На обложке Форнакса

      Их последняя ночь...       Изысканное начало, в котором они погружались друг в друга взглядами и собирали языками соленую росу с тел, сменилось отчаянным сражением в попытке насытиться чужой любовью. Кульминация его только раззадорила. Повторное столкновение было неизбежно, логично и закономерно.       - Я хочу кое-что у тебя попросить.       Его необычная просьба была преподнесена в настолько вульгарной форме, что отозвалась внизу пульсацией не до конца остывшего оргазма. Сегодня им можно было все. Выверни он ее наизнанку - она бы позволила. Завтра он спустится за нею в ад.       Потом, уже в Кадьяке, молча глядя на собранного, уверенного в себе турианца, она не раз задаст себе вопрос: "А что это было?". Желание поразвлечься напоследок или все-таки первобытная потребность оставить за собой потомство - неосуществимая в их случае?       Небрежно оброненная им фраза на прощание о биологически общих детях так и не поставила точку в размышлениях, которые фоном крутились в ее голове. Шепард и Вакариан далеки друг от друга настолько, что не могут есть из одной тарелки, и он знает об этом. Что, черт возьми, это было, насмешка, намек? Попытка найти для нее повод не высовываться лишний раз и вернуться живой? Озвученные собственные желания? С какой стороны не посмотри, это было глупо и ранило. Матерью его детям она быть не могла.       Все, что она могла дать ему, она уже отдала, поэтому с легким сердцем смотрела, как Вега затаскивает сопротивляющегося Гарруса на Нормандию. Он будет жить.       Последнее, что она видела перед своими глазами за секунду до взрыва на Цитадели, была...       Их последняя ночь... ***       - Приходит в себя. Состояние тяжелое.       - Вернись живой.       Удар сердца.       - Могло быть и хуже, импланты стабилизировали состояние.       - Мы же должны были быть вместе до конца!       Удар сердца.       - Доктор Лоусон! Быстрее!       - Я тоже тебя люблю.       Удар сердца. ***       Сказать, что проснулась она в паршивом состоянии, это ничего не сказать. Голова разрывалась от боли, каждый вдох проталкивал в горло горсть колотого стекла. Знакомый голос позволял фокусироваться на реальности, не давая соскользнуть назад в липкую тьму:       - Шепард, очнись. Посмотри на меня.       Не будь она такой измученной, Шепард посетило бы дежа-вю, потому что ее снова будила Миранда Лоусон. Сил хватало только на то, чтобы удерживать перед собой мутную картинку реальности. Она в больнице. Она жива.       В ответ получилось лишь промычать, но Миранда поняла ее и так. Мисс Лоусон всегда была чертовски умной женщиной.       - Мы победили, Шепард. Ты победила. На этом хорошие новости, к сожалению, заканчиваются.       Шепард видела все очень расплывчато, и в светящемся тумане лицо Миранды было прекрасно, как душа ангела. Грустная, спокойная и задумчивая. И очень истощенная. Сколько времени прошло?       - Шепард, мы потеряли Нормандию. Ретрансляторы не работают.       Эмоций не было. Она понимала, что дело плохо, но мысли были ленивыми и медленными, как толстые рыбы у нее в аквариуме.       - Теперь послушай меня внимательно. Потом ты захочешь со мной поговорить, и мы обязательно встретимся в кругу друзей.       - Доктор Лоусон!       Шепард почувствовала ледяные пальцы, сжавшие ее кисть, и снова заснула. ***       - Я хочу понять, почему меня держат здесь насильно? Я здорова!       - Шепард, позвольте медикам решать...       - Решать тут буду я!       Прикроватный столик летит к стене. К счаcтью для персонала, он был пуст.       Личных вещей у нее не было. Посетителей не пускали.       У нее был целая неделя, чтобы упорядочить мысли и привыкнуть к тоске, ставшей ее частью. Теперь уже не коммандер без своего корабля, она чувствовала себя вправе самостоятельно распорядиться тем временем жизни, что подарило ей неожиданное спасение. Чего бы то ни стоило, найти обломки легендарного корабля, найти дорогое ей тело, а потом разорвать контакт подачи кислорода. Именно так, как она погибла на Алкере, чтобы две Шепард, живая и мертвая, выдохнули в последний раз в унисон.       - Но Шепард...       Встретимся в баре.       Непреклонность, отразившаяся на ее лице, была последней каплей, и один из врачей с безликим, незапоминающимся лицом вынес свое решение:       - Пора ей сказать. Так дальше не может продолжаться.       - Сказать мне о чем?       - Мы оставили вас в больнице, потому что в вашем организме обнаружено... Черт возьми, Шепард, вам есть что нам сказать?       Она забыла, как смеяться, поэтому смех вышел неестественный.       - Вы что, издеваетесь надо мной? О чем вы говорите?       - Вы участвовали в каком-то эксперименте?       - Доктор, такое ощущение, что вы сейчас бредите. В экспериментах не участвовала, если не считать моего воскрешения Цербером.       - Думаю, мы отложим этот разговор на завтра, а пока постарайтесь поспать. Сегодня ни я, ни вы к этому не готовы. Мы поговорим обстоятельно и придем к какому-то решению.       - Я хочу кое-что у тебя попросить.       -М?       Горячий воздух стал щекотать ей ухо. Будто этого было мало, он добавил язык, обвел им мочку и спустился ниже, к шее, вырвав очередной ее "ах". Он определенно хочет попросить что-то очень важное, или очень грязное. Интимность его шепота сузила капитанскую каюту до размеров маленького, темного кокона, где были только они вдвоем.       - Хочу в тебя кончить. Хочу, чтобы ты была только моей.       Пять тонких пальцев сомкнулись на его плоти.       - Это не ответ. Скажи, что согласна.       Она улыбнулась.       - Ну сделай меня своей...       Заснуть она не могла. Мысли снова и снова возвращались к их последней ночи. Гаррус иногда формулировал свои мысли настолько поэтично, что она начинала опасаться того, что не до конца его понимает. Одни и те же слова подчас несли для них разный смысл. Турианского она не знала, а автопереводчик не считал необходимым разъяснять ей культурный подтекст произносимого. На поле боя все было просто, а в их отношениях... как же их было мало, этих отношений. Она не успела им надышаться, а теперь его нет. Его не будет всю ее оставшуюся жизнь.       Усилием воли Шепард не позволила себе вернуться к отчаянию. Надо было действовать, но сперва - понять.       Гаррус, что, черт возьми, ты имел ввиду?       Он казался возбужденным и говорил быстрее, чем обычно.       - Затолкаем жнецов туда, откуда они вылезли, и отправимся в отставку на тропический жаркий остров.       Потом отвел взгляд.       - И, возможно, даже посмотрим, как будут выглядет дети турианца от человека.       А она всегда мечтала о домике в горах. Ему бы не понравилось, он не любит холод. Господи, они такие разные, какие еще дети?       Он был уверен в своих словах. Она не знала чего-то такого, что знал он. Теперь это было очевидно.