Перерождение Феникса

      Церемония награждения по случаю возвращения стены Мария закончилась всего пару часов назад. Бараки опустели, в них стоит странная звенящая тишина, которой не было никогда раньше. И только пятнадцатилетний паренёк с небольшим вихром в рыжих волосах сидит на своей койке в комнате, рассчитанной на четверых, и тихо плачет, спрятав лицо в ладони. Ещё совсем недавно в этой комнате он жил со своими сослуживцами, добровольно сменившими Гарнизон на Разведкорпус, а теперь все они поголовно мертвы. Каждый, с кем он делил еду, вместе ходил на тренировки, занимался укреплением стен. Все, с кем он отправился на свою самую первую вылазку за стены. Все его друзья. Они так и остались там. В братской могиле возле Шиганшины, убитые градом камней. Теперь комната опустела, и он совсем один. Убитый горем, переломанный изнутри, словно и в него прилетело несколько камней, брошенных Звероподобным титаном. Всё нутро ноет, болит и сводит. Хочется кричать и биться, но он уже делал это. Сил на истерику тоже нет. Они есть только на тихий горестный плач, приглушённый приложенными к лицу руками. Он задаётся вопросом, почему выжил. Почему из двухсот человек выжил только он и теперь вынужден нести это бремя. Как говорил Командир Эрвин – каждый из выживших обязан нести в себе память о павших. Неужели ему предстояло то же самое? Не дать двум сотням солдат погибнуть напрасно? Смог бы он, трус и слабак, справиться с таким? Оправдать своё чудесное спасение? Дать чужим смертям и своей собственной жизни хоть какой-то мнимый смысл?       Флок не знает этого. И не знает, сможет ли когда-нибудь ответить на свои же вопросы. Он зол, обижен и разгневан. И всё это будто бы и не имело и не имеет смысла, ведь единственный, кто мог довести дело до конца и правда спасти человечество, теперь тоже мёртв. Неспасённый, вопреки любому здравому смыслу. Человек, обрёкший на смерть всех новобранцев, просто не заслуживал так просто уйти на тот свет. И теперь разведкорпус обречён. Возможно, тогда в поле Флоку стоило собственноручно добить Эрвина Смита. Тогда он хотя бы получил бы какое-никакое внутреннее удовлетворение от его смерти, а не остался бы с гнетущим и разъедающим изнутри чувством несправедливости и в то же время пустоты. В той ситуации приказ Командира был самым оптимальным, Флок понимает это. Но смириться со своей судьбой единственного выжившего, когда все его товарищи погибли так бесславно, так бессмысленно, а вместо Командира оказался возвращён к жизни такой же таракан, как и он сам, Флок никак не может.       Неожиданно Флок слышит скрип двери и тут же отрывает руки от лица, устремляя взгляд карих глаз в её сторону. На пороге комнаты стоит человек, которого он меньше всего ожидал увидеть – Капитан Ливай, сильнейший солдат человечества, единственный, кто мог победить Звероподобного, тот, на кого легла самая сложная миссия во время суицидального броска. Миссия, с которой он не справился. Такая глупость: Флок должен был погибнуть, а Ливай – убить врага. Флок словно и забыл о нём. Капитан, в чьи руки Командир вложил смысл всех их смертей. Оба. Оба провалились. Оба выжили. Единственные из всех остальных, кому дал последний приказ Командир Эрвин.       Капитан делает шаг через порог, и Флок, забыв про слёзы, струящиеся по его щекам, сразу рефлекторно подскакивает на ноги и отдаёт честь, заводя левую руку за спину, а правым кулаком ударяя в левую сторону груди. Посвящение сердца. Теперь, потеряв столько знакомых людей, Флок полностью понимает смысл этого жеста.       – Вольно, – устало выдыхает Капитан и идёт дальше по комнате, подходя к письменному столу. – Можешь сесть.       Договорив, он выдвигает себе стул и медленно на него опускается, а Флок, повинуясь его команде, садится обратно на кровать, но все его мышцы сводит ещё сильнее. Он деревенеет, не понимает, зачем Капитан пришёл сюда. Почему вечером, почему не вызвал к себе, почему пришёл сам.       – Прости, что пришёл в такое время, – словно читает его мысли Капитан, но глаза его устремлены куда-то в окно, а не на хозяина комнаты.       – Н-Ничего страшного, – отвечает Флок, слыша, как дрожит собственный голос, и тут же утирает слёзы рукавом. – Ч-Чем я могу быть полезен, Капитан?       Ответом на его вопрос служит молчание. Почему Капитан Ливай молчит, если сам решил прийти сюда, тоже остаётся для Флока загадкой. Он смотрит на взрослого темноволосого мужчину, стараясь прочитать по его выражению лица, о чём же он думает. Но с Капитаном Ливаем это чересчур сложно – он всегда кажется лишённым любых эмоций. Однако одна деталь сразу бросается Флоку в глаза – он явно бледнее и мрачнее обычного. Глаза ввалились и чуть покраснели, словно… Нет. Представить Капитана плачущим Флок совсем не может. Наверняка это просто отсутствие сна. За годы службы Капитан насмотрелся на столько смертей, потерял стольких товарищей, навидался стольких ужасов, что совсем немудрено, что он почти не спит. Флок и сам не спал после возвращения с операции. Стоит ему закрыть глаза, как перед ними сразу возникают камни, чужая кровь, в ушах словно заново проносятся крики боли и отчаяния. Он вздрагивает, только подумав об этом. А Капитан Ливай… Его титул "лучшего солдата" таит в себе больше утрат и кошмаров, чем Флок может себе представить.       – Я захотел поговорить с тобой, – наконец произносит Ливай, заставляя Флока ещё раз вздрогнуть. – Флок Форстер, верно?       – Так точно, Капитан.       Голос уже звучит чуть твёрже. Даже после команды "Вольно" Флок не может расслабиться и отвечать непринуждённо. Капитан холоден, как лёд, и непредсказуем, как гроза. С ним просто необходимо соблюдать дистанцию и субординацию. Но почему-то его тон не кажется каким-то агрессивным или приказным. Ливай говорит отстранённо, но спокойно. И это пробуждает во Флоке заинтересованность. После случившегося Флок уже гораздо меньше боится его, и его праведная злость во многом адресована именно к Капитану. Выбор, кого спасти, лежал только на нём. И именно Капитан Ливай совершил в этом выборе судьбоносную ошибку, простить которую Флок ему не может. Но прогнать его он не может тоже. Остаётся только слушать, в надежде, что от этого будет хоть какой-то прок.       – Я… сожалею, что твоя первая операция в наших рядах прошла так.       Эти слова звучат слишком фальшиво. Флок это даже замечает. Словно Капитан должен был это сказать, а не хотел. Словно это были не его собственные слова, а какие-то заученные, услышанные от другого человека. "Правильные" в этой ситуации, но явно не искренние. И Ливай, кажется, и сам заметил эту фальшь, отчего тут же поправляется:       – Теперь ты понимаешь, что значит быть разведчиком.       Это уже более искренне, но Флок продолжает хранить своё молчание и чуть склоняет голову, пытаясь понять, почему всё же Ливай тут. Это его долг – ходить к выжившим новичкам и говорить с ними? Разговаривать-то особо и не с кем – Флок единственный из выбравшихся из Шиганшины, для кого эта операция была первой. И он изначально понимал, что служба в Разведкорпусе будет отличаться от службы в Гарнизоне. Не понимал только насколько.       – Ты злишься на меня, – без доли сомнения горько подмечает Ливай и всё же поворачивается лицом к Флоку. – Ведь так?       Может ли быть так, что это всё же не долг? Неужели Капитан правда просто решил поговорить? Флок путается всё больше, но после произнесённых Ливаем слов лишь сильнее утверждается в своей злости и обиде, но соглашаться не торопится. Насколько вообще рационально в его ситуации говорить правду? На самом деле, Флоку уже всё равно. Навряд ли Ливай убьёт его за нарушение субординации или отдаст под трибунал. В разведке осталось всего девять человек, считая их обоих. Конечно, где девять, там и восемь, но убивать своих после таких сокрушительных потерь – просто ужасное расточительство. Поэтому, заглянув в серые глаза Капитана, Флок, хоть и не очень решительно, но кивает.       