Везучий!

      В маленькой тёмной комнате, с единственным крохотным окном под самым потолком было практически темно и, наверное, ужасно холодно, будь на дворе зима, а не крайне жаркое лето. Сейчас же заточенного в этом помещении юношу скорее радовала приятная прохлада.       Плечи начинало сводить от неудобного положения, пальцы занемели, и парень старался ими шевелить насколько позволяли верёвки, чтобы разогнать кровь и попытаться ослабить путы.       Вокруг были только серые каменные стены, да стальная решётка прямо перед ним, а за ней сплошная, непроглядная темень.       Парень тряхнул головой в попытке отбросить с лица золотистые кудри. Что-то медлит хозяин замка, ни сам не идёт, ни чудовищ своих не присылает.       Где-то глубоко внутри стал зарождаться страх – «а ну как не явится к нему Кощей, оставит здесь запертым, да голодом заморит».       Цок, цок, — по каменным плитам далеко в темноте. Тук, тук, - в такт отозвалось сердце Ивана, но парень силой воли задавил страх. Не трус он, чтоб Кощея бояться.       Цок, цок, - звук спокойного шага, нарушившего тишину, чуть ближе.       Привязанный к стулу пленник всматривался во мрак коридора меж стальных прутьев решётки, прислушиваясь к стуку каблуков по каменному полу. Ваня уже выяснил, что хозяин этих земель не слишком радушен и незваных гостей в его замке ждёт только смерть, но и про Ягу много чего рассказывали, а он от неё ушёл не только живым, так ещё и с подарком, может и здесь выкрутится как-нибудь. Обыскали-то его не слишком тщательно. Только оружие отобрали, а на амулет, что холодил кожу под рубахой, и внимания не обратили.       Стук каблуков стих. Иван чувствовал опасное чужое присутствие по ту сторону железной решетки, но пока не мог различить даже силуэта в кромешной тьме, хотя внутри было неприятное ощущение, будто что-то жуткое разглядывает его оттуда из темноты, готовясь сожрать.       - Так-так, очередной герой ко мне пожаловал, а я уж думал всех извёл, - глубокий низкий бархатистый голос нарушил тишину.       - Покажись! - смело потребовал Иван, гордо вздёргивая подбородок.       - Надо же какой дерзкий, пришёл незваным, ещё и что-то требовать от меня смеет, - отозвалась темнота.       - Так я в глаза смотреть привык тому, с кем разговариваю, а ты никак и выйти ко мне связанному боишься? – нахально усмехнулся Иван. Злое шипение стало ему ответом.       - А ты я смотрю бесстрашный, раз в глаза смерти своей смотреть желаешь.       Цок, цок, часть прутьев с едва слышимым шорохом откатилась в сторону. Цок, цок, - из тьмы выступил силуэт, словно часть царившего за решёткой мрака отделилась, приобретя человеческую форму. Цок, цок, - в тусклом, падающем от окна свете показался носок высокого сапога.       Иван затаил дыхание, ожидая, когда сможет увидеть хозяина мрачного замка, нагоняющего страх на все ближайшие сёла, повелевающего чудовищами, по слухам бессмертного, жуткого, да безжалостного.       Цок, цок, - последние шаги и перед Иваном, гордо расправив плечи, оказался высокий, стройный, затянутый в чёрное облегающее одеяние мужчина, принеся с собой запах сырости и могильный холод. На руках браслеты из чёрного металла, да нагрудник из него же, в виде человеческой грудной клетки. Отброшенный за спину чёрный плащ, сколотый у воротника брошью в виде оскаленного чёрного черепа, да глубокий капюшон, накинутый на голову.       Иван зябко поёжился, ощутив, что продрог в тонкой красной рубахе да штанах.       - Может ответишь мне перед смертью, зачем явился? – Кощей поднял бледную худую руку с изящными пальцами и длинными чёрными острыми ногтями. – За смертью моей, али как вор, за яблоками молодильными?       