За столом переговоров

      Коннор нервно барабанил пальцами по столу, не в силах преодолеть подтачивающее его изнутри беспокойство. Он просидел на одном месте слишком много времени, и его больная нога давно затекла. За окном зашло солнце и в комнате быстро потемнело, отчего настроение у мальчика почти сразу же испортилось.       Он с самого начала думал, что вся эта их затея обречена на провал. Глупо было полагать, что такая гордая женщина как Дженнифер Скотт опустится до переговоров с ним. Может быть, если бы на его месте сейчас оказался кто-то более авторитетный, например, Бабатюнде или его жена Аманда, или хотя бы Эсеоса на худой конец… В общем, Коннор был искренне убежден в том, что его присутствие за столом переговоров все только усложняет. Да и как можно думать иначе, особенно после того, что произошло на острове!       — Эта ненормальная чуть не отрубила мне голову, — прошипел себе под нос Коннор, нервно оглядываясь через плечо. Он не хотел, чтобы его услышали, и особенно не хотел, чтобы его услышала она. — Как мы вообще можем быть родственниками, мы же совершенно не похожи. Я — нормальный человек!       «Ага, а я Папа Карло! — тут же поправил его внутренний голос, поразительно напоминавший тенор Эсеосы. — Ты — нормальный? Не смеши меня, напомнить тебе, как ты оказался на острове?».       — Да, признаю, обстоятельства были не совсем обычные, — согласился Коннор, затем принялся с новой силой колотить пальцами по крышке стола и нервно разминать затекшую ногу.       «Не совсем обычные, ты спятил?! — продолжил спорить с ним упрямый внутренний голос. — Ты не просто такой же чокнутый, как эта старая перечница, признай, ты намного, намного хуже, чем она! Ну и что, что старушке захотелось приключений на старости лет, в ее возрасте это со многими бывает».       — Ага, конечно, все мы разменяв шестой десяток решаем податься в пираты… — Коннор иронично скривил губы, совершенно не подозревая о том, как сильно сейчас похож на своего отца. — Подумаешь, обычное дело для чинной и благородной английской леди. Сорвалась бедняжка, пустяки!       «Прекрати паясничать, ты знаешь, о чем я! — прервал его внутренний голос, вставая в позу а-ля «мне не до шуток», совсем как Эсеоса. — Ведь вся соль в том, что это ты ее довел до такого состояния».       — А вот здесь я не согласен, — возразил мальчик, стараясь говорить тише. Ему по-прежнему казалось, что за ним кто-то наблюдает. Проклятая нога не давала спокойно сидеть на месте. — Она возненавидела меня с первого взгляда, и ты не станешь спорить со мной, потому что это правда! Эту ссору начал не я, а она. Она подзуживала меня, провоцировала, подталкивала к решительным действиям…       «Решительным действиям? То, что мы натворили на острове обыкновенное ребячество, ее же просто разыграли…».       — Вот именно, верно, — Коннор ухватился за эту мысль, как за спасательный круг. — Просто разыграли, это была ответная реакция на ее хамское отношение. Хамское и унизительное…       «Ой, вот только не строй из себя святошу! А на что ты надеялся? Что она обрадуется тому, что наследником ее благородной фамилии станет какой-то оборванный дикарь с другого края света? Даже ты не настолько наивен, правда же?»       — Не настолько… но даже я заслуживаю немного уважения! — чувство собственного достоинства, наконец, взыграло над трусостью, и Коннор заговорил едва ли не в полный голос. Наплевать, пусть все слышат, что он ведет беседы с самим собой, тогда его родственные связи уж точно не будут вызывать никаких сомнений. — Мне осточертели ее насмешки, грязные намеки и подколы, эта женщина просто невыносима! Неудивительно, что она так и не вышла замуж! Кто согласиться терпеть такую?       «Твой отец когда-то терпел».       — Не слишком успешно, видимо, — не удержался от шпильки Коннор, пусть даже в адрес самого себя. Эту привычку он перенял от Дженнифер, мальчик был в этом абсолютно уверен. Раньше он не замечал в себе тяги к самоиронии.       «Тем не менее, он бросился спасать ее спустя двадцать лет — долгий срок. Ты сам понимаешь, о чем это говорит».       — О чем? Что он ее любил? Не думаю, что мой отец способен на такие вещи, — пробормотал Коннор, с трудом пытаясь замаскировать дрожь в своем голосе под циничную браваду. Хотя, собственно, для кого он старается?       «Ты не знаешь его, — возразил внутренний голос, от которого естественно не укрылись его отчаянные попытки овладеть собой. Они оба прекрасно осознавали, как трудно ему держать себя в руках, когда речь заходит об отце. — Ты не знаешь о нем ничего, кроме того, что рассказывали тебе другие люди, а все они были слишком предвзяты, для того, чтобы говорить чистую правду».       — Я верю Ахиллесу, — возразил Коннор. На этот раз в его голосе не было никаких сомнений.       «Это не вопрос веры, ты же знаешь. Это вопрос выбора».       — Он выбрал свою сторону, а я свою. Ничего другого мне знать не надо. Все эти сантименты… поиски правды… Какое мне дело до того, каким человеком был мой отец, если его придется убить. В нашем случае формула «меньше знаешь, крепче спишь» верна как никогда.       «Головой ты это осознаешь, но понимаешь ли сердцем? Сможешь сказать себе нет, когда возникнет желание прикоснуться к тем, чьего общества ты был лишен? Когда вопросы о том, кто ты такой заведут тебя в тупик и не останется другого выхода, кроме как просить помощи у семьи… тех немногих, что еще остались. К ним, кстати говоря, относится и Дженнифер!».       — Я знаю… — устало прошептал Коннор. Его пальцы, наконец, прекратили выбивать барабанную дробь на столе и принялись медленно массировать сустав на ноге, боль в которой становилась невыносимой. — Я знаю, что она его сестра, но пойми ты в конце концов, что она меня ненавидит! Я пытался быть вежливым с ней, пытался быть милым, хотел ей понравиться, но все без толку. Не знаю, такое ощущение, что ей противно само мое лицо…       — А кто тебе сказал, что это не так? — произнес чей-то приглушенный голос за спиной мальчика. Коннор так резко развернулся на стуле, что его шея громко хрустнула, и горящий воинственным огнем взгляд, не произвел на незваного гостя должного впечатления. Вместо ужаса на лице Дженнифер Скотт отразилась неизменная презрительная улыбка, выскакивавшая как чертик из табакерки всякий раз, стоило племяннику появиться на горизонте.       — Явились все-таки? — спросил Коннор, стараясь пропитать свои слова таким количеством яда, чтобы даже эта змея смогла ощутить его горький вкус. — Почему так долго? Условились же на закате?       — У нас с тобой разные понятия о времени, мальчик, — процедила женщина, присаживаясь за стол напротив Коннора. Давно заученным манерным жестом она положила руки на колени и вскинула горящий непримиримым огнем взгляд на своего племянника.       — Итак?       — Что вы хотели обсудить? — начала мисс Скотт, не спуская уничтожающего взгляда с его лица. — Условия капитуляции, я полагаю?       — Не дождётесь! — выпалил Коннор, едва удержавшись от того, чтобы не вскочить из-за стола. Он понимал, что его резкий тон это скорее ребячество, а вовсе не проявление силы или твердых убеждений, но не мог ничего с собой поделать. Как только эти змеиные глаза впились в лицо, ему снова стало не по себе.       — Что за манеры, молодой человек? Вы повышаете голос на даму, более того, на парламентера! Это понимать как агрессивные действия в отношении моей фракции? — вежливо поинтересовалась мисс Скотт. Ни один мускул не дрогнул у нее на лице, когда Коннор демонстративно хлопнул по столу мечом, еще мгновение назад прочно закрепленном у него на поясе.       — Понимайте, как хотите, миледи, мне до чертиков какие поганые мысли роются в вашей голове! — парировал Коннор, сжимая и разжимая пальцы на деревянной рукоятке. Барабанить по столу он больше не мог, это слишком явное проявление неуверенности, если не страха, а потому в качестве громоотвода выбрал рукоятку кортика. С оружием в руках мальчик чувствовал себя гораздо спокойнее, хоть и понимал, что со стороны, должно быть, выглядит, как неуравновешенный мужлан.       — Парламентерам ничто не угрожает в моем присутствии, но вот за своих товарищей я не ручаюсь, — процедил Коннор, с трудом удерживая тон голоса на грани холодной вежливости. — После выходки вашей, как вы изволили выразиться фракции, пострадали несколько человек…       — Да, мы осведомлены о ваших потерях, — прервала его Дженнифер, по-королевски элегантным движением руки. — Если их можно так назвать, разумеется! Какие-то жалкие царапины, в то время как мои люди были серьезно ранены и им требуется медицинская помощь.       — Ваши люди? Банда Бродяги Лукаса, к которой вы примкнули ради того, чтобы поразмять свои старые кости, мисс Кенуэй? — поинтересовался Коннор, не скрывая язвительной ухмылки. Зрелище того, как напряглось ее лицо при упоминании ненавистной фамилии грело его душу лучше самого горячего кофе. — Я что-то не так сказал, мадам? Вы, кажется, позеленели, как старая жаба?       — Ах ты, недоносок… — прошипела мисс Скотт, сквозь стиснутые зубы. Белые, кукольные руки, мирно покоящиеся на ее коленях до недавнего времени, сжались в кулаки, но на лице вырисовывалась неестественная, натянутая улыбка. — Придет время… Дай срок, и я тебе кишки наружу выпущу, маленький ублюдок!       — Это мы посмотрим, старая коза, — улыбнулся ей в ответ Коннор, обнажив меч. Лязг стали как будто привел женщину в чувство. Улыбка соскользнула с ее лица, словно тонкий шелк с гладкого камня, но ее место тут же занял оскал, которого не постыдился бы и горный лев. Мальчик почувствовал, как его лоб покрылся испариной холодного пота, но ухмыляться не перестал.       — Что ж, раз ты настроен так воинственно, дорогой племянник, — начала мисс Скотт манерно расправляя несуществующие складки на брюках, — полагаю, нам не о чем больше разговаривать. Если парламентеры дошли до взаимных оскорблений, по крайней мере, ясно, что дружбы не будет.       — Это было ясно всем, кроме меня, как только вы впервые шагнули на этот остров, Дженнифер, — согласился Коннор, не спуская с женщины настороженного взгляда. Эфес меча находился на уровне его локтя, в положении «к бою». — Лишь я один, по своей наивности верил, надеялся… что вы сможете меня принять. Да что там, хотя бы выносить мое присутствие. Но вы сразу поставили меня в положение грязи под вашими ногтями, а меня, и как видите многих других, это не устраивает.       Следовательно, наш конфликт был неизбежен. И все-таки я не ожидал, что в пику мне вы свяжетесь с бандой пиратов и совершите жалкую попытку переворота, чтобы сместить отца моего близкого друга с поста признанного губернатора этого города!       Коннор не заметил, как поднялся с места и перешел на крик. Он осознал, что совершил глупость, только когда презрительная улыбка вновь скривила лицо Дженнифер и превратила его в уродливую пародию на самое себя.       «А ведь когда-то, она, наверное, была прекрасна» — подумал мальчик, невольно ужасаясь холодной ненависти, исказившей эти красивые черты.       — Что же с вами случилось, Дженнифер? — пробормотал Коннор, скорее для самого себя, чем для нее. Ему показалось или она действительно вздрогнула. Нет, видимо, показалось. — Что с вами сделала жизнь…       — Что ты знаешь о том, какой жестокой может быть жизнь, мальчик? — спросила мисс Скотт, после минутного молчания, когда Коннор устало опустился обратно на стул и спрятал лицо в ладони. — Ты совсем еще дитя и ни черта не знаешь о жизни…       — Не знаю, конечно, — согласился Коннор, поднимая глаза на внезапно разговорившуюся женщину. Какой же старухой она кажется сейчас, при свете догорающих свечей? Неужели время действительно так уродует людей? Или это не оно постаралось, и все эти морщины оставлены рукой палача, или может рукой другого мужчины? Он никогда не узнает ответа на свои вопросы. Она не расскажет. А жаль, ведь они о многом могли бы поговорить, если и не о ее прошлой жизни, то хотя бы о…       — Я знаю чего ты хочешь, мальчик, — кивнула Дженнифер, словно в ответ на его невысказанные мысли. — Или, по крайней мере, догадываюсь об этом. В конце концов, я прожила долгую жизнь и такую простую вещь, как любопытство еще способна различить на человеческом лице. Пусть даже таком как твое…       — Что не так с моим лицом? — снова напрягся Коннор, приготовившись к очередному уколу, нацеленному как можно ближе к сердцу.       — Все, — ответила мисс Скотт и глубоко вздохнула, словно решившись на что-то. Ее судорожно сжатые ладони расслабились и снова удобно расположились на коленях, идеально прямая спина и безукоризненная вежливость во взгляде дополняли образ истинной английской леди, которым она покрывала себя всякий раз, когда считала, что исполняет свой долг.       — Хорошо, что ты хочешь услышать? — начала она, наконец, собравшись с мыслями.       Коннор затаив дыхание следил за ее медленно вздымающейся грудью, плотно затянутой в корсет из китового уса. Такой же дорогой и роскошный, как и весь ее гардероб. Эта женщина была настоящим педантом, точно такая же, как и ее брат. Но Коннор, разумеется, об этом еще не знал. Пока не знал. Однако, теперь перед ним забрезжил луч надежды. Он может узнать правду, задать вопросы, которые не дают ему покоя, и получить ответы, которые не дадут ему спать по ночам следующие десять лет. Да, он готов пойти на это, готов пойти на все, только бы ему рассказали правду…       — Кем был мой отец? — выпалил Коннор, вперив голодный взгляд прямо в глаза мисс Скотт. Он не боялся того, что своей горячностью может ее смутить. Напротив, если он достаточно хорошо разобрался в Дженнифер, вся эта ситуация ее порядком забавляет. Что ж, сыграем в эту игру!       — Отчего же так категорично, дорогой племянник? Твой отец не только был, но и по-прежнему в добром здравии, уверяю тебя, — не удержалась от язвительного замечания мисс Скотт, и презрительная улыбка снова скрыла ее мысли от внимательного взгляда собеседника.       — Вы знаете, о чем я, — уверенно произнес Коннор, ловивший каждое ее слово.       — Разумеется, знаю, я же не идиотка, — вдруг резко оборвала его Дженнифер, но уже через мгновение опять взяла себя в руки. — Извини, но когда ты начинаешь строить из себя опытного переговорщика меня обуревает ярость! Не надо казаться большим, чем ты есть, Коннор, это качества лицемера, а ты мне лицемером не показался.       — И кто же я, по-вашему? — спросил мальчик, не отрывая зачарованного взгляда от ее морщинистого, обрамленного седыми, вьющимися волосами лица.       — Мне казалось, ты хочешь поговорить об отце? — ответила вопросом на вопрос Дженнифер, не давая ему передохнуть. Перепады в ее настроении обещали стать для Коннора настоящим испытанием. Но ничего, если он действительно хочет докопаться до правды, он пройдет через это испытание, даже если ему придется станцевать у нее на голове.       — Почему бы не поговорить о нас обоих, — ответил он, не прерывая чарующего зрительного контакта. Дженнифер снова улыбнулась, но на этот раз что-то в ее лице изменилось. Оно стало мягче? Нет, опять показалось.       — Что ты хочешь услышать? — повторила она свой вопрос. Терпеливо, но с чувством, словно хотела сказать «пошевеливайся, а не то у меня может пропасть настроение болтать с тобой, сопляк, и тогда ты ничего не узнаешь». Коннор не заставил просить себя еще раз.       — Почему ваш брат стал тамплиером? — спросил Коннор, в глубине души надеясь, что и этот вопрос останется без ответа. Однако, на этот раз, похоже, формулировка и содержание оказались удовлетворительными, и мисс Скотт соизволила дать ответ.       — Потому что он верит в идеалы Ордена, я полагаю, — произнесла она и тут же умолкла, словно вызывая Коннора на конфликт. Он не поддался и стал обдумывать следующий ход. Через минуту с небольшим, мальчик решился задать новый вопрос.       — Вы ненавидите меня, потому что я напоминаю вам вашего брата?       — Нет, — в ту же секунду он получил четкий ответ.       — Тогда почему?       — Нет, — снова тот же ответ и неподвижно сложенные на коленях руки.       — Что нет? — начал раздражаться Коннор. Если для Дженнифер это забава, то для него нет! Он не позволит ей и дальше играть своими чувствами, пусть либо говорит прямо, либо вовсе не раскрывает рта.       — Не ненавижу я тебя, идиот! — внезапно выпалила женщина, до боли напомнив мальчику его собственную мать. На мгновение Коннор потерял дар речи от удивления и беспомощно открывал и закрывал рот, пока, наконец, не сумел взять себя в руки.       — Тогда почему… все это?       — Потому что ты причиняешь мне боль, — ответила она и, впервые с момента их знакомства, опустила глаза первой. — Само твое существование причиняет боль мне!       — Потому что я… урод, — выдавил из себя Коннор, усилием воли подавляя рвущийся наружу стон боли, обиды и отчаяния. — Индейский выродок, поэтому я…       — Нет, конечно, — отмахнулась от него Дженнифер, и посмотрела на племянника так, словно впервые увидела его. — Неужели ты настолько себя ненавидишь…?       — Не надо об этом, — остановил ее Коннор, до хруста сжимая зубы. — Не сейчас… Если дело не во мне, не в моем индейском происхождении, тогда в чем же?       — Я уже сказала, в самом твоем существовании, в том, что ты есть на свете уже величайшее для меня оскорбление! — сказала Дженнифер и снова опустила глаза. Со стороны казалось, что собственные слова причиняют ей невыносимую боль, а необходимость при этом еще и смотреть племяннику в лицо, будто бы и вовсе вызывала у нее ужас.       — Я не понимаю… — пробормотал Коннор, ощущая, как неумолимо подступают слезы и как тщетны все его попытки их остановить. Откуда такая ненависть, что же он сделал ей? Почему все так? Неужели отец будет смотреть на него также? Нет, лучше уж тогда и вовсе ничего не знать о нем, и пусть все закончится не начавшись. Он не выдержит этой ненависти от него!       — Конечно, не понимаешь, — согласилась мисс Скотт, продолжая упрямо сверлить взглядом собственные запястья. — Ты всего лишь дитя, тебе не знакомы желания сердца такого старого человека, как я! Но позволь я объясню… Уверена ты сможешь меня понять, ну или хотя бы попытаешься. На самом деле ответ на все твои вопросы кроется в одном единственном факте — я женщина. Да, и нечего смотреть на меня глазами новорожденного теленка, ты все прекрасно понял! Корень всех моих бед, всю мою сознательную жизнь состоял именно в том, что я имела несчастье родиться женщиной.       Я не стану пересказывать тебе историю своей жизни, она лишь косвенно связана с тем, что тебя интересует. Скажу лишь одно, в свое время я много страдала по вине мужчин, в том числе твоего деда, который видел во мне лишь красивую куклу, которую нужно поскорее пристроить замуж, но никак не свою наследницу…       Нет, наследником и отрадой отцовского сердца всегда был Хейтем, твой отец, родившийся почти на двенадцать лет позже меня и не в разрушенной семье, как я, а в настоящем, счастливом доме, где его ждали, любили, холили и лелеяли, как пуп земли. Да, Коннор, у твоего отца было счастливое, сытое детство, любящие родители и обеспеченное по праву рождения достойное положение в обществе! Все то, чего никогда не было у меня, да и у тебя тоже, ему досталось на блюдечке с голубой каемочкой. Вот такая была моя жизнь в юности, прелестна, как видишь.       Скажу честно, отца я до сих пор не простила. В молодости я его ненавидела: за то, что он бросил меня и маму, за то, что снова женился и даже умудрился зачать еще одного ребенка, за то, что этот ребенок родился мужчиной, и больше всего за то, что именно он был наследником… А кто была я для собственного отца? Хорошее капиталовложение, вот кто!       Но однажды все изменилось. Я предупреждала отца, что его заигрывания с тамплиерами не доведут до добра, предупреждала, что этот склизкий сукин сын, Реджинальд Берч, вовсе не в поисках моей руки и сердца околачивается возле нашего дома. Но разве меня кто-нибудь послушал?       «Мы усилили охрану, Дженнифер, чего еще ты хочешь от меня?» — вот что сказал мой отец, когда я вызвала его на откровенный разговор. Вот каким был твой дед, Коннор, ассассин и пират, чье имя не сходит с языка у половины жителей этого острова и ассоциируется лишь с величием и славой. Он был самодовольным, напыщенным, раздутым от собственной важности индюком, оттого и погиб. Вот какой он был! И если кто говорит иначе, я плюну ему в лицо, потому что никто, никто черт бы их побрал не знает его так, как знала я! Я его дочь!       — Я знаю, — прошептал Коннор, стараясь не сбить ее с мысли.       — Как ты уже наверное догадался, — продолжила Дженнифер, словно и не было никакой вспышки праведного гнева, — все закончилось трагически. Мой отец был убит, меня саму отправили в рабство, в гарем к турецкому султану, выбросив из собственной жизни на следующие двадцать лет. Когда твой отец, наш дорогой наследничек, наконец, соизволил явиться за мной, я была всего лишь жалкой тенью самой себя прежде. Хотя, по правде говоря, в гареме со мной обращались гораздо учтивее, чем в родном доме, а потому я не совсем растеряла свою красоту…       В тот момент я жаждала только одного — отомстить тем, кто сделал это со мной. И если для этого надо было объединиться с мужчиной, пусть даже мужчина этот мой младший брат, я была готова пойти и на это! Все что угодно лишь бы вонзить клинок в яйца этому уроду, Берчу, по самую рукоять! Тому самому Берчу, что организовал нападение на наш дом, вырвал меня из жизни и милостиво прикормил у своей груди моего внезапно осиротевшего братца.       Да, Коннор, твой дорогой отец и здесь не пропал! Для него быстро нашлись лучшие опекуны во всей Европе, которые медленно, но верно, выдавливали из него уроки нашего отца, твоего деда, и лепили из него тамплиера…       Полагаю, я ответила на твой первый вопрос?       — Да, — с трудом выдавил из себя Коннор. На самом деле у него была еще прорва самых разных вопросов, но он решил, что они могут подождать до лучших времен. Сейчас ни в коем случае нельзя сбивать Дженнифер с мысли, или она снова закроется в себе, и все ее тайны окажутся под замком. — И что было дальше?       — Дальше? Мы исполнили свою месть. Реджинальд Берч умер как собака, а вместе с ним и еще несколько достойных людей, в том числе близкий друг Хэйтема. Он очень горевал по нему… Но Орден всегда оставался для него на первом месте, а потому после моего спасения наши пути разошлись. Он вернулся в Америку, где принял пост Великого Магистра и начал зачищать земли Нового Света от вашей братии. Вполне успешно, как я теперь вижу. А я вернулась в наш старый дом в Лондоне, в надежде обрести там уединение и покой, которого была лишена всю сознательную жизнь. Вот и все.       — Что же заставило вас отправиться в Новый Свет? Старые воспоминания? — осторожно поинтересовался Коннор, опасаясь вызвать новую вспышку негодования. Но на этот раз Дженнифер ответила лишь легкой улыбкой, в которой как ни странно, не было ни капли презрения.       — Да, воспоминания, неутоленные желания, именно они заставили меня под конец жизни предпринять рискованное путешествие через океан, чтобы побродить по памятным местам моего отца. Удивительно, но это так. А еще я хотела повидать своего брата. У него поместье в Вирджинии, ты знал об этом?       — Нет, — ответил Коннор, упорно игнорируя удары разволновавшегося сердца.       — Ну конечно, откуда бастарду знать такие вещи, — согласилась мисс Скотт, иронично склонив голову набок. — Я вовсе не насмехаюсь, Коннор. Я была на твоем месте и уж поверь мне ненавижу твоего отца намного больше, чем ты, ибо он отравлял мою жизнь гораздо дольше, чем твою. Сейчас это покажется тебе невероятным, но я тебя понимаю. Твое любопытство, вперемешку с обидой, и отчаянное желание понравиться, чтобы тебя любили и принимали… Унизительное, но вполне естественное желание!       — У меня нет такого желания, — отрезал Коннор, игнорируя дрожащие руки и нервную барабанную дробь, которую вновь начали отбивать его разбушевавшиеся пальцы. Дженнифер жеманно прикусила губу и заломила руки.       — Кого ты пытаешься обмануть? Меня, себя или своих друзей? В конечном счете все это неважно, ведь твоя судьба предрешена также, как моя или как судьба твоего отца. Вы оба родились убийцами и вы убиваете, а вот я родилась с другим предназначением и не исполнила его. Очевидно, это и была моя судьба… Теперь понимаешь, почему мы здесь?       — Нет, — честно признался Коннор, абсолютно сбитый с толку разговорами о судьбе и ее предрешенности.       — Что ж, значит, придется как маленькому, — устало вздохнула Дженнифер и провела рукой по лбу. — Моему брату всю жизнь все давалось легко. Он шел по пути своего предназначения не колеблясь, уверенный в том, что счастливая звезда всегда вынесет его в правильном направлении. Со мной, как видишь, все было не так. Волны моей жизни мотали меня из стороны в сторону: я была и нелюбимой дочерью, и рабыней, и служанкой, и замкнутой английской леди, и даже атаманом шайки пиратов. Но я не исполнила свое предназначение. Я так и не сумела принести в этот мир новую жизнь.       — Понятно, — только и смог вымолвить Коннор, ошарашенный простотой этого внезапного откровения. — Вы хотели стать матерью, но уже не могли, когда…       — Когда Хэйтем вытащил меня из турецкого гарема я уже не могла иметь детей, да, — ответила женщина и ни один мускул не дрогнул на ее лице, но ее руки, аккуратно сложенные на коленях, были судорожно сжаты. — Даже эту, единственную данную мне от природы благодать он у меня отнял, потому что явился слишком поздно. Потому что все это время он был занят лишь несравненным самим собой и своим любимым папашей, вот почему я осталась одна. Вот почему я не смогла исполнить свое предназначение, вот почему ты сегодня здесь. Потому что даже это твой отец у меня отнял, Коннор, мое природное право быть матерью!       — Да, — выдохнул мальчик, не зная куда девать глаза от смущения. Оказывается все было так просто и так сложно одновременно.       — Представь себе мое удивление, когда спустя почти четверть века, смирившись и со своей жизнью и со своей судьбой, я снова вижу его мерзкую рожу здесь, в старом доме своего отца! — снова выпалила Дженнифер, но на этот раз ее распирал смех. — Мой братец опять меня обставил, Коннор, и опять, я в этом уверена, нисколько не напрягаясь. Сколько он пробыл с твоей матерью? Пару месяцев, пару недель? Или пару дней? Не думаю, что у них ушло много времени на твое зачатие. Зная своего брата, думаю, он и не заметил, что под ним кто-то есть…       — Хватит! — воскликнул Коннор, рывком поднимаясь с места.       — Ты прав, я немного перегнула, — Дженнифер подняла руки, словно сдаваясь. — Но и ты пойми меня, мальчик, я просто не могу относиться к тебе непредвзято. Так уж вышло, что одним своим видом ты олицетворяешь все то, чего я лишилась в этой жизни. Во многом благодаря моему брату.       — Но ведь я в этом не виноват! — выкрикнул Коннор, давая, наконец, волю своему гневу. — Думаете, я не выбрал бы другую жизнь, если бы мог?       — Я знаю, мальчик, знаю, что ты не виноват, — сказала мисс Скотт, тоже поднимаясь с места и медленно подходя к окну. Ее взгляд был устремлен к звездам. — Но для меня это ничего не меняет…       — Я не виноват, — шепотом повторил Коннор и с удивлением понял, что по его лицу градом текут слезы. Осознание того, что эта странная женщина ненавидит его просто за то, что он есть на свете, причиняло ему почти физическую боль. Он сам не знал, почему так хочет ей понравиться, но был абсолютно уверен в том, что она может его понять и принять. Может, просто не хочет. И от этого ему было по-настоящему плохо.       — Он такой же, как вы, верно? — зло пробормотал Коннор, прилагая титанические усилия к тому, чтобы не всхлипывать. Их переговоры и так уже слишком далеко зашли, нечего превращать их в мыльную оперу. — Он отнесется ко мне также, если не хуже, не правда ли?       — Ты имеешь в виду Хэйтема, да? — спросила Дженнифер, и в ее голосе он услышал едва сдерживаемый смех. — Мы с ним похожи, конечно, хотя я по-прежнему считаю, что с ним жизнь обошлась необоснованно мягко. Впрочем, для тебя это, наверное, хорошая новость. Нет, Хэйтем не будет мстить ребенку за свои ошибки, или уж тем более за ошибки других людей. На такую низость способна только женщина.       Дженнифер наконец повернулась к нему лицом. В ее глазах стояли слезы.       — Прости меня, если сможешь, — попросила мисс Скотт, тяжело вздохнула и покинула стол переговоров.       Коннор, не отрываясь, следил за ее движениями, каждую секунду ожидал от нее последнего колкого слова или презрительной ухмылки, но ничего так и не произошло. Она просто ушла, и ее силуэт быстро растворялся в ночи. Когда ее шаги уже затихали вдалеке, Коннор решился спросить.       — Какой он? — выкрикнул мальчик в темноту, почти не надеясь на ответ. Тем не менее, он последовал сразу, и удивил его до глубины души.       — Он очень счастливый человек, Коннор. Потому что у него есть ты… — донеслось до него из темноты, под аккомпанемент крохотных зеленых жаб в мелком пруду.