Потерянное облако

      Бежать некуда. Это первая осознанная мысль, которая проносится в голове Скалла после появления в воздухе вопросов. Он окружён, его сила - ничто перед силой остальных сильнейших и он не сможет никак сопротивляться. Он не сбежит, у него не получится, его не отпустят, его удержат, его ограничивают. Ограничивают. Каскадёр хочет обнять самого себя за плечи, но его руку осторожно, но крепко держит Реборн. Держит. Солнце даже старается не касаться ожогов, хотя Скалл бы ощутил боль очень отстранённо из-за количества принятого обезболивающего, но боли не было, несмотря на то, что пламя киллера кусалось, жгучим языком скользило по ранам. Боли не было. По крайней мере в руке. Впрочем, возможно это было от шока.       Пламя Реборна всегда было обжигающим даже по отношению к Аркобалено. Солнце никогда не лечил его, каскадёра, но Облако слышал пару раз, как Колонелло отзывался о воздействии чужого огня. Жалящее, совсем не греющее Солнце. Лечащее, но процесс лечения иногда был болезненнее самого ранения. Пламя Реборна привыкло заботиться только о своём владельце и только последние лет пять проклятия медленно, потихоньку притиралось к остальным представителям сильнейшей восьмёрки. И к Скаллу, Облаку, оно бы тоже привыкло, если бы Аркобалено видели его хоть немного чаще, чем раз в несколько лет.       И то, что облачное марево мягко прикрывало солнечные лучи, поддерживая, роли особо не играло. По крайней мере не в исцелении. Солнце хотело, оно пыталось, оно касалось кожи так, будто извинялось, но у него не получалось и оно всё равно обжигало.       Скалл не слышит, что ему говорят другие Аркобалено, в ушах слышен гул и нарастающий писк, грудную клетку сжимает стальными тисками, а глаза начинает слабо жечь. С ладони перестаёт стекать сукровица под воздействием солнечного пламени, потихоньку восстанавливаются клетки мышц, которые в теории вообще восстанавливаться не должны, но по всей логике и Скалл жить не должен уже лет как тридцать по меньшей мере, но он же живёт. Пламя лечит только глубокие повреждения - но и тех достаточно, чтобы взгляд Реборна с каждой секундой становился всё более и более растерянным. Он этого не показывал, но тридцать лет, тридцать чёртовых лет, за которые становятся очевидными даже малейшие колебания жидкой ртути чужих радужек.       Кто-то встряхивает его за плечо. Перед глазами - глазом, единственным видящим, - мелькают разноцветные вспышки. На его щеках оказываются холодные грубые ладони, заставляющие поднять голову. На него напуганным взглядом смотрит Фонг. Лицо азиата видится словно сквозь замыленное стекло - всё мутное, размазанное. Китаец что-то говорит - каскадёр видит, как шевелятся его губы, невольно фокусирует на них взгляд, отмечая трещинки - его семпаю явно надо следить за тем, хватает ли организму витаминов, Скалл, вообще-то, волнуется. Почему Ураган так смотрит? Фонг резко опускается вниз, оказываясь лицом к лицу с Облаком, вновь встряхивает за плечи. Треск в ушах становится сильнее. Скалл забывает дышать. Ему страшно, вообще-то, почему семпай так смотрит? Почему семпаи так смотрят? Он в порядке! А, чёрт, они руку видели... Но какое им, к чёрту, дело?       Резко вспыхивает злость. Они лезут не в своё дело, в его, Облака, дело! Да как они смеют? Скалл выдёргивает руку из чужих, после чего резко толкает Ураган в грудь, пытаясь оттолкнуть. Максимально силу прикладывает. От этого по только подлеченной Реборном ладони вновь начинает стекать смесь крови и сукровицы, пачкая ткань чужой одежды, а руку резко обжигает резкой болью. Отойдите! Скалл одёргивает руки, пытается отползти, но он окружён - опасность, опасность, опасность, ладонь проскальзывает по мгновенно промокшему дивану. Его тут же хватают крепкие руки, удерживают на месте, не дают сдвинуться, не дают убежать. Каскадёр задыхается - ему страшно, ему чертовски страшно, он хочет исчезнуть, а исчезнуть не получается, только если глаза плотно закрыть и представить, но сейчас и этого не выходит. Остатки собственного пламени усиливают эмоции. Его трясёт так, что верхние зубы с тихим стуком соприкасаются с нижними, а руки не смогли бы удержать стакан воды, не расплескав всю жидкость. Сконцентрированная облачная ярость мешается с ужасом.       