Потустороннее голубое магическое пламя охватило бледную кисть Кощея, чёрные ногти упёрлись в грудь Ивана с левой стороны, там, где сердце стучало часто-часто. Голубое пламя не грело и не жгло, а будто лёд, холодило кожу, пробираясь под тонкую рубаху.       «Сейчас сердце моё вырвет, в ларец положит, да царю батюшке отправит, в назидание, чтоб от земель своих отвадить» - пронеслось в голове у Ивана.       - Может за конём волшебным явился? – продолжал выдвигать свои предположения Кощей. – Отвечай!       Чёрные ногти резко надавили сильнее, капюшон спал с головы хозяина замка, открывая бледную кожу лица, сероватую, будто у мертвеца. Цвета вороньего крыла волосы тяжёлой волной ложились на плечи колдуна, спадая за спину. Голову венчал серебряный венец-корона с тонкими острыми, устремлёнными вверх, как копья, зубцами. Острый подбородок был гладкий как у юнца, скулы высокие, хищный нос тонкий, брови чёрные в разлёт, глаза колдовские, глубокие и тёмные, даже зрачка не различишь, а смотрит так, будто душу вынимает.       «А он хорошо сохранился, для своих трёхсот лет!» - пронеслось в голове у Ивана.       - На тебя посмотреть хотел! Полюбоваться! – выпалил юноша, первое, что в голову пришло.       Кощей отстранился, перестав вдавливать острые ногти в грудь пленника, с лёгким недоумением рассматривая юношу. Невозможно солгать ему, когда он сердце живое колдовским огнём в тисках держит, все кого раньше пленил, только правду говорили, до сегодняшнего дня. А этот как солгал? Может чары на нём защитные колдовские сильные... А если же не врёт пленник?       – Я в гости к тебе приехал, по-соседски. А ты нет меня накормить, напоить, в баньке попарить, сразу в темницу отправил! – видя смятение Кощея, окончательно обнаглел Иван.       Много героев приходило к Кощею за все те годы, что он поселился здесь, все головы сложили. У кого сердце вырвал, кого в камень обратил, кого в котле сварил да волкам скормил. Каких людей среди них только не было! Бывали трусливые, бывали смелые, самоуверенные и отчаянные, но такого дурака как этот он встречал впервые!       - Как звать то тебя, гость незваный? – ядовито прошипел хозяин замка, гася волшебный огонь и скрещивая руки на груди.       - Ваня я. Сын царский, - гордо ответил юноша и нехотя добавил: - младший.       - Царевич, значит, - Кощей смерил пленника презрительным взглядом. – А что же без подарка ко мне явился?       - Как это без подарка, с подарком. Я его вручить не успел! Твои чудовища меня сразу повязали и здесь заперли! – смело возмутился Иван. Раз Кощей его сразу не убил, то есть ещё шанс на удачу!       - И что же это за подарок такой? - нехотя поинтересовался Кощей.       - А ты руки мне развяжи, так и подарю! – воодушевился Иван.       - Размечтался, - хищно прошипел Кощей, - никак подлость какую замыслил? – сузил чёрные глаза колдун. – Не дури, Ваня. Я бессмертный.       Губы Кощея растянула хищная улыбка, а Иван рассмотрел, что среди белоснежных ровных зубов колдуна чётко выделяются аккуратные клыки.       «И не страшный он вовсе», - отметил про себя царевич. «Красивый даже. Такой тёмной колдовской силой от него веет, завораживающей».       Но это может только ему таким Кощей кажется, а другие колдуна иначе видят. Братья над Иваном уже давно смеются, что не дождётся от него наследников царь батюшка, оттого, что младший не девок на сеновале тискает, а на других юношей заглядывается. Да и в путешествие это его батюшка видно отправил, чтобы с глаз долой убрать. «Пойди Ванюша, разведай, что в тёмных землях делается»: - сказал он, махнув сыну на прощание.       