Старшая сестра

За окном подул ветер. Это был уже не веселый летний ветерок, который бодро шелестит листвой, а настоящий осенний промозглый ветер, полный мелкого дождя и очень холодный. И листву он не теребил, а просто срывал с ветвей, за которые она уже не держалась. «С первым весенним днем я вернусь к тебе, — написал Снусмумрик. — Будем вместе строить запруду». Он сложил письмо и задумался. Муми-тролль уже вырос. Зачем они строили эту запруду? Нужна ли она была в хозяйстве? Ловить рыбу можно было и без нее. Как знать, может быть, следующей весной Снусмумрик вернется в последний раз. А потом у Муми-тролля будут другие увлечения, другие желания… новые друзья, более подходящие по возрасту, более занятные. В выдумки про подземных духов с маслом он уже не поверит. А его родители — они ведь разрешают Снусмумрику ставить здесь палатку только ради сына. Снусмумрик скомкал письмо, взял рюкзак и свернутую палатку и вышел. Дорога бежала по осенней грязи, иногда хлюпая лужами под ногами; ветер бросал пригоршни мелких-мелких ледяных капель в спину, и куртка у Снусмумрика скоро промокла. А однажды этот ветер, недобро глумясь, сорвал у него с головы шляпу. Снусмумрик поймал ее на краю лужи, наклонился, чтобы поднять, и заглянул в лужу, где отчетливо отразилась его мордочка. Уже давно не детская. Уже даже не юная. Он так старался задержаться в юности, что не заметил, как проходит молодость; еще пара сезонов, еще одно, последнее возвращение в Муми-дален — и ее не станет. Снусмумрик отряхнул шляпу и нахлобучил ее поглубже. Может быть, Муми-мама сказала бы «Дай, я пришью к ней резиночку, где-то тут была моя сумка…» Интересно, ходила ли она путешествовать с рюкзаком? И когда ее рюкзак сменился сумкой? — Эй! А ну, постой! — раздался позади него тоненький свирепый голосок. Малышка Мю неслась по дороге, размахивая ярко-красным узелочком в лапке. Она была так мала и так легка, что ее ножки не тонули в грязи. Но Снусмумрик забеспокоился, что она может утонуть в какой-нибудь особенно глубокой луже. — Какого черта! — запыхавшись, воскликнула Малышка Мю, поравнявшись с ним. — Это я у тебя должен спрашивать, какого черта, — возразил Снусмумрик. — Ты же должна была уже залечь в спячку со своей семьей! — Пф-ф! Я никому и ничего не должна, — ответила Малышка Мю. — Твоя семья будет беспокоиться. — Не будет, они дрыхнут до самой весны. А мне скучно. — Они бы не отпустили тебя. — Ну и что? А я твоя сестра, между прочим. Старшая. — Долгонько же ты об этом не вспоминала, — ответил Снусмумрик и поднял ее на руки. Малышка Мю уселась к нему на плечо и немедля начала командовать: — Так, видишь развилку? Поворачивай направо! — Глупости. Налево будет город, я всегда в нем останавливаюсь и играю. А направо еще долго-долго ничего не будет. — Вот поэтому и надо идти направо! Да что ты можешь знать! Снусмумрик едва не потерял дар речи от такой наглости. — Ты всю жизнь ходишь одними и теми же дорогами, — заявила Малышка Мю. — И играешь одни и те же песни. И еще делаешь вид, будто знаешь жизнь! — Неправда, — обиделся Снусмумрик. — Я только вчера сочинил новую песню. Вот послушай: та-ру-ри, та-ри-ри-ра… Малышка Мю внимательно слушала. Он пел, чтобы она молчала, поэтому пел немного слишком долго, но как только умолк, она встрепенулась. — Но я уже слышала это, — сказала она. — В прошлом году у тебя была вот такая мелодия: та-ру, ру-ру… И в позапрошлом была очень похожая: ри-ра, та-ри… — Фальшивишь, — буркнул Снусмумрик. Он был и польщен — ему казалось, что Малышка Мю никогда не слушает его песни, и раздосадован. «И как я не заметил, что уже не первый год сочиняю одну и ту же музыку! Но она же разная, там та-ра-ру, а здесь та-ри-ри…» А Малышку Мю его замечание никак не задело: она отлично умела не слышать