Скалла резко притягивает к себе сидящий рядом Колонелло, сжимает в крепкой хватке, положив одну руку на чужую спину ближе к ключицам, а другую на солнечное сплетение.       - Да успокойся ты, шестёрка! - Колонелло по привычке не сдерживает громкость голоса, окрикивает. А каскадёр надрывно всхлипывает, дёргается, интуитивно пытаясь ударить локтем удерживающего его на месте Дождя, но едва ли Скалл мог сейчас что-то ему противопоставить. Едва ли он хотя бы когда-нибудь мог что-то противопоставить Колонелло. Худощавый мальчишка против солдата. У него никогда не было шансов.       Колонелло стискивает зубы до скрипа. Попытка Скалла его ударить выглядит совсем жалкой, отчаянной. Солдат успевает рефлекторно рукой отвести чужой локоть от себя, уже с последующей мыслью, что это не было чем-то обязательным - мальчишка был настолько ослабевшим, что даже истеричные движения не несли в себе даже малейшей угрозы. Дождь шумно выдыхает, впервые радуясь тому, что рефлексы тела не сработали на то, чтобы скрутить каскадёра или вырубить. Вместо этого он мягко ведёт ладонью по чужой спине, окружая мальчишку успокаивающим пламенем и слегка наклоняет голову, касаясь лбом чужих волос.        Каскадёра за запястья мягким быстрым жестом перехватывает находящийся до этого в состоянии странного оцепенения Фонг. Крепкие пальцы сжимаются на тонких руках, слегка тянут на себя, игнорируя сопротивление, не дают вырваться и навредить самому себе, на самом деле, потому что от ладони к рукаву стекала липкая жидкость из растравленных ожогов, пачкая край ткани. Скалл отчаянно шипит сквозь плотно стиснутые зубы, нервно всхлипывает, кусая только собственные губы, возится, барахтается, словно утопающий человек в верхнем слое воды озера, не сдаваясь до последнего, но у него нет ни единого шанса против семпаев, и краем мысли он это понимает, пускай и не хочет признавать, но это же так очевидно, где он, а где сильнейшая семёрка. И это же только усугубляет гнетущее чувство отчаяния. Отпустите! Он Облако, не смейте удерживать его на месте! Уберите свои чёртовы столько лет такие желанные, а сейчас пугающие и сковывающие руки!       - Дыши, а-Скалл, дыши. - До каскадёра доносятся обрывки чужих фраз, будто прорываясь сквозь пелену. Голос у китайца напряжённый, почти напуганный. Несвойственный Урагану Аркобалено. Почему Фонг-семпай нервничает? Ураган не должен нервничать, он же всегда такой спокойный, собранный, его губы трогает мягкая и почти ласковая улыбка, а фигура всегда расслабленная. Его голос не должен звучать так, Облако же беспокоится. Скаллу кажется, что он тонет. Грудную клетку сжимает ощущение затекающей в горло воды. Холодная жидкость медленно затекает в лёгкие, не оставляя пространства для воздуха. Скалл бессмертен. Вода безжалостна. Тонуть больно, каскадёр знает. Перед глазами смыкается водная гладь. Облака перекрывают солнечные лучи и Скалл остаётся в темноте. Он задыхается.        