Васильковые глаза

      Дания видел много цветов. Раньше он на них в целом не обращал внимания, но заметив, как некоторые люди (да и страны) могли часами сидеть и наблюдать за цветением, а кто-то сутками ухаживать за ними, пропалывая землю и вырывая сорняки, он тоже стал разглядывать все цветы, что попадались ему на глаза. Так, например, он узнал, что его территория усеяна красными клеверами. Может оттого удача и сопутствует ему. Но цветы ведь есть не только в Дании. Тогда-то Хенрик решил, что хочет объехать весь мир, лишь бы посмотреть и на другие цветы, что таит этот мир.       Россия пестрила ромашками, а на юге ещё и подсолнухами. Иван, обрадовавшись визиту Дании саморучно нарвал цветов и сделал венок для северянина. Правда, помимо ромашек в нём были и другие цветы, также как одуванчики, маки и незабудки.       В Китае Хенрик повидал обилие нарциссов. Их было так много и большинство разного яркого окраса. Яо даже удосужился рассказать легенду об этом замечательном цветке, что является символом благодарности.       В Англии Дания нашёл розы. Не то, чтобы их не было и в других странах, но здесь их было обилие. Признаться, Дания считал, что роза — национальный цветок Франции, что вызвало недоумение Артура (повезло, что Англия не имел при себе букет роз, иначе бы Дания отхватил и стал походить чуть более на тигра). Каждый цвет столь хрупкого, но не безоружного цветка, означал что-то своё. Артур рассказывал, как можно признаться в симпатии, любви, верности. Или наоборот, как дать понять человеку, что вовсе безразличен к нему.       Франция, уже заранее прознав, что средь стран бродит Дания в поисках удивительных цветов (хотя, он просто смотрит и любуется ими) тут же протянул букет лилий. Хенрик едва голову не потерял от столь сладкого запаха. Цветы милосердия, как их назвал Франциск, были разнообразны. Их большие бутоны так и манили к себе, заставляя прикоснуться к нежным лепесткам.       В Нидерландах и Турции Хансену предоставили тюльпаны. Незатейливые цветы имели своё значение в этих странах. Цветок весны раньше ценился на вес золота. А сейчас — радует глаз.       В Италии ценились маргаритки с цикломенами. Первые Хенрик спутал с астрами, что видел ранее по дороге сюда. Цикламен же был схож с короной, а Италия лишь подтвердил это, рассказывая, что ранее именно этот цветок был основой для корон великих господ.       Таинственный лотос Египта, статные, но не безвредные орхидеи Сингапура, пышные хризантемы Японии. Все цветы были прекрасны, имели свой вид, окрас, запах и даже значение. Но ни один национальный цветок прочих стран не приглянулся сердцу Дании так, как это сделали достаточно простые цветы. Васильки.       Хенрик видел эти цветы и раньше: в Белоруссии, России, Эстонии, — но все они меркли в сравнении с васильками Германии. — Нежный и невероятный цветок, который растёт на полях, — говорил Людвиг, вертя стебель между своих пальцев, разглядывая каждый лепесток с такой любовью, будто этот простенький цветочек — его детище, единственное и неповторимое на всём белом свете, — его ещё называли цветком императора.       Германия поднял глаза на Данию. Тот замер. Глаза Людвига так сияли, будто в них заточили чистое небо. Хенрик едва мог дышать или произнести хоть что либо. От внимательных глаз Германии это не скрылось, отчего он, осторожно убрав неаккуратную порядку русых волос, бережно вставил стебель цветка за ухо. — У тебя, кстати, васильковые глаза, — тихо проговорил Германия, смутившись. Щеки побагровели и у северянина, что всё никак не мог оторваться от небесных очей Людвига, совсем забыв о цветке, что сейчас красовался на самом Хенрике. — У тебя тоже.

***

      Высушив василёк, Дания аккуратно положил его в пустой блокнот, закрепив ножку цветным скотчем. Из всего путешествия по миру цветов Хенрик забрал с собой единственный цветок голубого цвета.       На страничке рядом Дания стал чиркать простым карандашом, подперев голову второй рукой. Он всё думал, отчего же из всего разнообразия цветов, даже более изящных и величественных, он выбрал такой простой, но не менее красивый. И чем ему не угодили другие васильки, что были до того, который сейчас покоился в блокноте. Ему понравился немецкий василёк. Ему понравился Германия. — «У тебя, кстати, васильковые глаза», — пробубнил себе под нос Дания слова, сказанные Людвигом и вновь начал нелепо улыбаться. Щеки раскраснелись, отчего, отложив ненадолго карандаш в сторону, Хенрик растер их руками. Он никогда не задумывался, какой у него цвет глаз. Голубой и голубой, мало людей и стран с таким цветом глаз что ли? Да нет. Но стоило тогда Людвигу сказать, что они васильковые, Хансен не переставал об этом думать. Вернувшись к рисованию, он только сейчас заметил, что чиркал кривые очертания Германии, — кажется я влип. Да я не против.       Когда через полдня к нему пришли с букетом васильков и маленькой запиской, Дания удивился. Когда в записке было предложение встретиться, он удивился сильнее. Но стоило глазам пробежаться по имени адресанта, как приятное удивление взлетело до небес. До таких же голубых небес, которые он видел несколько дней назад в глазах напротив.       Дания определённо влип, но не он один. И это ему нравилось.

