Неаккуратный шепот

Его губы предательски холодны, а руки тонки, будто осиновые веточки. Бесформенная одежда развевается на его плечах от мимолетных дуновений колкого ветра, а глаза смотрят льдом — холоден, отдален, ж е с т о к — он так сильно отличается от относительно дружелюбных его брата да сестры, что иногда, глядя на то, как угрюмый средненький метает колючие взгляды в тандеме с не менее колючими шуточками, становится непонятно: как его вообще терпят. Терпение, видимо, у остальных членов ордена просто каменное — потому что у охотников желание придушить северное божество чешется под кожей каждый раз, когда он открывает рот. Мерзкие, но очень точные гадости сыплются, будто бы ящик пандоры чья-то неосторожная рука открыла. — Ты же понимаешь, что чем больше разговоров ни о чем ты ведешь, пытаясь выглядеть пафосно на их фоне, тем больше времени мы, считай, впустую тратим? — достать до братца, к сожалению, не удастся физически: Беллрок смотрит снизу вверх, руки сложив на груди — отвратный характер Скраэля однажды доведет их всех до ручки, то лишь вопрос времени. И его самого, влюбленного по самые гланды, в первую очередь. Сквозь толщу льда, которым окаймлено желанное сердце, вряд ли младший вообще что-то услышать может. И тем более вдруг в ответ что-то почувствовать. Губы крепче сжимаются почти автоматически, когда его слова буквально в никуда отправляются — Скраэль натуральным образом игнорирует брата, не прекращая медитировать метрах в 5 над землей, глаза прикрыв. И вид у него при том такой расслабленный сохраняется, что злость песком на зубах хрустит противно — огненному хранителю ничего не стоит сбить противного полубога, всего лишь запустив в него несколько шаров из пламени. Да, пожалуй, это, может, и разговорит — но вместе с ответом на него с высокой вероятностью выльется тонна лишних оскорблений. Не то, чтобы Беллрок не привык к тому, что слышит день ото дня каждый раз, когда что-то идет не так. Просто..периодически у него возникает противное, жгучее ощущение в груди — лучше бы эти губы отвечали на его поцелуи где-то в мечтах, а не закидывали острыми словами, режущими по и без того живому, кровоточащему. — Мне плевать. А ты мешаешь развлекаться каждый раз, когда вмешиваешься, дражайший друг, — открыв глаза, юноша расслабляет ноги, из позы лотоса принимая обычную. А потом спускается на пол, потянув за собой легкое дуновение прохладного ветра. Надо быть последним идиотом, чтобы не замечать откровенной симпатии в лояльности отношения Беллрока. Нет, Северный ветер тем не пользуется никогда и не планирует начинать — ему хватит собственного мозга для того, чтобы использовать старшего брата. Нет, тут..тут позиционируется что-то совсем, совсем иное. Взаимность, что ли? Он не знает, как правильно обозвать статичное желание поцеловать. Или позволить сделать _это_ с собой — в том, что его согласие решило бы многие вещи, Скраэль ни на миг не сомневается — он сомневается лишь в правильности такого решения. Точно ли оно принесет ему должное удовлетворение? Точно ли оно ему надо? Его шаги тихи, неслышны даже; но Беллрок инстинктивно чувствует, что становится холоднее — брат приблизился к нему, остановившись за спиной. Ждет. Ждет, пока он обернется. И Беллрок делает ему это одолжение, с усталостью на лице оборачиваясь. Такая же усталость отчетливо читается на обычно непроницаемом "святом" лике — интересно, что заставило его проявить эмоцию? Обычно чтобы они были, надо очень постараться. И те будут исключительно негативными. Брови в удивлении вскинув, на какой-то миг старший забывает, о чем они только что говорили, утонув в глубоких синих глазах. Они не похожи на нежно-голубое небо или бирюзовые оттенки морской пены, нет. Эта холодная, глубокая, мрачная даже синева сравнима