Монстр

— Тянет же тебя на всякий мусор, — шипит Чаншэн. Цици равнодушно разглядывает тело, на которое они наткнулись: серая кожа, обтянувшая переломанные кости; хребет, который словно выгнуло изнутри; обломанные ногти — когти — и ошметки волос, испачканных кровью. Кажется, при жизни они были рыжими. Цици чувствует запах Смерти, слышит ее мерзкий фальшивый смех в яростном хрипе этого существа. Существо уже давно м е р т в о, но черную вонь Бездны ощутил, кажется, даже человек — Байчжу. Кем бы раньше не было это Существо, сейчас оно лишь уродливое порождение Бездны. В самом разгаре трансформации в монстра, причем. Конечно, Байчжу не мог пройти мимо. — Он такой же... — Байчжу кашляет, запинаясь, — сказывается присутствие мертвечины, отравленной Бездной, — ...как вы. Цици, бери его и тащи к лагерю. И свяжи. Наш дорогой друг выглядит слишком беспокойным для мёртвого. Тело зарычало, откликаясь на его слова. Мышцы жутко забугрились под серой кожей, словно вот-вот порвут ее на лоскуты. Конечности свело судорогой, треск костей привлек даже Чаншэн, которая до этого старалась не смотреть в сторону тела. Существо захрипело, закашляло, сплевывая кровь и чёрную слизь, и наконец обмякло на земле. — ....Что ж, — Байчжу кинул Цици моток верёвки, — прекрасно. Раз он понял меня, значит, у него еще что-то осталось в голове. Цици, следуя приказу, связала Существо и потащила его к лагерю. Невероятно сильная. Цици — зомби, которая сама захотела присоединиться к нему. Зомби, которая вопреки законам природы ходит по земле, разговаривает с людьми и ест человеческую пищу, пусть и не чувствует ее вкуса. Она существует, несмотря на мертвое сердце, переставшее биться еще несколько сотен лет назад. У нее есть своя воля — ее остатки — разум и даже какие-то полузабытые почти человеческие желания. Цици уникальна, Цици — одна из ниточек, которые могут привести Байчжу к тайне бессмертия. Вот только Цици не помнит ничего: ни того, кто ее оживил, ни того, как это произошло. Чаншэн скривилась. Близость отродья Бездны нервировала ее. Она путешествовала с Байчжу уже лет десять — с того дня, как он нашел ее. Чаншэн уже потеряла человеческий облик, когда встретила его. Она тоже раньше была обычным человеком, пока ее не обратили. Ее безымянный спаситель, видимо, хотел помочь ей, умирающей от болезни. Чаншэн предпочла бы смерть личине змеи, но она уже была мертва. С клеймом оборотня ей светили лишь вечные муки и компания таких же мертвецов. Байчжу осознанно собирал себе таких компаньонок — уже не живых, но еще и не мёртвых. Изучал, наблюдал, экспериментировал. Многие твари, которых они подбирали, сдыхали слишком быстро. Некоторые сбегали, некоторые зверели так, что их приходилось убивать. И все ради страстного желания Байчжу познать суть бессмертия. — Он слишком агрессивный. Ты разве не чуешь его дух? — Чаншэн кривила губы и поджимала язык, словно это могло спасти ее от вони Бездны. — Убийца, воин. Он хочет мести. И Бездна... — И Бездна делает его таким, как вы. Я не позволю этому чуду умереть окончательно. С «чудом» он, конечно, перегнул. Уродливый комок мышц содрогнулся, словно напоминая, что Существо никаким чудом не было. В лагере, разбитом на скорую руку, Байчжу и Цици принялись за Существо — сняли остатки странной костяной брони, смыли кровь и черную слизь, занялись страшными ранами. Чаншэн в этом участвовать отказалась. Под слоем крови и слизи оказалось вполне себе человеческое лицо. Остальное тело таковым не было — Бездна словно наживую лепила себе монстра. Впрочем, она сама и одарила свое отродье безупречной регенерацией: кости моментально сращивались, стоило вернуть их в правильное положение; раны затягивались, не оставляя после себя рубцов. Даже излишки мышц, которые Бездна словно беспорядочно налепила на кости, легко отходили. Байчжу чувствовал себя странно. Как будто его руками Бездна заканчивала свое творение. — Оставь его, — Чаншэн все таки принесла воды, чтобы смыть с Байчжу и Цици мерзкую слизь. — Ему ты больше никак не поможешь. Байчжу кивнул. Существу до человека было еще далеко, но и на уродливое дитя Бездны оно уже не тянуло. Кажется, Чаншэн смягчилась, когда из-под грязи показалось совсем юное лицо, искаженное дикой болью и ненавистью. Кажется, Чаншэн узнавала в этом Существе себя.