то, чего ей слышать не хотелось. — Ну ладно, — сказал он. — Пойдем и посмотрим, что там, по дороге направо. «Может быть, — подумал он, — новая дорога принесет мне новые песни». — Сидеть в Муми-доме зимой — это скучища, — болтала тем временем Малышка Мю. — У них и летом-то веселого мало, но летом они хоть что-то придумывают. Помнишь, как они уплыли на остров с маяком? И все равно вернулись. Зачем, спрашивается? Вот если бы они там остались! Представляешь, на всю зимнюю ночь, на стеклянное черное небо с бахромой северного сияния, на злые шторма! Ух, как бы это было весело! Морра бы плясала — ты знаешь, что Муми-тролль плясал с ней при свете керосиновой лампы? И морские лошадки бы плясали! Ты знаешь, что Муми-тролль втюрился в одну? А кое-кто бы ловил и ловил рыбу, пока его самого не съели бы рыбы, ха-ха, может, Муми-мама наконец-то отдохнула бы от этого нудного эгоиста! Добытчик-кормилец выискался! Я и без тебя знаю, что Муми-тролль уже вырос, подумал Снусмумрик. И у него нашлись новые друзья, которые тоже поют одни и те же песни, только Муми-троллю они в новинку. Может, и к лучшему: он не расстроится, если не найдет мое письмо в дупле. А то он такой чувствительный, этот тролль… — Плевать, — сказал он. — На кого, на Муми-папу или на остров? — На новые песни, — пояснил Снусмумрик. — Даже если бы они мне вовсе не удавались. Даже если бы их вовсе не было, новых. Все равно все хотят слушать только одну, старую: «Все зверюшки завязали бантиком хвосты». Малышка Мю умолкла и молчала долго-долго. Дорога петляла, превращаясь из дороги в заросший проселок, а потом — в заброшенную тропу. Лес становился все более неприютным и темным, а небо — низким и рыхлым, будто забытая в кастрюльке и посеревшая манная каша. Смеркалось. — Ставим палатку, — нарушил молчание Снусмумрик. — На кой черт палатка! Пошли дальше, посмотрим, что тут бывает ночью. Вот когда мы проснулись зимой, то познакомились с существами зимы. Видал Ледяную Деву? — на самом деле Малышка Мю с ней не «знакомилась»: это знакомство закончилось бы для нее гибелью, она только разок заглянула в круглый «глазок», протаянный для этого Туу-Тикки с помощью разогретой монетки в замерзшем окне, и сразу же сжалась от испуга. — А там были твари и похлеще! Теперь я хочу познакомиться с существами ночи! — А они с тобой? Малышка Мю замялась, и Снусмумрик строго добавил: — Не нужно лезть со знакомством к тем, кто этого не хочет. — А как они узнают, что не хотят со мной знакомиться, если они меня не увидят? Но дорога сделала очень живописный поворот и вывела Снусмумрика к ручью. Ручей журчал — он пел глубокую осеннюю песню, песню прощания с быстрым бегом, с листьями, нападавшими и золотившимся на дне, и с зеленой травой, в такт ему жестяно и жестко шуршал пожухлый тростник, а сквозь полупрозрачные опавшие кроны в воде серело опрокинутое небо. И это было очень музыкально. «Почему я не слышал этого раньше?» — подумал Снусмумрик. Он пошел по берегу, а Малышка Мю вдруг беспечно заявила: — Подумаешь, все хотят слушать одно и то же! Неужели ты перестал сочинять новое только из-за этого? Да все всегда хотят одного и того же, потому что не знают ничего другого! И им даже не интересно. Помнишь наш дом? Ах да, где тебе, вы с дядей Юксаре заблудились и отстали от нас — он просто дрых, когда мама Мюмла погналась за нами! Чтобы расшевелить и придумать новую игру, приходилось попотеть. Но оно того стоило! — У нас в доме всегда были какие-то новые забавы и проказы, — сказал Снусмумрик. — Одни и те же, и мама Мюмла ругалась на нас одинаковыми словами. Я так завидовала тебе, что ты можешь жить по-другому, выбирать, куда идти, решать, что делать. А ты просто привык к другому, но живешь, как и все, по привычке. Малышка Мю опустила лапки и