бойня против восьмидесяти восьми бешеных

Ранги чистильщиков варьируются от «новичок» до «бригадир». Каждый работает на благо Метеора, просто кто-то делает это немного получше, а кто-то — просто старается быть полезным. Все начинают с первого ранга, до верхнего добираются считанные единицы, но все довольно прозрачно: чем больше к тебе тяготеют старейшины, чем сильнее ты их впечатляешь, тем выше твой ранг. Не важно, отличный ли ты вор, убийца или же неплохо подлизываешься (во всех смыслах). Главное — быть полезным. Это схоже с корпоративными замашками, весьма далеким для Метеора понятием, но смутно Мачи догадывается, что все эти известные и жутко расчетливые гендиры приходят именно отсюда. Редан растет из одной такой бригады, тринадцатой. Сначала они просто сборище детей, которые хотят выделиться, затем — верные помощники старейшин, далее — бравые чистильщики. Уже затем Куроро добивается обособленного статуса, и «Пауки» пусть и остаются верными цепными псами своего родного мусорного города, но действуют в основном так, как хотят именно они. Редкие просьбы не в счет. Мачи это нравится. Они зелены на фоне мафий и других чистильщиков, но с ними уже считаются. Власть имеет некоторую тенденцию к опьянению. Их ряды не редеют с основания: но новички, те, кто присоединяется позже, иногда умирают или уходят сами. В основном это приятные ребята, Куроро отбирает их лично, они горят за дело. Откровенные ублюдки или странные попадаются редко; Мачи отчетливо помнит Омокаге с его странным пристрастием к марионеткам, но и он был настроен достаточно дружелюбно для тронутого психа. Но с «четвертыми» всегда не все в порядке. В самом начале основания группы это место вакантно, и, кажется, проклятье преследует его с тех самых пор. И потом Хисока… Никто в Редане не знает, каким образом данчо додумывается до этой — идиотской, на самом деле — идеи пригласить Хисоку. Мачи знает о его существовании весьма смутно до этого момента; подполье достаточно тесно, и внезапно появившийся хаотичный элемент привлекает внимание всех, особенно если он стартует от нуля до сотни за секунды. Хисока у всех на слуху, яркий, безумный, писанный красавец с соблазнительным тоном и странным оружием. Он проваливает экзамен, хотя способен его пройти — не сдерживает гнев. Внезапно дебютирует на Небесной Арене и становится любимчиком публики и звездой. Везде стартует внезапно, одновременно. Может, это привлекает Куроро — тот падок на нечто столь яркое, как сорока. Мачи сложно его осуждать. Хисока выглядит человеком очень далеким от морали, сильным и умелым, и пригласить такого к себе выглядит выгодным вложением. В общем-то, пока Хисока не строит из себя придурка (что он делает почти всегда) и подчиняется приказам, он оправдывает себя на все сто. Сложно назвать его любителем-самоучкой, что-то профессиональное проскакивает, но как-то однобоко, что-то чуждое им и очень близкое к тому чистому и идеальному миру за пределами Метеора, откуда Хисока и приходит. Хисока — непредсказуемый элемент, но он нравится данчо. Вероятно, Куроро испытывает к нему сентиментальную привязанность, как к неразумному младшему брату (Мачи уверена, что Хисока точно моложе, потому что проще относится к вещам, появившимся уже позже мусорного собирательства данчо; однако не настолько, потому что в чем-то у них довольно схож вкус в поп-культуре), а потому позволяет весь этот фарс. Как наблюдать за приручением дикой собаки. Но Хисока своеволен достаточно, чтобы не ломать стержень и оставаться чужаком даже спустя год сотрудничества. Но он приходит на миссии, если ему пригрозить. Отшучивается, закатывает глаза, но заявляется. Иногда намеренно провоцирует, но осторожно, играючи. Только