Сильнее ненависти

— Так я могу поздравить вас с успешным окончанием семестра? Старый дурак. Его сыновья приехали в родовое поместье, чтобы провести здесь каникулы — значит, учебный семестр окончен, и его вопрос никчемен, но Дио не успевает прожевать кусочек ягнёнка и ответить. — Да, отец, — отзывается Джонатан и внимательно следит, чтобы его нож вошел в мясо под верным углом. Он всё ещё боится, что его застольные манеры навлекут на него отцовский гнев, но с некоторых пор Дио заботится о том, чтобы поводов для страха у Джонатана стало больше. — Дио лучше всех на курсе сдал философию! А преподаватели очень высоко оценивают его доклады по уголовному праву. — Именно, — добавляет Дио, ковыряясь в овощах на своей тарелке. — Доклады по преступлениям против личности, если точнее. Вилка Джонатана едва не звякнула о фарфоровое блюдо. Он сидит достаточно близко, чтобы Дио заметил дрожь в его руке. Когда сам совершаешь преступление, на их упоминания отзываешься крайне остро. — А как твои успехи в латыни, Дио? — Очень даже. Доводилось учить поэмы Вергилия наизусть. А вот Джоджо предпочитает греческий. В последнее время пытался читать «Пир». — Диалог Платона о природе любви? Это вам задавали к занятиям? Джонатан подносит ко рту салфетку и касается ей губ, чтобы выиграть немного времени на ответ... или он просто боится закапать жилет соусом. Его взгляд в смятении бегает между Дио и отцом. — Это полезно для понимания греческой культуры. Я хочу в составе студенческой группы отправиться на археологические раскопки в Грецию. Всё-таки это колыбель цивилизаций. — И прекрасных мифов, — вставляет Дио. Он делает глоток терпкого красного вина одновременно с лордом Джостаром, и оно приятно льется по горлу. У Джонатана же горло явно сжато: голос звучит напряженно, кадык подрагивает. — Чего только стоят мифы об Орфее и Эвридике, Нарциссе и Эхо. Ахилле и Патрокле. — Не соглашусь! — В знак протеста отец ставит на стол свой бокал вина. — Я всегда считал, что часть описанных в «Илиаде» событий происходили на самом деле. Значит, история Ахилла и Патрокла — не миф. — Такой дружбе можно только позавидовать. Братья по разуму и духу… — Дио с серьёзным видом кивает. — Прямо как мы с Джоджо. Стол едва заметно дергается. Кажется, Джонатан попытался задеть ногу Дио под столом, но не дотянулся. — Кстати об этом, — продолжает отец, — вам удалось вступить в какое-нибудь студенческое братство? — Да, нас пригласил товарищ по игре в рэгби, — выпаливает Джонатан, словно желая опередить Дио. — Точно, Алекс Бёртон! Славный малый. Джоджо говорил, во всей команде не найти никого более атлетичного, и он всегда с восхищением наблюдает, как Алекс проводит верхний захват, ну просто загляденье. Тема рэгби и студенческих братств увлекает отца не меньше, чем тема учёбы. Лорда Джостара легко отвлечь: все мысли только о достижениях и успехах. С одной стороны, это означает, что в его маленькой черепушке не остается места для подозрений. С другой… жаль. Дио надеялся увидеть хоть проблеск сомнения в его взгляде. Зато испуг в глазах Джонатана бесценен. Разговор тянется до тех пор, пока они не съедают и тушеные овощи, и ягненка в мятном соусе, и пудинг. За окном закат сменяется наступающей темнотой. Лишь тогда лорд Джостар объявляет, что его сыновьям впору отдохнуть после утомительной дороги, и даёт слугам наказ не беспокоить их. Давно пора. Дио ненавидит праздные разговоры, но у Джостаров они другими не бывают, а когда он пытается подарить им радость словесной перепалки, они всё портят. Только Джонатан не такой узколобый дурак, как отец, и поэтому Дио решил обратить на него внимание. Его душа будто струны: ловит каждое слово, отзывается на любую остроту. В гостиной их оставляют в покое. Расчёт был на то, что они смогут расслабленно посидеть на диване у камина, почитать свежую газету и обсудить планы на завтра. Отец предложил им поехать в клуб и сыграть в крокет. Дио лениво берет с полки первую попавшуюся газету, чтобы чем-то себя занять, но расслаблением тут и не пахнет. Стоит им оказаться в гостиной, как Джонатан закрывает дверь в неё и раздражённо возится с замком. — О, Джоджо, ты так нетерпе… — Что это было, Дио? Джонатан стоит у двери весь раскрасневшийся: и от злобы, и от алкоголя. Его реакция не разочаровывает. Дио ясно дал понять, что