Герой страшных сказок

      На город тихо и неотвратимо наползала ночь. Загорались огни вывесок и окна квартир, мигали фарами автомобили на дорогах, с темнеющего неба вслед заходящему солнцу несколько надменно и с насмешкой глядела полная луна.       Лань Ванцзи отложил книгу в сторону и перевёл спокойный взгляд на окно, когда услышал тихий мягкий звук, будто кто-то стучался к нему с улицы. Он, недавно переехавший из не самого большого городка, где у его семьи был собственный дом, ещё в детстве привык к тому, что по стеклу могут елозить ветки деревьев, и поначалу не удивился услышанному, а потом с замиранием сердца вспомнил, что его квартира расположена на тринадцатом этаже и ни о каких стуках с той стороны стекла не может идти речи.       Но звук повторился, и юноша, поднявшись с постели, подошёл к подоконнику, замер, размышляя, стоит ли открывать створку или это совсем уж глупость. Но прежде, чем он успел определиться с выбором, за его спиной хлопнула дверь, и Лань Ванцзи мигом обернулся.       Прямо перед ним, в паре шагов, стоял высокий тёмный полупрозрачный силуэт, окутанный мрачной, тяжёлой зловещей аурой. Фигура подняла руки в просторных рукавах, скрывающих даже кончики пальцев, и потянулась ими к чужим щекам. Мягкую живую кожу обожгло смертельным холодом, юноша вздрогнул, и незваный гость будто бы неловко спрятал руки за спину.       — Прости, — тихо выдохнул он безжизненным голосом, не давая Лань Ванцзи опомниться, развернулся и растворился в воздухе, взмахнув на прощанье алой лентой в длинных чёрных волосах, выпавших из-под капюшона.       Лань Ванцзи рос, окружённый заботой дяди и старшего брата, но, как ни странно, ему казалось, будто им говорить о призраке не стоит. И, созваниваясь с ними по вечерам, на взволнованные вопросы он твердил, что всё в порядке. Правда, теперь прежде, чем ложиться спать, он тщательно проверял, закрыты ли все окна, и каждый вечер рисовал киноварью новый знак на своём левом предплечье — когда-то в детстве дядя велел так делать, говорил, это защитит от злых сил. Вот только странное чувство, будто его, уже лежащего в кровати, за запястье кто-то хватал ледяной рукой, от этого знака никуда не девалось.       Однажды ночью юноша проснулся от жутковатого ощущения, будто кто-то смотрел на него.       Медленно, боясь этого «кого-то» спугнуть, Лань Ванцзи открыл глаза и взглянул на своё собственное тело. Рядом с его бёдрами сидела уже знакомая тёмная фигура. Казалось, будто она рассматривала замысловатый узор на его предплечье.       Но, как бы молодой человек ни старался, то ли его странный гость был слишком проницателен, то ли сам Ванцзи — недостаточно осторожен, но призрак поднял голову и из темноты глубокого капюшона глянул на него горящими алыми глазами, тут же возвращая внимание знаку на бледной коже.       — Тебе дядя это показал? — спросил он замогильным хриплым, будто десятки лет молчавшим, голосом. — Старик явно теряет хватку. Брехня всё это, он не поможет, — тут он как-то горько усмехнулся и покачал головой. — Я же здесь.       — Кто ты? — спросил Лань Ванцзи, все силы тратя на контроль собственного голоса, чтобы не показать, как ему не по себе.       Красные глаза вновь уставились на него — пристально, не моргая. Почти обиженно.       — Зови меня Илин, — через некоторое время ответил призрак и вдруг кинул в него пяток талисманов. — Держи, маленький Лань. Это намного действенней той чепухи, что показал тебе старик Цижэнь.       В следующий же миг он исчез, оставив после себя прохладу в комнате и лёгкий запах сырой земли и пепла.       Лань Ванцзи взял в руки оставленные им талисманы и внимательно рассмотрел в свете заглядывающей в окно луны.       Знаки на старой, потрёпанной от времени бумаге были умело начерчены кровью.       Всё, что пока Лань Ванцзи знал о тайном посетителе — это имя, наверняка ненастоящее. А ещё — что в его присутствии странная дыра в груди, давняя душевная рана, которую он никогда не понимал, но чувствовал столько, сколько себя помнил, затягивалась и переставала ныть, будто бы… Будто бы они как-то связаны. И это ощущение, словно весь мир был чужд ему, словно ему здесь не было места… Оно ведь неспроста. Ничего не бывает просто так.       Идея поискать в великой сети интернета, опираясь на слово «Илин», привела к тому, что Лань Ванцзи начал читать какие-то детские сказки-страшилки о то ли демоне, то ли монстре, которого прозвали Старейшиной Илина. Если верить сомнительным источникам, при жизни этот человек был жесток и беспощаден, умел поднимать трупы из могил и с их помощью побеждал своих врагов. Но он умер много сотен лет назад, был разорван собственными мертвецами на мелкие кусочки.       