Ну вот он и разведал…Сидит тут теперь связанный.       - Что молчишь? Не веришь, что убить меня нельзя, или ты об этом запамятовал? – подойдя в плотную, склонился над ним Кощей.       «А голос-то какой у него красивый. Низкий, бархатный, заслушаешься» - царевич, бесстрашно взглянув в тёмные колдовские глаза, выпалил:       - Не за смертью я твоей пришёл, убивать тебя и в мыслях не было! Развяжи меня, да расстанемся с миром!       - Ты никак мной уже налюбовался! – расхохотался колдун. – Повеселил, будь по-твоему.       Кощей щёлкнул пальцами и путы мгновенно спали, освобождая Ивана.       Царевич осторожно поднялся, растирая занемевшие руки, к которым быстро возвращалась прежняя чувствительность.       - Ты меня и правда отпускаешь? – изумился Иван. – И преград на пути чинить не будешь?       - Не буду, я сегодня добрый. Благодари и выметайся отсюда, стражи мои до границы тебя проводят.       Повинуясь взмаху руки колдуна, прямо из воздуха соткались два призрачных рыцаря, окутанных голубым пламенем, в латных доспехах, да с копьями в руках.       - Благодарю тебя, Кощей, - согнулся Иван в низком поклоне, нащупывая под рубахой амулет и сдёргивая со своей шеи. – Позволь на прощание вручить привезённый подарок!       Царевич, резко выпрямившись, шагает навстречу Кощею, накинув длинную цепочку на не успевшего среагировать колдуна, уловив нехороший злой блеск в тёмных глазах.       - Ты! Как ты посмел! Ты хоть осознаёшь, что натворил! – отступает от Ивана колдун, дёргая цепь тяжёлого медного крупного амулета в форме многолучевой звезды. Цепь не поддаётся, амулет лишь на первый взгляд свободно болтается на шее колдуна, лишая его сил.       - Сейчас же сними его! – требует колдун, быстро определив, что от украшения избавить его сможет только тот, кто надел амулет.       - И не подумаю, - решительно отвечает Иван, так до конца и не веря, что у него всё получилось.       Призванные рыцари рассыпаются клоками голубого огня, что истаивает, словно туман.       Замок вздрагивает, раз, другой, третий.       Кощей падает на колени, сжимая бледными пальцами цепочку амулета. Волосы его чёрные начинают медленно светлеть у корней, теряя цвет.       - Ненавижу род людской, только на подлость и способны! – шипит колдун, тяжело дыша.       Ваня бегло осматривается, понимая, что весь огромный замок возведён магической силой Кощея и теперь, когда его хозяин лишился сил, разрушается.       Подхватив колдуна, царевич мчится с ним вниз по лестнице, которую раньше скрывала наведённая Кощеем тьма. Теперь ступени были хорошо различимы в тусклом свете вечерних сумерек, проникавшим в окна. Зазвенела по ним упавшая с головы хозяина замка корона да рассыпалась ледяными осколками.       - Иван, сними с меня амулет! – грозно требует колдун, зло сверкая тёмными глазами.       - Так ты после этого меня сразу убьёшь! – на бегу отвечает Иван. С потолка сыпется песок и мелкие камешки, всё нарастает грохот за спиной.       Вот и дверь дубовая, не запертая. А за ней двор со статуями обращённых в камень людей.       У ворот рухнувших, конь стоит сивый да златогривый, не Ивана, чужой, зато уже осёдланный, карим глазом за царевичем следит.       Дотащил до коня ослабевшего Кощея Иван, усадил в седло, сам следом запрыгнул, коня пятками под бока ударил да поскакал по тропе в лес дремучий, а за спиной с грохотом рухнул замок Кощеев.       До самой темноты скакали.       Осадил коня Иван, пустил шагом по тропе. Лес мрачный вокруг, дремучий. Ветви еловые даже небо скрыли. Конь идёт себе да идёт, в темноте не спотыкается. Царевич Кощея к себе прижимает, тот молчит, только дышит тяжело, вперёд сгибается, в цепь амулета вцепившись. Грудь твёрдая, словно каменная, вздымается, а стука сердца под ней не слышно.       