Невозможное

Я люблю ночь больше, чем день. Днем приходится помнить, каждый день горек, тяжел и безрадостен. А ночью я сплю и вижу сны. Они бывают разными - радостными и печальными, иногда даже кошмарными... Но любой из них лучше моей реальности. Мне часто снится домик Шифины. Я сижу за тяжелым дубовым столом, на жестком стуле. Мне неудобно, и потому я постоянно ёрзаю, отвлекаюсь. В пламени, пляшущем на конце чадящего фитилька, страницы магических книг кажутся еще древней, чем они есть на самом деле. По стенам хибарки развешаны пучки пахучих трав, я не знаю названий и половины из них. Сама наставница колдует у печи с ухватом и чугунками, готовит ужин. Строчки букв складываются в слова и предложения, которые я должна учить наизусть. И в моей памяти они теснят воспоминания о Расплате... об огне... о гибнущем мире, что был мне домом, и о моих умерших родных. Чем больше заклинаний в моей голове, чем меньше я о них плачу. Еще мне снится мой сад. Я встаю с рассветом и спускаюсь к цветам. Это смешно и неправильно, конечно - у королевы в саду должны работать садовники. Но мне нравится копаться в земле, поливать, обрезать, ухаживать и рыхлить. Склоняться к нежному бутону цветка и вдыхать тонкий аромат, осторожно касаться пальцами бархатистых лепестков, любоваться на то, как алмазной россыпью блестит роса на траве и листьях, слушать звонкое пение птиц, приветствующих новый день. Здесь забываются заботы и тревоги, лежащие на сердце тяжелым грузом... Я знаю, моего маленького цветника больше нет - сапоги воинов Магнуса вытоптали все клумбы. Конечно же, сейчас вокруг королевского дворца разбит роскошный сад, за которым, как и положено, ухаживает целый сонм садовников, но... Это совсем не то, он чужой мне. Бывает, мне снится война. Ничего не поделаешь - в моей жизни было много сражений. Много заклинаний, много звона стали о сталь, много пролитой крови... Но даже таким снам я рада. В них я молода, отважна и полна сил, а не усталости. Полна тревоги, пьянящего задора предстоящей схватки, лихорадочного волнения и непоколебимой уверенности в победе. Тарх учил меня - если верить в победу, то победишь. Размеры армий далеко не всегда решают исход битвы... А еще гном любил добавлять потом: на веру надейся, а сам не плошай. Правильное и рассудительное действие - вот залог успеха. Тарх, мой самый первый, самый верный, самый преданный советник! Знал бы ты, как мне тебя не хватает... Ты бы никогда не оставил меня, как он. Но самый мой любимый сон - про маленькую хижину, затерянную в снежных северных лесах Великого Арканума. Я и те, кто остался мне верен, спасаемся от Бессмертного Короля, скрываемся на белых просторах. Почти никто, кроме нескольких проверенных и надежных людей не знает, где нас найти. Иногда и мы сами не знаем, где будем засыпать завтра... А в охотничьих домиках мы держим военные советы. В очаге трещат дрова, согревая комнатку, затейливые морозные узоры на стеклах бледнеют и тают, оплывают свечи, плача восковыми слезами. Мы говорим всегда об одном и том же, предлагаем планы, которые становятся все невыполнимей и фантастичней. И мы все это понимаем, но сдаваться не хочет никто. За окном белым-бело, снова валит снег. И вдруг дверь домика открывается и входит... Солмир. Входит так, как будто бы минуту назад сидел рядом с нами за столом и выходил наружу, чтобы проверить лошадей. Еще прежде, чем за ним закрывается дверь, мои люди хватаются за оружие: еще бы, главный прихвостень Магнуса явился! А джинн небрежно отряхивает снег со своих плеч, а потом поднимает голову и смотрит своими нечеловеческими, ярко-желтыми глазами прямо на меня и только на меня. "Вас непросто было отыскать, королева Эмилия". Он говорит только со мной, словно бы нет вокруг воинов, обнаживших мечи, роняет слова размеренно, уверенно и спокойно. Снежинки на его волосах и одежде торопливо тают, а мое сердце колотится странно, слишком быстро. Успокойся, милое - или ты позабыло, что говорил Тарх? Солмир - джинн, предан своему хозяину и связан зароком служения. Он ничего не делает по собственной инициативе, он исполняет приказы Бессмертного Короля, глупо тешить себя пустыми иллюзиями. Мои люди смотрят на меня, ожидая приказа; они готовы защитить меня, задержать Солмира и его солдат и дать мне время уйти, даже ценой собственных жизней. Но мое сердце бьется, в груди теплится робкая надежда, и потому я спрашиваю: "Зачем же ты искал меня, Солмир?" *Чтобы доставить Гевину Магнусу, который решит вашу судьбу...