Все, о чем только можно мечтать

- Подполковник Кирштейн, какие будут на сегодня указания? - бодрый голос новичка, только недавно вступившего в ряды Королевской армии прошелся по моим барабанным перепонкам как остро заточенное лезвие бритвы. - Не-не, никаких... отдыхайте пока, - лениво ворочая языком, проговариваю я. Вчерашние посиделки до поздней ночи в ближайшем кабаке отразились на способности шевелить мозгами и воспринимать окружающее без раздражения. Сильное похмелье не давало думать ни о чем, кроме как завалиться где-нибудь в темной комнате и отлежаться до тех пор, пока гул в голове не утихнет. А мятая одежда выдавала то, что ночь я провел отнюдь не у себя дома. Равно, как и синяки под глазами говорили о том, что мне было чем заняться, окромя сна. Одним словом, мне было не по себе. Стараясь не попадаться никому на глаза, я прошмыгнул к себе в кабинет и закрыл дверь на ключ. Бумажной работы было выше крыши. Нужно было составить по меньшей мере дюжину рапортов, которые я вечно откладывал на потом. Сроки уже поджимали, поэтому, пересилив себя, я выгрузил на стол несколько увесистых стопок отчетов и начал в них рыться, выуживая нужную информацию. После пятого рапорта я понял, что больше не способен и слова написать. От крошечных букв, выведенных корявым почерком, в глазах рябит и головная боль только набирает обороты. Такое чувство, что мозг вот-вот разорвет к чертям собачьим черепную коробку. Я закрываю лицо руками, а перед взором начинает плясать водоворот пятен всевозможных цветов. Надо же было так вчера перебрать?! Я встаю с кресла, небрежно пихаю листки бумаги в сумку и покидаю здание штаба, опять же пытаясь остаться никем не замеченным. Но не тут-то было. На выходе меня нагоняет Энни. - Ты когда планируешь закончить свою работу? - как всегда, со стальным холодом в голосе, спрашивает она меня. - Да закончу, закончу... - в горле все пересохло, поэтому сказанное мной больше напоминает сип, чем речь. - Гляжу, вчера ты хорошо провел время. И как ты смеешь появляться тут в таком виде? Рубашку бы хоть сменил, - старшая по званию хватает меня за воротник, оттягивает его с такой силой, что верхняя пуговица не выдерживает и отлетает в неизвестном направлении. - Чертов извращенец. На сгибе воротника красуется след алой помады. - Твое поведение недопустимо: задерживаешь рапорты, увиливаешь от работы, подаешь плохой пример новобранцам и младшим по званию, не следуешь уставу. Я думала, что хоть ты не станешь такой же свиньей, как и все здешние шишки... - она прерывается на полумысли. - Куда ты вообще направился? Рабочий день еще не окончен. Снова отлыниваешь? В любой другой день я бы не стал выслушивать всех этих нравоучений и молчать, опустив взгляд в землю, как мальчишка, которого отчитывают родители за очередную пакость. Но мне было не до пререканий. Я мечтал как можно скорее добраться до дома. - Куда собрался, я тебя спрашиваю?! - повысила голос Леохардт и тряхнула меня за воротник, который до сих пор не отпускала. - Домой... там рапорты закончу, - бубню я и похлопываю туго забитую макулатурой сумку. Тут она все же выпускает из рук мою рубашку и, не проронив более ни слова, скрывается в потемках длинного главного коридора штаба. Я еще пару мгновений не двигаюсь с места. Снова оттягиваю воротник и разглядываю красное пятно. Тьфу. Нужно убираться отсюда, пока еще на кого-нибудь не наткнулся. Придя домой, я откидываю сумку в угол и валюсь на кровать, лицом в подушку. Встать совершенно нет сил. Да и какое-то тревожное чувство на душе, будто то, что происходит, происходит не на самом деле. Видимо, я слишком громко хлопнул дверью, когда заходил к себе: через какое-то время