Жутковато Ивану стало, да любопытство верх взяло. Провел осторожно рукой вверх по груди колдуна, возле шеи на ярёмной ямке пальцы остановил да вздрогнул, когда Кощей отозвался:       - Не ищи, не найдёшь, - произнёс колдун, а под пальцами Ивана лёгкая пульсация прошла, едва уловимая.       Значит есть у колдуна сердце, живой он, что бы ни говорили. Прижал царевич Кощея покрепче, вновь рукой по его груди провёл, желая в своём предположении убедится. Нагрудник колдуна давно чёрным туманом истаял вместе с браслетами, только рубаха шёлковая осталась, штаны, сапоги да плащ бархатный.       Под рубахой тело едва тёплое, стройное, ладное. Мышцы крепкие ощущаются.       - Ты, Ванюша, меня никак с царевной перепутал? – оглядывается едва различимый во тьме Кощей, выпрямившись в седле. Высокий, статный, как клониться вперёд перестал, так понятно стало, что выше Ивана на целую голову.       Смутился царевич, но руки не убрал.       - А ежели ты мне больше любой царевны по нраву? – интересуется Иван, чувствуя, что Кощей прикосновениям не противится.       - Вот как, - усмехается в ответ Кощей. – Сними с меня амулет, Ванюша, может взаимностью и отвечу.       Только слышно в низком бархатистом голосе неприкрытое лукавство.       - Обманешь ведь, - морщится Иван.       - А сам-то, - тут же упрекает Кощей, отчего щёки царевича заливаются краской.       - Так я не со зла, я просто, - ещё больше смущается Иван.       - Так и я просто, - усмехается в ответ колдун.       - Я по дурости, - тихо произносит царевич, перестав оглаживать чужие бока, и с удивлением чувствует под замершими ладонями как сотрясается грудь Кощея от беззвучного смеха.        - Стой, Сивка, - командует колдун отсмеявшись, и послушный до этого Ивану конь мгновенно замирает на месте. – Здесь ночь переждём, дальше ехать опасно.       - Там звери дикие или твари колдовские? – настораживается царевич, пристальнее вглядываясь в кромешную темноту, пытаясь различить в ней хоть что-то.       - Там люди разбойничают, - отзывается Кощей. – Слезай с коня, и мне с седла спустится поможешь, самого меня ноги не удержат.       Иван спустился с седла больше ощупью, чем различая хоть что-то.       - Где ты тут? – протянул руки к оставшемуся в седле Кощею царевич. -Темень вокруг, я собственные ладони едва вижу.       Конь вдруг фыркнул, всхрапнул, да как чихнёт огненным всполохом! Иван аж на месте подпрыгнул с перепуга.       - Ну что, теперь разглядел где? – усмехается колдун, а на плечи царевичу ложатся, жёстко надавив, сильные, узкие худые ладони. Кощей сам спустился, используя Ивана больше как опору, но тут же осел на тропу возле царевича, тяжело дыша.       - Кощей, ты как? – присел рядом с ним Иван.       - А то ты не видишь, - выдыхает колдун. – Сними с меня амулет, Ваня, плохо мне от него, силой он своей меня давит. Слово бессмертного даю, что не наврежу тебе.       - А сдержишь? – осторожно нащупав в темноте грудь колдуна, хмуро спрашивает царевич, раздумывая о том, что с ослабленного Кощея он хотел бы снять медное украшение в последнюю очередь.       - Можно и в последнюю, - отзывается в темноте бархатистым голосом колдун. - Только сними, не пожалеешь.       - Ты мысли мои читаешь?! - Возмутился Иван, отстраняясь.       - Они у тебя все на лице написаны, и ни одной приличной, - тихо смеётся Кощей.       Царевич чувствует, как на его плечи ложатся сильные чужие ладони, на этот раз не давя, а лишь поглаживая. Кощей подаётся ему навстречу, прижимается, тихо шепчет на ухо, искушая: – Давай, Ванюша, решайся.       