* Но джинн отвечает не так. Он внимательно смотрит на меня и говорит: "Гевин Магнус с помощью Радужного Кристалла хочет подчинить себе разумы всех до единого разумных существ. Таким образом он собирается установить вечный мир на земле". Слышится чей-то сдавленный, взволнованный вздох. "Моего хозяина нужно остановить. Боюсь, одному мне это не под силу". Затем Солмир склоняет голову в вежливом поклоне. А выпрямившись, снова встречается со мной взглядом, и губы его трогает едва заметная теплая улыбка. Мне очень, очень сильно хочется улыбнуться ему в ответ, рассмеяться облегченно, сообщить, как я счастлива видеть его и как я рада, что на сей раз мы будем по одну сторону знамен... Но я не сделала этого тогда и не успеваю во сне: просыпаюсь. А потом приходит утро и сон тает зыбкой туманной тенью. Мне не хочется просыпаться, не хочется открывать глаз. Моя жизнь - служение людям и лишена иного смысла. Кто-то скажет, что это хорошо, что нет ничего лучше, чем быть королевой и властвовать. Но мне хотелось бы, чтобы кроме трона и венца в моей жизни было еще хоть что-то... Еще хоть кто-то. Но у меня есть только мое королевство, одиночество и неудачные попытки вернуть то, чего я лишилась два года назад. Удар Бессмертного Короля перебил мой позвоночник. И хотя лекари спасли мне жизнь, полностью восстановить меня они не сумели. Я не чувствую ног и никогда не смогу ходить. Не смогу ездить верхом. Мне не упиваться больше азартом битвы, не вести войска в бой - калека не сможет возглавлять наступление армии. Мне никогда не сбегать торопливо по лестнице дворца, не ходить босиком по мокрой от росы траве в саду, не чувствовать, как травинки щекочут пятки... Не идти рядом с тем, кого люблю. Если бы я не была правительницей Великого Арканума, я бы желала уснуть и никогда больше не просыпаться. Но я - королева, жители государства надеются на меня, верят в меня, преданы мне. Я не могу не оправдать их надежд и потому каждое утро заставляю себя проснуться и открыть глаза. Нет, я никогда не жалею о том, что сделала. Ведь удар предназначался Солмиру, и если бы я не встала на пути Магнуса... Я не могу понять лишь одного - почему он ушел? После того что мы пережили вместе, после того как сражались и побеждали плечом к плечу? Как он посмел оставить меня одну, сбежать и бросить после того, что случилось? Ведь он не мог не знать, какой ценой была спасена его жизнь... Придя в себя, я первым делом спросила, где Солмир. Монах отвел глаза и ничего не ответил, забубнил что-то про тяжелые раны и про то, что мне нужны сон и покой. От сиделок я добилась только вскользь брошенных слов, что джинн жив. Это потом я узнала, что он исчез сразу, как только узнал, что моей жизни больше не грозит опасность. Даже не взял коня - обернулся, наверное, синим попугаем и улетел, это он умеет... А потом монахи признались, что я не смогу ходить. Нет, конечно же, я его не виню. Он - джинн, бессмертный, могущественный, мудрый и свободный, наконец-то сбросивший с себя путы служения. Я - смертная, дитя в его глазах, да еще и... калека. Я и прежде нужна была ему лишь затем, чтобы одержать над Магнусом верх. А уж теперь не нужна и вовсе. К тому же, если рассуждать здраво, а не витать в облаках, Солмир никогда не давал мне повода думать, что испытывает ко мне хоть что-нибудь, кроме вежливого уважения. Да, он смотрел мне в глаза, улыбался тепло, говорил учтиво... И никогда, ничего большего, ни одного взгляда, ни одного слова, даже ни единого прикосновения, сколько я не силюсь вспомнить. Мне говорили не раз - не верь ему, не доверяй, он предаст тебя так же, как предал своего хозяина. Убеждали, что в случае большой опасности он переметнется обратно... Я не желала их слушать. Мне хотелось, чтобы были правдой не их слова, а мои надежды... И теперь я дорого плачу за это. Но не жалею, нет. Ну все, хватит - вон, за окном уже разливаются чарующие трели птиц, радующихся новому рассвету. Пора открывать глаза и вставать. На самом деле я не так уж и беспомощна. Над кроватью прибиты поручни и опираясь на них, я могу подняться и сесть в кресло без посторонней помощи. Это долго и не так уж и просто, конечно, но мне нравится начинать каждый день с этой маленькой победы. Кресло, хитроумное и полумеханическое, в благодарность за свое освобождение сконструировали красные карлики. Они сперва хотели подарить мне личного драконьего голема, но я отказалась. Эти ужасающие железные махины прочно ассоциируются у всех с Гевином Магнусом, и едва ли народ Великого Арканума