Щёку обжигает. Боль слабая, но своей неожиданностью она отрезвляет, вырывает из подступающей истерики. К бледной коже приливает кровь, приобретая очертания маленькой ладони. Скалл всхлипывает, рефлекторно дёргая руками вверх в попытке закрыть лицо. В глазах проясняется мутная тёмная пелена. Китаец сильнее сжимает тонкие запястья, не давая сдвинуться. Вернее, его хватка только кажется сильной, на самом деле Фонгу даже не приходится прикладывать усилий. Хотя все, включая азиата, понимали, что если бы Облако был в хорошей форме и в состоянии такой же ярости, то они бы не смогли его удержать. Облака в целом были одними из самых опасных атрибутов. Пламя могло укреплять кости, усиливать мышцы. В состоянии критической опасности Облака могли... делать действительно пугающие вещи. И даже Скалл мог, о чём свидетельствовало будущее, которого не было. Колонелло крепче прижимает к себе младшего члена семьи - уже чисто интуитивно, бессознательно. И оба резко переводят взгляд на Реборна. Детская ладошка всё ещё занесена в воздух, показывая готовность киллера вновь ударить, если того потребует ситуация.       Ситуация не требует.       У Скалла взгляд - отчаяние, страх, тревога, разбивающая внутренности на мелкие осколки. Прикушенная губа, кровь, затекающая в трещинки и смешивающаяся с губной помадой, смазанный тональный крем и покрасневшие белки глаз. Реборн смотрит на эту картину и ему мерзко. Реборн ненавидит слабаков. Ненавидит всей душой, до играющих желвак и желания оттолкнуть от себя как можно дальше. Слабаки умирают первыми.       Оглушающий взрыв, уничтожающий всё на своём пути на огромном радиусе, вспыхивающие в чёрных клубах дыма фиолетовые искры. Бледный Верде, потерянный взгляд, мелко дрожащие руки учёного. Разнесённая в щепки лаборатория. Радиация. Застрелившийся Вайпер.       Скалл действительно умер первым.       Реборн кривится, чувствуя мерзкую горечь, после чего, раздражённо фыркнув, резко разворачивается и выходит из комнаты. В грудной клетке сворачивается комом смесь отвращения и странного чувства, которое Солнце так сходу и не возьмётся описать. И не хочет. Но оно есть и оно раздражает, сковывает внутренности, пробираясь глубже. Кисть обжигает от понимания, что он только что вновь ударил Скалла. И всё бы ничего, - раньше же его ничего не смущало - но младший Аркобалено сейчас более уязвим, чем обычно. Даже чем тогда, когда они только-только встретились в особняке до проклятия. У каскадёра буквально нет возможности себя защитить. Нет пламени. Зато есть лихорадка. Есть такие ненавистные всем Облакам ограничения. Скаллу нужны были обезболивающие. Скаллу было больно. Отсутствие пламени ощущается мерзко, конечно, - Реборн и не такое переживал в своей жизни - но это не было настолько болезненно, чтобы тошнило, чтобы без обезболивающих не было возможности нормально жить. Значит дело в повреждениях. Они все видели обожжёную ладонь. Скорее всего у Скалла есть и другие повреждения, о которых они не знают. Логические цепочки выстраиваются быстро - идиоты лучшими киллерами мира не становятся -, но словно нехотя. Не хочется признавать, что сами недоглядели. Что он, Реборн, тоже недоглядел. В глубине подсознания мелькает мысль о том, нет ли у их младшего зависимости от обезболивающих, но Солнце Аркобалено стискивает зубы и с силой захлопывает дверь, как бы импульсивно это действие не выглядело.       Вот только удар вызвал отклик не только в Реборне. Напрягся весь, как струна, неестественно выпрямил спину Колонелло, стискивая почти до скрипа зубы и сильнее подтягивая к себе Облако. Не сдавливает, но мягко обнимает. Вспоминается та атака на Мафия-Лэнд. Корабли Каркассы. Скалл, чей голос звучал как-то странно - сейчас, с трудом напрягая память, Дождь вспоминает и дрожь, и проблески иррациональной надежды. То, как блестели чужие глаза, когда рядом оказался Реборн. И они блестели не от слёз - фиолетовые искры вспыхивали в радужках. Выстрел. Чужая кровь на руках. Много крови: на покрашенных яркой фиолетовой помадой губах, на зубах, смешиваясь со слюной и тонкими прожилками покрывая белоснежную эмаль, на бледном лице, на котором расцветали красные следы, обещающие превратиться в синяки. Собственные сбитые костяшки. Отсутствие сопротивления. Отчёты. Бумажки. Отсутствие жертв в Мафия-Лэнде. Отсутствие жертв... Только со стороны Мафия-Лэнда. Строчки отчётов о явно смертельных ранениях нескольких членов Каркассы. Колонелло резко выдыхает воздух, после чего, не выдерживая, сильнее прижимает к себе младшего члена Аркобалено, после чего уже более плавным - чёрт возьми, он не умеет быть плавным, он солдат! - движением отстраняет лёгкое - слишком лёгкое, чёрт возьми, - тело чуть подальше, пытаясь поймать чужой взгляд.       - Шестёрка, шес.... Скалл, Скалл, посмотри на меня. - Солдат слабо встряхивает каскадёра, ловя на себе тот самый полный отчаяния взгляд. Скалл надрывно всхлипывает, пытаясь отодвинуться, но у Дождя слишком крепкая хватка. И неважно, что вся проблема в том, что у Облака не хватило бы сил даже на то, чтобы встать на ноги, что уж говорить про сопротивление более физически сильному человеку, у него не было пламени, укрепляющего мышцы и дающего силы на борьбу. - Скалл, ты ранен. Мы хотим помочь. Дай нам помочь тебе.       Глаза цвета чистого безоблачного неба сталкиваются с блестящими от непролитых слёз фиолетовыми радужками - словно выцветшими, отливающими в синеватый оттенок. Колонелло стискивает зубы так, что раздаётся тихий скрип, возможно, только сильнее пугающий каскадёра. Он не знает, что делать - что тут вообще можно сделать? Да и никто из Аркобалено не знает. Солдат замечает то, что чужие радужки отличаются - совсем незаметно, одна из них была более тусклой, но живой, а вторая яркой, но неестественной. Почти незаметно, только если приглядываться, но Колонелло замечает. Хмурится немного сильнее, но тут же расслабляется, чтобы не пугать Облако. Крепкие ладони мягко обхватывают напряжённую спину. Кончики пальцев одной руки мягко проводят вдоль позвоночника, отчего уже сам Колонелло едва заметно напрягается, ощущая, пускай и очень отдалённо, как выступают позвонки, даже когда каскадёр укутан в несколько слоёв одежды.       Скалл резко затихает. Его трясёт так, будто он стоит голый в сорокаградусный мороз, облитый водой, которая медленно застывает, ловя в ледяной плед прядки волос, повисающие от этого мерзкими сосульками, а на ресницы падают снежинки, а на улице метель, а он один, совсем один, и никто не поможет, никто не предложит даже пластиковый стаканчик с горячей водой и не даст покрытое заплатками одеяло. Поперёк горла встаёт болезненный ком, а грудь словно резко сжимает в металлическую клетку. Сложно дышать. В ушах раздаётся громкий писк. Все иные звуки разом перекрываются, словно разом накрываемые толщей воды. Писк усиливается. Каждый толчок сердца ощущается пульсацией в горле, груди, кончиках пальцев, кровь шумит в ушах, перегоняемая почему-то всё ещё работающим органом. Скалл лихорадочно оглядывается по сторонам - вокруг так и хочет схлопнуться пустота, а то, что когда-то было семпаями, сливается в пёстрые расплывчатые пятна. Пятна движутся. Тянут к нему свои щупальца, расплываются, теряя форму. Красное пятно - явно ципао, или как там называется эта одежда (хотя сомнения бесполезны, потому что ещё тогда, будучи совсем мальчишкой, Скалл изучил - постарался - китайскую культуру вдоль и поперёк, лишь бы хоть как-то сгладить углы - хотя бы попытаться - в общении с Ураганом), Фонга внезапно принимает форму, похожую на бабочку. Ярко-красную, красивую бабочку, такую изящную, хрупкую, с большими крылышками. С губ срывается тихий смех, но Облако его не слышит. Звон усиливается. И усиливается. А ещё растёт в прогрессии жгучее чувство в грудной клетке, будто там что-то горит, но не так, как тогда, на битве представителей - не его пламя, лишённое всех блоков и ограничений. Скалл пытается вдохнуть, но не выходит. Хотя, организм словно и не особо нуждается в кислороде. Тело ощущается ватным. Тяжёлым и лёгким одновременно. Скалл поднимает руку - та дрожит, но это иррационально веселит, отзываясь странным щекочущим чувством в грудной клетке - и тянется к бабочке. Та, почему-то, ускользает. Ах да, крыльев бабочки же нельзя касаться. Тонкие чешуйки стираются от малейшего прикосновения. Одно неловкое движение и хорошо, если бабочка в целом сможет летать, пускай и плохо. Скорее всего она больше никогда не полетит. Бабочек нельзя трогать за крылья. Нельзя, но Скалл всё равно тянется к этой бабочке. Остальные пятна тоже размываются, отстраняются. Они бросают его? Почему они его бросают?...       