Пакунода знает, что у Хисоки на уме, но она молчит: а потому он остается неясной энигмой, довольно раздражающей, честно говоря. Приходит и сейчас. Соблюдает даже строгий дресскод маскировки — в костюме и без лишней краски выглядит чуждо, непривычно — и Мачи знает, почему. Потому что Куроро дает им один простой приказ, холодный, кричащий голосом старейшин Метеора: устройте резню. Заставьте их заплатить и пожалеть. Богатая семья, близкая к подпольному бизнесу — кажется, переходит черту. У них на поводке целая свора нэн-пользователей. Но никого не волнует, важен лишь приказ. И начинается хаос. Мачи теряет товарищей довольно быстро: Нобунага хорош в нарезке людей на маленькие кусочки, где-то ломает шеи Увогин. Среди них Хисока выглядит почти неприлично цивильным: карты оставляют куда меньше крови и вывернутых кишок. Элегантная простота убийства не чужда ему, но он торопится. Иногда делает что-то не так эффективно, как должен. Заметно по мелким деталям. Может, конечно, он развлекается, наслаждается моментом, ей трудно сказать. Об этом наверняка знает Паку, но Паку тут нет — и она не расскажет. Сама она тут не ради убийств, просто страхует, а потому присоединяется к резне только в крайний момент: если кто-то пытается ее убить. Мачи может позволить себе немного жалости: видя недобитого Нобунагой мальчишку, она может его отпустить, зная, что событие травмирует его на всю жизнь и больше они не свидятся. Старейшина четок в своих указаниях, но «Пауки» теперь подчиняются лишь себе. Некоторые отхождения от сценария не помешают. Она тенью следует по кровавым следам, видя, как разносят место Нобу и Уво. Их передвижения хаотичны, однако Хисока… Хисока методичен. Вероятно, поэтому Мачи видит следы неосторожности. Он словно был в этом месте, знает, куда направляться. Этого странного поведения оказывается достаточно для того, чтобы решиться отвлечься от слежкой за безрассудством Нобу и Уво и проследить. Она быстро отыскивает его по всплескам ауры, ярким, словно вспышки сверхновой. Обычно он не позволяет себе подобного — и ворох неизведанных тайн гонит Мачи вперед так быстро, что она сама не ожидает. Слишком подозрительно. Слишком интересно. Это что-то вне рамок нормального. Словно сдернуть простыню с одного огромного секрета. Раскрыть подарочную упаковку долгожданного подарка. Какой приятный сюрприз. Тенью она проникает в перекрытия между этажами и тайком пробирается вперед. Использует зэцу. Хисока — под ней, судя по тому, что чувствует Мачи — не один. Там еще целый ворох народу. Пока какая-то часть занимается Уво и Нобунагой, Хисока подыскивает себе аналогичное место, только вот бойцы крупного клана тут — иные. Не сказать, что сильнее, но Мачи кажется их аура иной. Как у просто сильного всплеска и умелого. Отковыривает расшатанную доску и аккуратно заглядывает вниз. Ее заметили бы в обычное время, но сейчас все внимание хозяев особняка поглощено Хисокой; тот стоит в центре комнаты с настолько самодовольным видом, что даже ей хочется закатить глаза. Свора вокруг него сливается друг с другом, каждый в таком же темном строгом костюме, а в руках — заряженные нэн клинки. Да уж, сражаться будет тяжеловато. Хисока совсем разум потерял, думается Мачи, но она все равно жадно впивается в него взглядом. Что-то чарующее есть в том, как он сражается. Хисока может сачковать в каких-то боях намеренно, явно не слишком ими интересуясь, но когда он выкладывается на полную, то абсолютно меняет стиль боя. Это наверняка и заинтересовало Куроро. На Небесной Арене он не зря получает прозвище «бога смерти», потому что если Хисока захочет… С ним опасно сражаться на ближних дистанциях. Выносливость, прыткость, заоблачно