Капитан вздыхает, и в этом его вздохе всё ещё нет злости. Как будто он, делая это предположение, хоть и твёрдо уверенный, что оно так и есть, всё равно удерживался за призрачный крохотный шанс, что это не так. Но от утвердительного кивка Флока эти надежды разбиваются на крохотные кусочки, и всё, что остаётся Ливаю, это горестно вздохнуть.       – Что ж… Я тебя понимаю.       Капитан тянется к карману своих тёмных брюк – и только сейчас Флоку бросается в глаза, что одет он не по форме, а в обычные брюки, серую рубашку, повязанную вокруг воротника шейным платком, и кажущийся ему большеватым чёрный пиджак – и достаёт оттуда небольшой белый хлопковый платок, который протягивает молодому разведчику, смотрящему на него с несколько ошарашенным выражением лица.       Конечно, Ливай видит, что Флок плакал. Слёзы и сейчас стоят в его глазах. Но этот странный жест чуть сбивает его с толку: своеобразная "забота" от человека, который буквально дёргал его со всей силы за шкирку, душа воротником формы, пусть, наверное, и неосознанно. Слёзы на поле боя и слёзы после него – вещь разная, понятное дело. Быть может, протягивая этот платок, Ливай таким странным образом показывает, что сейчас слёзы уже разрешены. Что сейчас оплакивать товарищей уже не зазорно. Такие немногословные люди, как Капитан Ливай, чаще предпочитали объясняться действиями, нежели словами. Но пытаться разобраться в этих намёках Флок ужасно не хочет. Но и не может заставить Ливая говорить прямо – ранг не позволяет. Правда, даже этот жест, этот протянутый платок является скорее предложением, нежели приказом, и Флоку лишь предлагается его взять. Он может решить, брать его или нет. Даже в глазах Ливая нет нажима. Просто. Предложение.       Флок протягивает чуть дрожащую руку и принимает его вместе с платком. Уголок губ Ливая чуть дёргается, словно показывая что-то вроде благосклонности, но потом на его лицо возвращается непроницаемый холод. Не произнося слов благодарности, ведь он её и не испытывает, Флок промакивает чистой и даже, как ему кажется, душистой тканью свои глаза. Ливай готовился? Предполагал, что Флок будет плакать? Это волнует Форстера в последнюю очередь. Ему хочется завалить Капитана вопросами. Всеми, какие у него только накопились за это время, но шанс получить ответ настолько низок, что Флок, подумав, решается задать самый для себя насущный, помогающий закрыть несколько других, чуть менее глобальных:       – Что же мы теперь будем делать?       Капитан, похоже, не ждал такого вопроса. Будто ждал чего угодно, но не его. На миг он выглядит растерянным, совсем как сам Флок минуту назад, но затем совсем убитым голосом отвечает:       – Я не знаю.       Внутри Флока что-то словно обрывается. Как Капитан не ожидал такого вопроса, так и он не ожидал такого ответа. Ливай "не знает". После того, что он сделал, после того, как одним решением свёл на нет весь подвиг Командира и почти двухсот новобранцев, он "не знает", что делать. Даже не соврал. Не придумал, что соврать. Настолько не имеет ни малейшего понятия, что делать дальше, что даже сказал правду, от которой становится лишь паршивее.       – Командир Эрвин знал бы, – ядовито подмечает Флок, сжимая платок в кулаке.       – Да, – сразу мрачно соглашается Ливай. – Наверное, знал бы…       Ответы Капитана подобны плевку в лицо. Каждым своим словом он злит Флока всё сильнее и сильнее, ему хочется прекратить этот кажущийся абсолютно бессмысленным диалог, покинуть барак, провести ночь чёрт знает где, ведь иначе он скоро потеряет способность сдерживать себя. Кричать на старшего по рангу – просто несусветная глупость, чреватая разными последствиями, но и упускать возможность узнать хоть что-то Флок не может.       – Почему вы не спасли его?       Ливай снова молчит, стараясь подобрать слова, и Флок терпеливо ждёт. Да, вопросы, которые он задаёт, тяжёлые, он это понимает. Но если Капитан сам пришёл к нему поговорить, то должен был к ним подготовиться. Если нет – его ошибка. Ещё одна его ошибка.       – Я… уже говорил тебе, – наконец произносит Капитан. – Эрвин стал дьяволом, потому что мы нуждались в нём. Такова обязанность командира. Он отдал свою человечность так же, как мы отдаём свои сердца. Он должен был принимать такие жестокие решения, жертвовать другими. Но Эрвин не всегда был таким. Поверь мне. Я даже не хотел, чтобы он шёл на эту операцию, и уж тем более не хотел, чтобы он умирал. Тоже думал, что без него человечеству конец, но... Эрвин настоял на своём участии. Не думаю, что мы бы справились без него. Когда ты принимаешь какие-то решения, ты никогда не знаешь, как они обернутся, какой будет результат. И Эрвин не знал. И я. И все вы. Но он отказался от своей мечты и полностью смирился со своей смертью, когда повёл вас в тот ад. Я простился с ним. И возвращать его к жизни после такого… – он вздыхает. – Я просто не мог себе этого позволить. Он заслужил отдых.       Флок слышит это во второй раз и всё ещё не может поверить, что Капитан поступил так именно из-за своих чувств. Что Ливаю хватило духа принять такое решение, касающееся уже не только судьбы служащих разведкорпуса, но и всего человечества вместе взятого.       – Вы же сами сказали, что нельзя давать эмоциям брать верх при таком решении, – цедит Флок сквозь зубы.       – Да.       – И сами обрекли нас всех.       – Да.       – И у вас даже не было никакого плана.       – …Да.       Каждым своим "да" Ливай вбивает гвоздь в крышку своего гроба. Капитан. Лучший солдат человечества. Тот, в чьи руки Командир Эрвин вложил шприц с сывороткой. Флок не может поверить в это. Не может поверить, какой он на деле слабый и нерешительный, когда находится вне поля боя. И то, как просто он это признаёт.       – Эрвин не смог бы один решить все эти вопросы, – продолжает Ливай, будто оправдываясь. – Это бремя было слишком тяжёлым даже для него. Он сделал достаточно и заслужил покой, не вини его во всём, не взваливай всю ответственность. К тому же… – Ливай задумывается, но всё же решает договорить. – Идея устроить тот бросок была его, но в конце концов, выбор отправить вас всех на смерть был за мной.       – А я его и не виню, – холодно произносит Флок, глядя на Капитана исподлобья. – Я виню вас.       Ливай кажется таким удивлённым, будто только что получил хлёсткую пощёчину. Теперь и в нём закипает ледяной гнев, Флок уверен – тот просто исходит от Капитана. Но юноша намерен стоять на своём. Раз уж Ливай затеял этот разговор, то пускай слушает. Слушает всё. Это самый минимум, которого он заслуживает.       – Командир был бы жив, если бы не вы, – безжалостно добавляет Флок. – Звероподобный был бы мёртв, если бы не вы. Вся вина за провал на вас.       –Послушай сюда, рыжая малявка, – разозлённо шипит Ливай. – Я освободил его. Дал ему заслуженный отдых. Он вверил сыворотку мне, и я поступил так, как посчитал нужным. Таким был уговор, и вам было о нём известно. Вы знали, на что шли.       "Освободил"… От одного этого слова Флока захлёстывает гнев. Он, подневольный солдат, в целом никогда и не видел "свободы". И почему-то Флоку свобода кажется практически недостижимой в мире, где всегда ведётся война. Смерть, как освобождение… Нет. Человек должен жить свободным, а не получать свободу в дар при смерти. Ни о какой "свободе" у Ливая речь не идёт. Он и сам не более чем шестерня в механизме. Не обладает свободой сам и не даёт её другим, ограничивая в движениях другие шестерёнки поменьше.       Несправедливость.       – Это его ноша, – бескомпромиссно утверждает Флок. – Он её заслужил. И я не соглашался нести её с вами на пару. Вы же решили, что это ваш выбор, кому на плечи её взваливать. Снова лишили всех остальных права голоса. За что погибать. За что жить. Как жить. Почему-то всё решили лично вы, Капитан. Даже не Командир.       По глазам Капитана кажется, что у него в голове мелькают миллионы различных вариантов, как поставить Флока на место или как его покалечить. Слышать обвинения от совсем ещё желторотого юнца, который и за стенами-то был всего один раз, для Ливая унизительно, но Флоку плевать. Пускай отвечает сполна за свои ошибки.       – Я исполняю приказы, – продолжает Ливай, остывая и… оправдываясь, отчего у Флока скрипят зубы. – Приказы своего командования. Решения редко достаются мне, я одиночка. И ты, как солдат, тоже обязан их исполнять, а затем ждать следующего. И ты исполнил. Всё.       – А вы нет! – неожиданно выпаливает Флок и подскакивает на ноги, даже не задумываясь о том, насколько это опрометчиво.       – Так сложились обстоятельства, – не меняя тона, отвечает Капитан.       Флоку хочется рвать на себе волосы. Капитан кажется ему круглым идиотом. Неужели, чтобы быть "лучшим солдатом" совсем не требовался мозг? Возможно, Ливай и был профессиональным убийцей, но умным его назвать было сложно. Если раньше, не зная его лично, Флок испытывал к Капитану Ливаю трепетное уважение и даже страх, то теперь они сменились негодованием и непониманием.       – Сейчас ты хочешь меня ударить, – констатирует Ливай, с вызовом запрокидывая голову.       И он прав. Флоку хочется его ударить. Эмоции, которые сейчас его окутывают, так похожи на те, что он испытывал в поле, занося меч над шеей Эрвина Смита. Практически те же. Но поддаваться им вновь нельзя.       – Да, – соглашается Флок, при этом дыхание его становится тяжёлым, а кулаки инстинктивно сжимаются. – Даже задушить. Но я не убью вас. Вы тоже не заслуживаете умереть так просто. Вы недостаточно отмучились, чтобы я вас убил.       Откуда в нём столько уверенности, Флок тоже не знает, но сейчас он настолько зол, что, кажется, правда мог бы убить Капитана. Как – неизвестно. Но ощущение такое, что явно смог бы придумать способ. И Эрвин Смит, и Ливай Аккерман сделали недостаточно, чтобы заслужить уход из этого жестокого мира. Но раз Ливай "освободил" Эрвина, то отдуваться теперь ему одному.       – Вы должны были убить Звероподобного, – озлобленно повторяет Флок. – Командир доверил это вам. Мы доверили это вам. Возложили свои сердца.       – Да, – удручённо кивает Капитан. – И в этом была единственная ошибка этой атаки – я проявил слабость и позволил Звероподобному уйти.       Позволил уйти? Он не проиграл бой? Флок даже остывает, не веря своим ушам. Он думал, что Ливай проиграл битву, но звучит всё так, будто победа всё же была за ним. Что тогда? Случилось что-то, из-за чего Капитан упустил поверженного врага? Какая "слабость" может быть у сильнейшего солдата?       – О-о чём это вы? – запинаясь, спрашивает Флок и озвучивает свой вопрос вслух. – Какая слабость?       – Я… – собираясь с мыслями, Ливай делает глубокий вдох и на выдохе, прикрыв глаза, договаривает. – Я подумал, что Эрвин может быть жив, и захотел спасти его. Замешкался. Проявил эмоцию, когда это было недопустимо. Эрвин… – он задумывается, подбирая слова. – Был очень дорогим для меня человеком.       Хотел спасти? Хотел?! И при этом всё равно использовал сыворотку на другом?! На бесполезном мягкотелом слабаке?! Флок совсем теряется. Сам Командир был слабостью Капитана Ливая? Поэтому вся операция провалилась?       – Мы разведкорпус, Флок, – снова серьёзно обращается к нему Ливай. – Это наш долг. Уметь принимать потери. Понимать, что завтрашний день может не наступить. Быть готовым потерять любого из своих товарищей. Быть готовым принести что-то в жертву. У нас есть негласное правило – только тот, кто вернётся живым после своей первой экспедиции, по праву может считаться настоящим разведчиком. А ты… – Ливай поднимает палец, указывая точно на горло Флока. – Волей судьбы ты после первой операции в наших рядах стал ветераном. Получил знак отличия. И мне нужно, чтобы ты понимал свою роль и соответствовал ей. Тоже был примером. Тоже нёс на себе эту ношу. Как и каждый из нас, кто выжил.       Флок не сразу понимает, о чём именно говорит Капитан, но, проследив за направлением его указательного пальца, до него доходит – галстук-боло с зелёным камнем, которым он был награждён на церемонии. Что-то вроде ордена за особые заслуги перед человечеством. Непонятен лишь его цвет – было бы гораздо логичнее сделать его красным. Кровавым. Ведь этот небольшой блестящий камень достался Флоку в обмен на двести потерянных товарищей. Больше похоже на насмешку, чем на награду.       – Да пошло оно! – Флок срывает с шеи злосчастный галстук и с силой бросает на стол. – Я понимаю, что значит служить в разведке! Среди двухсот погибших были и дорогие мне люди! И я могу смириться с их смертями! Но в них должен быть смысл! Им должно быть оправдание! Мы должны пытаться их избежать, а вы… – Флок запинается, его голос вздрагивает, а в горле снова собирается ком от подступающих слёз. – В-Вы хотя бы могли спасти дорогого вам человека… У вас был шанс воскресить его, а у меня… У меня нет… Мои друзья… все мои друзья погибли, – произнеся это вслух, Флок чувствует опустошённость и накрывающую его тоску. Обхватив голову руками, он медленно оседает на пол, прислоняясь спиной к деревянному каркасу кровати, и по щекам его вновь начинают струиться слёзы. – Каждый до единого… Все убиты… Превращены в кровавую кашу, изуродованы, брошены в поле… Я остался совершенно один… Но я смирюсь с их потерей… Смирюсь… Но не забуду. Их смерти теперь на моих плечах… Я должен каким-то образом их оправдать… Но как? И почему? Нас всех обрекли на смерть, я был готов… Хоть мне и было ужасно страшно, но я смог пойти на это... Все скакали с высоко поднятыми головами, а я струсил и прислонился к лошади, прячась за неё, жмурясь... Но я всё равно запомнил всё... Камни… Пыль, грязь, кровь, оторванные конечности, головы… – Флок смотрит куда-то вперёд, но перед собой не видит ни Ливая, ни комнаты, только описанное им поле боя, от воспоминаний о котором в жилах стынет кровь. – Ужасные человеческие крики, ржание бьющихся в агонии лошадей… Мне казалось, что я уже в аду. Что умер после первого же броска… Когда я упал с лошади, я ударился головой и потерял сознание. Очнулся лёжа в поле среди других трупов, не в силах пошевелиться, меня будто парализовало. Такой же мёртвый, как и они. Почему-то я чувствовал себя именно так… Потом, когда я всё же пришёл в себя и сел, я сразу и не поверил, что выжил… Что вернулся из этого ада… Я… – голос Флока совсем надламывается, и сам он утыкается носом в колени, крепко-крепко сжимая голову руками. – Я не должен был выжить…       Горячие слёзы обжигают щёки. Флок плачет практически бесшумно, и только иногда предательски всхлипывает, отчего дёргается его спина. Ему очень больно. Он ещё никому не рассказывал подробности того, что с ним случилось, и теперь ему кажется, что он ржавым гвоздём вскрыл себе вены, разодрал ещё совсем свежие незажившие раны. Хочется выть, стонать, скулить, лечь на пол, свернуться калачиком и оставаться в таком положении. Его заполняют ужас, боль и горечь утраты того дня, и Флок даже не замечает, как Ливай поднимается со стула, но вздрагивает, когда тот опускается на пол рядом с ним, тоже притягивая колени к груди. Флок резко поднимает голову и недоумённо смотрит на Капитана. Ему некомфортно, но одновременно с этим и чуть легчает от такого жеста, выдернувшего его из кошмара его сознания.       – Ты не должен был выжить, но и не должен был умереть, – с ноткой сочувствия в голосе произносит Ливай. – План Эрвина заключался не в том, чтобы убить вас всех. Целью было отвлечение врага ценой ваших жизней. То, что ты выжил – это не ошибка, а достижение. Или тупая удача. Считай, как хочешь. Но ты не должен был умереть.       Приподняв руку, Ливай раскрывает ладонь, преподнося Флоку отброшенный им галстук-боло. Ещё одно предложение. Флок косится с недоверием – приняв его, он признает правоту Капитана, чего делать не собирается. Скрестив руки и опёршись ими на колени, солдат отворачивается в сторону, игнорируя зелёный блеск в чужой ладони. Вздохнув, Ливай перебрасывает обе руки через колени и тоже устремляет взгляд в пустоту.       