Он был плохим Облаком?        Он был плохим Облаком. Он снова останется один, его снова оставят. Звон становится невыносимым, Скалл резко тянется руками к голове, а руки совершенно перестают слушаться, дрожат сильно. Перед зрячим глазом смыкается темнота, погружая каскадёра в чёрную пелену.       Аркобалено переглядываются, напрягается так, будто готов к битве, Фонг, аналогичное происходит и с Колонелло - два солдатика, готовые защищать важных людей до последнего. Растерянно щурится абсолютно ничего не понимающий в человеческих чувствах Верде. Рациональный мозг судорожно пытается анализировать ситуацию. В этой ситуации никто ничего не понимает. Все они видят одну картину: их младший сначала обмякает на руках Колонелло, а потом его тело резко дёргается в странной судороге, а с губ срывается смех - громкий, истеричный, надрывный. Дёргается к Скаллу Фонг. А Облако вновь обмякает, трясётся как при припадке. Времени прошло меньше минуты. Залетает обратно в комнату услышавший иррациональный смех Реборн, встревоженный - на пиджаке виднеется пара складок, чего киллер себе обычно не позволяет.       Всё происходит, на самом деле, очень быстро. Быстрее всего реагирует, на удивление, Лар, подлетающая к Колонелло. Руки солдата продолжали крепко сжимать худощавое тело Облака - даже сильнее, чем до этого, в чисто интуитивном, ведомым инстинктами Дождей желании успокоить. Тонкие детские пальчики безошибочно находят пульс на чужой шее. Лар напрягается - тот слишком быстрый. Военная касается ладонью чужого лба - горячка ощущается при малейшем прикосновении. Лар кидает быстрый взгляд на Реборна, но их обоих опережает Фонг, подошедший ближе к Колонелло и перехватывающий Облако из его рук.       - Куда его нести? - Ураган оглядывается по сторонам. Скалл такой лёгкий, что это пугает. Оставлять Облако в гостиной плохо, но и тащить на второй этаж тоже не совсем правильно - лучше бы поскорее уложить на ближайшую мягкую поверхность. Надо сбить жар - он виден невооружённым взглядом. Лихорадочно горят обычно бледные щёки, липнут к покрытой испариной коже прядки волос. Дрожат мелко губы, искусанные от тревоги, и ресницы.       Дёргается, словно очнувшись от сна, Верде, после чего даёт отмашку в сторону подвала - его лаборатория делится на несколько отсеков, один из которых представляет из себя упрощённый медицинский блок. Точнее, для лечения его никогда не использовали, но оборудование, отслеживающее все необходимые показатели организма были именно там. Облако туда не поместили изначально из-за нежелания провоцировать его инстинкты - Облака ненавидели любые ограничения просто по своей природе, но сейчас не было иных вариантов, способствующих оказанию адекватной медицинской помощи без катастрофических последствий. Они все помнили слова Вендиче. Можно было отнести Скалла в комнату на втором этаже, времени заняло бы столько же, на самом деле, но Аркобалено дружно - без единого слова - решили, как будет лучше. Фонг, чуть крепче прижав к себе младшего, быстрым шагом пошёл в сторону подвальных помещений. За ним пошёл Верде, на ходу набирающий какие-то комбинации на панели встроенных часов. Учёный прикладывает ладонь к датчику, после чего открывается первая дверь. Дальше вперёд идёт сам Гроза, открывая двери и освобождая проход от мешающих вещей, пока они оба - а вслед и другие Аркобалено, не доходят до импровизированного медблока. Ураган осторожно укладывает Скалла на койку, после чего отходит в сторону, давая пройти к каскадёру более опытным Лар, Верде и Реборну.       