***

      Хенрик мчался на всех парах. Опаздывать было нельзя, особенно к такому пунктуальному и правильному Людвигу. Нужно произвести хорошее впечатление. Добежав до места назначения, Дания едва не врезался в Германию, что рассматривал информационный стенд. Отскочив от такой близости, северянин стал извиняться, то и дело трогая свои растрепанные волосы. — Здравствуй, Хенрик. — Здравствуй, Людвиг.       Молчание. Оно так неприятно давило. Пока Дания водил носком обуви по асфальту, рассматривая местные виды, Германия отвернулся в сторону, поджимая губы. Явно что-то хотел сказать, но то ли забыл, то ли не решался. Скорее всего второе. Заметив это, Хансен лишь дружелюбно улыбнулся во всю ширь. Это успокоило обоих. — Тебе понравился букет? Я старался найти самые красивые. — Да, конечно. Цветы замечательные, как и тот василёк, что ты подарил мне самым первым.       Вновь неловкая пауза. Коммуникация у Германии порой ни к чёрту. Хотя, на собраниях стран именно Людвиг мог взять контроль над ситуацией. Уж больно тот любит дисциплину, порядок и тишину. Но сейчас инициативу решил взять Дания. — Слышал, немецкое пиво одно из лучших в мире, даже лучше чешского. А с сосисками… м-м-м, — промычал, будто от удовольствия, Хенрик, хотя ни раз не пробовал национальные блюда. — Пф, что Чехия вообще может знать о хорошем пиве, — прыснул Германия, скрестив руки на груди. Эта борьба за звание «лучший пивовар» с Чехией, кажется, не закончится никогда. В любом случае сейчас было не до этого, — идём, покажу тебе одно замечательное место с не менее замечательным пивом и сосисками.       Много времени это не заняло. Место и впрямь было чудесным. Стоило золотому нектару, дарованному свыше, разлиться по бокалам, как мужчины, не став долго церемониться, решили выпить за встречу, чокнувшись. Беседа тут же оживилась и пропахла хмелем и жаренным мясом. Вскоре заиграла музыка, запели музыканты. Германия с Данией даже начали подпевать, вскидывая руки с бокалами ввысь, отчего оно порой проливалось. Ещё через пару кружек их щёки были красными, глаза блестели, а сами они сидели бок о бок, перекинув через плечо товарища руку, медленно покачиваясь. Вскоре, Германия наклонился к самому уху Дании, опалив своим дыханием, заставив и без того багровые уши порозоветь сильнее. — Ты сильно пьян? — Тихонько спросил Людвиг, тут же слегка отодвигаясь, чтобы заглянуть в глаза гостю. Удивлённо похлопав ресницами, Хенрик покачал головой в знак отказа. Ему было просто весело, но он был не настолько хмельным, чтобы не контролировать своё тело, — тогда идём со мной, я покажу тебе кое-что ещё, пока солнце не до конца село.       И Дания повиновался ему, позволил взять свою руку и тащить его. Он покорно шёл, будто верный пёс, который всецело доверял своему хозяину. Хенрик даже не думал о том, чтобы нарушить это молчание, а хотелось спросить, куда же его ведут.       Через несколько минут, мужчины оказались на поле. Под последними лучами заката красовались васильки. Дания ахнул, затаив дыхание, на что Германия лишь кратко, но, как мог, нежно улыбнулся. Усевшись на траву, Людвиг, похлопывая место рядом с собой, предложил вместе посмотреть на красоту этого момента. Хенрик принял и это приглашение.       Розовый закат, зелёная, качающаяся от легкого ветерка трава, средь который спрятались простые, но очень милые цветы. Цветы, без которых всего бы этого не было. Дания, позволивший себе вольность, положил голову на плечо Германии. Что для двух стран один закат спустя сотни и тысячи таких же? По сути, ничего, сущий пустяк, мелочь, на которую не стоит обращать особого внимания. Но это мгновение было одно из тысячи. Самое яркое, самое лучшее, самое насыщенное. Самое любимое. Любимое с первого взгляда. — Мне нравятся твои васильковые глаза, — проговорил Дания, чуть запрокинув голову, всё также лежавшую на плече, чтобы поймать взгляд собеседника. И поймал наверное самый нежный взгляд, который он когда-либо встречал. — А мне — твои.