Jack's growing sense of excitement

Тайлер прыгает на меня. Удар. Ещё один. Я чувствую, как зуб выходит из десны с корнем. Я сплёвываю его. Тайлер смеётся, и я ударяю его в лицо, пока кровь струится из левого уголка моего рта. Ему, кажется, нравится видеть меня истекающим кровью. Он оглядывает меня с головы до ног, обдумывая, куда нанести удар, чтобы оставить яркие следы. И я позволю ему. Я не знаю почему. Тайлер может делать всё. Тайлер может заставить меня истекать кровью, довести до изнеможения, убить меня, и я буду благодарить его. Это не больно. Ничего, что Тайлер бы не избил во мне, не болит. Это сладкая, приятная боль, болезненное желание ощутить эти удары снова. Я — больная потребность Джека в насилии. Вокруг люди, кричащие и болеющие ни за кого конкретного. Многие здесь именно поэтому. Некоторые ждут, чтобы оказаться на моём месте. Тайлер бьёт меня в живот, и я скручиваюсь, с трудом глотая воздух. Я поднимаюсь и, улыбаясь, бью в ответ. Он облизывает свои губы. Я заранее знаю, что это значит. Всё, что нужно знать о Тайлере, — бой с ним — добровольное обречение себя на смерть. Проиграть битву до её начала. Он всегда знает всё заранее. Предугадывает твои движения. Смеётся. Это заставляет тебя чувствовать себя мертвым и живым одновременно. Огромным и микроскопическим. Когда ты с Тайлером, ты — бог и ничтожная тень. Именно по этой причине я люблю драться с ним. Здесь, в клубе, бой — центр вселенной, где существуешь только ты и твой соперник. Когда ты принимаешь бой с Тайлером, это чувство усиливается. Есть только Тайлер. Тайлер и ЕСТЬ существование. Тайлер — всё, что имеет значение. Ты — никто. Но то, как он смотрит на тебя, ощущается так, словно ты — каждая частица этого мира. В этом есть что-то волнующее. Дрожь скатывается по моему позвоночнику, Тайлер ударяет меня, и я теряю равновесие. Это конец боя. Удар. Ещё один. Я падаю. Он набрасывается на меня как хищник. Тайлер прижимает меня к полу и смеётся, нанося последний удар мне в лицо. Я даже не осмеливаюсь представить, насколько ужасно я выгляжу. В своём рту я ощущаю лишь вкус крови, один мой глаз полностью закрыт. Я знаю, что улыбаюсь. Я опускаю голову назад, на бетонный пол. Я закрываю глаза. Это конец боя. Я ощущаю на себе вес Тайлера. Я слышу приглушённые голоса людей вокруг нас. Я чувствую смешанный запахи пота и крови, которые впитало в себя это место. Я — умиротворение Джека. Тайлер кладёт руку мне на шею, вынуждая меня поднять голову и посмотреть на него. Он знает, я не на пределе своих сил, я могу ещё драться. Он знает это, потому что я знаю. Он встаёт, протягивает мне руку и ставит меня на ноги. Эта заминка на минуту возвращает стертую адреналином боль от ударов. Как я уже сказал, это не так больно. Я смотрю на него. Он не двигается. Он не наносит удар. Он не загоняет меня в угол. Он не смеётся. Он ждёт меня, чтобы сделать первый шаг. Поэтому я делаю это. Я бью его снова и снова, преследуя эхо его смеха. Он отвечает на каждый удар. Я начинаю толкать его. Он смеётся, глядя на меня, настойчиво кладëт свою руку на мой затылок, притягивает к себе и прижимается своими губами к моим. Я снова позволяю ему делать то, что он хочет. Тайлер может делать всё. Кровь сочится из моих губ, и его язык пробует её на вкус. Он кусает мои губы. Или нет. Я ничего не чувствую, кроме вкуса крови. Никто вокруг нас ничего не говорит, никого это не волнует. Это часть шоу. Это победный ход Тайлера. И никто никогда не подвергает сомнению его выбор. Он отстраняется и