Молодое, юношеское тело живо реагирует на прижавшегося колдуна.       - Уйдёшь ведь сразу, - нащупав амулет на чужой груди и сжав его в ладони, с тоской произносит Иван, берясь другой рукой за цепочку, и, закрыв глаза, осторожно снимает украшение с чужой шеи.       «Эх Ванька, дурак ты! Как есть дурак!» - думает про себя Иван, не открывая глаз: «Теперь только смерти ждать, обманет Кощей, тебя дурня.» Сердце в груди быстро-быстро стучит.       - Спасибо, Иванушка, - выдыхает на ухо колдун, прохладным дыханием заставив пробежать волну мурашек по шее царевича. – Но может стоит наоборот бояться того, что останусь?       Иван, не веря собственному счастью, распахивает васильковые очи, чтобы встретиться с чёрным колдовскими глазами Кощея. На голове колдуна тускло светится потусторонним светом серебряная корона с зубьями-копьями. Вокруг, — на кронах елей, кустах, в траве и на тропе, — дрожат языками голубого пламени колдовские огни, разгоняя мрак.       Волосы Кощея спадают густой волной за спину. Только так они и остались у корней цвета выбеленной ветрами кости, а дальше плавно темнели, до прежней вороновой черноты на концах. В колдуне чувствовалась сила огромная, простому человеку неведомая и опасная. Весь он казался сейчас Ивану завораживающе прекрасным, будто дорогой обоюдоострый клинок, холодящий руку своей рукоятью.       Узкая кисть с чёрными острыми ногтями, окутанная голубым огнём легла Ивану на грудь, и холод от неё будто пробрался под кожу, составляя яркий контраст с разгорячённым телом царевича.       - Отчего замер? Неужели боишься меня такого, Ванечка? – склонил голову на бок Кощей.       - Залюбовался, - сморгнув наваждение, ответил Иван, чувствуя, как кровь сильнее приливает к лицу и не только…       - Вот как, - окутывающее ладонь Кощея пламя гаснет, следом пропадает и ощущавшийся в теле Ивана холод. – Отчего же теперь медлишь?       Пальцы Кощея ловко развязали узел на поясе царевича. Колдун потянул с него рубаху, слегка царапнув ногтями спину.       - Так, я это… никогда ещё не, - запинаясь начал Иван, гуще заливаясь румянцем.       - Ах вот оно что, первый раз, значит, - оскалился в довольной улыбке Кощей, запуская длинные пальцы в золотистые кудри юноши.       У Ивана сердце бухает в груди громко-громко, аж в ушах отзывается, а пальцы дрожат так, что едва выходит пуговицы на шёлковой рубахе Кощея из петлиц вынимать и страх берёт, что тело молодое подведёт, закончив всё слишком быстро и колдун над ним смеяться будет.       - Давай, Ванюша, не бойся. Что сейчас комом выйдет, в следующий раз исправим, - усмехается Кощей, прикусывая нижнюю губу царевича, заставив того вздрогнуть от острой боли, но тут же залечивает ранку, слизнув кровь.       Иван, приободрился, услышав про следующий раз. Может и правда не уйдёт колдун сразу, а с ним рядом останется. С Кощеем то за спиной его даже старшие братья задирать не посмеют, побоятся.       Теперь уже царевич к себе колдуна крепче прижимает, жаркими поцелуями одаривает, к прохладной шее Кощея губами прижимается.       - Не нежничай, Ваня, я не девица, да и тело моё крепче чем у любого человека будет, самому бы случайно тебя не поранить, - после очередного жаркого поцелуя, произносит колдун, утягивая Ивана подальше от обочины, в густой папоротник и толстый мох меж еловых корней.       Царевич под впечатлением от происходящего даже не заметил, как Сивка тактично отвернулся, и стоит задумчиво помахивая хвостом, уставившись в ствол ёлки на другой стороне тропы.       