Единственно правильное

***

Темные Ангелы всецело преданы Императору Человечества, и в сознании Льва это единственно правильное положение вещей. Император не способен ошибиться. Его приказы, всегда четкие и продуманные, неизменно ведут к приближению к Высшей цели и это то, что заставляет Льва беспрекословно следовать им с покорностью и рвением удивительными для человека с эго его размеров. Он верит в эту цель с такой же истовой искренностью, с какой в детстве верил в священную миссию рыцаря. Император для него — константа, высшее воплощение порядка, нерушимого и вечного, именно такого, которого Лев отчаянно жаждет. У него нет сомнений. На алтарь идеалов отца он готов возложить бесчисленные жертвы, любые, которых у него потребуют. Данные с датапада сливались в смазанное неразличимое пятно, бесчисленные имена накладывались друг на друга, менялись буквами и званиями, мешая четко определить тяжесть потерь. Он помнил каждого из них-полные благоговения улыбки, вдохновенно горящие глаза и дрожащие голоса с горячностью приносящие клятвы. Его не наделили способностью забыть.Лев не задает вопросов. Лев не оспаривает решений. Лев кивает, получая задание на зачистку субсектора от орков и кивает, получая тонкий намек на предпочитаемую судьбу двух братьев-примархов. Когда оказывается, что Русс получил тот же приказ, Лев чувствует раздражение-его Император не уверен в нем? Он считает, что Лев не справится? Однако, в конце концов именно присутствие Волчьего Короля позволяет его руке не дрогнуть. Он- воля Императора, разящий клинок в чужих руках. Это-то, для чего он был создан. Так должно быть. Лев убежден, что ничто не способно поколебать существующую картину мира. Он ошибался. Воитель- тот, кто лично Императором избран нести Его волю по всей Галактике-архипредатель, поддавшийся нашептываниям демонов и совративший своими отравленными больными речами многих братьев. Хорус предает Империум, предает Отца, предает все идеалы, за которые они долгие годы сражались и умирали. Он покорный раб Хаоса-слова и понятия, ненавидимых Львом до глубины души. И, не имея возможности выплеснуть свою ненависть на братьев-отступников, Лев обращает ее на тех их последователей, что по ошибке избежали карающей руки справедливости. Презренные еретики, уничтожившие Его совершенный порядок, саму возможность воплощения Империума в задуманном виде не заслуживают права на жизнь. Лев пускается в многолетнюю ожесточенную погоню, не позволяя себе ни малейшего отвлечения от основной цели и отчаянно подавляя все чаще всплывающий в изможденном сознании Калибан. Со временем, чем больше пораженных Ересью миров Лев уничтожает, тем больше образ родной планеты истончается и меняется, пока наконец не становится совершенно неотделим от бесконечных горящих руин. И это ломает его- невозможность вызвать в памяти с детства вплавленные в нее пейзажи. Он как никогда нуждается хоть в чем-то не утратившим своего постоянства и эта невыносимая нужда приводит к тому, что он решается наконец позволить себе небольшую слабость и поменять курс корабля. Увидеть родной мир своими глазами-необходимость. Перед ним плескалось море буйной зелени. Многовековые могучие деревья кронами тянулись к небу, закрывая ветвями тлеющее остатками дня бледно-розовое небо. Лютер запрещал ему бродить по замковым стенам на закате, но Лев упорно игнорировал все нравоучения и лекции на тему. Ему было важно своими глазами увидеть, что ничто не способно нарушить естественный природный порядок-солнце сядет за горизонт, что бы не произошло, и это приносило странное почти медитативное успокоение. Лев почти верит в лучший исход: что волнения, сообщение о которых было получено незадолго до полной потери связи с планетой, давно подавлены и не успели нанести ощутимого вреда. В конце концов на Калибане должен быть как минимум один верный ему человек, способный справиться с кризисной ситуацией… Лютер мог оступиться и подвести его в прошлом, но только не сейчас, когда речь идет о будущем его родины. Лев сам выбрал его на должность. Хотя, за многие годы изоляции ситуация могла измениться бесчисленное количество раз. Горло сдавливает незнакомое чувство, сердца сбиваются с ритма, и их дисгармоничный грохот отдается в горле. Император не закладывал столь недостойную эмоцию, как страх, в своих сыновей…но, думая о возможной судьбе родного мира, Лев боится. Ему снился адский неестественного цвета огонь, пожирающий стены родного замка, обугленного, искореженного, почти потерявшего знакомые очертания. Ни разу, с момента сожжения Терры, Лев не видел это место в другом свете. Он больше не мог вспомнить, как оно должно выглядеть, сама его суть была искажена настолько, что казалось, оно никогда и не выглядело по-другому, и Льву привиделись и белый камень стен, и изящный силуэт башен с гордо развивающимися знаменами. Он был прав. Когда они вырывают из захваченного экипажа правду о восстании на Калибане, Льву впервые за многие годы хочется зайтись в истерике. Безобразной, громкой, невыносимо долгой…одной из тех, которые он закатывал в детстве, швыряясь вещами в стены, в слезах катаясь по полу и отчаянно отбиваясь от любых попыток образумить и успокоить. То, что во главе заговора против Империума стоит человек, многие годы назад терпеливо ждавший окончания очередной подобной вспышки эмоций, чтобы убрать любые последствия и минимизировать материальный ущерб, делает ситуацию хуже. Он ненавидел, когда его в таком состоянии трогали. Когда его только привели в Альдурук, находя его в истерике, сердобольные сервы, особенно девушки и женщины, прижимали его к себе, ласково поглаживали по голове и спине и поднимали с пола, пытаясь успокоить. Это было отвратительно, чужие прикосновения душили и лишь усиливали припадки. Льву хотелось убежать, любой ценой вырвать себе свободу. Лишь когда он нечаянно сломал юной кухарке обе руки, окружающие кажется поняли свою ошибку и начали держать уважительную дистанцию. К моменту, когда Лев достиг совершеннолетия, в редкие истерики без угрозы для жизни подойти к нему мог один лишь Лютер. Он никогда не трогал его. Становясь свидетелем неожиданного припадка, Лютер осматривал помещение, выгоняя тех, то еще не догадался скрыться сам, убирал любые хрупкие предметы и после этого аккуратно приближался, с помощью коротких вопросов выясняя причину и по возможности, сразу же разбираясь с ней. Когда Лев немного успокаивался, он сам прижимался к чужим грубым рукам, с готовностью обвивавшимся вокруг. Не объятие, но привычный физический контакт…он был хорошим. Последний столп, поддерживавший разваливающийся привычный порядок, пал. Лютер, терпеливо учивший его говорить, читать и писать. Лютер, из раза в раз, убеждавший толстокожих лордов и корольков принять выгодные для Льва условия и обеспечить Орден необходимой поддержкой. Лютер, после прибытия Императора последовавший за ним к звездам. Завистник Последователь Хаоса Заговорщик Льву хочется кричать. Первое, что он сделает, прорвавшись сквозь флот еретиков и найдя Лютера - в кровавую кашу переломает все конечности и заставит выблевать покаяние вместе с легкими. Он не уверен, что у него поднимется рука.