голову. Шарик рыжих волос у нее на голове растрепался и вдобавок промок. «Она простудится», — забеспокоился Снусмумрик и тотчас рассердился на себя за это. «Тоже мне, старшая сестра! Кто ее просил идти со мной? Теперь у меня не будет ни минуты покоя, и возможности написать настоящую песню — тоже!» Но если бы не Малышка Мю, он бы так и не узнал, что пишет одно и то же. Мордочка у Малышки Мю — маленькое недоброе личико — уже была совсем не детской, а у глаз даже прорезались морщинки. Никто их не замечал. Для всех Малышка Мю была вредной непослушной малявкой. — Ты думаешь, что вырастешь, если уйдешь со мной, — сердито заявил Снусмумрик, — но ты же не подрастешь и на миллиметр. Для всех, кто тебя встретит, ты будешь малявкой. Свою маленькость ты носишь в себе, а не в доме у Муми-троллей. — Зато я сказала тебе то, что в доме у Муми-троллей никто бы не захотел услышать, — парировала она. Вскоре совсем стемнело. Снусмумрик уже хотел снова заговорить о палатке. Теперь ее бы пришлось ставить вслепую, а это очень неудобно. И тогда явились сущности Ночи. Одна из них, похожая на сову, громко ухнула прямо над головой. Это было не обычное совиное уханье, а призрачный, долгий крик. Снусмумрик запомнил его ноту. От этой ноты в нем поселилась глубокая печаль. Вторая высунулась из корней старого дерева. Она напоминала голову без лица, но с зубами, и Снусмумрику пришлось отскочить, чтобы сущность не тяпнула его за ногу. Малышка Мю пискнула, вцепившись ему в воротник. Третью сущность они приняли за рысь; ее глаза горели в темноте зелеными огоньками, и мягкое пушистое тело, тяжело перебирая огромными лапами, бесшумно скользило между стволов, но это-то и насторожило: зверь таких размеров, даже если он рысь, не мог бы ни разу не хрустнуть веточкой и не зашелестеть палой листвой. Наблюдать их было жутковато, но любопытно; Малышка Мю в восторге вертела головой, пытаясь разглядеть силуэты в сумраке. Тем временем усилилась морось, и Малышка Мю перебралась Снусмумрику на загривок, чтобы спрятаться от дождя под его шляпой. Он начал осматриваться в поисках места, где бы разбить палатку. Но все заволоклось туманом, который становился гуще с каждой минутой. Удобное время для того, чтобы разбить лагерь, было упущено. А из-за дождя еще и костер не удалось бы развести, и ужин приготовить. Вот досада! Сущности Ночи окружили их. Их кольцо становилось все плотнее. Теперь в тумане проступали похожие друг на друга фигурки в плащах с капюшонами, из-под которых вспыхивали красные глазки. А прямо под ногами туман соткался в тропу. — Гляди-ка, что это они затеяли? — удивилась Малышка Мю шепотом. Голосок ее чуть заметно дрожал: желание знакомиться с сущностями Ночи у нее явно пропало, но деваться было уже некуда. — Пойдем по этой дорожке? — Нет, — шепнул Снусмумрик. — Надо поставить палатку. Смотри, дождь усиливается, мы этак вымокнем до костей. И гармошка моя промокнет. Еще одна сущность появилась на том берегу ручья. Она не напоминала сову или рысь, не походила на безглазую голову или крыло без туловища, и не носила плаща с капюшоном, как большинство остальных. Нет. Это была Дверь. То, что это именно Дверь, Снусмумрик почувствовал сразу. Как и желание войти в нее и посмотреть, что там. Правда, перебраться через ручей ему бы не удалось — ручей был широк и глубок. Но туманная дорожка под ногами становилась плотнее — и соткалась в мостик через ручей. Он казался вполне надежным. Он даже выглядел объемным — тени под ним были прорисованы клочьями тумана. А Дверь звала и звала: пойдем, пойдем… там, на той стороне, тепло, там нет никакого дождя, есть только чудесный лес с елками, калиной и малиной, и не бывает простуды. Только пройди по мосту. — А давай, в самом деле, пойдем, — решил Снусмумрик. Малышка Мю