Гроза оглядывает всю эту картину отстранённым взглядом. На койке лежит хрупкий - совсем хрупкий, на самом деле, выглядящий на несколько лет младше всех остальных Аркобалено - человек. У Скалла иррационально бледная кожа, явно потрескавшиеся губы и лихорадочный румянец на щеках. Пряди волос липнут к вискам. Верде отгоняет всё это на второй план. Неважно, кто перед ним. Есть порядок действий.       - Реборн, Лар, снимите с него толстовку. Фонг, принеси из комнаты его одеяло. А потом какие-нибудь вещи, которые должны в случае чего отвлечь Облако. Но сначала одеяло. - Верде отходит в сторону, включая аппаратуру. Названные Аркобалено кивают - не время качать права и биться за главенство - впрочем, у них никогда не было конкуренции за доминирование, иерархия выстроилась сама собой, Ураган ровным шагом выходит из помещения, направляясь на второй этаж, после чего Солнце просовывает одну ладонь под спину Облака, вторую под голову, чтобы младший не задохнулся в случае чего, и приподнимает чужой корпус плавным действием. Это получается просто. Слишком просто. Каскадёр едва ли не виснет в чужих руках, даже не осознавая, что с ним происходит. Лар, в свою очередь, подхватывает толстовку за нижнюю её часть и тянет вверх, оставляя Скалла в одной лишь мешковатой футболке. Реборн морщится - спина каскадёра мокрая и липкая даже сквозь остаток одежды, но он отгоняет брезгливость, чудом всё ещё сохранившуюся за столько лет работы киллером, и отторжение на второй план. Пальцы Солнца с лёгкостью, рождающей в душе жуткое напряжение, нащупывают позвонки. Волосы на затылке тоже слиплись. Реборн отстранённо замечает, что они менее жёсткие, чем кажутся внешне, скорее наоборот - сухие прядки мягкие, пушатся и слабо электризуются.       Скалл дёргается даже в состоянии лихорадочного забытья. С губ срывается всхлип - рваный, задушенный тем, что Облако тут же прикусил нижнюю губу, уже на уровне рефлексов не давая себе делать что-то, что сдвинуло бы в сторону образ бессмертного каскадёра. От неожиданности Лар сильнее сжимает пальцы на толстовке и подаётся немного ближе к каскадёру, а сам де Морт всем телом дёргается, пытается поджать колени к груди, свернуться в комочек, чтобы быть меньше, чтобы спрятаться, чтобы не поймали. Реборн ощущает, как сильнее сбивается чужое дыхание, как вдохи становятся хриплыми и поверхностными. Как дрожит всё тело человека, лежащего в его руках. Солнце невольно опускает взгляд на чужое лицо. Ртутные глаза скользят по линии острых скул, по сухим, что было видно даже через толстый слой помады, губам. На щеках мальчишки тональная основа забивается в тонкие трещинки шелушащейся кожи. Издалека не видно, вблизи, если не присматриваться, тоже, но сейчас Реборн это невольно замечает. Как и то, что брови каскадёра изгибаются в гримасе, будто их Облако вот-вот заплачет. Киллер слегка наклоняет голову набок, но его лицо остаётся непроницаемым. А руки сильнее сжимают чужое тело - только не с целью успокоить, а с целью дать Лар закончить начатое. Девушка с таким же бесстрастным лицом - разве что между бровей проступила едва заметная морщинка - опускает нижний край толстовки, после чего берёт каскадёра за край рукава, высвобождая чужую руку. Аналогичное повторяет и со второй, после чего, уже не обращая внимания на лихорадочное трепетание чужого тела, окончательно стаскивает толстовку с тела младшего Аркобалено.       