Самый красивый закат

В городе душно. В городе толпы людей, шум от повозок, разговоры и крики торговцев. В городе раскинулась тонкая, почти призрачная паутина интриг и заговоров, угодить в которую легче, чем в драку в порту. В городе слишком много людей. И они все не те. В городе невыносимо. Валентин выезжает за его пределы, скачет так долго, что, кажется, нет ничего больше кроме него, коня и бесконечно далекой линии горизонта, упирающейся в чистое голубое небо. Солнце нещадно жжет, раскаляя темную сухую землю, заставляя ее пойти глубокими темными трещинами. Валентин прикрывает глаза, втягивая раскаленный воздух, и ведет языком по пересохшим губам – он плавится вместе с реальностью, изредка темнеющей перед глазами. Вокруг пахнет летом и тоской. Они скачут до тех пор, пока Валентин не начинает задыхаться. Сердце колотится где-то в горле, а перед глазами расплывается – возможно, причиной тому может стать бессонница, следующая за ним по пятам с тех пор, как пришло известие о Виконте Сэ. Вместе с его последним письмом. Валентин сжег его. Он помнит, как темнели, съёживались и полыхали страницы, и как сильно он хотел оказаться на их месте. Он, вся Придда, Рокэ Алва, трон, армия, Создатель. Чтобы абсолютно все обуяло пламя и выжгло дотла. И началось заново. Без него. Он спешивается с коня. Недолго думая, стягивает с себя колет и вдыхает полной грудью – ветер тут же лижет прохладными языками разгоряченную кожу, лезет под белую легкую рубаху. Валентин легко поводит плечами и, не давая себе передумать, стягивает с ног сапоги. Конь недоуменно смотрит на хозяина и легонько толкает того мордой в плечо. Валентин улыбается. И делает шаг. Под ногами бескрайнее поле маков. Красных, пылающих едва ли не ярче солнца, широко раскрытых и источающих одуряющий аромат. Чем дальше идет Валентин, тем гуще становится воздух, плотнее. Сладкий запах оседает на языке, забивается в легкие, дурманит голову. Он чувствует – ведет. Но продолжает идти, переставляет непослушные ноги, подставляет обжигающим лучам лицо, наконец никуда не скрываясь под широкими полями шляп и в тени высоких зданий, – и солнце наконец целует его в тонкий нос, наверняка оставляя рыжие темные крапинки на светлой коже. Арно любил их целовать. Рано утром, когда рассвет только пробивался сквозь почти всегда наглухо завешенные шторы, когда время тянулось как свежая смола на еловых ветках, когда Арно думал, что Валентин еще спит. Арно прикасался губами нежно, почти невесомо, обжигал дыханием плечи и сдувал лезущие в лицо кудри. Валентин хотел, чтобы и это сгорело в том пламени. Вспыхнуло, осыпалось пеплом и перестало его мучить. Говорят, что если заснуть в маковом поле, то приснится самый лучший сон. Говорят, что люди настолько не хотят просыпаться, что остаются там навсегда. Говорят, что маковое поле – это дверь в Закат. Это все сказки. Он слышал их в детстве, читал о них в книгах, а потом забыл. И не вспоминал бы, но заставило мучительное существование без сна, прерывающееся лишь короткой дремотой, выныривая из которой сердце заходилось в лихорадочном стуке, а руки тряслись так, что вместо букв из-под пера вылетали только раненые птицы – острокрылые и стремительные. Он должен был попробовать. Валентин опустился на траву. Казалось, весь мир состоял из этого бескрайнего поля, раскрашенного ярко-красными всполохами. Казалось, тонкие стебли оплетают его тело, а воздух вокруг дребезжит и плавится белыми всполохами. Валентин смотрел на небо. Глаза закрывались. Мерный гул, стрекот, тихий шепот ветра, скользящего так низко, что задевал своим брюхом острые концы тянущейся вверх молодой травы – все это медленно уплывало куда-то назад. Валентин не чувствовал времени, не чувствовал ничего – просто втягивал тяжелый яркий запах, вздох за вздохом, и плавился. Солнце катилось вниз, к линии горизонта, когда рядом зашелестела трава. А через несколько мгновений кто-то опустился рядом, закрывая собой уже сменившее жаркий гнев на нежную милость солнце. Валентин лениво повернул голову и приоткрыл глаза. Светлые, выгоревшие еще сильнее, волосы Арно стали короче. Но он сам, а это был точно он, остался прежним – теплым и родным. Он наверняка улыбался, Валентин не видел, но точно знал, широко-широко. Так, что возле глаз появлялись неглубокие морщинки, а сами они лукаво сверкали. На Валентина кроме него никто и никогда так не смотрел. Валентин поднял руку и коснулся его губ. Скользнул дальше пальцами по подбородку, линии челюсти и, наконец, положил руку на щеку. Арно, будто кот, притерся к ней ближе. Валентин часто заморгал, пытаясь убрать с глаз горькую пелену непрошенных слез. Огромный ноющий комок, поселившийся в груди, затянулся еще сильнее. – Даже не посмотришь? – тихо спросил Арно, переплетая их с Валентином пальцы и мимолетно целуя его в запястье. – А что там? – хрипло выдохнул Валентин, глядя только на него. Маки вокруг возмущенно зашумели, склоняясь под порывами теплого ветра и старательно привлекая к себе внимание. Но уже заранее проигрывая по всем фронтам. Валентин усмехнулся. Они все тут были проигравшими. Он потянул Арно на себя, заставляя улечься рядом, прижимаясь всем телом. Мир вокруг наконец начал гореть. – Закат, – ответил Арно. Валентин его ждал.