Несколько минут они так и сидят бок о бок в полной тишине. Однако обстановка всё равно кажется Флоку напряжённой. Словно у них с Ливаем такая своеобразная игра в молчанку, в которой ни один не хочет проиграть. И, пользуясь ею, Флок думает обо всём, что услышал от Капитана. А именно о том, что часть его слов не имеет смысла и даже идёт в разрез с тем, что он сам же говорил до того. Будто он, полный сомнений, меняет своё мнение в зависимости от того, в какую сторону дует ветер. Подстраивается. Ищет оправдание. И когда очередной поток слёз наконец иссякает, Флок дрожащим голосом произносит:       – Сплошное противоречие.       – М? – поворачивается к нему Ливай, заинтересованно приподняв бровь.       – У вас всё – одно сплошное противоречие, – сквозь крепко стиснутые зубы, с тихой яростью возмущается Флок. – Сначала говорите, что это было ваше решение отправить нас всех на убой, а потом говорите, что только исполняете приказы. Сначала вы хотели спасти Командира, потом не оживили его. Одно большое противоречие.       Флок всё же смог сказать то, что вертелось у него на языке. Странное наблюдение. И при этом он уверен, что Ливай не врёт. Почему-то уверен, что противоречащие друг другу высказывания всё равно искренние. И Капитан не торопится с ответом, задумывается, молчит. Проходит ещё пару минут, пока Ливай не нарушает тишину.       – Как и у тебя, – неожиданно парирует он. – Тогда ты хотел добить Эрвина за стеной. Но вместо этого перебинтовал и принёс ко мне.       Теперь уже черед Флока удивлённо замолкать. Это первый комментарий Ливая, который раскрывает ему глаза на весьма ироничную правду – Ливай, если ему верить, хотел спасти Командира Эрвина, но потом убил его, а сам Флок хотел убить его, но в результате сделал всё, чтобы спасти. И… мотив. Мотив разный. Ливаем двигало желание облегчить Эрвину участь, а Флоком – заставить его и дальше страдать в этом несправедливом мире. Смерть ради спокойствия и жизнь ради мучений. Две стороны одной медали с гладким ребром, на которое она не сможет встать, оставляя лишь два варианта, ни один из которых нельзя назвать правильным.       И вместе с этим осознанием Флока добивает ещё одно – они с Капитаном похожи сильнее, чем он думал.       Утерев глаза платком и отбросив его в сторону, Флок тут же прогоняет эти мысли прочь. Нет, они не похожи. А если и похожи, то только как две стороны той же медали – форма пускай и одна, но вот тесьма совершенно разная. Выбор Ливая кажется Флоку выбором слабого человека. Выбором человека, просто не способного принять простой факт – единственным, кто мог уничтожить такой кошмар, как титаны, был дьявол, которым и являлся Эрвин Смит. Ливай выбрал спокойствие Эрвина и страдания всего человечества, включая самого себя. Поставил на одну чашу весов всё человечество, а на другую – лишь одного человека, и перевесило второе. Это неправильно. Абсолютно глупо. Нерационально. "Сильнейший солдат человечества", на которого равняются все в разведкорпусе, на которого равнялся сам Флок, которого он приравнивал к дьяволу, когда тот у него на глазах убивал не менее дюжины титанов, когда смог сбежать Звероподобный – этот самый Ливай Аккерман сам по себе оказался маленьким и малодушным человеком, неспособным ни на что, кроме как убивать этих самых титанов. И Флок, хоть и спасся только за счёт своей трусости, и его самого нельзя было назвать героем, уже не хочет быть таким, как он. Хочет быть другим. Хочет измениться. Хочет по-настоящему освободиться. Он протягивает руку, выхватывает из приоткрытой ладони Капитана свой галстук и крепко сжимает в кулаке до белизны в костяшках.       – Были ли противоречия в наших действиях раньше – уже неважно, – стиснув зубы, произносит Флок. – Как я выжил – уже неважно. Как вы и сказали – решение было принято. Его не воротишь. Есть только результат. Люди умерли. Отдали за нас свои жизни. Но нам нельзя расслабляться. Эти рассуждения… От них не легче никому. Ни мне, ни вам. Мы должны вынести из этого урок, чтобы избежать подобных противоречий в дальнейшем, и идти дальше. На горизонте новый враг. И я готов сражаться за человечество. За его свободу, – твёрдо произносит Флок, поднимаясь на ноги и смотря на Капитана сверху вниз.       