закашлялась — ее уже надо было отпаивать чаем с малиной по рецепту Муми-мамы, а Дверь как раз обещала малину. — По… постой, — пискнула Малышка Мю. — Куда еще стоять? Чего ждать? Пойдем, звала Дверь. Тут есть столько нот, которые ждут тебя одного. Тут есть твоя молодость, которая никогда не уйдет, и дом, в котором тебя всегда будут ждать, и твой лучший друг Муми-тролль, которому никогда не надоест вместе с тобой строить запруду по весне… Снусмумрик сделал шаг — и вдруг в его ухо впились маленькие зубки. — Ай! — завопил он. — Ты чего? Малышка Мю выбралась из-под его шляпы и воротника — ее красное платьишко сейчас же намокло — и завопила на весь лес: — А ну, проваливайте отсюда! Это мой младший брат, понятно? Будете к нему еще приставать — я вас так укушу, что мало не покажется! Подходи, кто первый, у кого пальцы и носы лишние? Морок развеялся. Зов утих. Туманный мост исчез, и на его месте по-прежнему журчал ручей: если бы Снусмумрик сделал еще пару шагов вперед, он бы шмякнулся в воду и, чего доброго, утонул. Существа с красными глазками разбежались. — Чертов дождь, — сказал Снусмумрик. — Костер не развести. Так что будем лопать сухие галеты. — Ну и черт с ними, — ответила Малышка Мю. Она замерзла, и у нее зуб на зуб не попадал. Снусмумрик вытащил из рюкзака небольшой корабельный фонарь, огниво и трут, и при неверном зыбком огоньке принялся ставить палатку. Наконец он ее поставил, стряхнул воду с пол шляпы, потом влез под полог, втащил рюкзак и фонарь и достал из рюкзака еще и одеяло, чтобы закутать Малышку Мю. — А-апчхи! Чего удумал, терпеть не могу, когда заботятся, — фыркнула она, пытаясь выбраться из свертка. — Хватит с меня Муми-мамы! Снусмумрик завернул ее поплотнее, прижал к себе и держал так, пока ее дыхание не стало ровным. Тогда он положил сверток с Малышкой Мю на пол, сам сгрыз пару галет и вытянулся на полу. По шелку палатки стучал дождь, не переставая. — Чего приперлись? — буркнула Малышка Мю из-под одеяла. Снусмумрик вскинул глаза: в палатку забралось несколько сгустков тьмы, похожих на малявок в плащах с капюшонами, из-под которых ярко краснели глаза. — Пусть посидят, — ответил Снусмумрик. — Я им сыграю. — «Все зверюшки завязали бантиком хвосты»? — Нет, новую. Он достал губную гармошку. Продул ее. Первая нота — дорога, по которой еще не ходил. Вторая нота — лесная тропа, ведущая в никуда. Третья нота — холодный осенний ручей, а за ним — золотые листья на дне, и жухлый тростник, и скорый ледок на воде. Четвертая нота — ночь, как покрывало на прозрачном опавшем лесу. Пятая нота — сущности Ночи. И сова, и рысь, и безглазая голова… И Дверь, зовущая в несбывшуюся мечту. — Знаешь, как я догадалась, что туда не надо идти? — сонным голосом спросила Малышка Мю. — Эта Дверь пообещала, что я стану такой же большой и красивой, как Ледяная Дева. Ну, думаю, ври побольше! Наутро Снусмумрик, собрав палатку, шагал по лесной дороге обратно. Сущности Ночи исчезли, но новая песня никуда не делась, и Снусмумрик точно знал: она совсем новая, он ни разу еще не сочинял ничего похожего. А Малышка Мю сидела у него на плече и болтала без умолку, шмыгая носом: — Вот-то Муми-тролль обалдеет! Он в жизни такого не видел! А Снифф обзавидуется! Как пить дать, побежал бы в ту Дверь за сокровищами. Небось скажет, что мы дураки — не побежали! — Спасибо, — невпопад ответил Снусмумрик. Сейчас он дойдет и сдаст ее на руки Туу-Тикки. А там, глядишь, она уснет и перестанет морочить голову всем, до кого дотянется. И он пойдет по дороге налево… или нет, все же направо. Нужно же узнать, куда она ведет. Может быть, там он найдет еще какие-нибудь ноты. И сыграет их Муми-троллю, когда вернется в Муми-дален по весне. Хотя рискованное это дело — бродить по нехоженым тропам без старшей сестры.