с северными штормами, омутами бездонными, в которых легко умереть, случайно попав в губительную воронку. Беллрок попался, не в силах перестать смотреть. Перестать любоваться острыми, изящными чертами лица, тонкой шеей.. — Прекрати пялиться на меня и скажи, на кой черт я ради тебя оторвался от своего занятия, — голос Скраэля выдергивает из раздумий. Головой качнув, Хранитель пламени несколько секунд тупо смотрит перед собой. — Я говорил, что тебе следует почаще язык за зубами держать. Или пользоваться им по назначению, — угрожающий и злой вид у него вернуть вряд ли получится, но постараться стоит. Сделав несколько шагов навстречу, Беллрок с ужасом замечает, что после этих слов на губах чужих появляется издевательская улыбка — а это значит, что ему предстоит выслушать еще одну порцию издевок. Пора научиться подбирать слова так, чтобы собеседнику не было, за что цепляться. — По назначению, говоришь...как это? Скраэлю нравится танцевать на раскаленных нервах старшего, не боясь обжечься — он научился держать равновесие; балансировать на грани между тем, куда можно соваться, а где высок риск сгореть. Но сейчас грань почему-то внезапно размывается, тормоза летят ни к черту. Он забывает о том, что должен был сохранять маску безразличия. Юлит, являя другую сторону своей натуры — хитрющую, изворотливую, наглую. Такую, какой пользуется редко, но метко. — Я могу показать тебе наглядно, —расстояние сокращая между ними, Беллрок чувствует, что прежнее хладнокровие слетает с лица чужого за несколько коротких секунд. И он хочет запечатать эти мгновения в памяти навсегда. Обдает холодом — его брат настолько холодный, что стоя практически вплотную к нему, этот холод ощущается физически. Его сдерживает неясность, мелькающая между ними — да или нет? Пункт на согласие мешает взять вожделенный контроль над ситуацией и младшим полностью, окончательно стирая все прежнее безразличие, которым обычно Скраэль так хвастает. Поцеловать. Губы, шея, острые плечи. Точно так же, как от него холодом, от старшего веет жаром. И от осознания безумия ситуации, в которой он добровольно оказался, делается либо очень хорошо, либо очень плохо — определиться Скраэль не способен. Дышать становится тяжелее — словно на грудь положили что-то тяжелое и сдавили приятно. Он сам себя не понимает, окончательно смутившись, когда прежде просто так стоявший рядом Беллрок склонился к его лицу, губами полоснув по скуле — сердце отбивает дробь; — Ты хочешь этого, — Скраэль не сразу замечает, что его ладонь взяли чужие руки, а потом приложили к груди. Стук. Стук собственного сердца вводит в еще большее заблуждение. Губы непозволительно близко. Нарушают остатки личного пространства, за которое он обычно чертовски печется. А теперь фактически наплевать становится. — Поцелуй меня, — тихо просит полубог, зажмурившись: смотреть на удовлетворение, которое с высокой вероятностью мелькает на лице чужом, ему не хочется. Но эти мысли быстро отходят на задний план, когда его действительно целуют, но с нехарактерной старшему осторожностью. Нежностью даже — почему-то ему казалось, что Беллрок окажется гораздо вспыльчивее. Но это совсем, совсем не так. — Обними меня за шею и расслабься, — мягко оцепив от своей одежды пальцы чужие, Беллрок помогает переместить их туда, куда надо, обхватывая собственными тонкую талию. И целует снова, на сей раз позволяя себе чуть больше, чем просто снятие пробы — приятный привкус морозца вперемешку с мятой остается сладким послевкусием. Пальцы ласково оглаживают бока, задевая ребра и прижимая ближе к своей груди. Мечтам свойственно сбываться — и вот она, его сбывшаяся мечта, прежде робко, а теперь уверенно отвечающая на поцелуи. Ведь губы его мечты предательски холодны, а руки тонки, будто осиновые веточки.