был бы рад, если бы их королева разъезжала в таком гремящем и скрежетающем чудище... И тогда карлики придумали мне кресло с колесами, маленькую одноместную колесницу. Я была несказанно рада: невыносимо каждый раз звать слугу, чтобы он отнес меня куда-нибудь. Я не люблю, когда мне помогают, мне это кажется унизительным и жалким. Поэтому все, что возможно, я пытаюсь делать сама. Все жители Арканума об этом знают и искренне стараются не замечать, что их королева - калека, но я все равно иногда вижу жалость в обращенных на меня взглядах. Впрочем, отчасти я благодарна им за это. Если бы меня не жалели, мне было бы куда легче, не было бы стимула так упорно трудиться. На рассвете, пока замок еще не зашумел и не проснулся, мне работается лучше всего. В утренней тишине мысли легче, волшебные формулы проще, слова чужих древних языков понятней. Заглядывают в окошко первые робкие лучики солнца, свежий, чуточку прохладный ветер перелистывает страницы моей рабочей тетради, словно бы интересуясь, как продвигаются мои дела. Сегодня я могу гордо сказать ветру, что у меня уже почти получилось. Работа вышла долгая, тяжелая и кропотливая, но я знаю, однажды у меня обязательно получится. Ведь нет в мире ничего невозможного, а если верить, сильно желать и усердно работать, то задуманное обязательно удастся. Я хочу снова ходить. И пусть лекари и монахи в один голос уверяют меня, что это невозможно, - мне все равно. Людям всегда проще сказать "невозможно" и смириться, оправдывая себя этим, вместо того чтобы идти к намеченной цели. Я всю мою жизнь делаю то, что считают невозможным. Невозможно создать государство из ничего... Невозможно простолюдинке, дочери стеклодува, стать хорошей королевой... Невозможно победить Гевина Магнуса, Бессмертного Короля... Невозможно освободить людей от чар Радужного Кристалла... Невозможно вам, Эмилия Найтхевен, снова ходить... А еще невозможно, что джинн откажется от своей драгоценной свободы ради смертного человека. Грустно улыбнувшись и вздохнув, я склонилась над тетрадью, неторопливо перевернула исписанные листы. Вчера вечером я выписала все расчеты, уточнила перевод и составила очередной вариант заклинания. Увы, оно все еще не годилось, мне не удалось отыскать все неточности и погрешности в подсчетах. Утро - отличное время, чтобы заняться такими вещами. Но... что это? Некоторые строчки подчеркнуты, сверху аккуратно что-то надписано. Буквы и цифры четкие, ровные и уверенные, и это не мои пометки, хотя чернила те же самые, что и сейчас налиты в чернильницу. Да и перо лежит не так, как я его оставила... Чем дальше я смотрела, тем больше хмурилась - что это еще за фокусы? Кто посмел пробраться ко мне в покой и совать нос в мою тетрадь, да еще и рисовать в ней свои почеркушки? Такого никогда еще не было! Но любопытство все-таки взяло верх над гневом, и я снова склонилась над тетрадью, пытаясь понять, как будет выглядеть исправленное заклятье. И как только я дочитала его до конца, где-то в голове зазвенел заветный волшебный колокольчик, оповещающий о том, что все верно, и если произнести слова вслух, они обретут силу... Я, не смея себе верить, пробежала глазами по строчкам еще раз, сбивчиво и торопливо. Колокольчик снова радостно и приветливо звякнул. От восторга у меня перехватило дух, на губах сама собой расцвела восхищенная улыбка, а на глаза навернулись слезы. Я захлопнула тетрадку с заветным заклятьем и прижала к груди, не в силах справиться со свалившимся на меня счастьем. Неужто... я... наконец-то! Но все-таки, кто это сделал? Кто мог сперва проникнуть в мой надежно охраняемый покой, а потом улизнуть, не подняв тревоги? Кому под силу разобраться в магии такой силы? И, кажется, мне знаком этот изящный каллиграфический почерк... Нет, сердце, глупое, ну зачем ты бьешься так сильно? Это кто угодно, но только не он. Даже среди всех чудес мира бывают невозможные... Но, опровергая мои мысли, из-под потолка, из тени, раскинувшейся над пологом моей кровати, спорхнул вниз попугай. Синий, с черным клювом и внимательными желтыми глазами. Он приземлился на мой стол, спрыгнул с края на пол, и поднялся на ноги уже человеком - то есть, конечно, джинном. Солмир нисколечко не изменился за прошедшие годы. У него все такой же густо-синий цвет кожи, гладко выбритая голова, а маленькие сине-желтые перышки все так же торчат из-под ремешка, перетягивающего единственную прядь смоляных волос. Высокий, красивый и статный в своих привычно-белых одеждах... Мне очень хотелось, чтобы