Часть 1
5 октября 2013 г. в 18:21
Питер Паркер, мало кому известный студент-ботаник, никогда не любил ночь. А вот Человек-Паук, сделавшийся то ли благословением, то ли проклятием для Нью-Йорка (в это вопросе “Дэйли-Бьюгл” еще не пришла к единому мнению) - так вот, Человеку-Пауку ночь нравилась. Ночь надежно прятала все, что следовало бы спрятать этому проклятому городу; ночь прятала и его самого, и он мчался в вышине, бесконечно одинокий и бесконечно превосходящий людей, оставшихся внизу.
Он скакал сквозь тьму и смог, под ногами у него разверзались провалы улиц с цепочками фонарей на дне, здания восставали из мрака, подобно мрачным утесам, и тут же растворялись в ночи, в ушах вой ветра сплетался с воем полицейских сирен, и Питер был свободен и счастлив - насколько можно быть свободным и счастливым, если на плечах у тебя лежит бремя великой силы и великой ответственности.
Переводя дыхание, он оседлал уродливую гаргулью на карнизе ратуши и с ее спины обозрел величественную панораму, раскинувшуюся впереди. Море огней волновалось внизу, расплескиваясь в разные стороны бурными потоками и тонкими ручейками, а впереди поднималась из темноты, тускло сияя отраженным светом, величественная скала “Фиск Индастриз”.
Взгляд Питера скользнул по стеклянному фасаду и готов был устремиться дальше, но вдруг какое-то движение привлекло внимание юноши: некий предмет - нет, некий летательный аппарат плавно скользил вдоль зеркальной стены.
Это со всей определенностью был глайдер.
Питер задумчиво пожевал изнутри свою маску. С одной стороны, если это был Гоблин (а это явно был он), то он очевидно замышлял недоброе и Человеку-Пауку следовало вмешаться и пресечь эти замыслы. С другой стороны, если Гоблин замышлял что-то недоброе против Амбала, то Питеру больше всего хотелось бы встать в сторонке и рукоплескать этому начинанию.
В этот миг луна, утонувшая в тучах, выплыла наконец на поверхность, под ее светом зеркальные панели “Фиск Индастриз” засияли, как серебряный щит, и на этом ярком фоне Питер разглядел не только фигуру человека на глайдере, но и большие, каждая метра два в вышину, буквы.
“АМБАЛ КОЗЛ” - прочел он.
Остаться в стороне было выше его сил. Покинув своего каменного скакуна, он рухнул в пропасть, выбросил паутину, цепляясь за карниз здания, качнулся несколько раз, наращивая амплитуду, после чего разжал руки, совершил головокружительный прыжок над площадью и прилип к стене небоскреба как раз над буквой “Л”.
- Привет, - сказал он, несколько разочарованный тем, что его внезапное появление не произвело на Гоблина явного впечатления. - Что делаешь?
Гоблин отлетел подальше, разглядывая плоды своих трудов. В одной руке он держал ведро, а в другой - малярную кисть.
- А на что похоже? - спросил он, возобновляя покрасочные работы.
- На вандализм, - сказал Питер. - Я, кстати, полностью одобряю. Но для тебя как-то мелковато.
Краска ложилась на стекло широкими мазками. Еще прежде, чем очертания буквы оформились, Питер интуитивно понял, что это будет “И”.
- Это, - объяснил Гоблин, продолжая красить, - мой прощальный подарок Амбалу.
- В смысле, прощальный? - спросил Питер.
- В смысле, я устал. Я ухожу.
- О, - сказал Питер. - А что так?
Ему следовало бы обрадоваться, потому что Гоблин был опасным и злобным психом, рядом с которым что-то постоянно взрывалось, горело и обращалось в руины - но он, напротив, расстроился. Псих или не псих, Гоблин был нормальнее большинства персонажей, с которыми сталкивала Питера судьба. Он не стремился к мировому господству, не строил научных приборов для уничтожения вселенной и не порывался превратить все население города в мутантов. Гоблина интересовали только деньги, и страдали от него в основном те люди, из которых он эти деньги пытался вытрясти. Ну и еще немножко Гарри Озборн.
Пока Питер предавался этим печальным мыслям, Гоблин наметил контур “И” и принялся промазывать середину.
- Тому, - ответил он обстоятельно, - есть две причины. Во-первых, я женюсь.
- О, - повторил Питер, опешив. - Мои соболезнования… В смысле, мои поздравления бедной девушке! А что во-вторых?
- Во-вторых, я долго тешил себя надеждой, будто смогу что-то изменить, но сегодня понял, что этого не будет. Нет, все бесполезно.
Питер помолчал.
- Я вот что-то ничего не понял, - признался он наконец. - Что бесполезно-то?
- Все бесполезно, - ответил Гоблин и швырнул кисть в ведро. - Или ты думаешь, я щеголяю тут в трусах поверх колгот и кидаюсь в людей тыквами, потому что мне так нравится?
- А разве нет? - изумился Питер.
Гоблин сардонически усмехнулся.