высокий болевой порог и близость к типу усиления делают из него бойца уровня Увогина или Финкса, хотя сам он из класса трансмутации. Сейчас он безоружен. Будет ломать им всем шеи? — Где «гиена» Хой Гоу? — вдруг бросает один из толпы тоном настолько грозным, что Мачи понимает, кому первым снесут голову. Ей знакомо это прозвище — так называют именитых наемных убийц, тех, кто действует от чьего-то громкого имени, в каком-то роде все чистильщики Метеора своего рода гиены, однако их так много, и они настолько малозаметны, что не заслуживают подобной почести. Но работай Редан исключительно на благо старейшин, то за ними бы закрепилось подобное. Хой Гоу… Это часть фамилии. Тот, на кого работает тот убийца. Но о чем они? — С каких пор ваш лидер работает на Какин?! Хисока не слушает, судя по виду. Он продолжает улыбаться, пока, в какой-то момент, это не перерастает в оскал. Но затем опускает взгляд вниз, словно глядит исподлобья, и будничным незаинтересованным тоном бросает: — Не он гиена. Поднимает голову. — Я. И, словно спущенная с тетивы стрела, бросается вперед. Толпа, словно спущенная свора собак — на него. Эту секунду — и оброненную фразу — Мачи запоминает. Не потому, что в ней есть что-то интересное для нее. Но то, как меняется образ. Она не может представить себе Хисоку в своем излюбленном амплуа, говорящим подобное: отнюдь, слишком далеко. Тот Хисока и этот — словно разные люди, и она не может сказать, какой настоящий. Первым же движением Хисока выбивает из чужих рук клинок, перехватывает так легко, что Мачи щурит глаза. Это один из его маленьких секретов? Никто, кроме Нобунаги и Фейтана в Редане не умеет обращаться с клинком, это факт — но, выходит, нет? Или это вынужденная необходимость из-за наличия таких же у остальных? Она зачарованно смотрит на то, как одним быстрым движением он отрубает руки ближайшему противнику, затем пинает его в сторону толпы и перемахивает через спину. Один на всех. Но Хисоке везет в том смысле, что вокруг него люди — они чувствуют боль, страшатся, когда как он лишен подобных недостатков. Это дает ему преимущество даже против толпы. (позднее это использует против него Куроро) И вот, момент смены стиля боя. Размашистые удары становятся быстрее и точнее, ни единого лишнего шага. Кровь льется рекой. Кто-то лишается руки и воет — и этот гул сливается воедино. Хисока сейчас напоминает того самого бога смерти, которым его нарекают: без дурацких ухмылок, лишних слов, лишь одно сосредоточение на действе. Он превосходит всех тут — но их все же слишком много. Даже методичное убийство части людей тут не помогает — и кто-то с клинком рубит ему торс, по животу, глубоко, так, что на полу остается след крови, а следом какой-то усилитель, судя по всему, вышвыривает Хисоку на улицу, выбивая им хлипкие седзи. Тот тяжело ударяется о землю и прокатывается добрых несколько метров, пока резко не переворачивается и не встает в прыжке, тормозя ладонями. Кровь не перестает хлестать у него из живота, Мачи высовывается чуть сильнее и щурится — готова поклясться, что видит даже часть кишок, которые тот с беспечной грациозностью, свойственной лишь ему, отрубает. Банджи-жвачка залепляет раскрывшуюся рану намертво, и вот, он вскакивает и уже готов к продолжению боя. Тупица. Идиот с суицидальными наклонностями. Самая огромная в мире бестолочь. Она дожидается, пока внутри остаются лишь убитые, потерявшие сознания или слишком искалеченные, чтобы как-то помешать. Легонько спрыгивает на пол, доламывая оставшиеся доски. Хисока рядом, это чувствуется, не успевает далеко уйти. Некоторое время Мачи критично смотрит по сторонам, раздумывая, добить ли ей присутствующих, но потом отбрасывает эту мысль в