постучали, я даже знаю, кто — мой сосед. Так, как он, не стучит никто. Спокойные, ровные удары. Они словно излучают доброту. Нехотя я сползаю с кровати. Можно было бы притвориться, что я не слышу и проигнорировать, но я не могу не открыть дверь этому человеку. На ходу я избавляюсь от разоблачающей мои ночные деяния рубашки, хватаю со стула новую (но не совсем свежую), набрасываю ее на плечи и подхожу к двери. Какое-то время я не решаюсь повернуть ручку. Что-то меня останавливает. Дыхание перехватывает. Но я собираюсь с мыслями и чувствами. - Эй, ты сегодня не ночевал дома, все в порядке? - от этой теплой улыбки у меня даже будто голова проходит. - Д...да, - я пытаюсь улыбнуться в ответ, но у меня не очень хорошо это выходит. В очередной раз я поражаюсь тому, что за пять лет, которые мы живем за стенами Сина, Марко еще не привык к моему такому образу жизни. А я, сам не знаю почему, веду себя так. Тем не менее, я каждый раз испытываю перед ним чувство вины. - Погоди, а ты чего не в штабе? - округляет он глаза. - Это у меня выходной, не у тебя! - Голова раскалывается, вот и решил дома всю работу сделать, - как-то чересчур небрежно отвечаю я. Рука брюнета так быстро и неожиданно ложится мне на лоб, что я отшатываюсь и шарахаюсь плечом о дверной косяк. Рубашка падает на пол, оголяя мое тело. Щеки покрываются румянцем. И почему я так засмущался? А Марко как будто и не замечает. Он всегда настолько заботлив, что... - Да у тебя же жар! - восклицает он, отнимая ладонь от моего лба. - Быстро в постель! - Все в порядке, не бери в голову, я просто вчера... - Даже слышать ничего не хочу! В кровать и под одеяло! - перебивает меня Бодт и толкает вглубь комнаты. Я сдаюсь. Подхожу к постели, поднимаю одеяло, намереваясь забраться под него, но и тут Марко меня останавливает. - Ты что, прямо в штанах собрался ложиться? Дурачок, так нельзя! У меня ком в горле застревает и руки начинают предательски трястись. Я пытаюсь справиться с ремнем, но из-за волнения и смущения у меня не выходит. - Дай, помогу, - брюнет опускается передо мной и начинает колдовать с пряжкой. Черт, черт, черт, черт! Я, кажется, уже до кончиков ушей залился краской. Я отвожу взгляд в сторону. В два счета расправившись с ремнем, он расстегивает мне пуговицу, затем ширинку. - С...стой! Я и сам могу это сделать! - голос дрожит, я уже успел возбудиться и мне не хотелось бы, чтобы Марко что-то заподозрил. Но, в своей заботе, он упрям, как никто другой. Он ухватывается за штаны и поднимает взгляд. От такого вида я возбуждаюсь еще сильнее, да так, что аж пот проступает. - Да ладно тебе, - снова эта бесконечно теплая улыбка. Я падаю на кровать, а он, пользуясь моментом, стаскивает с меня штаны. Тут же накрываюсь одеялом, как можно скорее. Кажется, пронесло, ничего не заметил. - Надо полотенце смочить. Сейчас вернусь, никуда не уходи, - весело заявляет Марко и удаляется в ванную комнату. Я провожаю его взглядом, а потом забираюсь с головой под одеяло. Боже... и почему я всегда сам не свой, когда он рядом? Почему у меня всегда начинает с двойной силой колотиться сердце, когда он до меня дотрагивается, пусть даже невзначай. Уже семь лет мы живем бок о бок, а я все еще с кадетских времен не могу разобраться со своими чувствами к нему. Наша дружба уже давно вышла за пределы дозволенного друзьям. Мы через многое прошли. Даже он перестал так сильно смущаться, когда я после очередной попойки путал свою дверь и его, заваливался и начинал грязно приставать, за что, по утру, мне становилось безмерно стыдно. Он всегда был рядом, всегда был готов помочь, частенько прикрывал на службе. Вернувшись, он усаживается ко мне на кровать и теребит меня за