- Иногда зарядить тыквой кому-нибудь в рожу, конечно, приятно, - сказал он, - но вообще, Паучок, я занимаюсь совсем другими делами. Похищения малолетнего Озборна, промышленный шпионаж и тому подобная ерунда - это не мой профиль. Я серьезный парень.
Питер внимал.
- И мне осточертело слышать, как очередной клиент - тоже, казалось бы, парень серьезный - говорит: “Знаете, мы решили передать это дело другому специалисту. У него, правда, нет никакого опыта, он ничего не знает и не умеет, но зато, вы не поверите, у него есть третья нога!”
Питера охватило недоброе предчувствие.
- Все словно рехнулись, - говорил Гоблин с жаром. Чувствовалось, что эта тема задевает его за живое. - Это теперь стало модно - нанимать на работу мутанта в кретинском обтягивающем костюме. Если на тебя не пашет мутант, то ты вроде как не в тренде…Проклятые уродцы отбивают хлеб у профессионалов! Кабинетные ученые со жвалами, безработные неудачники, плюющиеся кислотой, студенты-ботаники, прилипающие к стенам…
- Кхм-кхм, - ответил Питер, не утративший бдительности. - Не понимаю, о чем это ты.
Но Гоблин его даже не услышал.
- И я подумал, - продолжал он; в голосе его проскальзывали фанатические нотки. - Может быть, подумал я, эту систему можно сломать? Может быть, если я придумаю самый дебильный, самый идиотский костюм, если я стану самым нелепым суперзлодеем из всех, если высмею саму идею суперспособностей - может быть, хоть до кого-то тогда допрет, насколько это бессмысленно и глупо - полагаться в чем-то на человека, который носит нейлоновые трусы?
Питер был потрясен до глубины души.
- Ты, - прошептал он потрясенно. - Ты что же, относишься к своему костюму _несерьезно_?
- С костюмом, - поведал Гоблин доверительно; реплику собеседника он явно не воспринял, - меня постиг некоторый фейл. Изначально я хотел назваться Тыквоголовым Джеком. У меня должны были быть шлем в виде горящей тыквы и еще такая круглая фигня, которая прыгала бы, отталкиваясь от стен и пола. Выглядело это в высшей степени дебильно, но, увы, c шлемом ничего не получилось: из-за проклятого огня видимость получалась никакая - и от этой идеи пришлось отказаться. Но так, - добавил он, широким жестом охватывая маску, плащ, канареечно-желтые трусы и глайдер, - вроде тоже вышло неплохо.
Питер молчал. Он не мог отвечать. Этого, впрочем, от него и не требовалось.
- И, - продолжал Гоблин горько, - мне даже казалось поначалу, что мой план работает, я был так наивен, что верил в победу - до сегодняшнего дня. Но сегодня я встретил Человека-Далматинца…
Голос его истерически сорвался.
- Ты, должно быть, имеешь в виду Человека-Пятно, - вяло поправил Питер.
- Неважно, как он себя называет, - отрезал Гоблин. - Важно, на что он похож. И я сказал ему: чувак! Чувак, сказал я ему, ты ведь ученый с мировым именем! Ты придумал эту хреновину для проникновения в иные измерения. Ты, небось, закончил МТИ с красным дипломом. У тебя, должно быть, куча статей в приличных журналах и корреспонденты по всему миру. И после всего этого ты одеваешься, как племянник Стервеллы де Виль, и в таком виде обносишь ювелирные лавки?!
- А он? - спросил Питер.
- А он, - ответил Гоблин жестко, - сказал, что не видит проблемы. Он не понимает, что мне не нравится. Его все устраивает. И когда он мне это сказал, я понял: все. Тут не исправишь уже ничего. Так что я ухожу.
Он замолчал. Молчал и Питер. Противоречивые чувства боролись в его душе.
Он чувствовал себя обманутым. Преданным. Как если бы товарищ, с которым он много лет состоял в одном театральном кружке, признался бы вдруг, что участвует в постановках, потому что ему нравится смотреть на кривляющихся идиотов.
Но еще одна, куда более страшная мысль терзала Питера. Что, если...
- Ладно, - сказал Гоблин, снова берясь за кисть. - Поболтали, и хватит. Мне еще две буквы рисовать. И восклицательный знак.
… Что, если он прав?!
Что, если все так и есть? - спросил он себя, холодея. Что, если я, и Стервятник, и доктор Осьминог, и Электро, что, если все мы, все супергерои и суперзлодеи - не более чем кучка жалких, нелепых фриков в латексе? Что, если трусы поверх колгот в самом деле смотрятся убого?..
Несколько секунд он пребывал в подлинном смятении, он балансировал на краю безумия, неимоверным усилием удерживаясь от того, чтобы рухнуть вниз - но затем паучье чутье пришло ему на помощь.
О нет, подсказало ему паучье чутье, разумеется, это не так. Может быть, чьи-то трусы поверх колгот действительно производят жалкое впечатление, но по крайней мере твой чудесный красно-синий костюм с такими классными принтами - это верх элегантности и стиля. Можно только посочувствовать узколобым критикам, не способным оценить подлинную красоту...
Мир и покой и снизошли на его душу. Питер потряс головой, избавляясь от остатков наваждения, и великодушно предложил:
- Давай ведро подержу.