смеётся. Его лицо испачкано моей кровью. Если он выглядит так только после поцелуя со мной, думаю, я в ужасном состоянии. Он приближается. Вынуждает меня обвить его плечи рукой, чтобы я мог держаться на ногах. ТЕПЕРЬ это конец боя. Это был последний бой за эту ночь для меня и Тайлера, мы идем к лестнице, толпа мартышек-астронавтов и простых людей чествует нас, как героев. Под «мы идем» я имею в виду, что Тайлер идёт, а я позволяю себе быть ведомым, повиснув на нём мёртвым грузом, тащась с ним туда, куда он хочет меня отвести. Тайлер — тот, кому я меньше всего доверяю. Тайлер — тот, кому я больше всего доверяю. Он может отвести меня на край света, и я позволю ему, не издавая при этом ни звука. Я буду следовать за ним куда угодно, как глупая псина. Это то, что Тайлер делает с людьми. Ты не можешь отказать ему. Ты не можешь подвергнуть его слова сомнению. Ты не можешь ни о чëм его спросить. Когда ты с Тайлером, ты не хочешь делать что-либо из этого. Когда ты с Тайлером, ты — ничто. Ты — абсолютно всё. Свет уличного фонаря снаружи клуба ослепляет меня. Я всё ещё вешу на Тайлере, как какая-то тощая пьяная девчонка. Я не надел мою рубашку и обувь. Синяки цветут по всему моему телу. Тайлер зажигает сигарету, придерживает меня одной рукой, затягивается, позволяя дыму наполнить его лёгкие, и выдыхает его. Он довольно улыбается. Смотрит на меня. Я знаю, что выгляжу жалким. Я весь в крови, и местами плоть опухла, я почти не могу видеть. Но Тайлер продолжает смотреть. Его взгляд прожигает меня. Это больно. Когда Тайлер смотрит на тебя, это ощущается так, словно ты — каждая частица этого мира. Я — желание Джека быть значимым. — Ты ужасно выглядишь. Я не отвечаю. Он продолжает курить и тащить меня к тротуару. Мы садимся. Я бы хотел встать, но вес моего тела кажется неподъёмным. Если я вырвусь из хватки Тайлера, всё будет кончено. Если бы мне суждено было умереть, я бы сделал это в объятиях Тайлера. — Слышишь меня? Я медленно киваю. Моя голова раскалывается. — Отлично. Тогда слушай, — он убирает руки с моего торса, заставляя моё и так шаткое чувство равновесия пошатнуться. Я держусь за его плечи с ещё большей силой. Тайлера это не беспокоит. Я полностью принадлежу ему, мои кости ужасно болят. Я заранее знаю, что он собирается сказать. Я знаю это, потому что он знает. — Это был хороший бой. Своё внимание фокусирует на сигарете. Затем на мне. Он кладёт руку мне на голову и ерошит мои волосы как ребёнку. — Опирайся. Я делаю это. Моя голова опускается ему на плечо. Он делает последнюю затяжку и тушит сигарету о бордюр. Я бы не удивился, если бы он затушил её о меня, оставив на моём плече сигаретный ожог. — Я не буду некоторое время появляться в клубе, тебе нужно позаботиться обо всём остальном, понял? Я ничего не говорю. — Мне нужно, чтобы ты ответил. Ты меня понял? Тон его голоса ни капли не меняется, но я знаю, что это один из тех приказов, которые я не могу не выполнить. Я с трудом выдавливаю «я понял» и сразу же начинаю кашлять. Ещё больше крови выходит из моего рта. — Сплюнь. Ещё один приказ. Я делаю, как сказано. Приподнимаю голову и плюю на тротуар ближе к окурку. Смесь крови и пепла. Это отвратительная картина. Это я и Тайлер. Когда мы добираемся до дома, я не такой уставший. Думаю, я уснул в машине. Может и нет. Тайлер входит на кухню, и я оседаю на грязный стул. Я закрываю глаза. Я открываю их. Я слышу голос Тайлера, но я не понимаю ни слова, что он произносит. — Что? — бледно спрашиваю. Он выходит из-за двери и повторяет: «Я спросил, ты продолжишь истекать кровью или примешь ванну?» Я не знаю, каким должен быть мой ответ. Тайлер всегда был странным. Наше взаимодействие всегда было неопределённым. Мы друзья? Коллеги? Знакомые? Был ли я его питомцем? Мусором? Любил ли он меня? Иногда казалось, что так. Большую часть времени это, казалось, не имело значения. Мы жили вместе, мы ели вместе, мы работали вместе. Часто пока один из нас принимал ванну, другой сидел, наблюдал за ним и говорил о бое или о подобных вещах. Ни одного из нас не беспокоило обоюдное присутствие друг друга. Тайлер всегда говорил: «У тебя нет ничего из того, что я бы не видел раньше» и прочее. Я думаю, я видел его голым чаще, чем он меня. Поэтому я знал, что как только я поднимусь со стула, он последует за мною в ванную. Я — смущённое удовольствие Джека. Я, шатаясь, поднимаюсь по лестнице. Если бы я начал падать, Тайлер оказался бы сзади и подхватил бы меня. Он бы сделал это, потому что я бы сделал. Я добираюсь до ванны и снимаю штаны, пока Тайлер включает воду. Я наблюдаю. Когда начинает идти чистая вода, он затыкает ванну, поворачивается к унитазу и начинает справлять нужду. Я отворачиваюсь и умываю лицо в раковине, снимаю оставшуюся на мне одежду. Двое мужчин с обнажёнными членами в заброшенном доме. Два призрака. Тайлер и я не существуем внутри этого дома, потому что никто не знает, что мы здесь. Когда я с Тайлером, я — ничто. Я забираюсь в ванну. Тайлер садится на кафель и смотрит на меня. Некоторое время мы не говорим. Я чувствую его взгляд везде. Этот взгляд щекочет моё тело. Но он не смущает меня. Если бы это был кто-нибудь другой, я бы встал и с криками выставил его за дверь. С Тайлер всë другое. Тайлер знает всё обо мне, и я — почти ничего о нём. Тайлер смотрит на меня, и я позволяю ему сделать это. Каждый раз. В любой момент. Когда Тайлер смотрит на тебя, это ощущается так, словно ты — каждая частица этого мира. Когда ты с Тайлером, ты не существуешь, и ты — всё, что существует. Он встаёт. Подходит. Подает мне мыло. Я беру его и задерживаю свою руку на его на несколько секунд дольше, чем обычно. Я не знаю почему. Когда я с Тайлером, я не всегда знаю, почему я делаю все эти вещи. Я просто делаю это. Это то, что он хочет. Я знаю это, потому что он знает. Тайлер садится ближе к ванне и снова оглядывает меня. Смотрит на все раны и синяки, что он оставил на мне. Я бы хотел сказать, что я ранил его так же, но мы оба знаем, что это ложь. Ему нравится видеть меня истекающим кровью, и я позволяю ему доводить моё тело до такого состояния. Я — извращённое чувство подчинения Джека. Я встаю и намыливаю себя. Моё обнажённое бледное тело так близко к ухмылке Тайлера. Он наблюдает за мной, и я продолжаю делать то, что должен. Мыло щиплет мои кровоточащие раны, но, по крайней мере, теперь я больше похож на мужчину, а не на дерьмо. Тайлер фокусирует свой взгляд на определённой части моего тела. Мне не нужно даже смотреть на него, чтобы понять, куда он пялится. Он делает то, что ещё никогда не делал, но я не испытываю и капли удивления. Он растëгивает свои штаны, достаëт на половину эрегированный член и ведёт рукой по всей длине. Я позволяю ему делать это. Тайлер может делать всё. Мой член всё ещё у него на виду, и как бы я ни старался избежать этого, я не могу не наблюдать за действиями Тайлера. Я знаю, что тоже возбуждён. Это очевидно. У меня часто встаёт во время драки с Тайлером, и он знает это каждый чëртов раз. Я даже не пытаюсь скрыть это. Я продолжаю мыться, пока