Он прекрасен сам по себе, без всех, в холоде созданного своими же руками мира. Успокоится ли он прежде, чем всё покроет сыростью и мраком, оставаясь единственным светлым местом?
“А ты мне очень нравишься. Я схожу с ума без тебя, так что катись ко всем чертям со своей идеальностью”.