сторону. Даже не моргает, когда мимо нее проносится чья-то рука. Лишь хмурится. Хисока перестает бить «чисто», начинает грязнить. Значит, это окончательно его выматывает, морально или нет. Это легко заметить и в других боях. Она следует вперед и сужает глаза, когда видит облако взрыва, затем слышит его — опоздавший звук, и следом оттуда выходящий силуэт. Хисока не улыбается. Что-то в его лице странно меняется от него обычного, эти низко опущенные уголки губ. В руках он держит чужую голову, с которой не прекращаясь капает кровь. Перед ним стоит человек, молодой юноша красивой внешности, он что-то кричит ему, обвиняюще, и Хисока отвечает — но слишком далеко, не разобрать слов. Затем Хисока поднимает руку с головой. Ее же он швыряет вперед, тому юноше, кто пытается ее поймать. Жест отчаяния, который Хисока использует как преимущество — и оказывается позади, ударяя в спину украденным лезвием. Затем пинком сбрасывает тело в воду. Некоторое время Мачи наблюдает за ним издалека, все еще под зэцу. Видит, как тяжело тот дышит — редкое явление, тем примечательное; как утирает кровь со лба. Он смотрит в воду продолжительно долго, а затем торопливым быстрым шагом направляется куда-то внутрь особняка. Не замечает за собой слежки, хотя его чувства наверняка обострены до предела — явный признак усталости, мозг не способен обрабатывать так много информации разом. Мачи следует за ним попятам. Это интересное зрелище. Странное, невиданное ранее. Хисока — очевидный владелец сотни секретов, но это переходит рамки предполагаемого ею. Он был здесь, он знает, куда идти. Как убивать. Кто он? Агент под прикрытием среди Редана? Слишком безрассуден. Бывший наемный убийца? Но Шалнарк смотрел его страничку на сайте охотников, до его помпезного появления в истории пусто. Он умеет драться четким выдержанным стилем, который она не способна опознать… Она настигает его в одном из кабинетов. Сейф выпотрошен, и в руке у Хисоки какие-то бумаги, толстая папка, похожая на досье. В другой — зажигалка. Некоторое время он приценивается, но затем подносит пламя к обложке, и то сжирает документы, быстро и резко, словно усиленное хацу. Вряд ли, конечно. Просто такая бумага. Наконец, не выдерживает. — Что-то связанное с прошлым? Пепел оседает на чужих пальцах, и Хисока отряхивает руку с пренебрежением. Затем он оборачивается и смотрит на нее без улыбки или какой-либо другой эмоции. Столь равнодушное лицо — непривычная для него маска, и Мачи ожидает подвоха. Однако тот просто замечает: — Наблюдаешь, значит? — Заметила пару забавных совпадений. Стало любопытно, — она медлит. — Извини. Ей известно о его крайней неприязни к любой теме, касающейся прошлого. Иногда думается — это все такие же глупости, но, может, за этим скрывается нечто больше, чем просто нежелание отвечать за прошедшие поступки. Однако, не следует никаких тяжелых взглядов, ухмылок, даже тон не меняется. Хисока вновь оборачивается назад и некоторое время задумчиво смотрит на стол с документами. Затем пожимает плечами и выдыхает. Выглядит достаточно спокойным, словно этот момент — катарсис всего сражения, и он приходит именно за этим, а не за ощущением бойни. Она благополучно умалчивает об услышанном. Гиена или нет, это не то, о чем она сможет спросить спокойно. Пакунода читает мысли, она на короткой ноге с данчо, это дает иммунитет. Но сейчас они один на один. Слишком неразумно. — Ну, видимо, сегодня я был не так хорош в сокрытии пары секретов. Срочно сделай вид, что это не так. — Об этом знает Пакунода. Не вопрос — просто факт. Хисока выглядит скорее удивленным. — Она рассказала? — Догадалась. Она явно знает о тебе больше, чем другие. В ответ слышится задумчивое «хм-м-м!», аргумент