Ноги у Кощея длинные, стройные, в сапогах на высоком каблуке, а кроме сапог на колдуне только один плащ и остался. Иван стряхнул с ног собственные спущенные штаны, боясь в них ногами запутаться, да завалиться в папоротники. Прижал к себе Кощея, сильнее вжимая его в старый еловый ствол, ладонями ласкает, поцелуями одаривает, а сам к ощущениям прислушивается. Всё чаще под ладонью на груди у колдуна ощущается слабое, но узнаваемое «тук-тук» живого сердца.       Кощей вдруг тихо стонет в ответ на ласку, опускается в густой мох, ложась спиной на бархатный плащ, ноги длинные шире разводит.       - Иди ко мне, Ваня, - не шепчет, не зовёт, требует, своим глубоким, низким голосом колдун. Глаза тёмные колдовские сверкают в мерцающем полумраке, а вокруг него пляшут на еловых корнях голубые маленькие костерки.        Иван подчиняется, одаривая Кощея всей своей молодецкой страстью, нерастраченным желанием, и сам растворяется в сладостных ощущениях. ***       Кощей задумчиво вертел в руках медный амулет, сидя на краю расстеленного плаща, на котором богатырским сном спал Иван, иногда всхрапывая. Вот же Яга, прохиндейка старая… Ничего, он ей это ещё припомнит как-нибудь, по-дружески, когда свидятся.       Кощей недовольно потёр грудь с левой стороны где отозвалось давно забытое и от того такое непривычное и раздражающее «тук-тук». Колдун поморщился, нажал пальцами на один из лучей медной звезды. В амулете зажужжало, и после глухого щелчка открылась крышка, скрывающая круглое потайное отделение. Внутри будто обезумевшая стрелка вращалась то в одном то в другом направлении длинная вычурная игла.       Иван в очередной раз всхрапнул во сне. Колдун недовольно на него покосился, попутно сжигая магическим огнём очередного заинтересовавшегося телом царевича комара. Он был не намерен делится своим Иваном даже с мошкарой.       А что Ваня только его, так в этом Кощей не сомневался. Юноша первый за двести лет, кому удалось заставить его почувствовать себя живым, ко вполне взаимному удовольствию.       Колдун усмехнулся, захлопывая крышку амулета. Знала бы ведьма, которой он отказал в своё время, что он её проклятье себе на пользу повернёт, может исхитрилась бы что позаковыристее на него навлечь, чем лишить его возможности получать удовольствие от близости с любой женщиной. О чём все девицы-красавицы узнали как-то больно уж быстро. Зато всех невест отвадила. А ему всегда юноши были больше по нраву. Он конечно и с мужчиной на что-то способен, только если тот сам его лаской одарит, а такого попробуй найди.       За двести лет только один и сыскался. Зато царский сын, пусть и младший. Значит не совсем темнота, а парень образованный. Да и на лицо пригож. Не так, чтоб совсем красавец, но мил и приятен от чуть вздернутого носа, до длинных ресниц и редкой россыпи конопушек. Кудри, так и вовсе залюбуешься. Золотистые, будто солнечные зайчики по ним пляшут.       Раз от Яги с подарком ушёл и до его, Кощея замка смог невредимым добраться, значит добр парень, отзывчив да находчив, должны с ним поладить. Интересно, как Яга Ивана проверяла, прежде, чем амулет вручить? Только его эта коза драная, предупредить не удосужилась. А силы лишиться очень уж неприятно было, да и замок жалко. Ничего, он ей это припомнит. Не видать ей яблок молодильных, лет сорок теперь, пока новую яблоню не вырастит. Хотя штук пять в седельных сумках, на Сивку навьюченных, должны были заваляться.       