Скалл, оказывается, чертовски худой. Это уже не было как-то тайной - по крайней мере для вернувшегося из комнаты Колонелло с одеялом, под которым всё это время спал каскадёр, в руках, Фонга, для самого Колонелло и даже для того же Реборна, остальные мальчишку на руках не держали, но догадывались, но обнаруженный факт всё равно кольнул болезненно, усиливая напряжение. Облако в детстве был малоежкой? Не оправдывает слишком болезненную худобу. Руки перетянуты бинтами - точнее, одна из них, обожжёная и изувеченная, частично освобождена от мягкой медицинской материи и открыта на всеобщее обозрение. Виднеются тощие пальцы, больше похожие на веточки. Футболка облепляет тело под силой тяжести, демонстрируя слегка проступающие рёбра. Колонелло, стоящий чуть поодаль, стискивает зубы. Пламя внутри буянит. Им говорили, что их тела соответствуют тому, как они выглядели много лет назад в их действительном детстве. Правда, с сохранением шрамов из взрослой жизни. Но так плохо не выглядит даже выросший в лучших традициях сицилийской бедности Реборн. Взгляд проходится по скулам, выпирающим иррационально сильно для их возрастной категории. Облако будто морили голодом.       Скалл выглядит младше всех Аркобалено на несколько лет, будучи ниже и визуально меньше даже Тумана, никогда не отличавшегося богатырской комплекцией.       Верде машинально подключает Скалла к различным аппаратам, смотрит на показатели стеклянным взглядом, сквозь который не просвечивает ни единая эмоция. Пульс переходит планку в 160 ударов в минуту. Это плохо. Чертовски плохо. Верде шипит, вжимает пальцы в виски - редкая ситуация, когда пламя мешает, колет изнутри, совершенно иррационально отвлекая носителя - потом Гроза, конечно, станет изучать этот вопрос, проведёт несколько специальных тестирований, но это будет позже, сейчас есть проблема посерьёзнее. Температура тела мальчишки достигает 42 градусов. Верде стискивает зубы - даже если они пламенные, это слишком высокая температура. Не смертельная, как для обычного человека, но мучительная. У каскадёра сейчас доступ к пламени ограничен, но тело должно быть привыкшим. Хоть бы не начала подниматься - а судя по всему, начнёт, потому что Облаку становится хуже прямо на глазах.       Скалл стискивает зубы сквозь лихорадку, всё тело напрягается, дёргается. Лар касается ладонью чужого лба, выпуская пламя, стараясь успокоить Облако - сейчас это всё, что она может сделать. Верде быстро проходится взглядом по полке с препаратами, пока не находит необходимую ампулу - сильное жаропонижающее. Необходимое лекарство быстро оказывается в шприце, после чего игла прокалывает тонкую кожу на руке каскадёра - везёт, что на сгибе локтя кожа оказывается не обожжёной, по крайней мере Верде, ради скорости решивший не сматывать бинты полностью, а вырезать кусочек, обнаружил неповреждённое светлое полотно. Сквозь полупрозрачную кожу просвечивалась сеть сосудов. Найти вену и ввести препарат вышло только через небольшой промежуток времени. Гроза небрежно откидывает шприц куда-то в сторону, после чего протягивает обе руки к чужой шее, прощупывает восплённые лимфоузлы, поднимается выше, касаясь скулы, но быстро одёргивает ладони от чужого лица, ощутив что-то странное. Смотрит на пальцы и видит там едва заметные пятна светлого телесного цвета - тональная основа. Закрадывается плохое предчувствие. Верде оглядывается по сторонам, после чего шипит на столпившихся в стороне Аркобалено, чтобы они принесли тарелочку с холодной водой.       Выполнить требование вновь решает Фонг, мгновенно выскользнувший из комнаты. А Верде тем временем тянет вновь руку к чужому лицу - снять пластыри, чтобы в случае чего обработать ссадины, хотя он искренне сомневался, что это не часть сценического образа, в конце концов за всё время их совместного существования каскадёр ни разу не не снимал кусочки липкой материи с лица. Внезапно подбирается плохое предчувствие.       Пластырь отделяется со странным хлюпающим звуком. За материей тянется ниточка сукровицы, а Верде, окончательно оторвавший яркую заплатку, резко ощущает дежавю.