Понятнее, зачем он прицепился к Лань Ванцзи, кто он вообще такой и чего от него ожидать, не становилось.       А призрак появлялся теперь каждый вечер. Выходил из сгустка теней за шкафом, окутывал своим мёртвым холодом, глядел пристально алыми глазами и молчал на все вопросы, только изредка, будто бы от чудовищной неловкости, принимался разминать свои бледные покрытые шрамами руки, громко хрустя суставчиками в тонких пальцах.       Лань Ванцзи не хотел об этом думать, но невольно подмечал, что все его шрамы — старые рваные раны да следы зубов. Думать о том, что зубы были явно человеческие, ему хотелось ещё меньше.       По ночам ему стали сниться странные сны. Хаотичные, обрывочные, странные — о чужой, не его жизни, о заклинателях, войне, крови, мертвецах, белых и чёрных одеждах, великом множестве незнакомых и чужих лиц. И только одно — улыбчивое, красивое, с глазами цвета грозового неба и родинкой слева под губой — алой нитью судьбы связывало все эти отрывки вместе. И откуда-то Лань Ванцзи знал, что этого человека зовут Вэй Ин и что в волосах его кроваво-красная лента.       А ещё он знал, что под капюшоном призрака таилось то же красивое лицо с родинкой под губой и что за алой пеленой злобы скрывались глаза цвета грозового неба.       Однажды утром он ехал на учёбу — как обычно, на метро, и в вагоне помимо него было множество народу. Вдруг от толпы отделилась знакомая до каждой складки тень, подошла вплотную, прижимая до этого спокойно стоящего юношу к стене и ставя руки по сторонам от его шеи.       — Не ходи туда, — тихо, едва слышно и как-то умоляюще произнёс Илин.       Лань Ванцзи хотел спросить, зачем, почему призрак к нему прилип, но тот ещё раз повторил просьбу, сверкнул глазами и растворился чёрной дымкой.       Следуя какому-то странному нехорошему чувству, в университет юноша так и не пошёл — решил вместо этого пройтись по скверу недалеко от него, впервые прогуливая, прошёлся всласть, подышал воздухом. А около полудня из окон аудитории, в которой должна была быть его лекция, повалил густой дым.       Как потом узнал Лань Ванцзи, Вэнь Чао, странный и жестокий парень с его курса, подложил в кабинете взрывчатку. Пострадавших было не так много, всех их лишь немного задело, самого виновника быстро поймали, но в душе всё равно оставался странный осадок. Ведь, если верить Не Хуайсану, его однокурснику, эпицентр взрыва был именно рядом с его, Лань Ванцзи, местом.       Призрак защищал его? Старался оградить от беды? Но зачем ему это?       По пути домой Лань Ванцзи настолько задумался, поглощённый множеством вопросов, на которые не мог дать ответ, что чуть не свалился в открытый люк. И только испуганный окрик «Лань Чжань!», раздавшийся из-за его спины в последний миг, оградил его от падения.       Добравшись до квартиры без лишних приключений, Лань Ванцзи зашёл в свою комнату, огляделся, будто надеясь увидеть призрака, сложил руки на груди и грозно сказал:       — Выходи.       — Не выйду, — по-детски упрямо раздалось из-за шкафа.       — Выходи, надо поговорить.       — В прошлый раз, когда ты мне это сказал, всё закончилось весьма печально, — пробормотал призрак, но всё же послушно вылез и встал в паре шагов от Лань Ванцзи.       — Сними капюшон, — всё так же грозно попросил — вернее, велел — юноша.       — Нет, — категорично отрезал тот и весь как-то сжался, стал меньше. Даже аура стала не такой мрачной, тяжёлой.       — Вэй Ин, — с нажимом обратился к нему Лань Ванцзи, и тот вздрогнул, скукожился ещё сильнее, окончательно растеряв всю свою зловещесть.       — Лань Чжань, — тихо выдохнул он и подчинился, скинул капюшон.       Сползшая тёмная ткань обнажила когда-то красивое и живое, теперь бледное, уставшее лицо и длинную тонкую шею, ныне обезображенные многочисленными жуткими шрамами — такими же, как на руках. Алые глаза, блеснув напоследок, тоже изменились — стали серыми, усталыми, подёрнутыми мёртвой пеленой.       — Покажи мне, — тихо попросил Лань Ванцзи и подошёл ближе, зная, что ему не стоит ждать от призрака чего-то плохого. Что ему ни в коем случае не навредят. — Я устал видеть сны, которых не понимаю. Я устал мучиться сотнями вопросов. Покажи.       Вэй Ин грустно усмехнулся, изогнув бледные бескровные губы, и из их уголка потекла тонкая струйка чёрной крови.       — Я так много раз был на пороге смерти, я и сейчас мёртв, но, Лань Чжань, ты… Ты убиваешь меня этой просьбой, — наконец выдавил он и сглотнул.       