Чёрт меня дёрнул притвориться геем!

      Я трясущимися от гнева и крайнего разочарования руками достаю телефон из кармана штанов и смотрю на экран. Будильник!       Ах да…у меня совсем из головы вылетело, что нужно отправить Оксане смс-ку, говоря о том, что я нормально добрался.       Мельком глянув на Макса, который сейчас еле сдерживался, чтобы не рассмеяться на всю больницу, я стал судорожно щелкать по клавишам, набирая текст: «Добрался. Всё ок. Спокойной ночи». Так и не дождавшись ответа, я быстро вырубил трубу к чертовой матери, и только наклонился к парню, чтобы снова впиться в эти тонкие розовые губы, как справа что-то загремело, зашевелилось, а потом раздался сухой, грубый голос: — Максим, я же попросил выключить эту адскую машину! Хохотнув, Неземнов понимающе кивнул, извиняясь: — Простите. Просто друг уж больно шумный. — Давай, выпроваживай его и вырубай свет. Спать мешает. — Хорошо, — сверкнув глазами, парень уставился на меня, ожидая моих дальнейших действий. Я, немного растерявшись, и, вместе с тем, испугавшись таинственного пациента, скрытого за ширмой, с нотками грусти в голосе спросил: — Мне уйти? — Пожалуй, да, — громко и почти нараспев произнес он, поглядывая в сторону второй койки, скрытой завесой плотной ткани.       У меня все внутри будто упало. Он был таким радостным, хотя знал, что сейчас я уйду…а, может быть, я выглядел настолько глупо, что ему до сих пор смешно? Я же не хотел ни на минуту отходить от него… — Ладно, тогда, спокойной ночи, — выдавил я из себя и почти невесомо коснулся кончиками пальцев его руки. — Да, пока. И свет выключи. А то мне лень тянуться до этой кнопки, — он указал пальцем на выключатель и, снова повернув голову в сторону второго пациента, тяжело выдохнул.       Наверное, ему сейчас так больно. Врач сказал, что даже дышать сложно, что уж там говорить о движениях и физических нагрузках. И дискомфорт будет ощущаться около месяца. Кошмар…       Я выключил свет, и палата погрузилась во тьму. Я напоследок обернулся в сторону парня, чтобы полюбоваться им еще хоть мгновение, так как глаза почти сразу смогли привыкнуть к темноте. И вдруг я услышал едва уловимый шёпот, что-то вроде: «Дик ме». — Что? — спросил я, вслушиваясь в каждый шорох. Даже специально задержал дыхание. Слышу удары собственного сердца, отдающиеся где-то в висках. — Иди ко мне, — снова раздался шепот, и я послушно подошёл к койке Макса, стараясь понять, что он хочет сделать. Он же протянул руки вперед, жестом прося меня наклониться к нему. Я так и сделал, и как только наши лица оказались на одном уровне, он взял моё лицо в свои ладони и, придвинув ухо к своим губам, произнес: — Больше ни слова.       Его губы сейчас показались мне намного мягче, слаще. Возможно, это потому, что я его почти не видел. Чувство осязания сразу обострилось, и я начал тонуть в этом поцелуе, в нахлынувших чувствах. Макс запутался пальцами в моих волосах, притягивая к себе, заставляя почти навалиться на него, но я вовремя уперся локтями в подушку с двух сторон от его лица. Он, улучив момент, когда я на мгновение отвлекусь, углубил поцелуй, проводя языком по зубам и внутренним стенкам рта. Я уже понимал, что начинаю возбуждаться, как только его рука скользнула к моей шее, щекоча кожу кончиками пальцев.       Я захотел взять инициативу в свои руки, как только наши языки встретились, и тут же проник в его рот, причем, получилось это с каким-то странным причмокивающим звуком, разорвавшим тишину, царившую в палате. Сразу послышалось копошение за ширмой, но Макс не обращал на это внимания, не отвлекаясь от меня ни на секунду. Я же уже начал паниковать: вдруг этот пациент сейчас выглянет оттуда и застанет нас, а потом всё расскажет Окси и тёте Ане?       Я хотел было разорвать поцелуй, напрягшись и начав медленно отстраняться от парня, но тут снова раздался этот грубый и сухой, немного хриплый голос: — Максим, ты там ешь, что ли?       Макс, тут же прервав поцелуй, мгновенно ответил почти будничным тоном, но слышалось в его голосе, что еще немного — и он заржет на всю больницу: — Да нет, жвачку жую. — Так жуй с закрытым ртом, — с укором произнес мужчина. — Простите, — сделав «бровки домиком», парень улыбнулся и, приставив кулак ко рту, прокашлялся, стараясь не рассмеяться. А мне стало так стыдно. Лицо горело, а всё тело напряглось до предела. Я просто застыл над ним, боясь даже вдохнуть воздух в легкие. Макс же, прождав буквально несколько секунд, томно закатил глаза и снова притянул меня к себе, но не целуя, а лишь водя губами по щекам, затем слегка дотронувшись до кончика носа. Потом спустился ниже, к губам и подбородку.       Но сейчас почему-то я не мог думать только о его прикосновениях. Ведь я понимал, что каждое движение для него мучительно, трудно даже поднимать руки. — Максим, — прошептал я еле слышно, немного подавшись назад, чтобы отстраниться лицом от его губ. Он вопросительно посмотрел на меня. — Тебе нужно отдохнуть. — Все хорошо, — возразил он тут же. — Пожалуйста. Я останусь здесь. — Мне все равно. Я не усну, — парень начал повышать голос, нахмурившись. — Тише ты, — шикнул я. — Я хочу, чтобы ты поскорее поправился, а для этого нужно отдыхать, — и, оторвавшись от него, я сел на стул рядом с его койкой. Он посмотрел на меня с укором и, обессилев, опустил руки на простынь. — Спи, — прошептал я, немного улыбнувшись, и, положив руку на край койки, упокоил голову рядом с его боком, пальцами второй руки взявшись за любимую ладонь. — Я больше никуда не уйду. — Ну, а куда ты денешься, — хмыкнув, он громко произнес: — Спокойной ночи, Геннадий Петрович. — Да спи ты уже! — раздался в ответ грубый голос.       Максим мирно спал, его темные ресницы время от времени подрагивали, а пальцы вцепились в мою руку, не желая отпускать. Да я и не был против. Готов просидеть здесь хоть всю ночь, лишь бы больше никогда не отходить от него, не потерять из виду. Вдруг он однажды исчезнет, уйдет из моей жизни? Надейся — надейся, Максим Неземнов, никуда я тебя не отпущу!       Но я также понимал, что уже довольно поздно, и мама, наверное, волнуется. За окном уже ночное небо, полное ярких звезд. Я, глубоко вздохнув, встал со стула и, отпустив его руку, такую теплую, родную, любимую, тихим, медленным шагом вышел из палаты, напоследок обернувшись и взглянув на него, спящего. Такой милый, такой красивый, особенно освещенный лунным светом. Да, он совершенен. Эта четкая линия скул, тонкие губы, длинные темные ресницы…       Неслышно закрыв дверь, я пошел по пустым коридорам больницы, стараясь освободить голову от гнетущих мыслей…