Ни за Капитана Ливая, ни за нового Командира Ханджи Зоэ, ни даже за разведкорпус. За человечество. И за его свободу. Флок очень твёрдо про себя это отмечает. Он будет сражаться за то, что сам посчитает нужным. Не за чужие идеалы, а за свои. Но, в отличие от Капитана Ливая, его интересы будут на стороне человечества, а не личностными. Такими, какие они были и у Эрвина Смита.       Ливай поднимается на ноги, чуть приподняв голову, надменно смотрит в лицо Флока, оценивая его решимость, и, хоть такая внезапная метаморфоза и вызывает у него подозрение, всё же спокойно говорит:       – Я придумал короткий план действий. Теперь, когда мы знаем о вражеском государстве за морем, мы обязаны найти границы нашего острова и истребить всех титанов на нём. Это будет неплохой настоящей первой миссией для тебя. Поможет отточить твои навыки боя, которых у тебя практически нет. А после этого мы, "эльдийцы", должны будем решить, что же делать с внешним миром. Судя по книжкам Гриши Йегера, все нас считают дьяволами и хотят нам смерти, поэтому нашему командованию придётся подумать, что делать дальше. А я… – теперь уже в глазах Капитана мелькает заметная и отчаянная решимость. – Я найду Звероподобного титана и убью его. Я пообещал, и я сделаю это. Чего бы это мне ни стоило.       Флок отрывисто кивает. Для начала звучит действительно неплохо. Зачистить остров, закалить свои нервы и отточить мастерство владения клинками и УПМ. Это будет весьма полезно, что бы ни произошло дальше.       – Если ты готов сражаться за человечество, то мне нужно, чтобы ты отдался этому целиком и полностью, – добавляет Ливай, и Флок снова кивает.       – Да, Капитан.       Он отдастся. Ещё как отдастся. Это теперь его новая цель. Стать сильнее. Оставить того труса, что кричал от страха у стен Шиганшины и прятался, прижавшись всем телом к спине лошади, далеко позади. Стать новым собой. Тем, кто сам сможет повести людей вперёд. Тем, кто не будет заложником привитого образа бравого разведчика и солдата. Тем, кто сможет вырваться из этих оков и вести свою безжалостную борьбу за свободу, не останавливаясь ни перед чем. Тем… кто сможет стать достойной заменой Эрвину Смиту.       – И последнее, Флок… – после этого Ливай теряет свою твёрдость и говорит уже чуть более осторожно. – Во время новой операции мы будем проезжать Шиганшину.       Эта фраза чуть сбивает решительность и пыл Форстера, но он с замиранием сердца ждёт, к чему же ведёт Капитан.       – Я думал… – продолжает осторожничать Капитан, боясь показать лишние эмоции. – Что мы можем забрать часть тел… Кого сможем опознать. И похоронить. Отдать честь. Как следует.       – Полностью согласен с вами, Капитан.       Ливай кивает. Кажется, он даже испытывает облегчение от такого ответа. И ответ искренен. Флок хочет проводить своих товарищей в последний путь как подобает и хочет попрощаться в том числе и со своим Командиром, показавшим ему, что такое настоящая решимость и сила.       – Тогда я пошёл, – Ливай отворачивается и идёт в сторону двери, оборачиваясь только на пороге. – Платок… Оставь себе. И попробуй поспать, Флок. По тебе видно, как ты вымотался. А дальше будет только больше.       С этим Флок даже не может поспорить. Дальше больше. Он отдаёт честь. Без капли уважения. Сухой жест. Прощание.       После очередного сухого кивка Ливай покидает комнату. Какое-то время Флок ещё слышит звук его шагов, разносящийся по коридору барака. Когда он смолкает, и Флок остаётся в полном одиночестве, он поднимает кулак, в котором всё ещё сжимает свой зелёный галстук-орден, такой, какой всегда носил на шее Командир Эрвин, и, смотря на него, крепко стиснув зубы, торжественно клянётся, будто бы самому Командиру.       – Я найду другого дьявола. А если не найду, то я сам стану им. Раз больше некому, то я возьму эту роль на себя. Докажу на что я способен. Приведу человечество, нет, Элдию, к победе! Освобожу свой народ! Любой ценой!