его странные глаза - нечеловеческие, желтые и без зрачка, как и у всех джиннов - посмотрели мне в лицо, как всегда прежде; но Солмир, чуть опустив голову, смотрел на кресло. На мои ноги, укрытые одеялом. Я всегда старалась их чем-нибудь прикрыть - один вид слабых, бледных и тоненьких ножек вселял в душу уныние. А ведь хорошо, что он не смотрит в глаза, подумалось мне. Что бы я там прочла - жалость, отвращение? На меня вдруг накатила бессильная злость: зачем он вернулся? Наверное, нашел заклинание и решил отдать тот единственный долг, что остался между нами. Джинны не любят ходить в должниках, это всем известно... Бывший слуга Магнуса вежливо и изящно поклонился мне: "Приветствую вас, королева Эмилия Найтхевен". "Это ты, Солмир?" - стиснув зубы, спросила я, имея в виду тетрадь и заклятье, и только потом поняла, как глупо прозвучали мои слова. Определенно, мне никогда не научиться говорить так, как положено правительнице. "Потратить на поиски заклинания полтора года и вернуться, чтобы обнаружить что вы, королева, справились бы и сами... Кажется, я никогда не перестану вас недооценивать", - сказал он, улыбнувшись. "Почему ты ушел?" - положив тетрадь с заветным заклятьем на стол, спросила я. Не стала договаривать "Ты же был нужен мне..." - джинн достаточно умен и проницателен. Солмир, наконец, взглянул мне в глаза. Жалости и презрения, которых я так опасалась, в них не было - разве что блестели они как-то странно. "Я ушел, как только узнал, что твоей жизни больше не грозит опасность, - сказал он. Голос его, вопреки обыкновению, не был громким и самоуверенным, а звучал тихо и вкрадчиво. - Наверное, не должен был, но испугался за свою свободу. Я ощущал к тебе странную привязанность - примерно такую, какую джинн обычно испытывает к своему хозяину, - хотя и не был связан клятвой служения. Мне хотелось находиться рядом с тобой, защищать, исполнять приказы, помогать советом и делом. Это было странно и неправильно, и такого никогда не бывало прежде. Свобода была куплена дорогой для меня ценой, предательством и кровью... И я не желал расставаться с ней. Поэтому-то я ушел. Да сбежал, чего уж там говорить, - он усмехнулся. - Радовался, думал, что нет ничего ценней долгожданной свободы на свете, и ждал, что все остальное скоро исчезнет. Однако время показало, что я ошибался." Я еле удерживалась, чтобы не ущипнуть себя, - готовое заклятье, вернувшийся джинн, говорящий такие слова... Это слишком хорошо, чтобы не быть сном. Солмир же отвел глаза, посмотрел в окно, за которым все ярче и ярче разгорался рассвет. "О том, что ты не восстановлена до конца, я узнал позже. Разумеется, первым же порывом было немедленно вернуться, но я одернул себя. Ведь я, Солмир ибн Вали Барад, свободный джинн, вольный сам принимать решения, а не нашкодивший цербер, который, провинившись, будет печально скулить у хозяйских ног. Возвращаться немедленно не имело никакого смысла, и поэтому я начал искать заклинание, способное вернуть тебе возможность ходить; мне показалось, это будет подходящим извинением за мой побег. На поиски ушло полтора года, и я не могу сказать, что они были простыми. Я отыскал сперва древнее заклятье, затем того, кто смог бы его перевести, и вернулся так быстро, как только смог... Чтобы увидеть, что мои поиски были напрасными, что ты справилась и сама". Я хотела возразить, но Солмир остановил меня властным жестом: "Постой, позволь мне договорить. Ты, конечно же, вправе назвать меня дважды предателем, окликнуть стражу, которая выдворит меня прочь и приказать никогда больше не попадаться тебе на глаза. Но прежде позволь мне попросить прощения, моя королева. За то, что ушел тогда, два года назад. За то, что не стоял с тобой плечом к плечу в самой сложной твоей битве. За то, что говорил, что друг тебе, но оставил тогда, когда, наверное, был по-настоящему нужен..." Солмир снова повернулся ко мне. В его желтых глазах светилась какая-то странная, теплая тоска. Мне так много хотелось сказать ему - что он не прав, что я не назову его предателем, что, вопреки доводам разума, почти все что угодно готова ему простить, что я считаю его не просто другом, что я люблю его, но не могла найти подходящих слов. Джинн же опустился подле моего кресла на пол, бережно взял мою ладонь и вздохнул. "И за то, что я так много времени не мог понять, что мне не нужны свобода и вечность, в которых нет тебя, Эмилия Найтхевен... Моя королева". И он, склонив голову, коснулся губами моей дрожащей от волнения руки.