может в любой момент сдать его с потрохами. Ещё бы его это не злило. — Не понимаю, о чем ты. — Ты это нарочно! — Джонатан гневно приближается к нему, повышает голос, а Дио кладет газету обратно на журнальный столик и думает, не услышат ли их за закрытыми дверями. — Все эти намеки… Чего ты добивался?! Хочешь, чтобы нас поймали? «Не нас. Тебя», — сказал бы Дио, но его слишком забавляет, что Джонатан не умеет читать между строк. — Ах, ты о том, что я сказал? Бога ради, Джоджо, я не знал, что тебя это так заденет! Вино развязало мне язык. У меня и мысли не было выставить тебя в невыгодном свете… Я обидел тебя, да? Он добавляет голосу нотку плаксивости, делает вид, будто это его тут обижают — потом тоже спишет на алкоголь. Джонатан двигается к нему вплотную, почти пыхтит в лицо. — Не в обиде дело! Дио, как ты можешь так легко ставить под удар то, что… Если он продолжит кричать, это действительно мигом поставит их под удар, а Дио хотел бы сделать всё тоньше. Он хватает Джонатана за ворот жилета, дергает на себя и целует, чтобы заткнуть. Раньше ему вообще не нравилось с ним целоваться: было как-то гадко, выходило неумело. Позже Дио пересмотрел свои взгляды. Гадко? Он полжизни провёл в гадости и подлости, постоянно пробивая себе путь наверх, ему не привыкать. Неумело? Дело поправимое, а Джоджо быстро учится. Только он никак не научится как следует бояться. Несколько лет назад Дио пытался подчинить его в открытую, но после поражения понял, что действовать надо изящнее. «Любовь» овладевает человеком сильнее ненависти — наверное, это ему доказала история с милой Эриной. Жаль, что она осталась в прошлом. Джонатан поначалу упрямствует, но потом нехотя раскрывает губы. Дио уводит его к дивану, мягко толкает на подушки и заставляет упасть, опереться на локти. — Ты меня перебил, — выдавливает Джонатан, недовольно вытирая рот ладонью. Взгляд у него затуманенный. Под конец ужина он выпил даже больше вина, чем Дио. — А ты раскричался. Вот это вправду могло нас выдать. Джонатан замолкает и рассеянно пялится то на лицо Дио, то на камин позади них, то на потолок. Похоже, от резкого падения на диван у него закружилась голова. Сколько же он выпил? Или сказывается не только вино, но и усталость после долгой дороги? — Признайся, Джоджо, ты просто хотел, чтобы мы поскорее остались одни, мм? Ведь из-за этого ты на самом деле расшумелся? — Неправда, — еле слышно бормочет Джонатан, но его возражения тут же сливаются с тихим стоном. Дио припадает к его шее, осыпает поцелуями и расстегивает на нем жилет. — Больше не говори такого при отце, Дио, пожалуйста… Влажные губы Джонатана жмутся к его щеке, но Дио ничего не обещает. Он мастер управления капризными пьяницами, его родной отец тому доказательство. Джонатана ничего не стоит отвлечь: Дио продолжает гладить его, задевать губами ключицу, жилы на шее, позволяет трогать в ответ себя. Только касания Джонатана быстро прекращаются, и его тяжелое тело обмякает под Дио. Когда он отстраняется, то видит, что Джонатан задремал. Лицо у него румяное от вина, счастливое и умиротворённое. Отвратительно. Холодной ладонью Дио касается его шеи, мягко сжимает пальцами. Он мог бы свернуть её прямо сейчас. Джонатан даже не представлял, кому доверился, точнее, никогда не хотел это признавать, всегда надеялся на лучшее. Раз любовь овладевает человеком сильнее ненависти, значит, она способна его менять. Так думают только святоши вроде него. Это до ужаса злит. — Чего развалился, как в хлеву? — раздраженно спрашивает Дио. — Нам завтра снова рано вставать и ехать в клуб к завтраку. Поднимайся. Честное слово, не собираюсь потом будить тебя и тащить твою тушу. Он почти готов легонько шлепнуть Джонатана по щекам, чтобы привести в чувство, но тот блаженно ластится к холодной руке Дио, пытаясь остудить лицо. Тогда Дио отдергивает руку. Победа снова не за ним, черт возьми. Он думал, что пошатнул спокойствие Джонатана, но в итоге это Джонатан довел его своим негодованием, и Дио принял всё на себя, успокоил его, охладил пыл. От этой мысли что-то противно колет в груди — он гневно вскакивает с дивана, отпирает дверь и выбегает из гостиной. Дио не обещал, что его выходка за ужином не повторится, но дал честное слово, что не станет будить Джоджо. Этому негодяю нужно набраться сил перед их реваншем.