плечо прямо сквозь одеяло. - Ну что с тобой? - даже если я не вижу его лица, я все равно знаю, что он сказал это с той же улыбкой. Я мычу что-то невнятное. Он откидывает одеяло. Я не открываю глаз. Он кладет мне влажное полотенце на лоб. Так приятно... Трудно описать, насколько мне паршиво от одной мысли, что Марко выхаживает меня с похмельем после бурной ночи с девушкой, имени которой я даже не удосужился узнать, от мысли, что у меня сейчас крепкий стояк. И как только он может так хорошо относиться к такому плохому человеку, как я? Хочется зарыться в одеяло и не вылезать... - Ну как, легче? - его рука нежно касается моей щеки. Я, все так же не открывая глаз, хватаю его за запястье, притягиваю его пальцы к своим губам и нежно целую в порыве чувств, сам толком не соображая, что творю. – Спасибо тебе..., - шепчу я. - Спасибо, что ты у меня есть. И тут у меня окончательно сносит крышу. Наверное, я до сих пор еще пьян. От прежнего смущения не остается и следа. Я резко дергаю брюнета за руку так, что тот падает прямо на меня. Наши лица слишком близко. Я чувствую его дыхание. Открываю глаза. Улыбка так и не сходит с его лица. Я не сдерживаюсь и целую его прямо в эту его улыбку. Я углубляю поцелуй, вкладывая в него всю страсть. Он отвечает. Я запускаю руку под рубашку, а он обхватывает меня за шею, притягивая к себе. Полотенце сползает с моего лба и падает на подушку. Через некоторое время я уже стягиваю с него остатки одежды, и нависаю над ним, лежащем подо мной на постели. Я покрываю его шею и плечи, усыпанные несчетным количеством веснушек, влажными поцелуями. Он запускает свои пальцы в мои волосы, едва уловимо постанывая от удовольствия. Я спускаюсь ниже. Прикусываю сосок. Марко резко вдыхает и выгибает спину, чем я пользуюсь, чтобы запустить под него руки. Нежно царапая его кожу, я продолжаю играть языком с его уже отвердевшим соском. Я ощущаю животом, как пульсирует у него в паху, что заставляет меня опустить одну руку к его возбужденному органу. Обхватив его, медленно я начинаю двигать рукой. Марко же вцепился в изголовье кровати и запрокинул голову. Он тяжело и влажно дышит. Вдоволь наигравшись с сосками, я опускаюсь еще ниже, прямо к его разгоряченному члену. Медленно провожу языком по стволу от самого основания к головке. Марко не сдерживает громкого стона. – Жан,.. прошу... не надо... - внезапно прерывает меня он. - Просто... просто... войди... в меня... Признаться, я и сам дождаться не мог. Я уже был на пределе. Однако прелюдии доставляли мне особое удовольствие. Так я ощущал неописуемую близость с человеком. Подразнив еще несколько мгновений его член, я приспустил трусы, раздвинул ноги Марко чуть шире и рывком протолкнулся и вошел полностью. Прикусив губу, я начинаю поступательные движения. Тихие постанывания Бодта вскоре превращаются во всхлипы. Я, не прекращая двигаться в нем, то сбавляя темп, то ускоряясь, снова запускаю руки ему под спину и кусаю его ключицу и зализываю укусы. Мы кончаем одновременно. Я перекатываюсь и устраиваюсь рядом с ним. Легкий пот покрывает наши тела. Глаза начинают слипаться. Засыпая, я думаю о том, как замечательно, что мечта моего детства исполнилась: я попал в Королевскую стражу, так быстро добился высокого звания, у меня прекрасная просторная квартира, я живу «на широкую ногу», … у меня есть любящий человек. У меня есть все, о чем только можно мечтать!.. ============================== Кто-то грубо стучится в дверь. И я даже знаю, кто это. – Кирштейн, вставай немедленно, а то снова проспишь все на свете! Я открываю глаза. В постели я один. На глаза наворачиваются слезы. На стене напротив висит герб, на котором красуются крылья свободы.