Тайлер мастурбирует и говорит: — Я бью тебя, и ты возбуждаешься. Я смотрю на тебя, и ты возбуждаешься. Сейчас я стою перед тобой с членом в руке, и ты возбуждаешься, — говорит он. Его рука продолжает двигаться вверх и вниз, и я все ещё наблюдаю за ним. Я видел его обнажённым много раз, и каждый раз я думал, каким одарённым он был, каждый раз я завидовал ему. — Скажи, ты думаешь, это что-нибудь значит? Я пожимаю плечами. Я заканчиваю мыться и хочу сесть, но Тайлер останавливает меня. — Я ещё не закончил. Стой, пока я не скажу тебе сесть. И я подчиняюсь. Мой вставший член в опасной близости к лицу Тайлера, он переводит взгляд с него на моë лицо. Его рука двигается с устойчивым темпом, и я знаю, что он близок к разрядке. Грязные звуки раздаются эхом в комнате. Он издаёт стон, больше похожий на рык, и кончает себе в руку и на кафельный пол. Он встаёт, его член всё ещё в моём поле зрения. Прижимает ладонь к моему рту. — Слижи, — приказывает он. И я лижу. Солёной вкус спермы смешивается с железистым привкусом крови. Я сглатываю. Он заправляет член в штаны и садится рядом с ванной. — Могу я сесть? — спрашиваю я. — Нет, — отвечает Тайлер. Его лицо всё ещё близко к моему неловкому стояку. Он открывает свой рот. Я наблюдаю за тем, как он предвигается всё ближе и ближе, чтобы сделать то, что я представлял. Высовывает свой язык и лижет головку моего члена. Мой первый инстинкт — свести ноги и простонать, но я не делаю это. Он продолжает лизать, и моё дыхание всё больше сбивается. Тайлер вбирает член полностью в свой рот. Это совсем новое ощущение. У меня не было секса долгое время, и я даже не помню каково это, когда кто-то сосёт твой член. Всё, что делает Тайлер, другое. Самые обычные и естественные жесты приобретают совершенно другой оттенок, когда их делает он. То, как он ходит, говорит, ест, курит. Вещи, которые делают миллиарды других людей. Когда их делает он, это всё равно, что видеть их впервые. И даже в этот момент это что-то другое. Я наблюдаю сверху за тем, как мой член исчезает в его горле, и думаю, я никогда не видел или испытывал что-то похожее. Это не выглядит интимно. Это не выглядит порнографично. Это Тайлер, сосущий мой член в пугающе быстром темпе. Это Тайлер, сжимающий мои бёдра и впивающийся своими ногтями в мою плоть. Это Тайлер, заставляющий кончить меня в его рот и сглатывающий мою сперму. Он отодвигается. Он облизывает свои губы. — Можешь сесть. Я слушаюсь его. Теперь мы смотрим друг другу в глаза, лицом к лицу. Он предвигается и во второй раз за день прижимается губами к моим. Я отвечаю на поцелуй. Мне нечего терять. Нет такой части меня, которую Тайлер бы не знал. Я чувствую свой вкус на его губах. Когда он уходит, я вижу, что выражение его лица ничем не отличается от обычного. Это просто Тайлер. Тайлер, выключающий воду в ванне, позволяя ей медленно стечь. Тайлер, зажигающий сигарету и предлагающий её мне. Тайлер, смотрящий на меня и, посмеиваясь, направляющийся в свою спальню. Я выхожу из ванны, вытираюсь полотенцем, одеваюсь и иду в кровать. — Спокойной ночи, чемпион, — кричит он из соседней комнаты. — Ночи, — отвечаю я. Когда я с Тайлером, ничего из происходящего не имеет объяснения или смысла. Когда я в этом доме, я не существую. Ничего из произошедшего на самом деле не произошло, если посмотреть на это с улицы. В этом доме то, что только что произошло, было просто тем, что Тайлер хотел сделать и что я позволил ему сделать. Как и всегда. Я — осведомлённость Джека. Тайлер может делать всё.