Жизнь в потоке

Центр эпидемиологии по исследованию СПИД, Москва. Коричнево-серые стены, белые потолки и кафельные полы. За пределами здания живая Москва. Настоящий мегаполис, его дороги как вены, а автомобили как кровь. Растекаются по организму столицы и развозят по нему жизнь. Природа ничего не делает просто так, она обо всем думает заранее. В центре очень много ученых. Настолько много, что кажется вот-вот спрессует напором врачебных умов. Вот только кого? Мы все сейчас сидим по домам, кто-то на работе в душном офисе, либо гуляет по не менее душным улицам. Но только Кирсан Аюшев вряд ли имел такую возможность. Он приехал в столицу не за редкими сувенирами, не ради потрясающих видов высоток и МГУ с оранжевой полосочкой, и даже не за простыми житейскими впечатлениями. Он приехал только ради одного. В холле слишком много людей, даже не разберешь кто здесь кто и зачем. Кирсан растерялся, у него от бьющей ключом московской жизни закружилась голова. Он чуть не грохнулся прямиком на кафельный пол, его сориентировала мадам в красных туфлях — это первое, что увидел Кирсан. Только потом он смог лицезреть синюю юбку в тон пиджаку, поверх всего этого белый халат и золотые сережки. Официальный вид мадам заставил Кирсана застыдиться своей провинциальной серой рубашонки и потертых носов туфель, что больше смахивали на тапки. — Вы кого-то ищете, юноша? — обратилась женщина с приулыбкой, если это можно так назвать. Она вроде бы не улыбалась, но какие-то акценты вежливости проскакивали на ее немолодом лице. Аюшев запнулся. Он прекрасно знал к кому идти, не знал только куда направиться, чтобы найти свою полярную звезду. — Дмитрий Гончаров. Он здесь, кажется, работает. — неуверенно сказал Кирсан, анализируя каждое проговоренное слово. Вроде, бреда не сболтнул и на том спасибо, еще больше успокоения внесло спокойное лицо мадам и ее уже полноценная улыбка. — Дмитрий Владимирович в своем кабинете, — сказала она, сложив руки, — смотрите: идёте по лестнице на второй этаж, там справа коридор — дверь по правую руку. Кирсан, поправив сумку, кашлянул в кулак и, укладывая в голове маршрут, решил спросить: — А я не ошибусь в таком случае? — С вероятностью ноль процентов! — заулыбалась мадам, оголив белые зубы, — По правую руку там одна дверь! Аюшев выдохнул, поблагодарил свою фею за оказание помощи, растянуто кивнув, и пошел к лестнице. Мимо него продолжала течь кровь центра эпидемиологии, в нем было настолько много народу, что от гула у Кирсана с непривычки закладывало уши. Юноша приехал в Москву нисколько не по нужде. Он привык решать свои проблемы сам, и не прибегать к чужой помощи. Конечно, когда шло дело к проблеме чрезвычайной важности для граждан Советского Союза, прежде проблемы безопасности их здоровья, Кирсан не смог обойтись без помощи. В одиночку бороться с болезнью, в которую тем более верят даже меньше чем в Деда Мороза, не выйдет ни у кого. Тогда против обилия человеческого страха, приобретшего безумные обороты, встали два человека. Против многомиллионной страны для их блага. И они запустили машину добра, что рано или поздно спасет страну от боязни элементарных вещей. Кирсан много об этом думал. В частности о парне, что стал ему предметом для подражания. Аюшев восхищался решительностью Дмитрия решить проблему, или хотя бы найти ей достойное объяснение. И Кирсан всеми руками и ногами "за" ему в этом помочь. Особенно, когда после ожесточенной борьбы с обезумевшими элистинцами, он отдал этому человеку свою душу и часть своего сердца. Белый халат, весь испачканный кровью, и выливающаяся из круга блокады нормализованных ценностей того времени любовь, как казалось, мимолетная, как оказалось — вечная. С того дня не прошло и двенадцати часов, чтобы Аюшев не вспоминал эти минуты. Тогда они длились вечность, сейчас — пыль прошлого. Кирсан был на сто процентов уверен, что Дмитрий сейчас спокойно живет со своей Алёной и благополучно засунул эту историю в далекий ящик на пыльном чердаке. Но все было далеко не так. Гончаров ехал на работу, и ему в каждом прохожем виделся только один человек. Дмитрий спал, и ему снились все те же минуты самого лучшего удовольствия, самой лучшей стороны наиужаснейшей истории. И мнимая гражданская жена никак не проскакивала в любовных интересах своего якобы мужа. Даже сейчас, сидя в своем кабинете и подрагивая