Кощей пригладил рукой густую гриву собственных волос, заодно распутывая колтуны колдовской силой и вытряхивая попавший ночью в волосы сор. Подчиняясь его воле чёрно-белые пряди волос сплелись в тугую косу. Можно было бы колдовством вернуть волосам прежний чёрный цвет, но Кощей поленился, а бросив мимолётный взгляд на сопевшего рядом Ивана и вовсе решил оставить как есть. Пусть будет напоминанием…       А вот иглу, стоит перепрятать. ***       Ивана разбудил голос колдуна, который коню волшебному выговаривал:       - Ты что это, Сивка моей воле противиться вздумал! Я тебе кобыл приводил? Приводил! Мне может тоже по миловаться иногда хочется. Не криви морду наглую, а то в осла плешивого обращу, будешь знать!       Иван огляделся. Лес вокруг густой, дремучий, еловый, но сквозь ветки колючие кое-где солнечные лучи пробиваются и птицы громко щебечут, заливисто.       - Горазд ты спать, Иванушка. Полдень уже! - Обратился к нему Кощей, усмехаясь, - никак я слишком утомил тебя за ночь?       У Ивана щёки жаром запылали от смущения, а колдун только очами чёрными сверкает насмешливо. На лицо уже не юнец, но далеко не старец, скорее муж молодой, а точнее и не определить будет. На голове тускло сверкает серебряная корона. Волосы чёрно-белые в косу длинную собраны, а коса та ниже пояса.       - Что же ты молчишь, молодец? Никак опять мной залюбовался? – улыбается своей клыкастой улыбкой Кощей, а сам руку Ивану протягивает, помогая встать.       Движения у колдуна чуть резки и порывисты, но точны настолько, что невольно засматриваешься.       «Красив, как клинок булатный!» - в который раз восхищается Иван мысленно. А Кощей, не раздумывая, его в губы целует.       Так бы и не отрывались друг от друга, да у Ваньки в животе заурчало.       - Ах, да, вам же не только спать, но и есть нужно, - задумчиво рассматривает смущённого Ивана колдун. – Я и забыл за столько лет.       - А тебе не нужно? – поднимает удивлённый взгляд на Кощея царевич.       - Только ради того, чтобы вкус ощутить. Бессмертный я, Ваня, что мне без сна и еды такому сделается? Одним колдовством уже двести лет живу, - пожимает плечами Кощей. - Поехали к тебе в терем, Сивка вмиг домчит, там и поедим.       Царевич на коня послушно садится, пока колдун свой плащ бархатный колдовством чистит и на плечи накидывает. А самому вдруг как-то боязно сделалось, как батюшке в глаза посмотрит.       - Ты с чего вдруг, Ванюша, опечалился? – заинтересованно склоняет голову на бок Кощей.       - Я, Кош, в терем возвращаться страшусь, - бурчит Иван. – Старший брат отцу из дальних земель скатерть-самобранку привёз и птицу дивную у которой перья будто костром сверкают. Средний, царевну в терем привёл, да такую красавицу, что многие глаз отвести не могут, при этом мастерицу и рукодельницу, когда поёт даже птицы в саду смолкают заслушавшись. А я…       - А ты, Ваня, царя домой везёшь, - усмехается Кощей, запрыгивая в седло позади царевича. – Да такого, что перечить мне не много желающих сыщется. Знают, что вопреки моей воле идти, так беду на себя навлечь недолго. Земли мои без колдовства пусты теперь, но кто об этом сразу прознает?       И сразу спокойнее Ивану стало, уверенность пришла, что со всем он справится и батюшке в глаза не робея посмотрит.       - Давай, Сивка, скачи как договаривались! – командует Кощей, твёрдой рукой конём правя. – Приедем, да закатим пир, чтобы все кубки подняли за счастье молодого и бессмертного!       Конь фыркнул, гривой тряхнул, да как ударит в землю копытами, что из-под них всполох огненный вверх взметнулся, а затем сорвался вперёд с места, только еловые стволы мимо замелькали. Иван еле успел руками в седло вцепиться. А затем его сам Кощей обнял, к груди своей твёрдой прижал, и так хорошо и спокойно стало…       Ветер в ушах свистит, далеко внизу под копытами мчащегося по небу коня поля и реки мелькают. А Иван, сидя на Сивке в объятиях Кощея думает о том, что он может и дурак, но дурак везучий!