засчитывают. — Поэтому тебя посылают… Нет, ты напрашиваешься, — вдруг осознает Мачи. — Ну конечно. Увогин и Нобунага всегда работают в паре, но почти никогда с кем-то третьим. Они не спрашивали? То есть, ты не думал, что они догадаются? — Слишком много вопросов для одной приоткрывшейся тайны. Ее одаривают усталой улыбкой, но беззлобной. Хисоке явно не нравится столь пристальное внимание, но он признает оплошность, пусть это и дается ему достаточно тяжело. Что-то вроде застрявшей в глотке кости. Но проигрыш очевиден, Хисока сдается. Он поднимается на ноги, отряхивает одежду и с неодобрением рассматривает попорченный костюм. Постепенно его лицо вновь принимает всю ту же знакомую маску коварного обольстителя, и, слегка покачивая бедрами, он направляется к выходу. Замирает, когда слышит упрямое: — Без этих фокусов ты выглядишь гораздо лучше. — Ну, без этих «фокусов» скучнее жить, — фыркает он. — Это был непозволительный выход из роли. Я позволил Пакуноде узнать немного больше, потому что она все равно обо всем пронюхает с помощью своего хацу, но она умеет хранить секреты. Ты же… Медлит. Это не «неуверенность». Мачи вполне предполагает, что уж ей-то Хисока доверяет, по-своему. Как Пакунода, у нее есть зоны влияния, где ничего не скрыть, вроде старых шрамов. О них могут не знать остальные, предполагая, что Хисока почти не дает себя задеть, но Мачи прекрасно известно о дебильности этого утверждения: для нее расписанная старыми рубцами спина Хисоки что-то вроде хорошо исследованного минного поля. Она поднимает взгляд и долго пристально смотрит ему в глаза. Постепенно, улыбка Хисоки сходит на нет. — Ты боишься, что я начну жалеть и сопереживать, — замечает она, и, судя по тому, как тот надламливает брови, попадает в самую точку. — Опять этот анализ. Поэтому я ничего и не рассказываю. — Это что-то драматичное? — Я разве похож на человека, который драматизи… так, ну-ка не отвечай, — он успевает обогнать ее раньше и хмурится, намеренно переигрывая раздражение, когда Мачи одаривает его коварной ухмылкой. Затем задумчиво скребет подбородок и поднимает взгляд вверх. — Ладно, твоя взяла. Нет, это не драматичная история. Скорее просто глупая. Ты знаешь, как тяжело потом выслушивать чужие жутко умные мыслишки о собственных промашках? Вот то-то и оно. Выглядит, как попытка увильнуть от ответа. Хисока всем своим видом показывает, что тема закрыта и продолжать не намерен — обходит ее и проходит вперед в коридор. Хромает слегка. У него глубокая рана на ноге, замечает Мачи при взгляде на капли крови на полу, но либо он настолько уперт, что хочет поскорее уйти, либо попросту убил нервные клетки настолько, что не чувствует. Все это довольно забавно, особенно его ребяческое поведение, но она тут именно за тем, чтобы не допустить чужой глупой смерти от кровопотери. Некоторое время они идут молча. Потом Мачи решает прекращать этот цирк и замирает на месте; невольно Хисока останавливается следом. Он смотрит на нее с явным подозрением, словно вот-вот начнутся очередные лекции, но она просто бросает: — У тебя порез на бедре. — У меня что… Вот черт, — Хисока резко опускает взгляд. Значит, второй вариант. Он опускается на угол неприлично крупного горшка квадратной формы и позволяет Мачи осмотреть рану. Наблюдает за каждым ее действием, и она чувствует, как горяча его кожа под одеждой. Нет. Ему все же больно. Это легко можно понять по тому, как едва заметно он вздрагивает при прикосновении, хотя ничего не меняется: лицо остается пресным, он просто наблюдает. До этого сложно понять, обычно к ней он приходит в более… разобранном состоянии, когда Мачи уже не до наблюдения подобных мелочей. Значит, делает разумный вывод