О том, что сглотнул он наверняка собственную кровь, Лань Ванцзи тоже не очень хотел думать.       Вэй Ин поднял руки и прижал ледяные пальцы к вискам юноши, пристально глядя в его глаза. Между ними понеслась далёкая, так давно прошедшая жизнь, жизнь, которую Лань Ванцзи забыл и не мог вспомнить и которую Вэй Ин не мог забыть.       — Я видел многих из них, — сказал Лань Ванцзи, когда они сидели на его кровати после сеанса «Сопереживания». — Они все переродились и живут вновь. Даже я. Почему ты — нет, Вэй Ин?       Призрак грустно усмехнулся и пальцами правой руки принялся водить по шрамам на левом предплечье.       — Самоубийцы лишены права на перерождение, — наконец сказал он и поднял на собеседника глаза.       — Тебя разорвали мертвецы, — озвучил очевидное и ужасное юноша, кивая на рубцы на бледной коже — следы того, от чего Вэй Ин погиб.       Теперь он знал, что там, под одеждой, шрамов еще больше. Знал, что сначала Вэй Ина разорвали на части, лишь потом он окончательно потерялся в боли и безумии и покинул своё бренное измученное тело, лишь потом умер. И думать о том, что же именно он тогда чувствовал, Лань Ванцзи уж точно не хотел бы. Это страшно. Ему сейчас хватало того, что он увидел и вспомнил. Пока — с него хватало. Потом — возможно, потом он подумает об этом, но это будет не скоро.       — Меня разорвали мои мертвецы, Лань Чжань, — тихо ответил тот и снова усмехнулся, видя замешательство на чужом лице. — Они не могли самовольничать, не могли ослушаться моих приказов, — мягко, тоном, каким терпеливый учитель говорил бы своему несмышлёному ученику, что два плюс два — никак не пять, но не называл верного ответа, объяснил Вэй Ин. — Они — лишь орудие в моих руках. Я велел им убить меня. Это почти то же самое, если бы я сам вонзил себе нож в сердце.       — Ты так много раз мог умереть, — покачал головой Лань Ванцзи, вспоминая чужое голодное детство, пещеру на горе Му Си и Черепаху-губительницу, падение Пристани Лотоса, войну с Вэнями, те три месяца, что Вэй Ин провёл на Луаньцзан, ненависть других орденов к нему, засаду на тропе Цюнци и многое, многое другое, и осторожно взял его за руку. Ладонь в его пальцах была холодная, почти не ощутимая, но каким-то чудом он всё же мог держать её, будто она не бестелесна, будто Вэй Ин жив. — А в итоге погиб так ужасно. Ты поистине невозможен.       — На самом деле, если быть до конца честным, мне нравится, — горькая усмешка слетела с губ, и Лань Ванцзи недоумённо уставился на него. — Так проще, — Вэй Ин пожал плечами, будто это хоть что-то объясняло. — У меня ничего не болит и не может болеть. Мне не нужно заботиться о еде, воде и холоде, не нужно пытаться выжить. Я просто есть, и это ничто не может изменить. Мне даже намного проще контролировать тьму, потому что теперь мы — окончательно одно целое, я насквозь пропитан ей, соткан из неё, я — часть её, а она — часть меня. Я вполне доволен.       Они долго молчали, глядя на свои сцепленные вместе руки. Вдруг Вэй Ин дёрнулся, кивнул будто бы сам себе, на что-то решаясь, развернулся лицом к Лань Ванцзи и наклонился, прикасаясь своими мертвенно-ледяными сухими губами к чужим по-живому мягким и тёплым губам. Глаза юноши широко распахнулись, и как в ускоренной съёмке он вновь увидел всю свою давно прожитую жизнь. Призрак мягко и осторожно целовал его, забирая, выпивая его воспоминания — в который раз за много веков повторяя это опять и опять. Забирая, чтобы потом, через долгие десятилетия — когда снова станет совсем невмоготу терпеть своё одиночество, когда оно начнёт мучительно капать на остатки разума, подводя к знакомой грани безумия, которая когда-то была преодолена из-за тогда взбалмошной и резкой, а ныне покладистой и мягкой тьмой — вновь найти юношу с чарующими золотыми глазами, вновь напомнить ему об их прошлом и вновь, после недолгого времени вместе, всё это отнять, давая шанс на нормальную жизнь — шанс такой же призрачный, каким был сам Вэй Усянь теперь. Но с каждым перерождением любимого это приносило ему всё больше боли — раз за разом видеть, как смерть, единственная во всём мире, кто ещё не был ему покорен, забирала жизнь из родных глаз, холодила нефритовую кожу и останавливала стук горячего буйного сердца.       — Спи, маленький Лань, — прошелестел едва слышный шёпот, когда, отстранившись, Вэй Усянь уложил обессилевшего от магии юношу на кровать. — Не было здесь никакого призрака. Всё это лишь зыбкий бредовый сон. Всё тебе лишь показалось.