под столом ногой, он все равно вычерчивал в памяти удивленные глаза цвета яшмы, направленные в его сторону. Кирсан поднялся по лестнице. В коридоре второго этажа было в действительности тише, даже спала головная боль и стало легче дышать. Юноша оглянулся и, вспомнив с какой стороны у него правая рука, шагнул прямиком в указанном направлении. Одинокая дверь не вызвала никаких подозрений, лишь дрожь в пальцах. Несмотря на непреодолимый страх, он вошел, прежде аккуратно постучав. Глазки на посетителя подняла секретарь в коричневом жилете на перламутровых пуговицах. Она, отложив перекладывание бумаг, улыбнулась. — Вы к Дмитрию Владимировичу? — спросила вежливо секретарь, покидая свое высокое кресло и продолжая сверлить Кирсана взглядом. Аюшев кивнул, стараясь не вызывать лишних подозрений, и поэтому решил добавить: — Если он не занят. Есть один нерешенный вопрос. Секретарь кивнула и направилась к двери злополучного кабинета. Пронесло! — как бы это каламбурно не звучало, пронеслось в голове юноши. — Дмитрий Владимирович, к Вам тут... пришли. — не успела даже девушка закончить, как Гончаров явился в дверях, по привычке, и замер. Неужели, мысли материальны? Сердце забилось в два раза чаще, для обоих вид друг друга на расстоянии вытянутой руки был самым лучшим наслаждением в жизни. Ничто так не бросало в дрожь и не взрывало чувства. Вечные и неподдельные. Кирсан понимал каждое движение Дмитрия, он тут же сообразил, что его шаг назад и отведенный чуть в сторону взгляд означал галантное приглашение в кабинет. И на такое сложно было отказать. Юноша в раз пересек границу комнат и оказался совсем близко к Гончарову. Все те же тяжелые веки, бледная кожа и легкая улыбка надежды, такая же, как утренний бриз или предрассветный туман. И Дмитрий видел узкие глаза, через которые сочился яркий свет веры. Любовь между ними уже была. Гончаров закрыл дверь, довел ручку до конца, чтобы она щелкнула и только после этого повернулся всем телом к Кирсану. — Как же ты здесь? — спросил Дмитрий, подходя к Аюшеву, изучающему высокие полки с книгами по медицине. Он приблизился к юноше со спины и положил руку ему на плечо. Кирсан осторожно старался взглянуть периферическим зрением на Гончарова, но он сам обошел его сбоку и остановился на расстоянии десятка сантиметров. — Я приехал увидеть тебя. — признался парень, опустив взгляд. Ему отчего-то стало не по себе. Дмитрий вглядывался в каждую частичку лица Кирсана, в каждую капельку испарины на его щеке от стресса. Гончаров провел рукой по его нижней челюсти и поднял голову, чтобы не потерять зрительный контакт. — Я сам думал приехать к тебе. Но не мог знать адреса, ведь ты же уехал, насколько я знаю, из Элисты, и... — Я уволился из больницы, я не смог бы работать и надеяться на таких людей, что окружают меня там. — прокомментировал Аюшев, и осознал, что парня он перебил, — И? — Мне казалось, что ты не захочешь меня видеть после того случая, я стану тебе неприятен. — говорил Дмитрий это с таким лицом, что казалось, будто он издевается, либо дразнит. В природе Гончарова такое сложно пометить. Как же Кирсану повезло. Уловив ту единственную усмешку, едва слетевшую с губ Дмитрия, парень поймал её своими губами. Он отчетливо чувствовал легкую дрожь, одновременно приятную и смущающую. Истома объяла юношей с головой, биение их сердец слилось воедино, оно было спокойное, ритмичное и слегка будоражащее молодую кровь. Отойдя от поцелуя, Гончаров, касаясь чужих губ своими, произнес: — Мне кажется, или ты в прошлый раз обманул меня? Вопросительное движение головой сказало все за себя, Дмитрий с удовольствием не обделенной вниманием кошки, усмехнулся: — Ты сказал, что можно только один раз. Кирсан обманул и его и себя. Человек привык жить в потоке, не лишать себя удовольствия и счастья, и единственное, что спасало их обоих — присутствие друг друга в своих жизнях. — Оказывается, можно и не один. — улыбнулся с чувством нежной расслабленности юноша в серой рубашке и, не смея врать себе и любимому человеку, вновь коснулся его бледных губ. За окном живет Москва, где-то далеко пилят сибирский лес, на соседней улице на пластинках слушают Modern Talking, а любовь живет только там, где её принимают и где в нее верят. Не зря природа придумала это прекрасное чувство. Она ничего не делает просто так, она обо всем думает заранее.