она, болит где-то еще. Сильнее. Ах да. Живот. Вот он, гений современности. Господи, почему он такой тупой, если бы не рана, Мачи дала бы ему по шее и оставила бы. … или он свыкается. — У тебя есть еще раны? — для проформы уточняет она. — Пара ребер сломана, — Хисока одаривает ее лучезарной улыбкой. — И зуб, кажется… — Зуб? Это настолько неожиданное заявление, что Мачи останавливается. Не только потому, что он врет, она помнит и про другие ранения. Смотрит на него с прищуром, и Хисока стучит костяшкой по скуле. — Сзади, к счастью. Было бы не очень, окажись где-то впереди. Придется ходить с вечной унылой рожей, как данчо. — Прости, но стоматолог в корпоративную страховку не входит. Это, конечно же, просто шутка к месту. Но восстановить зуб и правда сложновато, особенно если вторая часть была отправлена в далекое путешествие плевком кому-то в лицо в пылу битвы. Ради интереса она, конечно — исключительно как медик — заглядывает, запускает пальцы и ощупывает место трагедии и хмыкает, когда понимает — и правда. Потом чувствует, как по пальцам скользит чужой язык… — Фу! Слюнявчик, — фыркает Мачи и резко шагает назад. Злится, но несерьезно. — Нашел время. — По-моему, самое идеальное. — У тебя, вообще-то, живот распорот. — Мачи, ты все видишь, но это уже чересчур! Ты следила? Спрашивает, затаив дыхание. Мачи цокает и жестом отгоняет его руку прочь от живота, затем расстегивает рубашку: та мокрая от крови и липнет к коже. Рана выглядит… да, достаточно страшно, если этот тупица делает то, что она видела. Она жестом требует убрать хацу и морщится, когда оттуда начинает течь кровь. Работает быстро. К счастью, Хисока не издает ни звука, просто выдыхает, когда она заканчивает и поднимает на него взгляд. — Видела, как ты рубанул себя по вывалившимся кишкам. Совсем ебанулся? — Грубиянка. — Ты мог себя убить. Я не могу… — она разводит руки, — воскресить мертвого. Хорошо, что это просто рана, но о чем ты вообще думал? — Что бессмысленно запихивать все обратно во время схватки? — Хисока выглядит пораженным, но говорит так, словно это единственно верная логика. — Это балласт. Я знал, что ты мне все зашьешь. Ты ведь с нами именно поэтому. — А если бы помер от болевого шока? Когда Хисока насмешливо фыркает, Мачи закатывает глаза. — Боже, ты самый тупой в мире тупица. Звучит странно, но так и есть. — Тем не менее, я все еще жив, а ты восстановила мне все как было. Ну, кроме длины кишков, но… — Никакого алкоголя ближайшие полгода. — Окей, мам. Теперь настает его очередь демонстративно закатывать глаза. Вместе они поднимаются, и Хисока льнется к ней — сначала Мачи хочет огрызнуться, потому что уверена в очередной его провокационной выходке, но потом задумывается, что это просто результат схватки. Адреналин спадает, потеря крови и боль дают о себе знать. Он и так бледный, но сейчас выглядит совершенно белым. Или это чудачества освещения? Но она позволяет себе шлепнуть его по руке, когда тот наклоняется слишком близко. — Будешь заботиться обо мне, пока я буду весь из себя бедный и несчастный? — У тебя фетиш на медсестр? — У меня много фетишей, — парирует Хисока самодовольным тоном. — Но я не об этом. — Смотри мне, ковбой. От перенапряжения швы могут разойтись, а лицезреть твой богатый внутренний мир буквально мне совсем не улыбается. — Ты предлагаешь мне быть осторожным? Да это же тоска… Но Мачи фыркает. Усмехается, когда видит, как Хисока делает жутко тоскливое лицо, словно его лишают еще одной забавы помимо алкоголя, а затем тянет вперед. Это все, конечно, хорошо, но первым делом она отправит его в душ. Отмываться от крови самой как-то не улыбается. — Идем. Надо найти Уво и Нобу, пока они друг друга не угробили.