༒︎☠︎︎༒︎

      На город мягко и неотвратимо наступало утро. Окрашивало край светлеющего неба в неестественно алый цвет, заставляло людей понемногу выползать из своих домов и тащиться по делам.       Вэй Усянь сидел, болтая ногами над бездонной пустотой, на краю крыши какого-то небоскрёба и со скукой наблюдал за просыпающимся солнцем. Лучи не касались его бледного лица, оставляя его всё таким же холодным и усталым, не давал теней его бестелесный, почти незримый силуэт.       Вдруг за его спиной раздался шорох, и Вэй Усянь, удивлённый, что кто-то сумел настолько бесшумно подобраться так близко, выдав себя лишь встав вплотную, обернулся. В шаге от него стоял окутанный мягким сиянием высокий молодой мужчина в белоснежных траурных одеяниях, из-за его плеча выглядывала рукоять меча, лоб обнимала лента с узором плывущих облаков, волосы шёлковой волной спадали на грудь и спину, а неестественно золотые глаза в упор глядели на Вэй Усяня. Таким он не был уже много сотен лет, таким они жил лишь в его воспоминаниях и мечтах.       — Лань Чжань, — поражённо выдохнул тот, с удивлением замечая отсутствие чужой тени и не очень живую бледность кожи.       — Вэй Ин, — ответно поздоровался Лань Ванцзи и сел своими безупречно чистыми одеждами на грязное покрытие крыши, рядом с Вэй Усянем.       Поприветствовав равнодушным взглядом почти полностью показавшееся алое, как много сотен лет назад, когда он всё потерял вместе с известием о гибели Старейшины Илина, солнце, он перевёл глаза на тёмного призрака.       — Ты забрал мои воспоминания, — с недовольством в голосе заявил он, заставляя Вэй Усяня ёжиться от неловкости. — Ты забирал их снова и снова, Вэй Ин, не оставляя мне взамен ничего, бросая меня одного.       — Я… — Вэй Усянь покусал губу, ища хоть какое-то вразумительное оправдание своим действиям. — Я надеялся позволить тебе нормально жить, но раз за разом срывался из-за тоски по тебе. Прости.       Лань Ванцзи усмехнулся и протянул руку к ладони Вэй Усяня, переплетая вместе их пальцы — прикосновение обожгло осязаемостью, будто они вновь обладали физической оболочкой, будто вновь были живы.       — Знаешь, как невыносимо страдать, не зная, по кому ты страдаешь? — спросил Лань Ванцзи и, подняв другую руку, нежно огладил подушечками пальцев впалую щёку Вэй Усяня. — Когда ты чувствуешь, что у тебя есть кто-то безумно дорогой и важный, кто-то, без кого ты не можешь жить, но при этом ты понятия не имеешь, кто это такой и где он? В каждой жизни, раз за разом, век за веком. Вэй Ин, невыносимо.       — Прости меня, — выдохнул Вэй Усянь едва слышно. — Умоляю, прости. За всё, что вынес, что выстрадал по моей вине.       Будто не слыша его, Лань Ванцзи поднёс тонкую кисть к губам и нежно поцеловал каждый палец, пристально глядя Вэй Усяню в глаза.       — Тебе не нужно извиняться, — наконец сказал он и обхватил чужую руку обеими ладонями, ласково разминая костяшки. — Да, мы потеряли много времени, но теперь у нас есть вечность. Я больше не отпущу тебя так просто, Вэй Ин.       — Ты от меня больше не избавишься, — хмыкнул Вэй Усянь.       — Вэй Ин, я не захочу от тебя избавляться.       Казалось, что произнесение его имени доставляло Лань Ванцзи неимоверное удовольствие: он будто прокатывал эти два слога на языке, едва заметно при этом улыбаясь, и выглядел так, словно ничего ему больше и не надо. Вэй Усянь смотрел на него и не мог поверить, что спустя столько столетий одиночества может наконец всегда быть рядом с ним. Он глядел и глядел, и Лань Ванцзи смотрел в ответ, ничего больше не говоря.       В ярких золотых глазах плескалось неимоверное счастье.